1. Историографическая часть. Исследователи, уделявшие внимание шлему в отечественной историографии.
Одним из первых, среди советских ученых, попытался обобщить имеющие данные по виду боевых наголовий, употребляемых в русском войске Арциховский А.В., в 1946 году, в своем очерке «Русское оружие X-XIII веков». Используя археологический материал, автору удалось обратить внимание, на ряд характерных деталей. «Древнерусский шлем уже в X веке был плавно изогнут, и вытянут кверху, заканчиваясь стержнем. Эта форма в Западной Европе отсутствует совершенно, а в Передней Азии неизменно господствует. Таковы еще ассирийские шлемы; в средние века этот облик сохранили шлемы арабские, персидские и турецкие…». «На Руси такой шлем господствовал с X до XVII века и в московское время назывался шишаком»[1]. Прочие виды шлемов не рассматриваются.
М.Г. Рабинович в очерке «Из истории русского оружия XI-XV вв.», посвященному вооружению новгородского войска, вышедшему в 1947 году, как основные средства защиты новгородского воина выделяет «щит, броню и шелом». Пути появления оружия у новгородцев этот автор интерпретирует так: «оружие новгородских воинов либо производилось в самой Новгородской земле, на что, мы имеем ряд прямых указаний, либо привозилось с Востока, связи с которым прослеживаются с глубокой древности»[2]. Подтверждение этого тезиса можно найти в работах А.Н.Рыбакова, находящего связи ремесла уже ранней эпохи русской государственности (VIII в.) с «сильнейшей средневековой культурой арабо-иранского Востока»[3]. Касаясь такого вида защитного вооружения, как шлем, Рабинович отмечает, что «наиболее распространенной формой шлема был собственно шелом или шишак - высокий, плавно вытянутый кверху шлем, с высоким навершием…». Ему же принадлежит справедливое замечание о том, что «шишак был господствующей, но вряд ли единственной формой шлема, употребительной в Новгородской земле».
М.М.Денисова В 1953 в с вступительной статье «Состояние производства оружия в XI-XIX вв.» на основании письменных свидетельств о наступательном и защитном вооружении, автор приходит к выводу о процветании оружейного производства, которое «…давало возможность вооружить полностью не только княжеские дружины, но и все городское и крестьянское население». Сделаны выводы о самостоятельном развитии русского оружия, находящегося в неразрывной связи с потребностями войска, на базе экономического развития страны. Боевые наголовья в связи с традицией, существующей еще в дореволюционном оружиеведении разделяются на шлемы, шишаки, мисюрки, шапки ерихонские, шапки бумажные и железные шишаки. Совершенно очевидно, что назрела очевидная необходимость в создании внятной и полной классификации русского защитного вооружения. Обозначенный тезис, такой как «процветание оружейного производства» является прямым следствием взглядов, принятых в советское время, едва ли можно соотнести с XIV в. К безусловным достоинствам статьи относиться краткое освещение конструктивные особенности русского шлема раннего периода и более позднего времени.
Классификация А.Н.Кирпичникова.
В 1971 г. некую точку, на фоне общих рассуждений, поставил А.Н.Кирпичников, в своем известном фундаментальном труде «Древнерусское оружие IX-XIII вв.». В третьем издании «Доспех, комплекс боевых средств IX-XIII в.в.» были рассмотрены 37 археологических находок шлемов и их частей, найденных на древнерусской территории, выделенных в пять основных типов боевых наголовий. Основой классификации является введение геометрических определений для некоторых типов шлема. Таким образом боевые наголовья были разделены на конические, сферо-конические, куполовидные и прочие типы без геометрических определений.
В «Военном деле на Руси в XIII-XV вв.», рассматривалось защитное вооружению позднего средневековья, но находки, относящиеся к XIV -XV вв. практически не не рассматривались. Основное внимание было уделено образцам позднесредневекового шлема XVI века. Поэтому, совершенно очевидно, в современной науке, обогатившейся новейшим материалом различных категорий, существует необходимость в рассмотрении типов боевых наголовий, существующих в «переходное время» (XIVв. и не далее середины XVв.), систематизации накопленного материала и создании позднесредневековой классификации боевых наголовий Древней Руси, причем основанной, не только на внешних морфологических признаках. На мой взгляд, особенностями построения такой классификационной схемы помимо внешних признаков должны стать боевые качества наголовий и способы их изготовления.
Эти аспекты, уже затрагивались в работах посвященных позднему русскому защитному вооружению. Наиболее полно проблематикой вопросов, связанных с позднесредневековым вооружением Древней Руси занимался в прошлом десятилетии К.А. Жуков. В 2006 году должна была выйти в свет его диссертационная работа (научный руководитель д.и.н., проф. А.Н. Кирпичников) посвященная защитному вооружению Руси. Работа предварялась докладами в секторе «Проблемы военной археологии», при отделе славяно-финской археологии РАН и рядом статей, посвященных шлему указанного периода. Некоторые публикации, предваряющие ее появление напрямую относились к проблематике вопроса боевых наголовий, Так, статья К.А. Жукова, «К истории шатровидных шлемов на Руси», вводит в научный оборот ряд неизвестных до этого боевых наголовий, имеющих специфическую конструкцию, найденных в ходе грабительских разрытий. Статья того же автора «Русские сфероконические шлемы развитого средневековья» посвящена обзору практически всех известных на то время наголовий, соотносимых, по мнению автора, со сфероконической формой.
Мнения исследователей, рассматривающих военное дело Руси как составную часть военного дела кочевников: взгляды на боевые наголовья Руси.
М.В.Горелик.
В 1990 г. - небольшая статья М.В. Горелика и В.В. Дорофеева «Погребение золотоордынского воина из Таборовки»[4]. Основание причислить боевое наголовье - миниатюры рукописи «Шах-наме» Фирдоуси из собрания Деммота, датируемого 30-ми годами XIV века, говорящие в пользу «монгольской» теории происхождения золоченых шлемов с характерными клювовидными наносниками и полумасками. Высказана версия о «русско-монгольском гибриде». Обращение к ним, не раз подвергалось критике[5]. Таким образом, в статье Горелика М.В и Дорофеева В.В. было положено начало спорному предположению о монгольском влиянии на подобные типы защитного вооружения. Полезным будет сделать маленькое отступление и рассмотреть набор признаков, предложенных авторами, характерных для якобы исключительно монгольских шлемов XIII-XIVв.в. Основополагающим признаком авторы полагают отогнутый назад стержень навершия и крепление для якобы исключительно монгольского украшения – двойного свободно свисающего флажка-вымпела[6]. Это широко известные «яловцы» или «яловчики» древнерусских изобразительных и письменных источников. Двойной, свисающий сзади флажок на шлеме в восточной военной традиции употреблялся уже в II в.н.э., [7] явно до появления монголов на исторической арене. Золоченые шлемы известны по упоминаниям в древнерусской литературе, и летописным источникам домонгольского нашествия. «Слово о полку Игореве» содержат очень показательное упоминание о золоченых шеломах.
Таким образом, в статье М.В Горелика и В.В. Дорофеева было положено начало спорному предположению о монгольском влиянии на подобные типы защитного вооружения. Набор признаков, предложенных авторами, характерных для монгольских шлемов XIII-XIVв.в. В продолжение открытой темы «монгольского» оружия, среди древнерусских археологических памятников в 2002 году выходит научно-популярное издание М.В. Горелика «Армии монголо-татар». В рамках этого издания выдвигается гипотеза о восточном происхождении боевых наголовий, в концепции А.Н.Кирпичникова считавшихся русскими. Автор высказывается о принадлежности монголам практически «ВСЕХ(!)» боевых наголовий, относящиеся к виду куполовидных, с клювовидными полумасками и наносниками, а так же наголовий с личинами найденных на территории Древней Руси или в околорусских кочевнических захоронениях. Очевидно, в данном случае, можно наблюдать возвращение к взглядам, приверженцем которых были, еще упомянутые, Н.Е. Брандербург, Э. Ленц и П. фон-Винклер.
В одной из последних работ М.В. Горелика «Шлемы золотоордынских воинов из частных собраний»[8] можно уже видеть опубликованные ранее К.А. Жуковым восточноевропейские наголовья из под г. Торжка, Городца и Преголы в составе золотоордынского вооружения. Наголовья, имеющие многочисленные подтверждения в виде изобразительных источников о бытовании в Польше, Германии и Чехии[9] срочно были приписаны золотоордынской паноплии.
Концепция бытования боевых наголовий на Руси в изданиях современных «ориенталистов».
А.Е.Негин.
Cледует за взглядами М.В.Горелика А.Е.Негин.
В Сарове, в 2001году, выходит статья посвященная находке куполовидного шлема из Городца на Волге. По ряду признаков: навершию для прикрепления кожаных ленточек, «восточному» орнаменту на тулье шлема исследователь, находит возможным, объявить наголовье представителем монгольского вооружения, сделанного на заказ в Хулагидском Иране. Эти построения вскоре были подвергнуты критике в статье К.А.Жукова, который доказывал древнерусское происхождение шлема. Сам комплекс предметов, включая шлем ссылаясь на мнение М.В.Горелика объявлен кенотафом монгольского воина.
А.Е. Негин в статье «Об одном типе шлемов из кочевнических погребений с территории Западного Дешт-и-Кыпчака » в 2012 году, обращается к вопросу, существующему в изучении защитного снаряжения Руси. По мнению автора, подавляющее большинство сфероконических шлемов, найденных в кочевнических захоронениях, применяемых для освещения типов древнерусских шлемов, относятся к золотоордынскому периоду и принадлежат золотоордынскому вооружению. Не отрицая возможности использования сфероконического шлема в русском войске, автор продолжает линию М.В. Горелика, состоящую в конструировании паноплии монгольского защитного вооружения при помощи пересмотра происхождения памятников, до этого считавшихся древнерусскими в концепции А.Н.Кирпичникова. В таком же ключе издается и монография А.Е. Негина «Шлем из Городца», вышедшая в 2013 году. Являясь значительно расширенным исследованием предыдущего издания о городецком шлеме, автором широко освещены наголовья с «клювовидными» полумасками и наносниками. Основная тенденция работы – дальнейшее подтверждение идей о заимствовании древнерусскими княжествами оружейной паноплии, привнесенной монголо-татарам. В частности, в работе поднят немаловажный вопрос о конструктивных «предшественниках» куполовидных наголовий, получивших наименование в работах А.Н.Кирпичникова шлема IV типа. Следуя взглядам А.Е Негина., неизвестна «отправная точка» генезиса куполовидного наголовья, и по его предположению привнесенная на Русь монголами из Хулагидского Ирана.
C представителями современного “неориентализма» в целом не согласен Ю.А.Кулешов. Крупные очерки, посвященные исследованию процессов, стоящих в основе формирования комплекса вооружения Золотой Орды, напрямую пересекаются с тематикой защитного вооружения Руси XIV, XV вв. Автором, наглядно продемонстрированы, многообразные пути поступления наступательного и защитного вооружения в арсенал монголо-татарских воинов, собраны источники, качественно освещающие сырьевую базу золотоордынского производства оружия. Выдвинута коцепция непостоянного снабжения оружием золотоордынского государства, и некий периодический «оружейный голод», прекрасно продемонстрированный Ю.А.Кулешовым с помощью нарративных источников. Автором впервые cобран ряд производственных комплексов, считающихся древнерусских оружейных мастерских, выдвинуты критерии для оценки, характера и качества древнерусского производства оружия. В концепции автора древнерусское производство представляло собой слесаро-сборочные мастерские, схоже с булгарским производством, и работало, по его мнению, в основном на привозных полуфабрикатах.
Ю.А.Кулешов отвергает тезис о древнеруском происхождении боевых наголовий из кочевнических погребений. В совместной статье, с Т.М.Потемкиной «Погребения восточноевропейских средневековых номадов с защитным вооружением: этнокультурный и социальный аспекты»[10] вышедшей в 2010 году, был высказаны ряд положений. К примеру, одно из них, имеющее вид пространного заявления, по поводу происхождения некоторых видов боевых наголовий, относительно которых, авторы «не совсем согласны», что они являются изделиями древнерусских мастеров. Правда, помимо прочего, авторы уточняют, что «… как бы то ни было, это не степное производство»[11]. Так же «благосклонными», для производства Древней Руси является, все-таки, рассматриваемые мнения А.Н. Кирпичникова[12] и С.А.Плетневой[13], относительно древнерусского происхождения защитного вооружения у кочевников в Поросье. «В Поросье, погребения с доспехами домонгольского времени могут быть следствием постоянного притока высококачественного оружия из древнерусских мастерских». Действительно, авторы напоминают, что «…С.А.Плетнева не исключала, что какие-то оружейники постоянно проживали на территории Поросья и изготавливали доспехи (и другие виды оружия) на заказ для кочевников». Группу известных наголовий: Таганча, Бурты, Ботиево, авторы, как и А.Е.Негин, считают известной «пока исключительно в золотоордынских погребениях».
Можно констатировать, что в современном оружиеведении наметился качественный сдвиг, связанный с новым этапом изучения отечественного вооружения. В настоящее время более неудволетворительным является просто морфологическое изучение групп предметов, относящихся к вооружению. Определенное значение приобретает изучение возможностей производства той или иного вида оружия или доспеха на древнерусской территории в применении к производственным возможностям – археологически открытым наборам инструментов и возможностям мастерских, способных производить «орудия войны».
Инструменты, соотносимые с процессом производства боевых наголовий.
Еще Б.А.Рыбаковым был предоставлен археологический материал, среди которого находки доменных печей, железные полуфабрикаты местного производства, многочисленный кузнечный инвентарь. Автор демонстрирует наличие сырьевой базы в XIII- XV вв., абсолютно пригодной, для производства вооружения. По мнению автора, мастера Древней Руси изготавливали следующие предметы воинского обихода: мечи, щиты, стрелы, сабли, копья, боевые топоры, сулицы, шлемы, кольчуги, удила, шпоры, стремена, плети, подковы, арбалеты. В разделе посвященному вооружению, были сделаны попытки раскрыть технологии изготовления кольчуг и боевых наголовий, в контексте именно местной продукции. Б.А. Рыбаков cчитает, что у древнерусских мастеров операции склепки при изготовлении боевых наголовий не должны были вызывать затруднений, т.к. «..умение склепывать пластины они обнаружили хотя бы на очажных котлах».
Б.А.Колчин развил взгляды Б.А. Рыбакова, дополнив доказательную базу древнерусского ремесла, в частности металлообработки, при помощи технологических методов, появившихся в науке того времени. Прогрессивным методом работы Б.А. Колчина было применение металлографического анализа. Исследуемые предметы были подвергнуты микроструктурному, макроструктурному, рентгеноструктурному и спектральному анализу, так же и была измерена твердость и микро-твердость металла изделий для выявления состава материала»При обзоре кузнечной продукции, автор приводит свою, расширенную номенклатуру, для древнерусских военных изделий: мечи, сабли, копья, шлемы с принадлежностями – личина, нос и т.п.; кольчуга, бармица, наконечники боевых стрел, умбоны, скобы для крепления щита, оковка щита, боевые топорики, булавы, сулицы, большие боевые ножи, детали арбалета (шестерни, болт), детали колчанов. Из вооружения, выделываемого из железного листа, наибольшее внимание было уделено изготовлению центральной части древнего щита – умбона. По версии автора умбон изготавливался «из целого листа металла путем штамповки с последующей выколоткой». Железная часть шлема, по мнению Колчина на Руси изготавливался так же при помощи специального пуансона, с последующей выколоткой. Что же касается производства пластин для брони Борис Александрович не оставил своего твердого мнения, относительно того, могли ли подобные пластины изготавливаться широко на Руси, или по большей части являются импортной продукцией. Так, например он замечал «В технике панцирного производства наиболее важной и сложной была изготовление пластины. Нужно учесть, что толщина пластины не превышала 1мм и делалась из мало- или среднеуглеродистой стали». При этом он не пояснил, насколько он соотносит данные сложности с возможностями древнерусских кузнецов, или данное замечание касается производства пластин для доспехов в целом для мастеров всех стран в средневековье.
Удивительно, но более близок к аутентичной версии технологии изготовления шлема был П.фон Винклер. Так он представлял изготовление шлема, правда в Западной Европе: “ Чтобы выковать шлем из одного куска железа, брали последний достаточной толщины круглой формы, накаливали его докрасна, ударами тяжелых молотов предавали ему чашеобразную форму и только потом уже отделывали все тонкости посредством резца и молотка. В XVI веке выделка шлемов была доведена до такого искусства, что вместе с тульей из одного куска часто выдвигали (в 1580 году), гребень в 12 см высоты; как ручная работа, это невероятное производство». К сожалению, опираясь на предложенную схему, автор не уточнил, каким именно способом производились работы, аналогичные «выдвижению гребня».(П.фон Винклер. Оружие. Руководство к истории, описанию и изображению ручного оружия с древнейших времен и до начала XIX века. С.-Петербург. Типография И.А.Ефрона, 1894, переиздание –М.1992). На сегодняшний день подобных выводов и технологических ремарок в отношении приемов изготовления защитного вооружения для научного сообщества явно недостаточно, не говоря о том, что некоторые из них являются ошибочными.
Только практические эксперименты прошлого века доказали заблуждения, существовавшие в взглядах на способы изготовления боевого наголовья. Следуя изображениям на западноевропейских гравюрах и сохранившимся достоверным артефактам, был воссоздан парк инструментов, позволяющий воспроизвести боевые наголовья трудоемким методом ручной ковки. В 1985 г. отмечено, что в Западной Европе и Америке трудиться до двух десятков групп производящих боевые наголовья аутентичными методами. В настоящее время количество мастеров работающих аутентичными методами чеканки по всему миру исчисляется тысячами.
Оказалось что, предпочтительной и более доступной в отсутствие железного пуансона является версия использования молотка-ручника со сглаженными краями для выколотки. Необходимое условие-совсем небольшой размер молотка, для нанесения частых ударов.
Для средневекового кузнеца в первую очередь был необходим материал в виде листов железа и матрица, которая по большей части, могла быть деревянной, если речь идет о выработке отдельных частей шлема, соединяемых затем в одно целое при помощи пайки или клепки.
Способ работы с металлом для изготовления деталей соединяемых в шлеме вышеуказанным способом в зарубежной историографии называется doming[14]. В отечественных работах к такому способу применяют термин чеканка металла или «выколотка». Молоток для подобных операций должен иметь желательно вытянутый боек слегка закругленной формы. В 1514 году в Англии упомянуты специальные наковальни для шлемов и для кирас[15]. В более ранние времена такую специализацию у инструмента мы не наблюдаем и в Западной Европе. В 1344 году в правление Эдуарда III в описях присутствуют просто наковальни[16].
При необходимости получить цельнокованую конструкцию используется или изготовить пластину без потери толщины является способ обратной выколотки или rasing[17]. В данном случае, значительное скругление на бойке молотка не обязательно, но обязательно наличие шперака-«кулака», или рога наковальни вокруг которого металлическая заготовка выдвигается. Для такого вида работ характерна удлиненная конфигурация ударной части молотка. При этом необходимо отметить, что не тяжелые универсальные молотки - ручники составляют самую многочисленную категорию древнерусских находок. Сохранились европейские молотки для подобных работ в мастерских Гринвича[18], которые вполне соотносимы с древнерусскими находками.
Древнерусские мастера располагали всеми необходимыми инструментами и навыками для производства оружия и в том числе защитного снаряжения. Найдены железопроизводящие мастерские с полным циклом, открыт способ производства стали («оцела», «харалуга», «уклада») на территориях древнерусских княжеств. В научный оборот введено огромное количество разнообразного кузнечного инструмента. Среди находок инструментов присутствуют наковальни, как простые, так и сложные, в том числе снабженные отверстиями для прикрепления малых фигурных наковален или шпераков для тонких операций, различные категории молотков-ручников, напильники (в древнерусской терминологии т.н. «пилы» по железу), при этом весьма развитые, клещи, «бородки» для формирования отверстий, предложены версии работы клиновых деревянных или металлических зажимы для удержания заготовок. Не потеряла актуальности версия о наличии деревянных тисков с деревянным винтовым механизмом. В последнее время опознаны среди археологических находок специфические клещи для удержания листа, круглая головка шперака, удобная для работы при «обратной» выколотке, найдены ножницы по металлу.
Не такой невозможной операцией для древнерусского производства являлась механическая ковка листов железа. Вполне вероятно, подобно своим европейским соседям русские мастера использовали силу падающей воды. Во всяком случае, в древнерусских письменных источниках XIII в. можно встретить множественные упоминания о мельницах[19]. Памятники XVI в. говорят уже об их широком распространении[20]. Широкое использование материала, в первую очередь необходимого для изготовления доспехов – листового железа, отмечено для XV в. в бытовом обиходе. В 1465 году Псковская летопись сообщает: «Покрыша церковь святые Софии железом».
В 1269 г. в Новгородской первой летописи упомянут населенный пункт, предположительно являющийся мастерскими по изготовлению доспехов, очевидно населенный мастерами-бронниками «..Бронницы на Мсте…»[21], хотя данное сообщение представленное Б.А.Рыбаковым в своей монографии в настоящее время подверглось критике. В частности данные «бронницы» связаны с т.н. «бронками»- сараями для овса.
XIV в. частично освещен сведениями из новгородских берестяных грамот. В них часто упомянуто защитное вооружение – брони и боевые наголовья в двух терминах: шишаки и прилбицы.
Бронники упомянуты в древнерусских письменных источниках неоднократно. К сожалению, упоминания «бронников» относятся лишь к XV веку.
Иван Юрьевич Патрикеев, двоюродный брат Ивана III наместник московский с 1437г., по сообщению Писцовой книги конца XV в., жене Евдокии, сыну Ивану и сыну Василию передает 126 человек челяди, среди которых упомянуты «бронники». Весьма знаменательно, что данное довольно известное в отечественной историографии сообщение подтвердилось недавно археологическими раскопками на Подоле Московского Кремля в 2007 г. Обширный комплекс предметов вооружения (более 170 находок) характеризует вооруженность обитателей кремлевских усадеб. В комплексе преобладают редкие образцы вооружения, датирующиеся XV в., включая многочисленные фрагменты пластинчатых доспехов.
Духовная князя Юрия Васильевича под 1472 г. содержит упоминание Сеньки-бронника, которому князь задолжал 51 рубль.(ПО: Рыбаков, С. 590 – СГГ и Д. ч.1 №130, стр.337).
Князь Иван Васильевич Волоцкий оставил долгов на 500 р. Пятая часть его займов сделана у различных мастеров: «Дати ми Семену броннику сорокъ рублевъ да четыре рубли» (ПО: Рыбаков, С.591 - СГГ и Д. ч.1 №132, стр.341).
В эпоху Ивана IV производство защитного вооружения в Москве находилось уже на высочайшем уровне, соответствующем общеевропейским и восточным стандартам, что неоднократно отмечено специалистами. Это подтверждается, созданием в середине XVI в. отдельного, крупного ведомства, контролирующего производство исключительно защитного снаряжения - Бронного приказа. C 1508 г. упомянут чин «оружничего» при дворе Московского князя.
С.П.Орленко представляет себе, что в 1537 г. «оружничий» ведал не только царский арсенал, но и мастеров-оружейников. По его мнению, в ведении «оружничего» находилась Оружейная Плата – хранилище оружия и производственная мастерская.
В 1547 г. «…Оружничья Полата погоре с воинским оружием…», но инструменты не упомянуты.
Оставленные нам свидетельства говорят о том, что первыми в росписи Бронного приказа написаны высококвалифицированные мастера-шеломники и юмшанники (юшманники) (С.П.Орленко. К вопросу о деятельности придворных оружейных мастерских до и после Смутного времени. Война и оружие. Часть II. Новые исследования и материалы.С.439-456), но эти сведения относятся к первой половине XVII столетия.
В 1570 г.список начинается с мастеров, делавших доспех и сабли, а панцирники среди всех составляли наиболее многочисленную группу.
Для XIV-XV вв. таких свидетельств нет. Возможно бронная специализация для этого периода не совсем характерна, что подтверждаеться комплексом вещей из Гомельской мастерской и производственного помещения Драгобужа.
Что же касается отсутствия наименования «русский» шлем, то данному названию не суждено было появиться в эпоху феодальной раздробленности как и в поздний период. Его вероятно полностью покрывали названия типа «шеломы черкасские» и «шеломы хиновскыя». В более позднее время появляються «обышаки московские». Но необходимо принимать во внимание, что обилие называемых боевых наголовий благодаря исследованиям различных документов вроде смотренных списков и погодных книг Московской оружейной палаты – «шеломов турских и т.д…», может вполне скрывать за собою наголовья местного изготовления. Так в качестве сходных аналогий можно привлечь известия от 1668 г., когда в Ствольном приказе к Пасхе были изготовлены для царя Алексея Михайловича «2 копья железные кумыцкие…». Таким образом «шапки греческие»,по видимому в некоторых случаях производиться в московских мастерских, так же как и «шеломы немецкие…», т.е. сделанные на немецкий лад, по немецкому образцу и скорее всего немецкими мастерами.
Таким образом, можно быть уверенными в том, что древнерусские мастера, обладали всеми возможностями для самостоятельного производства боевых наголовий. Однако были ли широко задействованы данные возможности для производства доспеха, защищающего голову в настоящее время остается неизвестным. Находки пластин доспеха известны тысячи, среди них и заготовки.Заготовок шлема в мастерских не найдено ни одной.
Наголовья периода XIV- XV вв.
Тип I. «Конические» боевые наголовья в арсенале русского воина.
Единственной находкой шлема, в виде двух фрагментов, предположительно размонтированных и приготовленных к сборке, или хранящихся как ценный предмет являются две уже выкованные пластины из склада оружия из под Гродно. Помимо этого, на венце шлема присутствуют следы полосы-обкладки, снабженной отверстиями, для присоединения подшлемника или бармицы. Данное боевое наголовье неоднократно публиковалось. Шлем из Гродно, занимает определенную позицию среди археологических источников в работе Н.А.Плавинского. Представлено данное наголовье в иллюстративном ряде, представляющим литовское вооружение в диссертационной работе П. Бугиса. Боевое наголовье происходит из оружейного склада, датируются данные находки от 20-х годов XIII в. Такая низкая датировка вызывает сомнения. Верхним пределом авторам публикации А.Крайцевич, предлагает конец XIII в., что является более достоверным. Вещевой комплекс, сопровождающий данный шлем однозначно тяготеет к периоду позднее чем 20-30 годы XIIIв. Cтремена по типологии А.Н.Кирпичникова относятся к типу VIII, т.е. представителями достаточно позднего типа, обеспечивающих устойчивое положение всадника при конной сшибке. Копье с граненой втулкой, судя по соотношению конфигурации пера и втулки является оружием скорее XIV в. Набор шпор не содержит ни одной шиповидной шпоры домонгольского времени – все шпоры являются колесцовыми, а их обнаружено три пары. Археологический материал групповых захоронений на месте битвы возле города Визбю демонстрирует схожую устойчивую тенденцию, но это 1361 г., а цветной манускрипт «Библия Мациевского» (Франция, около 1250 г.) не содержит ни одного изображения колесцовой шпоры. Не представлен подобный материал на Золоторевском городище разрушенном монголами в 1238 г.—там обнаружена всего одна шиповидная шпора с ограничителем. Что же касается меча типа II по А.Н.Кирпичникову – его более позднее бытование (на протяжении всего XIVв.) подтверждено недавними археологическими находками и изобразительными источниками. Конструктивные особенности данного образца не представляют возможность сделать вывод, что шлем дошел до нас просто развалившись на две части. Ему явно не хватает какой-то дополнительной детали, которая увеличила бы глубину. Такой деталью может являться дополнительная несущая полоса, соединяющая две половинки шлема. Половины шлема имеют симметрично расположенные «ребра», в верхней части, что является декоративным элементом в последнюю очередь. Выковывая подобные ребра средневековый мастер дополнительно сворачивал верхнюю часть половинки шлема, формируя остроконечное навершие. Аналогии подобным приемам «складывания» частей шлема широко известны среди восточноевропейских боевых наголовий. Хорошим примером являются раннесредневековые клепано-сегментные шлемы из Гнездова и Праги, относящийся к X-XI столетиям. Две половины пражского шлема соединены накладной вертикальной пластиной с множеством заклепок и дополнительно стянуты внизу ободом венца. Половинки шлема из Праги свернуты тем же самым приемом формирования ребра, образующие на каждой половине шлема две грани. В предположительно лицевой части шлем имеет серьезную утрату, так, что сделать вывод относительно наличия защиты лица, довольно сложно. Вероятно, как и на большинстве прочих русских боевых наголовьях защита не лица не предусматривалась.
Наголовья подобного типа конической формы склепанной конструкции получили наименование тип I в классификации А.Н.Кирпичникова и по его словам не получили дальнейшего развития, будучи вытеснеными наголовьями другого типа наиболее предпочтительной формы – сферо-конической. Однако присутствует ряд свидетельств о употреблении шлема типа I в XIVв. В первую очередь десятки раз подобные наголовья показаны на европейских миниатюрах.Существуют подобные свидетельства и на Руси. Изображение воина в коническом шлеме с полосой на тулье несет фрагмент композиции «Распятие» резьбы каменного креста из д. Подборовье, Тверской области, я уверен, что здесь изображено боевое наголовье «норманнского типа», причем отображена двучастевая конструкция с несущей полосой.(В сноску.В.Хухарев по ряду признаков относит данный памятник к сер. XIVв.). Встречаються подобные конструкции и в конце XIV в., с небольшими изменениями (Чешская библия. Убийство Аввессалома 1375-1400).
Прочие свидетельства существования боевых наголовий нормандского типа на территории Древней Руси являются изобразительными.
Из находок на территории Западной Руси привлекает внимание костяная накладная пластинка от сундука с территории Плиснеского городища, львовской области. Предмет, вероятно, относится к древностям Галицко-Волынского княжества, стиль изображения характерен для Южной Германии. Совершенно очевидно, что воин облачен в кольчугу с длинными рукавами и опирается на большой миндалевидный щит. Представленное на изображении вооружение, позволяют датировать пластинку не ранее начала XII века. Внимание привлекает шлем воина четко демонстрирующий ассиметричное боевое наголовье «нормандского» типа. Наголовье составлено из нескольких частей, соединенное классическим способом раннесредневекового европейского склепанного шлема, состоящего из центральной пластины, переходящей в наносник, двух боковых половин и венца шлема в виде обода, стягивающего всю конструкцию. Такие ассиметричные боевые наголовья, с передней более короткой частью, или верхушкой шлема загнутой вперед широко представлены в изобразительном искусстве Европы, являясь, в большей степени, вероятно, подражанием некоего модного гражданского головного убора. Такой головной убор, существовавший эпоху раннего средневековья, часто называется на жаргоне людей, интересующихся средневековым защитным снаряжением «фригийский колпак». Нельзя не отметить некоего практического боевого аспекта в ношении ассиметричного боевого наголовья с более длинной затылочной частью. Надетый надвинутым немного назад, при необходимости выровнять на голове строго вертикально, такой шлем дополнительно защищал шею.
Можно было бы беспристрастно объявить костяную пластинку с территории Украины представителем исключительно европейского прикладного творчества, если бы не известный медный медальон из Волковыска XII-XIII вв., с изображением святого воина Дмитрия Cолунского так же облаченного в шлем «нормандского типа». Изображение выполнено тончайшей нарезкой. Шлем, несколько нарушает канон изображения – святые воины в византийской традиции изображались обычно с непокрытой головой, что можно соотнести с местной традицией изображения. Волковыский воин защищен похожим образом с воином, вырезанным на костяной пластинке из Плиснеска, причем вооружение представлено весьма подробно. Можно различить кольчужный доспех, большой выгнутый щит, вероятно, треугольной формы, меч, который воин держит в правой руке. Четкий изгиб верхней части шлема позволяет так же отнести его изображение к типу «фригийских колпаков», но в отличие, от плиснецкой накладки, образок демонстрирует цельнометаллическое боевое наголовье, усиленное дополнительной полосой, образующей венец шлема. На полосе тщательно изображены заклепки, удерживающие ее на корпусе шлема. Прекрасной иллюстрацией существующего в реальности подобного боевого наголовья, представленного на образке святого Дмитрия является «фригийский колпак» из экспозиции музея в г.Перник. Шлем относится к кругу болгарских древностей, и обладает всеми вышеперечисленными частями, изображенными на медальоне из Волковыска – цельным корпусом, выкованным из одного куска металла, полосой-ободом, усиливающим венец шлема. Верх шлема имеет ярко выраженное двухстороннее вертикальное ребро, характерное для «конических»боевых наголовий. Древнерусское защитное оружие знает более «близких соседей» похожего типа. К ним относятся боевые наголовья XI- XIII веков, по мнению автора, подражающие древнерусским, а точнее сказать, общеевропейским образцам, из могильников Пакальнишкяй и Русяй c территории Литвы. Литовские шлемы выполнены из одного куска железа и усилены, также, накладным венцом. Учитывая территориальную близость Волковыска и литовских земель можно с уверенностью заявить о достаточной однотипности боевого наголовья на медальоне из Волковыска, и из захоронений на территории Литвы, имеющие лишь незначительные отличия. Таким образом, учитывая изображение на медном медальоне из Волковыска, артефакт хранящийся в Перниках и литовские находки, можно предположить некую серийность шлемов с накладным приклепанным венцом.
Причины существования накладного приклепанного венца на подобных боевых наголовьях можно определить двояко. С одной стороны накладная приклепанная полоса может являться деталью, демонстрирующей принадлежность к традиционной «ст