(Фрагменты из «Книги Учителя»)
В 1346 году некий учитель Священного Писания читал в одном городе столь вдохновенные проповеди, что молва о нем разнеслась по всему краю. Дошла она и до ушей одного мирянина — «милосердный», так его прозывали. Трижды «во сне» ему было веление отправиться в тот город, где проповедует учитель, и послушать его проповеди.
Вняв внутреннему голосу, собирался он в путь, хотя город находился в другой земле и располагался милях в тридцати от его родной стороны. «И все же ты должен отправиться туда, — сказал он себе, — и посмотреть, не желает ли Господь явить и там Свою волю». Он приходит в тот город и, в пятый раз выслушав проповедь учителя, убеждается, что хотя у этого человека весьма изрядные познания в Писании, но знание это «темно», не освещено светом духовных сфер. И снизошло на него великое сострадание.
Чтобы сблизиться с учителем, он идет к нему, рассказывает, что пришел издалека ради его учения, и просит выслушать свою исповедь.
Итак, учитель становится его исповедником, и мирянин ходит к нему едва не каждый день. Продолжается это около 12 недель. И вот приходит он к учителю с просьбой прочитать проповедь о том, как простой смертный может прийти к Богу. Удивился учитель, который до сих пор видел в мирянине лишь наивного простеца: «Как можешь ты рассуждать о столь высоких вещах, которые так мало разумеешь?»
Но тот не отступает в своей просьбе: «Если даже и один человек поймет, о чем идет речь, то усилия не напрасны».
В конце концов учитель снисходит и читает проповедь о пути к совершенной жизни, выдвигая на первый план требования, которые Дионисий Ареопагит предъявлял к ученикам, желавшим подняться до высшего духовного знания. Ибо тот для всего Средневековья был светилом мистического христианства. Учитель перечисляет много признаков, по которым можно распознать действительно просветленного духом человека. Вера и любовь — две основополагающие предпосылки высшего познания. Валаам, языческий пророк, хоть и обладал такой силой прозрения, что познавал вещи, каковые Бог намеревался открыть лишь через многие столетия, но что ему от того: не относился он с верой и любовью к тому, что открывалось ему. Человеку следует мало говорить, но жить внутренней жизнью, и эта смиренная внутренняя жизнь — вот то, что должно его наставлять. И до тех пор, пока человек не удовлетворяет всем этим требованиям, не может он со смирением, подобно дитяте, уповать на помощь Божию. А если бы такое и случилось, это означало бы, что Творец всего сущего, создав из него сверхъестественное творение, одарил его «преждевременной милостью», как некогда апостола Павла.
|
И много других требований выдвигал учитель в своей обстоятельной речи.
Проповедь эту мирянин на своем постоялом дворе записывает по памяти, «слово в слово, как они исходили из уст учителя», приходит к тому и спрашивает, не пропущено ли что.
Больше прежнего дивится учитель и признает, что и сам не смог бы так точно записать, «но особенно поражает меня, что ты, столь умом острый, скрывал это от меня, хотя мы уже давно доверились друг другу, да и исповедоваешься ты мне весьма часто».
Когда же мирянин хочет попрощаться с учителем, чтобы вернуться к себе на родину, тот чувствует, что ему не следует отпускать такого примечательного человека, и просит его остаться, обещая в своих проповедях чаще обращаться к интересующей его теме.
|
Тогда для мирянина настал момент открыть свои намерения, и говорит он учителю: «В сущности, не ради ваших проповедей пустился я в столь дальний путь, но чтобы с Божьей помощью дать совет». Однако все еще не понимает его учитель: «Ты же всего только мирянин, да и Писания не знаешь, и все же хочешь сам проповедовать?» Мирянин же отвечает, что должен сказать ему нечто, только вот опасается, как бы учитель не обиделся на него.
Тем не менее учитель пожелал услышать, что его духовный сын намерен поведать ему; и в последующей беседе ему открылось, что перед ним человек, который видит его насквозь взором, исполненным любви. Мирянин описывает учителю, какое впечатление на него произвела его проповедь. Он говорит ему, что слова, которые тот произносит, суть слова, изреченные «извне», но не изреченные «изнутри», из существа самой вещи, посему не воспламеняют они в людях согревающий души огонь. Подобные слова не могут помочь по-настоящему — они лишь связывают человека. Ибо словно ярмо ложатся выдвигаемые требования, мертвая буква которых убивает все живое. Так когда-то поступали фарисеи, сами не соблюдая и сотой доли того, чего требовали от других.
«Буква Писания пока что умерщвляет вас», — говорит мирянин учителю и указывает ему на причины этого. Он сообщает учителю о слабостях, которые распознал в его душе; учитель о них знал, но надеялся, что никто, кроме него самого, не сможет заметить их. «Но раз тебе сие ведомо, — говорит он мирянину, — то для меня не подлежит сомнению, что ты должен был обрести это знание от Бога».
|
Слова мирянина вызвали переворот в душе учителя. Видя это, мирянин стал откровеннее: «Знайте же, когда всемогущий Учитель приходит ко мне, то Он за час наставляет меня большему, нежели вы и все учителя могли бы научить до Страшного суда».
Этими словами он приоткрывает свое сокровенное отношение к сущности Христа, «всемогущего Учителя». На основании личного опыта он сообщает учителю, как тому пробудить к жизни то, что пока еще мертво в его душе. Он показывает ему, как в глубине человеческой души, в его воле, скрыта пробуждающая сила духа. «Вот и в Писании сказано: буква умерщвляет, но дух воскрешает. Однако, в зависимости от понимания, та самая буква, что вас сейчас умерщвляет, сможет воскресить вас, если вы этого пожелаете».
Тут видит учитель, что до сих пор говорил о вещах, в которых у него недоставало жизненного опыта: ему еще следует испытать реальность того, что он так хорошо знает из книг. И просит он мирянина, в духовной глубине которого уже убедился, рассказать, как тот начал свой путь к жизни в духе.
Когда мирянин исполняет эту просьбу и рассказывает о своем духовном пути, то учитель признает в нем проводника в истинную духовную жизнь. Потрясенный своим открытием, просит он мирянина взять его в ученики. Нелегко далось ему это решение: он, известный ученый духовного звания, просит простого мирянина, который к тому же младше годами. Сама скромность говорит его устами, а ведь ему уже 50 лет: «И тому, кто последним пришел в виноградник, дали его полное вознаграждение… Хочу сказать тебе, крепко засели эти слова в моем сердце; и даже если бы я знал, что на этом пути мне суждено умереть, то все равно вступил бы на него. Вот только скажи мне, как начинать, ибо не могу я больше ждать».
«Итак, учитель, раз я, руководствуясь Божественным промыслом, должен дать вам совет, то я охотно наставлю вас и дам первый урок, подобный тому, который дают детям, начиная учить их грамоте: это азбука — двадцать три буквы.
A — Абсолютно добрую, богоугодную жизнь начинай.
B — Беги зла и взамен того верши добро.
C — Достойно и смиренно во всех вещах придерживайся середины.
D — Учись вести себя всегда внешне и внутренне со смирением.
E — Целиком отдавайся Богу.
F — Твердо и с неизменной серьезностью пребывай с Богом и в Боге.
G — Будь послушным и согласным со всем божественным творением.
H — Не оглядывайся постоянно вспять на мир и природу (на внешние рассудочность и чувственность).
I — Рассматривай божественные явления внутренне, в душе своей.
K — Отважно и твердо отражай искушения плоти и дьявола.
L — Нерешительность преодолевай силой.
M — Храни любовь к Богу и ко всем людям.
N — Ни от кого ничего не желай, что бы и как бы это ни было.
O — Приводи в порядок и обращай все во благо.
P — Наказания, буде ниспошлет их Бог или твари, воспринимай, как если бы они ниспосланы были по твоей воле.
Q — Прощай тех, кто когда-либо причинил тебе зло.
R — Соблюдай чистоту души и тела.
S — Пребудь кротким во всем.
T — Имей доверие и искренность ко всем людям.
U — Учись отказываться от излишеств, в чем бы они ни выражались.
X — В мыслях своих всегда живи по Христу, и жизнь свою сообразуй по Его жизни и учению.
Y — Моли святую Деву Марию, чтобы Она помогла тебе правильно усвоить урок сей.
Z — Укрощай чувственную природу свою, и она научит тебя сохранять мир в душе твоей».
«И чтобы полностью сосредоточиться на выполнении этих установлений, — советует учителю мирянин, — нужно на некоторое время отрешиться от всех земных дел. Смысл послушания в том, чтобы укрепить собственное Я, сделасть его неподвластным никаким душевным слабостям. Необходимо стать своим собственным пастырем». И как первый урок послушания рекомендует ему искренне, со смирением оглянуться на свою прежнюю жизнь и предаться размышлениям о жизни Христа.
Учитель, брат монашеского ордена, возвращается в монастырь в свою келью и начинает в величайшей строгости подвижническую жизнь. Его наставник на прощание попытался обнадежить его: «Когда придет час, ведомый одному Господу, то примет Он вас и соделает из вас нового человека, всячески поспешествуя тому, чтобы вы вновь, вторично, родились в Боге…» Он напоминает учителю о том, что его поведение не поймут ни в городе, ни в монастыре, — решат, будто он сошел с ума; пусть его также не пугает, когда душевные бури обрушатся на него: «Полностью предайтесь воле Божьей — и не покинет Он вас!» Тут мирянин попрощался с учителем и вернулся к себе в Оберланд.
По прошествии двух лет отчаянной борьбы с собственными душевными слабостями, переросшими в мучительный недуг, который учитель смиренно переносил, и поношений со стороны лучших друзей, в «ту же самую ночь, что был обращен святой Павел», он, уже изнемогающий от духовной жажды, добился наконец желанного посвящения…
В полном сознании был ему голос: «Мир тебе и уповай на Господа, Который на земле принял образ человека; чье тело болящее Он излечит, того и душу исцелит!» И стоило прозвучать этим словам, как учитель был восхищен в сверхчувственное испытание, а когда снова был допущен к себе, то обнаружил в душе своей новую силу, преисполнившую все его существо. Радость, какую никогда прежде не испытывал, пронизала его, и в духе своем открыл он великую, светлую способность познания, которая была ему прежде неведома. И поскольку у него от всего этого голова пошла кругом, то послал он за тем, кто стал его лучшим другом, чтобы поведать ему о своем преображении.
Мирянин, вняв его призыву, явился и с радостью узнал из уст учителя, что произошло. «От всего сердца поздравляю вас с новым рождением», — были его первые слова. Потом объяснил он учителю воздействие высших сил на его сокровенное Я: «И как буква вас прежде умерщвляла, так отныне она воскресит вас, ибо Писание исходит от Святого Духа, и коль скоро вы восприяли духовный свет, то в последующем явится пред вами Писание, знание которого вы носите в себе, в новом свете. Ибо многое кажется в Писании противоречивым, но стоит посмотреть на это в свете Духа — и узресшь дивную гармонию».
Теперь советует он учителю возобновить проповеди, от которых тот отрешился на два года, ибо отныне способен он истинно наставлять людей; и одновременно советует беречь вновь обретенное сокровище души своей: «Храните смиренное молчание, ибо существуют враждебные силы, кои подстерегают просветленного человека, дабы похитить его сокровенное богатство».
Еще одно испытание суждено выдержать учителю. После долгого перерыва он вновь готовится к проповеди. Собирается много народу, ведь это целое событие: тот, кто так долго молчал, опять всходит на кафедру. Прежде чем начать, учитель молится, прикрыв глаза капюшоном: «Милосердный Боже, да исполнится в проповеди моей милостивая воля Твоя». И тогда хлынули из глаз его слезы, не давая ему говорить. Нетерпение охватывает людей. Учитель пытается что-то сказать, но от внутреннего волнения у него ничего не выходит. Наконец он просит собравшихся его извинить: «Я не могу, я не в состоянии вымолвить ни слова». Прихожане расходятся, а по городу уже ползут слухи, что учитель сошел с ума. В монастыре его не допускают к проповеди: он срамит орден. И только мирянин утешает его: «Это испытание судьбы вам сейчас необходимо. И о других великих учителях говорили подобное». Он советует учителю испросить у приора дозволения выступить поначалу перед братией в монастырской школе. Это ему разрешают, и братья поражены его богоугодным, благонравным учением.
Учитель произносит проповедь, которой суждено стать великим, выдающимся событием. Новый тон, неведомый прежде у него, звучит с кафедры: «Я более не желаю проповедовать на латинском языке. Отныне я отказываюсь это делать, а если и заговорю на латыни, то только перед священниками, которые понимают ее. Когда-нибудь язык народа станет истинным сосудом Духа».
Все живее струится речь из уст учителя: «Вот слово, на котором я хочу остановиться в моей проповеди. Слово гласит: узрите, нареченный грядет, ступайте ему навстречу! Ко всем нам обращен этот зов, ибо все мы зовемся нареченными Христа. Через страшные муки, тяжкие испытания и самую смерть созревает невеста к духовному браку, в котором душа воспримет в лоно свое Дух Христа. Страдания — вот те жемчуга и тот любовный напиток, которые дарует ей жених. В горечи страдания обретает душа очищение, восходя по ступеням приуготовления.
И чем больше в свете вечной мудрости взирает жених на невесту, тем милее становится она ему, и он оставляет ее в дарованном свыше страдании до тех пор, пока она не достигнет совершенной красоты и зрелости. И тогда, приветливо и ласково глядя на нее, говорит жених: “Прийди же ко мне, радужная невеста моя, ибо отныне нет на тебе пятен и ты совершенно чиста”. И озаряется душа предвечным светом Христовым.
На это торжество является предвечный отец жениха и говорит: “В добрый вам путь, час пробил”… И берет Создатель жениха и невесту, и ведет их в церковь, и посвящает их друг другу, и соединяет их в такой великой супружеской любви, что никогда они уже не разойдутся — ни во времени, ни в вечности».
Эта проповедь стала Песнью Песней мистического таинства. Каждое слово произносилось в состоянии такого высокого вдохновения, что оно передавалось внемлющим. Под воздействием этих дарованных свыше слов около сорока человек впали в экстаз… Они лежали словно мертвые, и тревога охватила прихожан, в том числе и самого учителя. Но только внешне казались они мертвыми. Мирянин, присутствовавший в храме, успокаивал учителя: «Не умерли они, но долго еще будут вникать в эту проповедь».
Отныне проповеди учителя обрели новое значение — они не только утешали, но и преображали людей.
Так Иоганн Таулер, великий немецкий мистик — ибо он и есть учитель, — и доминиканский монах из Страсбурга, испытал на себе благодатное воздействие Друга Бога. В своих проповедях он указывал пастве на тех людей, что хранят в душе сокрытую от внешнего мира божественную жизнь. Он называл Друзей Бога «столпами христианства» и сравнивал их с виноградной лозой: снаружи ее кора суха и может легко ввести в заблуждение, но тот, кому такой человек откроется, обнаружит струящиеся в его душе живительные соки — и бесконечное, плодоносное изобилие откроется алчущему. И вспомнит он слова, сказанные Христом своим апостолам на тайной вечере:
«Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего» (Ин. 15: 15).
Так Таулер пережил в себе то, что в истинном смысле слова означает «посвящение».
Тем не менее более чем шестьдесят лет благословенного служения Друга Бога подходили к своему завершению. В 1393 году некто Мартин из Майнца был заживо сожжен в Колоне по обвинению в том, что он заражен учениями Николаса из Базеля. Он объявил себя свободным от авторитета и власти Церкви и не делал никакого различия между священниками и мирянами.
За год или два до окончания века, когда Николасу было почти 90 лет, пришло время последнего тяжкого испытания. Двое Друзей Бога были схвачены в Вене и предстали перед инквизицией. Первый из упомянутых был юрист, сопровождавший Николаса в Рим, второй — обращенный иудей. Николаса тоже арестовали, но он был настолько мудрым, что обвинители не нашли достаточного основания для вынесения приговора. Когда же потребовали, чтобы он отрекся от своих приговоренных друзей как от еретиков, он отказался, сказав, что их трое и они будут разлучены лишь на очень краткое время, дабы потом всем вместе навечно пребывать с Господом.
Так оно и случилось: троих Друзей Бога поглотили языки пламени, но то была настоящая «огненная колесница», вознесшая их к Тому, Кто был так реален и Чей Голос был так нежен все эти долгие годы.
Многие следуют за нашим Господом только половину пути: они оставят имущество, друзей и почести, но только не самих себя — для них невыносима уже одна лишь мысль, что необходимо отречься от самих себя.
Перевод с нем. под лит. редакцией В. Крюкова
Святой Хуан де ла Крус
Темная ночь
В ночи неизреченной,
сжигаема любовью и тоскою —
о жребий мой блаженный! —
я вышла стороною,
когда мой дом исполнился покоя.
Во тьме благословенной
я лестницей спешила потайною —
о жребий мой блаженный! —
окутанная тьмою,
когда мой дом исполнился покоя.
Ночною тьмой хранима,
таясь, я никого не повстречала,
и я была незрима,
а путь мне освещала
любовь, что в сердце у меня пылала.
Любовь сия — светлее,
чем солнце в полдень, — путь мне озаряла.
Я шла, ведома ею,
к тому, кого я знала,
в пустынный край, где встречи ожидала.
О ночь, нежней рассвета!
О ночь, что провожатой мне служила!
О ночь благая эта,
что с Милым обручила,
Невесту в Жениха преобразила!
И в сердце, что незримо
лишь для него цветенье сберегало,
лежал он недвижимо,
и я его ласкала.
Нам кедра ветвь прохладу даровала.
Там, под зубчатой сенью,
его волос касалась я несмело,
а ветра дуновенье
крылом меня задело
и чувствам всем умолкнуть повелело.
В тиши, в самозабвенье
я над своим Возлюбленным склонилась,
и все ушло. Мученье,
которым я томилась,
средь лилий белоснежных растворилось.
Пролог
4. Итак, дабы души знали, когда Божья милость захочет вести их вперед, мы даем здесь советы и предостережения как начинающим, так и продолжающим путь, чтобы они начали понимать себя или, по меньшей мере, позволили Богу вести их. Некоторые духовные отцы, не стяжавшие света и опыта этого пути, скорее вредят и мешают, нежели помогают подобным душам. Сии отцы подобны строителям Вавилонской башни, что, располагая нужным материалом, давали просящим иной, весьма с ним несхожий, ибо не понимали языка друг друга (Быт 11: 1–9), и потому не построили ничего. Оттого-то столь трудно и тягостно душе, что в это время она сама не понимает себя и не может найти того, кто бы ее понимал. Бывает так, что Бог ведет душу горним путем сквозь тьму созерцания и холодность, и ей кажется, что она потерялась в нем и осталась полной тьмы и трудностей, препятствий и искушений. Встреченные же говорят ей, как утешители Иову (2: 11), что тоска и скорбь свойственны ей, или, может быть, они — следствие какого-либо тайного греха, из-за которого Бог оставил ее, и обычно тотчас же судят, что это, должно быть, очень грешная душа, если такое с ней происходит.
5. Найдутся и те, кто посоветует ей вернуться назад, ибо она не обрела в Божьих вещах ни отрады, ни утешения, известных ей раньше, и так удвоятся трудности бедной души. Ибо горшая мука, которую она ощутит, произойдет от познания ее собственной нищеты; когда яснее, чем при свете дня, увидит душа, сколь она исполнена зла и грехов, потому что Бог, в той ночи созерцания, дарует ей иной свет познания, о чем мы расскажем далее. И как только она находит кого-нибудь, кто подтверждает мнение, что все это по ее вине, то сии скорби и страдания возрастают безмерно и становятся горше смерти. Не довольствуясь этим, такие исповедники, убежденные, что причина в грехах этой души, поручают ей пересмотреть свою жизнь и исповедаться подробнейшим образом, и тем распинают ее заново. Они не понимают, что, возможно, это неподходящее время для таких действий и нужно просто оставить душу в очищении, даруемом ей Богом, утешая и ободряя ее, чтобы она желала того же, чего хочет Бог. Ибо, до поры до времени, что бы они ни сделали и ни сказали ей, ничто не поможет.
9. И ещё: я изначально не собирался обращаться ко всем, но только к некоторым людям нашей святой веры, а именно братьям и сестрам Горы Кармель изначального устава, просившим меня дать сии разъяснения. Это люди, которых Бог, по милосердию Своему, препровождает на стезю сей горы и которые, уже вполне обнажившись от бренных вещей мира сего, тем легче поймут науку обнажения духа.
Восхождение на гору Кармель [135]
Фрагменты
Глава XIII
5. Для умерщвления и уничтожения четырех естественных страстей, каковые суть радость, надежда, страх и боль, от чьего успокоения и умиротворения проистекают эти и другие блага, помогут следующие советы, и исполнение их поведет к великим добродетелям.
6. Старайся всегда склоняться
не к тому, что легче, но к тому, что труднее;
не к тому, что слаще, но к тому, что горше;
не к тому, что приятнее, но к тому, что неприятнее;
не к сулящему отдых, но к требующему труда;
не к тому, что утешает, но к скорби;
не к тому, что больше, но к тому, что меньше;
не к тому, что возвышенно и ценно, но к тому, что низко и ничтожно;
не к тому, чтобы желать чего-либо, но к тому, чтобы не желать ничего;
не лучшей искать из вещей сотворенных, но худшей, —
чтобы достичь, ради Христа, нищеты, наготы, пустоты во всем, что есть в этом мире.
7. Сии деяния подобает объять сердцем и стараться смирить ими свою волю, ибо, если творить их от души, последовательно и смиренно, очень скоро обретешь великое наслаждение и утешение.
8. Если надлежащим образом исполнять сказанное, то этого вполне хватит, чтобы войти в Ночь чувств. Но, для большего изобилия, опишем другие упражнения, что учат умерщвлять «похоть плоти, похоть очей и гордость житейскую», которые, как сказал Иоанн Богослов (1 Ин. 2: 16), суть не от Отца, но от мира сего, и которые порождают все другие желания.
9. Первое — старайся делать все, презирая себя, и стремись, чтобы тебя презирали все (сие против похоти плоти).
Второе — старайся говорить о себе с презрением и стремись, чтобы все говорили о тебе с презрением (сие против похоти очей).
Третье — старайся помышлять о себе с презрением и стремись, чтобы все помышляли о тебе с презрением (сие также против себя и против гордости житейской).
10. В довершение этих советов и правил надлежит поместить здесь следующие стихи, что написаны под изображением Восхождения на гору Кармель, помещенным в начале этой книги. В этих стихах заключена наука, как достичь вершины Горы, сиречь высочайшего единения с Богом. Речь в них идет главным образом о духовном и внутреннем, но описывается также дух несовершенства чувственного и внешнего. Это видно на примере двух тропинок, идущих по разные стороны от стези совершенства. Нужно заметить, что здесь рассматриваем их как пути несовершенств в чувственном плане. Затем, во второй части этой Ночи, они будут пониматься нами в духовном смысле.
11. Сказано:
Чтобы прийти к наслаждению Всем,
не желай наслаждаться ни чем.
Чтобы прийти к обладанию Всем,
не желай обладать ни чем.
Чтобы стать Всем,
не желай быть ни кем.
Чтобы познать Все,
не желай знать ничего.
Чтобы достичь умерщвления желаний,
нужно идти путем умерщвления желаний.
Чтобы познать то, чего не знаешь,
нужно идти путем неведения.
Чтобы стяжать то, чем ты не обладаешь,
нужно идти путем необладания ни чем.
Чтобы прийти к тому, чем ты не являешься,
нужно идти путем, на котором ты уничтожаешься.
КАК НЕ ЛИШИТЬСЯ ВСЕГО
12. Когда останавливаешься на чем-либо,
перестаешь стремиться ко Всему;
ибо, чтобы прийти ко Всему,
нужно отринуть все;
и когда придешь к обладанию Всем,
не желай более ничего, ибо,
желая чего-либо,
ты не считаешь, что твое сокровище — в одном лишь Боге.
13. В этой наготе духовная часть души обретает покой и отдохновение, ибо не жаждет ничего; ничто не утомляет ее на пути вверх и ничто не гнетет долу, потому что она пребывает в сердце своего смирения. Если же душа пожелает чего-либо, то утомится.
Темная ночь [136]
Фрагменты
Глава I,
приводящая первую строфу и заводящая речь об ошибках начинающих
1. В эту Темную ночь души начинают входить, когда Бог выводит их из состояния начинающих, то есть обдумывающих свой духовный путь, и погружает в состояние продвинувшихся, то есть уже созерцающих, дабы эти души, пройдя через такое, достигли состояния совершенства, сиречь единения с Богом. Чтобы лучше описать и дать понять, что такое Ночь, через которую душа идет, и почему Бог погружает ее в эту Ночь, нужно сначала обсудить некоторые свойства начинающих. Это будет сделано по возможности кратко, но все равно принесет им пользу, чтобы они, понимая слабость своего состояния, воодушевились и возжелали, чтобы Бог погрузил их в Ночь, где они обретут силы и их души утвердятся в добродетелях, идя к бесценному наслаждению Божественной любовью. Пусть мы немного задержимся здесь, но это будет не дольше, чем нужно, чтобы поведать о сей Темной ночи.
2. Нужно знать, что после того, как душа решительно обращается ко служению Богу, обычно Бог воздвигает ее в духе, лаская — так любящая мать холит и лелеет дитя, согревая теплом своей груди и кормя сладким молоком — яством мягким и деликатным; она балует его и носит на руках. Но, по мере того, как дитя растёт, мать отлучает его от груди, скрывая свою нежную любовь и нанося горькую обиду его неокрепшему сердцу. Она опускает его с рук на землю, заставляя идти самостоятельно, и так, отнимая у ребенка то, чем он владел, дает взамен нечто более высокое и существенное. Материнская любовь благодати Божией (Прем. 16: 25), возродив душу через новый жар и пыл, побуждающий служить Богу, поступает с ней точно так же. Бог позволяет, чтобы душа во всех Божественных вещах вкушала нежное сладостное молоко духа, не прилагая никакого труда, и ощущала великую радость от духовных упражнений, потому что таким образом Он дарует душе молоко Своей нежной любви, как новорожденному ребенку (1Петр 2: 2–3).
3. Начинающие наслаждаются, проводя долгое время в молитвах — иногда целые ночи; они получают удовольствие от покаяния, им нравится поститься, принимать таинства и сообщаться с Божественными вещами. Но, хотя эти вещи постоянно помогают им и приносят большую пользу и монахи усердно и с великим старанием используют их (в духовном смысле), начинающие обычно становятся очень слабыми и несовершенными в них, потому что эти вещи и духовные упражнения побуждают их к утешению и удовольствию, которое они доставляют; и, будучи еще не приучены испытаниями к суровой борьбе за добродетель, начинающие совершают в этих духовных трудах много ошибок. Наконец, каждый совершает эти труды в соответствии со своим навыком совершенства, а поскольку у них не было времени приобрести прочный названный навык, они неизбежно трудятся слабо, как дети. Чтобы яснее показать, сколько ошибок совершают начинающие в духовных делах, творимых с легкостью и удовольствием, мы рассмотрим это на примере семи смертных грехов. Мы опишем только часть из множества несовершенств, которые есть у каждого начинающего, объясняя, какое это младенчество — поступать так, как поступают они. Мы увидим также, сколько благ несет с собой Темная ночь, которую мы описываем, омывающая и очищающая душу от всех этих несовершенств.
Глава III,
служащая примечанием к тому, что воспоследует
1. В эту Ночь входят уже продвинувшиеся, которые уже провели некоторое время, питая чувства сладостными сообщениями, чтобы чувственная часть, привлеченная и услажденная духовным удовольствием, проистекавшим от духа, соединялась воедино с духовной и приспосабливалась к ней, вкушая, каждая по-своему, одно духовное яство с одного и того же блюда от одной предпосылки и предмета, чтобы они, некоторым образом уподобленные друг другу и объединенные, вместе приготовились идти тернистым путем длительного очищения духа, который их ожидает[137]. На этом пути две части души — чувственная и духовная — должны окончательно очиститься, потому что одна не может хорошо сделать сие без другой, так как полноценное очищение чувства заканчивается, когда воистину начинается очищение духа. Ночь чувств, которую мы описали, точнее было бы назвать преображением и обузданием желаний, нежели очищением, потому что все несовершенства и неупорядоченности чувственной части имеют свою силу и корень в духе, где коренятся все плохие и хорошие привычки, и поэтому, пока не очистился дух, чувство также не может полностью очиститься от дурных наклонностей и возмущений.
2. А посему в той Ночи, которая воспоследует, обе эти части очистятся совокупно; это и есть та цель, ради которой надлежит пройти через преображение первой Ночи и через благополучие, которое из этого возникло, дабы чувство надлежащим образом соединилось с духом, очищалось и страдало здесь с большей силой, ибо в такой сильной и длительной чистке есть нужда; дабы оно страдало так сильно, что, если не преобразить прежде слабость внешней части и не стяжать силу в Боге через нежное и сладостное общение с Ним, которое душа обретет впоследствии, у нее не было бы ни силы, ни естественного расположения, чтобы это вытерпеть.
3. Поэтому у таких продвинувшихся всё общение и взаимодействие с Богом весьма низко и естественно, ибо они не очистили и не просветлили золото духа и посему все еще по-младенчески говорят о Боге, по-младенчески помышляют о Нем и по-младенчески рассуждают, как сказал апостол Павел (1Кор. 13: 11), так как не достигли совершенства, которое есть единение души с Богом. Через сие единение люди уже творят, как взрослые, великие дела в своем духе, ощущая свои действия и способности скорее Божественными, чем человеческими, как скажем позднее. Бог желает действительно совлечь с них ветхого человека и облечь их в нового, как сказал апостол — «в нового, который согласно Богу сотворен в новизне чувства» (Кол. 3: 9–10); Бог обнажает их от способностей, пристрастий и чувств (как духовных, так и чувственных, как внешних, так и внутренних), оставляя их разум во тьме, а волю — в сухости, опустошая память, погружая пристрастия души в предельные страдания, горечь и стеснение, лишая чувства и вкуса, которые душа ощущала прежде в духовных благах, чтобы это лишение было одной из главных вещей, что потребны духу, дабы в него внедрилась и в нем объединилась его духовная форма, то есть единение любви. Все это Господь творит в ней посредством чистого и темного созерцания, как душа дает понять в первой строфе. Эта строфа описывает первую Ночь чувства, но главным образом ее следует понимать через вторую Ночь, Ночь духа, ибо это главная часть очищения души. Мы помещаем ее здесь еще раз и объясняем уже в этом смысле.
Глава IV,
приводящая и объясняющая первую строфу
В ночи неизреченной,
сжигаема любовью и тоскою —
о жребий мой блаженный! —
я вышла стороною,
когда мой дом исполнился покоя.
ОБЪЯСНЕНИЕ
1. Теперь мы понимаем эту строфу в связи с созерцательным очищением или наготой и нищетой духа (а всё это — примерно одно и то же). Следовательно, душа говорит так: «В нищете, беззащитности и непривязанности ни к каким ощущениям, что значит в темноте моего разума, стеснении моей воли и скорби и тоске памяти, оставаясь во тьме в чистой вере, которая есть Темная ночь для названных природных способностей (только воля ранена скорбью и печалью, сжигаема любовью и тоскою любви к Богу), — я вышла из себя самой, то есть из той себя, что низко познавала, слабо любила и бедно и скудно вкушала Бога; вышла так, что ни бес, ни чувственность мне не помешали.
2. Это было великое блаженство и воистину прекрасный жребий для меня, ибо в окончательном уничтожении и иссякании способностей, страстей, желаний и пристрастий моей души, с коими я низко чувствовала и вкушала Бога, я вышла из свого человеческого общения и действия в Божественные общение и действие. Это значит: мой разум вышел из себя, возвращаясь от человеческого и естественного к Божественному, ибо, объединенный посредством этого очищения с Богом, он познает уже не через собственную силу и естественный свет, но через Божественную Премудрость, с которой объединился. И моя воля вышла из себя, становясь Божественной, ибо, объединенная с Божественной любовью, она не любит низко, с естественной силой, но с силою и чистотою Святого Духа, и воля относительно Бога также уже не действует по-человечески. Точно так же и память меняется от восприятия вечной славы. И наконец, все силы и привязанности души посредством этой Ночи и очищения ветхого человека обновляются в Божественном настрое и наслаждении. Эта строка гласит:
В НОЧИ НЕИЗРЕЧЕННОЙ
Глава V,
приводящая первую строку и начинающая объяснение того, почему это созерцание есть не только Ночь для души, но также скорбь и мука
1. Эта Темная ночь есть влияние Бога на душу, очищающее ее от привычного невежества и несовершенства, естественных и духовных. Созерцатели называют его внушенным созерцанием или МИСТИЧЕСКОЙ ТЕОЛОГИЕЙ, в коей Бог тайно обучает душу и наставляет ее в совершенстве любви, так что она не делает ничего и не понимает, как сие происходит. Поскольку это вселенное созерцание есть любовное познание Бога, оно производит два основных действия в душе: очищая и просвещая, располагает ее к единению любви с Богом; из чего следует, что та же самая любовная премудрость, которая очищает дух блаженных, просвещая их, здесь очищает душу и просвещает ее.
2. Но может зародиться сомнение: почему Божественный свет, который, как мы говорим, просвещает и очищает душу от ее неведения, душа называет здесь Темной ночью? На это следует ответить, что Божественная Премудрость по двум причинам есть не только Ночь и тьма для души, но также и более — мука и скорбь для нее. Первая из них состоит в высоте Божественной Премудрости, которая превышает способности души и таким образом является для нее тьмой; вторая же состоит в низости и нечистоте души, и посему Премудрость для души тягостна, мучительна и притом темна.