Хотя Виктор Илларионович Фадеев занимал должность заместителя начальника Службы безопасности Президента и почти ежедневно находился рядом с главой государства, поговорить им с глазу на глаз было делом весьма трудно осуществимым.
Близость к Президенту и возможность видеть его, минуя многочисленных референтов и помощников, была не просто проявлением его доверия, а большим политическим капиталом, из которого извлекались весьма солидные дивиденды, выражающиеся в цифрах с многими нулями. Именно поэтому члены его большой «семьи» и их близкие друзья обладали влиянием куда большим, чем многие министры или влиятельные политики‑депутаты.
Эти люди, составлявшие сплоченную едиными интересами группу (в газетах ее открыто нарекли «семьей») из пятнадцати – двадцати человек, ревниво оберегали Президента от постороннего влияния и делали все, чтобы тот получал информацию только через них.
Наверняка многие помнят, каким был первый Президент России в начале своей деятельности: азартно играл в волейбол и теннис, был весельчаком и балагуром. Постепенно поднимаясь все выше и выше по служебной лестнице, он оставался простым и доступным, любил общаться с обычными людьми, умел выслушивать их, а возглавив партийную организацию Москвы, не гнушался самолично пройтись по магазинам, проехаться в общественном транспорте. Причем его никогда не сопровождали толпы телохранителей.
Известно, что «короля играет свита». Когда Борис Николаевич стал Президентом, его ближайшее окружение, которое он сам лично и подбирал, постепенно начало оттеснять от сановного тела посторонних, не входящих в «ближний круг» людей.
В этом «круге», то есть вокруг Президента, идет такая подковерная борьба за каждый шаг, приближающий к Самому, что соваться туда простому смертному бесполезно да и опасно.
Президент, естественно, знал об этой борьбе и часто нервничал, понимая двусмысленность своего положения, однако ничего поделать не мог: правила власти таковы, что малознакомому, непроверенному человеку высшие государственные рычаги доверить так, с кондачка, не дозволялось. А всех членов «семьи» Президент видел, как он считал, насквозь и верил, что имеет еще достаточно сил и волю, чтобы обуздать зарвавшихся «родственничков».
Конечно, притчей во языцех была младшая дочь Президента: во время предыдущих выборов он приблизил ее к себе, назначил на официальную должность в свою администрацию, прислушивался к ее советам…
Но, как чаще всего бывает, главный не тот, кто чаще других попадает в объективы фото – и телекамер. Как в свое время кардинал Ришелье правил Францией из‑за спины своего короля Людовика (за это и прозвали всех дальнейших тайных властителей «серыми кардиналами»), так и сейчас основное влияние на Президента имела вовсе не его младшая дочь, а мало кому заметный, занимавший скромную должность председателя совета директоров некой государственной фирмы, муж младшей дочери Президента – Алексей Бакурин.
Влияние его выросло не сразу, но теперь и глава президентской администрации Валентин Николаевич Щенников, и начальник Службы безопасности генерал Скворцов, и банкир Долонович, и управделами Петр Петрович Можаев, не говоря уж о персонах помельче, – все эти люди, входящие в костяк «семьи», так или иначе прислушивались к мнению Бакурина и старались ему поддакивать, когда тот отстаивал у Президента тот или иной выгодный ему вариант очередной кадровой «рокировочки» или проекта нового президентского указа.
Однако теперь над головой Бакурина начали сгущаться тучи. Как только начальник охраны генерал Скворцов рассказал ему, что Президент случайно услышал радиопередачу, в которой особенно зло громили «семью», он немедленно насторожился. Они оба досконально изучили характер Президента и теперь готовились к тому, что тот попробует самостоятельно получить правдивую информацию, минуя обычные каналы «семьи».
– Думай, Семен Макарович, сейчас все от тебя зависит, – внушал генералу‑охраннику Бакурин, – чтобы и муха к Президенту не пролетела без твоего ведома! Ты понимаешь это? Иначе всем нам не сносить головы.
– Дерьмо вопрос, Леха! – успокоил его Скворцов. – Ты же знаешь, у меня все схвачено, комар носа не подточит! Давай лучше еще по рюмашке…
Бакурина коробило от генеральского самодовольства, но он, не возражая, подчинился, понимая, что в данной ситуации вынужден во всем положиться на этого краснорожего, туповатого, но хитрого солдафона, которого, кроме водки и баб, ничего и никогда в сущности не интересовало.
Несмотря на хроническое пьянство и стабильное желание трахать все, что шевелится, Скворцов свое дело знал отменно. Он подвернул, где надо, расшатавшиеся было гайки, и правила личного приема у Президента стали еще более строгими. Фактически тот вообще перестал наедине принимать посетителей: на всех запланированных встречах – будь то Премьер‑министр или генерал‑силовик – всегда в президентском кабинет находился или сам Скворцов, или его доверенный сотрудник.
Все посетители Президента подробно и тщательно инструктировались по поводу того, о чем следует и о чем не стоит с ним говорить. Оправдывались эти меры заботой о его здоровье – якобы его нельзя было излишне беспокоить; а все «щекотливые» вопросы предлагалось решать через членов «семьи».
Прошло уже два дня, а Виктор Илларионович Фадеев все никак не мог выбрать момент и шепнуть Президенту, что Савелий уже вернулся и что ему удалось добыть те материалы, о которых его просил Президент. Фадеев, конечно, же обратил внимание на то, как еще более ужесточилась охрана Президента, практически исключившая любую возможность несанкционированных Скворцовым контактов.
И вот наконец такая возможность подвернулась: Фадеев обеспечивал безопасность на промышленной ярмарке, которую должен был посетить Президент. Скворцов, как всегда, был неотлучно рядом со своим шефом; Фадеев находился чуть поодаль и в соответствии со служебными обязанностями следил за общей обстановкой.
Фадеев стоял в сторонке и смотрел на мелькавшую в толпе свиты седую голову Президента. Он увидел, как тот неожиданно нетерпеливо завертел головой по сторонам и что‑то спросил у сопровождавшего его министра.
– Внимание! Вариант пять, – услышал Фадеев голос в миниатюрном динамике в ухе, – обеспечить прикрытие объекта!
Фадеев послал двух человек перекрыть подходы к мужскому туалету (это и был «пятый вариант»), а сам, якобы для того чтобы очистить туалет от посторонних, устремился туда.
Президент и его свита шли медленнее, чем он, поэтому Виктор Илларионович оказался в туалете гораздо быстрее. Он попросил выйти из туалета всех, кто там был, проверил каждую кабинку и, зайдя в ближайшую к входной двери, заперся там.
Через несколько минут он услышал звук шагов. Фадеев узнал походку, это был Президент. Он был один – Виктор Илларионович знал, что Президент откровенно не выносил, когда Скворцов тащился за Ним в туалет, и всякий раз выгонял его.
Вот и выпал тот самый шанс, на который так надеялся Виктор Илларионович!
Фадеев осторожно постучался в дверь кабинки.
– Кто это? – настороженно спросил Президент.
– Не волнуйтесь, это я, Фадеев. Мне нужно сказать вам два слова с глазу на глаз… О том деле…
– Понимаю… А что ж вы здесь‑то засаду устроили, как на крупного зверя, Виктор Илларионович? Зашли бы ко мне, доложили бы честь по чести, понимаешь…
– К вам же не пробиться: все перекрыли! – шепнул Фадеев. – Я вас прошу, зайдите в соседнюю кабинку и, пожалуйста, говорите тише, иначе охрана поймет, что тут есть еще кто‑то кроме вас…
– Устроили, понимаешь, кремлевские тайны! – заворчал недовольно Президент, однако в кабинку зашел и даже дверцу закрыл за собой на задвижку.
– Ну, говорите, что там у вас? Говорите, меня же люди ждут, понимаешь…
– Наш человек вернулся из Европы. Он привез интересующую вас информацию. Она абсолютно надежна и проверена по разным источникам. Информация уже у меня, она записана на дискете. Если надо, я сделаю ее распечатку и отмечу для вас все самое важное. Доказательства ее правдивости – в целях безопасности – у нашего человека. Если информация вас убедит, я немедленно предоставлю подтверждение ее подлинности. Но нам нужно сохранять секретность, иначе люди, чьи фамилии фигурируют на этой дискете, смогут замести следы и сделать все, чтобы нейтрализовать эту информацию.
– Как это? – удивился Президент. – От фактов же не уйдешь! Не спрячешься, понимаешь!
– Да, конечно. Но эти факты, во‑первых, всегда можно извратить, представив их по‑другому: перевернуть все с ног на голову, а во‑вторых, они могут просто не дойти до адресата, то.есть до вас. Одно ваше неосторожное слово или распоряжение – и я, и наш с вами человек сразу же попадаем в категорию смертников – нас уберут, подстроив аварию или еще что‑нибудь в этом роде…
– Вот даже до чего дошло?! Совсем охренели… понимаешь! – искренне удивился Президент, ненадолго задумался, потом сказал: ‑Ладно, я все понял. Вечером буду в Барвихе, там и поговорим… Я обещаю!
Он вышел из кабинки и направился к терпеливо поджидавшей его свите. Выждав несколько минут, Фадеев выскользнул из туалета. Ему удалось остаться никем не замеченным, и теоретический шанс, который сегодня у него нежданно появился, воплотился в реальность.
Как опытный политик, Президент, когда требовалось, умел быть хитрым. Он устроил все так, чтобы никому и в голову не пришло заподозрить в чем‑либо Фадеева. Требование Президента позвать к себе заместителя начальника своей охраны формально объяснялось тем, что ему понадобилась информация об одной модели ружья, в чем Фадеев, как заядлый охотник, здорово разбирался и даже имел приличную коллекцию ружей (как, впрочем, и Президент, тоже обожавший охоту и рыбалку). Они неоднократно обсуждали эти темы и хвалились своими охотничьими успехами.
Не сомневаясь в своем заме, Скворцов спокойно впустил его в рабочий кабинет Президента.
– Ну что, Виктор Илларионович, принесли доказательства? – спросил Президент, когда генерал вошел.
–Да… Вот, пожалуйста… – Фадеев раскрыл большущую, богато иллюстрированную книгу об охотничьем оружии и принялся вынимать спрятанные между ее страницами листки с распечаткой дискеты Савелия. Поскольку тот на дискету, добытую в Лугано, записал с помощью компьютерного гения Андрея скачанные с закрытого файла ФБР сведения о капиталах и недвижимости «семьи», листков было довольно много. – Там все самое важное отмечено розовым маркером… Фамилии даны по‑английски и по‑русски… – пояснил Виктор Илларионович, глядя, как Президент, нацепив на нос очки, привычно погружается в бумаги.
Прошло минут пятнадцать. Фадеев тактично молчал, а Президент лишь все громче сопел, листая одну страницу за другой. Видя, как от гнева наливается кровью президентское лицо, Фадеев забеспокоился, не случится ли с ним сердечный приступ.
– Пожалуйста, Борис Николаевич, выпейте эту таблетку, – попросил он Президента.
Почти у всех президентских приближенных с собой всегда были фирменные, быстро и эффективно действующие лекарственные препараты от сердца и давления
– на всякий случай.
Президент недовольно оторвался от бумаг, явно сердясь на то, что его прервали в столь драматический момент, но ничего не сказал. Вбросил в рот таблетку и запил минералкой.
– Вы читали все это? – спросил он Фадеева.
– Конечно.
– И что, все это правда? – хмуро спросил он.
– Да. Если хотите, я принесу подтверждение…
– Не надо. Ну, зятек, едри его в корень! Ну и устроили мне… родственнички, понимаешь! Стыдоба… Ничего, они у меня еще почешутся, попляшут, понимаешь, забегают, как тараканы! Я, понимаешь, не позволю за нос меня водить! Неблагодарные! – Президент собрал принесенные Фадеевым листочки в стопку. – Ладно, я тут сам теперь разбираться буду. Спасибо вам и… – он сделал паузу, обдумывая как назвать Савелия, и добавил, не упоминая его имени: – нашему человеку. Ну что, Виктор Илларионович, готовьтесь к повышению. Пойдете ко мне в начальники охраны?
– Все силы отдам, чтобы оправдать ваше доверие! – с волнением ответил Фадеев.
– Ну‑ну, идите, можете быть свободны, – сказал Президент, но тут же передумал: – Или нет, вызовите‑ка срочно Щенникова. Он сейчас где?
– На даче.
– Ну что ж, скоро ему куда‑нибудь в другое место перебираться придется. Вызовите его ко мне! Фадеев вышел исполнить просьбу.
Встревоженный Щенников примчался в Барвиху через сорок минут. Он едва успел побриться и, пока служебный лимузин, мигая проблесковыми маячками и пугая прохожих завыванием сирены, вез его к Президенту, мучительно гадал о причине столь экстренного вызова.
– Давайте‑ка, Валентин Николаевич, вызывайте сюда всех своих клевретов! – такими неласковыми словами, да еще и глядя в упор непривычно холодными глазами, встретил руководителя своей Администрации Президент.
Щенников поежился: еще никогда он не разговаривал с ним в таком резком тоне. Обычно он звал его Валентином или, когда был в хорошем настроении, просто Валей. А тут по имени‑отчеству, да еще «клевреты»… А про взгляд и говорить не хочется: чисто вечная мерзлота…
– Что‑то случилось? – осторожно спросил Щенников.
– Зовите, зовите! Чего застыли, словно статуя железного Феликса, понимаешь! – прикрикнул на него, игнорируя вопрос, Президент. – Зовите всех своих дружков‑приятелей, всю эту вашу «семейку»! Лешку, Наташку, Можаева, Карасева, Калошина… Скворцов сейчас явится, я его уже сам позвал.
Щенников выскочил из кабинета как ошпаренный и наткнулся на слегка поддатого начальника охраны.
– Что происходит? – шепотом спросил у него Щенников.
Но Скворцов не был в курсе нынешнего настроения Президента и лишь удивленно пожал плечами, глядя на испуганное лицо Валентина Николаевича.
– А что, – спросил Скворцов, – батя чудит, что ли?
– Приказал собрать всех немедленно.
– Кого это – всех?
– Ну, наших… «семью», в общем…
– Настучали все‑таки, сволочи! – обозлился генерал. С его лица моментально слетела довольная, похотливая усмешечка. – Ну что это за падаль, которая осмелилась пойти против нас? На кусочки сучару порву, живьем!
– Поздно! – снова зашептал Щенников. – Надо собраться с духом и постараться убедить ЕГО в том, что ему подсунули самую что ни есть дезу.
Враги его, недоброжелатели расстарались! Я пошел вызванивать, а ты давай дуй к нему, попробуй прощупать почву. Может, тебе что скажет.
Скворцов зашел к Президенту. Тот, насупившись, сидел в кресле и не обратил никакого внимания на вошедшего.
– Сейчас все приедут, Борис Николаевич, – начал генерал. – Мне Валентин сказал, что вы…
– Молчи лучше! – буркнул Президент. – Заварили, понимаешь, кашу… грязную! Теперь вот мне, Президенту, приходится расхлебывать вашу стряпню! Уйди, я хочу один посидеть тут… подумать… поразмышлять, понимаешь… Когда соберутся все, тогда и доложишь…
– Слушаюсь, – подчеркнуто официально ответил Скворцов и вышел из кабинета.
Президент появился через час, когда вся «семья» собралась в большой комнате, где обычно Президент играл со Скворцовым в бильярд. Теперь охранники отодвинули бильярдный стол к стене и внесли несколько стульев. Для Президента специально поставили удобное большое кресло.
Он вышел к ним с хмурым лицом. Молча, исподлобья, с характерным прищуром оглядел собравшихся и, продолжая держать паузу, не здороваясь ни с кем, направился к креслу. В руке у него были листки, переданные ему Фадеевым. Весь его облик выражал откровенное недовольство присутствующими.
Президент сел, надел очки, взял первую страничку из стопки и начал читать вслух:
– Алексей Иванович Бакурин, общая сумма – восемнадцать миллионов шестьсот тысяч четыреста четыре доллара… – быстрый взгляд в сторону зятя. – Кроме того, вилла в Ницце, домик на Багамах, особняков Париже, квартира в Лондоне,
– еще один стремительный взгляд, – счета в банках Швейцарии, США и Англии. Нельзя было не заметить, что Президент с огромным трудом старается сдержать кипящий в нем гнев и оставаться хотя бы спокойным. И только эти стремительные, словно уколы шпаги, взгляды выдавали бушевавшую в нем бурю.
– Валентин Николаевич Щенников. Четыре миллиона восемьсот три тысячи семнадцать долларов, – взгляд‑укол, – двадцать пять процентов акций банка «Олимпик», сорок процентов акций нефтяного концерна «Норд‑Ойл», – очередной взгляд‑укол, – дом во Франции, понимаешь…
Президент укоризненно покачал головой и продолжил:
– Дружок господина Щенникова, Александр Соломонович Долонович. Семьсот три миллиона пятьсот шестьдесят тысяч четыреста два доллара, – взгляд‑укол,
– три контрольных пакета акций в российских банках. Семьдесят восемь оффшорных фирм, – взгляд, – пять казино, – взгляд, – нелегальная торговля оружием и левой водкой… Во, нахапали!..
Президент посмотрел поверх очков на притихших перед ним чиновников. Как ни поразительно, но они с явным любопытством слушали конкретные цифры: даже в самом узком своем кругу никто из них никогда не афишировал свои доходы и капиталы. Теперь же они с любопытством заглядывали с помощью Президента друг к другу в карман. Любопытство потеснило даже страх грядущего неминуемого разоблачения.
– Так… – Президент снова уткнулся в бумаги. – Ага, вот! Петр Петрович Можаев. Четыре миллиона триста семьдесят тысяч долларов в венгерском банке «Ухнар» и два миллиона триста с лишком тыщ в швейцарском «Банко дель Боггар‑до», в Лугано, – взгляд‑укол, – семнадцать оффшорных фирм – Кипр, ЮАР и Монако, контрольный пакет акций в концерне «Алмаз‑Россия», дом в США. – Президент взглянул на замершего Можаева, покачал головой и сделал многозначительную паузу.
– Далее… Велихов Аркадий Романович… – Он нахмурил брови и оглядел всех присутствующих. – Кстати, а он в России? – спросил он Щенникова.
– Я давно его не видел, – Валентин Николаевич смущенно опустил глаза.
– Интересное дело, понимаешь! – вспылил Президент. – То он у вас в кабинете целыми днями чаи гоняет, а теперь вы даже не знаете, где он! А может, он. со своими миллионами уже удрал куда‑нибудь?
– Аркадий Романович сейчас находится на Северном Кавказе, ‑г – сообщил первый заместитель премьера Карасев, которого молва всю весну и лето усердно прочила в будущие премьеры.
– Ясно, выборами своими, понимаешь, занимается. Депутатской «корочкой» прикрыться хочет, – недовольно сделал вывод Президент, потом глубоко вздохнул и сделал короткую паузу. – Кирилл Сергеевич Калошин, – продолжил он чтение своего списка. – Шесть миллионов с гаком в Англии, три – в Штатах, – быстрый взгляд, – собственная охранная фирма в России. Основная деятельность
– выбивание долгов и… – зло усмехнулся и добавил: – рэкет. Благотворительный фонд помощи уволенным в запас военнослужащим, где на самом деле отмываются теневые доходы от продажи стрелкового оружия и укрываются от налогов проходящие через таможню грузы. Годовой оборот около ста миллионов долларов. А?! Каково?! Ну, и, конечно, дом в Чехии, вилла во Франции. Яхта в порту на Балеарских островах. Там же гостиница на сотню номеров. Отдыхай не хочу! Совсем оборзели, понимаешь! Тянут и тянут, тянут и тянут…
Борис Николаевич махнул рукой и вновь взглянул в листок.
– Илья Аронович Левинсон. Ну у этого так, скромненько, детишкам на молочишко… – с ухмылкой заметил Президент. – Всего‑то два миллиона с небольшим в банке Нью‑Йорка, акции и прочая мура: даже на дом приличный не посмел наворовать. – Он вновь зло усмехнулся. – Все, хватит, про остальных и читать не стану, что язык зря ломать, и так все ясно: воруете исподтишка, без стыда и совести, понимаешь, а позорите меня и страну по крупному и в открытую. Ну просто шакалы какие‑то!
Президент встал и, сделав несколько шагов, вплотную подошел к сидящим напротив него приближенным.
– Ну что молчите, как будто воды в рот набрали?! – закричал Президент, размахивая над их головами листками с обличающими цифрами.
– Наглая клевета! – боязливо подал голос Щенников.
– Этим бумагам нельзя верить, вас дезинформируют, – тут же, подхватывая, поддакнул Калошкин, давний приятель Щенникова. – Надо во всем спокойно и непредвзято разобраться!
– Уже! Уже разобрался! – рявкнул Президент. – Вы вообразили, что я лаптем тут щи хлебаю и не могу без вас и шагу ступить? АН нет! Нашлись толковые и честные люди, помогли, понимаешь, правду увидеть.
– Кто они? – встрепенулся Скворцов.
– А вы, Семен Макарович, вообще помолчите, – отмахнулся от него Президент, – от вас же за версту перегаром несет. – Он даже демонстративно и брезгливо принюхался. – С завтрашнего дня с вами работать не буду!
– А как же…
– Зама вашего назначу, Фадеева, не бойтесь, без вас не пропаду, проживу как‑нибудь. – Президент повернулся к остальным. – Значит, так, господа хорошие… и родственнички мои милые, и ваши отсутствующие друзья, сор выносить из избы не хочу и не буду, нечего наших врагов и журналистов этаким безобразием радовать на потеху всему миру, но обещаю: вас всех я к ногтю‑таки прижму! – Борис Николаевич внимательно посмотрел каждому в глаза.
– Вот что я решил! – Он рубанул воздух рукой, словно ставя окончательную точку. – Даю вам две недели на то, чтобы все, что вы у матушки‑России наворовали‑нахапали, было до последней копейки ей возвращено. Не захотите по‑хорошему, то есть по собственному желанию, потребую в Генеральной прокуратуре открыть на вас дела и лично прослежу, чтобы вас всех вывели на чистую воду. Вы меня знаете, я это обязательно сделаю! Никто не отвертится!
Он как будто хотел сказать что‑то еще, но только с досадой махнул рукой и вышел из комнаты. В бильярдной повисло тягучее мрачное молчание: все собравшиеся были настолько поражены угрозой Президента, что, похоже, потеряли дар речи; каждый сейчас лихорадочно думал, как на все сказанное реагировать.
– Вот сука! – выругался Скворцов.
– Кто? – торопливо спросил Щенников.
– Фадеев, вот кто! – зло бросил генерал. – Я тут посидел, подумал, проанализировал, – это он настучал, больше некому!
– То, что мы знаем, кто информатор, нам уже не поможет, – задумчиво и вполне спокойно сказал Бакурин. – Давайте лучше соображать, что нам всем делать.
– Только не здесь, Алексей Иванович! – заметил Калошин.
– Согласен, – сказал Бакурин и тут же предложил: – Вот что, поехали ко мне на дачу. Там спокойно, без лишних нервов все и обсудим. Решать надо не в спешке, но безотлагательно, иначе загремим, как говорил один киношный герой, под фанфары.
Словно по команде, все задвигали стульями, стараясь быстрее покинуть это опасное место,, и гурьбой направились к выходу. Они расселись по своим иномаркам с проблесковыми маячками на крышах и кавалькадой покатили прочь, распугивая водителей встречных машин…
Президент стоял у окна и со щемящими сердце тоской и горечью смотрел на исчезающую в сумерках кавалькаду роскошных автомобилей: ему казалось, что он только что оторвал с кровью кусок от самого себя, и теперь ему было действительно очень больно и нет‑нет да свербил вопрос:
«Ты уверен, что правильно поступил с ними? Это же все твои близкие люди! Ты же с ними столько вместе прошел!»
Однако другой голос, голос чести и порядочности возразил:
«Ну и что, что близкие! Ну и что, что ты им верил, как самому себе! Они же предали тебя! Опозорили твое имя на весь белый свет! И ты перед ними абсолютно чист! А потому ты иначе поступить никак не мог!»
Ему вспомнился Велихов:
«Вот ведь хитрая бестия! Будто зверь, чует, когда вот‑вот запахнет паленым. Заранее собрался в Думу баллотироваться, а пока исчез с глаз долой, чтобы не призвали к ответу. Ишь как засуетился! Депутатской „корочкой“ решил прикрыть свою грехи. Да, трудно, очень трудно мне будет сладить с вами. – Президент вздохнул и потер ладонью грудь в области сердца. – Попались бы вы мне чуть раньше, я бы вас всех в бараний рог скрутил! А сейчас… Здоровье совсем не то стало. Как велика все‑таки мудрость народная: „Кто убоится стареющего льва?“ Каково?! Ничего, я еще крепко держусь на ногах и смогу еще не только дать сдачи обидчикам, но и этих разбойников к ногтю прижать!»
После такого краткого внутреннего монолога Президент почувствовал себя спокойнее и увереннее…
IX. «Дело врачей»
Члены «семьи» собрались на роскошной трехэтажной даче зятя Президента. Их многочисленная охрана осталась ждать своих хозяев в машинах перед домом.
Приехавшие расселись в большой обеденной зале на первом этаже за красивым инкрустированным редкими и дорогими породами дерева обеденным столом.
Сейчас все присутствующие здесь чувствовали общую сплоченность перед нависшей над ними опасностью потерять нажитое – такое кровное, такими многими трудами собранное. Сколько интриг, кадровых перестановок, а порой и смертей своих бывших подельников и партнеров понадобилось для того, чтобы собрать эти огромные состояния! Столько всего перетерпеть, чтобы добраться до «кормушки»! И вот теперь им предлагают все вернуть, со всем расстаться. А иначе – тюрьма…
Было о чем задуматься.
И пока практически вся власть в стране так или иначе была сосредоточена в их руках, надо было этим воспользоваться. И воспользоваться как можно скорее. У них было всего две недели, чтобы переломить ситуацию. Но как? Как раз это им и предстояло сейчас решить.
Алексей Иванович Бакурин,, как хозяин дома и неформальный лидер группы, взял инициативу в свои руки.
– Ну, что будем делать, господа? – спросил он, внимательно вглядываясь в лица партнеров, словно проверяя, на кого можно опереться в столь сложную минуту.
– Что, что?! – визгливо вскрикнул Левинсон, которого, как и Долоновича, пригласили присоединиться к «мозговому штурму». – У нас всего два варианта, при этом обещанию Президента отправить нас всех за решетку лично я верю. У него рука не дрогнет.
– Но и отдавать последнее почему‑то не хочется, не так ли? – ехидно поинтересовался у него Долонович,
– Это у меня – последнее, а вы‑то вывернетесь! – крикнул ему Левинсон. – Вы, Александр Соломонович, богаче всех нас, вместе взятых!
– Хоть вы и профессор экономики, Илья Аронович, чужие деньги и вам считать не к лицу, – в ответ сыронизировал Долонович.
– Кончайте пустой треп! – недовольно воскликнул Щенников. – Давайте обменяемся мнениями. Итак, пойдем по порядку. Алексей Иванович, вам есть что сказать? – обратился он к хозяину огромного, но уютного дома.
– Конечно, есть, Валентин Николаевич! Но сначала мне хотелось бы, чтобы все присутствующие ответили сами себе на один важнейший вопрос: готовы ли вы пойти на самые жесткие меры, чтобы спасти ситуацию? – прищурив свои и без того узкие глаза, Бакурин медленно оглядел каждого из присутствующих.
– Извините, коллеги! – вновь вступил Левинсон. – А может быть, как‑нибудь само рассосется?
– Как это – рассосется? О чем это вы, Илья Аронович? – с сарказмом возразил Скворцов. – Вы напоминаете сейчас пацана, который, узнав, что его подружка беременна, говорит ей: «А может, рассосется?»
Все рассмеялись, но Бакурин, жестом остановив начавшийся было балаган, все‑таки подколол Левинсона:
– А ты без бабы никак не можешь?
– Так о чем еще остается говорить‑то? Тут такие дела, того и гляди… – Левинсон трагически закатил глаза.
– Стране сейчас, дорогой вы наш Илья Аронович, как и многим политикам, не до этого: все выборами занимаются, – пояснил тот, поблескивая стеклами очков. – Вы посмотрите, какая драчка‑то идет! Любо‑дорого! Может, и БээН нервничает, оттого что его «Медведь», то бишь «Единство», не так быстро растет, как ему хотелось бы? А может быть, он страху нагнал на нас для того, чтобы мы пощедрее раскошелились на выборы?
– А в этом что‑то есть… – задумчиво проговорил Можаев. – Поможем «Медведю» раскрутиться, это укрепит его выдвиженца. БээН размякнет и простит нас. Как не крути, а с кандидатом придется считаться: вон как его рейтинг взлетел!
– Где был бы этот рейтинг, если бы не Чечня! – вставил Долонович.
– Так это и ежу ясно! Потому‑то и нужно «тянуть» Чечню до президентских выборов, – назидательно заключил Можаев. – Стоит быстро с Чечней покончить или пойти с чеченами на мирные переговоры, так начнут и.о. терзать вопросами об экономике и программе, где тогда его рейтинг будет?
– Да и где, кроме Чечни, можно столько «капусты» срубить?! – как бы между прочим заметил Долонович.
– Как будто вы с Беликовым уже не нажились на этой войне! – вмешался в спор Левинсон.
– А ты не завидуй, всем известно, что у тебя есть доля от посредничества от западных банков! – укоризненно прервал его Скворцов.
– Да я и не… – начал было оправдываться Левинсон, но его перебил Можаев:
– Не туда завели разговор‑то! Нечего щипать друг друга: всем места под солнцем хватит, если вперед смотреть, а не заглядывать в чужой карман! – Он пристально взглянул на Левинсона. – Пора о будущем думать! Учитывая, что произошло, нам всем выгодно, чтобы за «Медведя» как можно больше народу проголосовало… – – Как это? – спросил туповатый Скворцов.
– Чем больше голосов в Думе получит «Медведь», тем больше возможностей у нас, то есть у тех, кто помогал набрать эти голоса, вертеть этой самой Думой, по крайней мере, до президентских выборов! Нам бы до лета продержаться, а новый Президент пока еще во всем разберется…
– И еще, – снова заговорил Левинсон, – нам надо дружно поддержать в Подмосковье нашего человека! Если губернатором станет генерал, нам всем не поздоровится!
– Судя по опросам, у нашего кандидата есть все шансы на успех, – сообщил Щенников.
– Так‑то оно так, но что если все‑таки не победит? – не унимался Левинсон.
– Если не победит, то все равно принесет НАМ пользу, возглавив Госдуму! – вступил в разговор хозяин дома.
– Но ведь и у «Медведя» есть свои лидеры! – вдруг объявил долго молчавший Можаев: он словно не слышал, что речь уже давно идет о другом.
Всех развеселила эта неуместная реплика, но Левинсон все же поддержал тему:
– Ну и что, Петр Петрович! – усмехнулся Илья Аронович, – или ты хочешь сказать, что глава МЧС или мировой чемпион пойдут против нас? Политикой заниматься, дорогой мой, это не мышцами работать или завалы после землетрясений и взрывов расчищать! Политикам мозги нужны деньги… причем большие деньги!
– Мы что, на занятиях по политграмоте? – нетерпеливо спросил Бакурин, которому до чертиков надоело слушать это словоблудие. – Размечтались! Вы что, тестя не знаете? Как же, держи карман шире: «забудет» он, «простит»…
– передразнил он. – Отбросьте иллюзии! Наш Елкин никогда не забывает нанесенных ему обид! Слышите? Никогда не забывает! Именно поэтому мы должны быть готовы к любым неприятностям и неожиданностям! Всегда нужно готовиться к худшему! – Алексей Иванович опять внимательно оглядел каждого из присутствующих. – Или как дело дойдет до драки, то голову в песок спрячете?
– А позвольте поинтересоваться, – прикинулся дурачком осторожный Можаев,
– может, я что‑то недопонял или просто прослушал, однако мне не совсем ясно: драться‑то вы с кем собираетесь, дорогой Алексей Иванович?
– Вы, Петр Петрович, дурачком‑то не прикидывайтесь! Будто вы не догадываетесь, о ком идет речь? – не по‑доброму усмехнулся Бакурин. – С НИМ, с кем же еще, с тестем! ОН мешает нам всем. Может, кто‑то думает иначе? – Он вновь впился взглядом в лица присутствующих. – Неужели вы всерьез считаете, что нам надо подчиниться его требованиям?
Можаев тоже настороженно осмотрел всех «по‑дельников» – его интересовала их реакция на фактически недвусмысленное предложение Бакурина совершить в стране государственный переворот. Однако все сидели с такими невозмутимыми физиономиями, словно речь шла об элементарной финансовой сделке. Можаев пожевал губами, явно желая высказаться, но почему‑то промолчал.
– А я вот что думаю, – вступил в разговор Скворцов, – надо этого Фадеева, как клопа, к ногтю! К ногтю его! – Он выразительно дважды ткнул ногтем в стол. – Он, именно он, сучара, нам все это подстроил!
– Фадеев не мог этого сделать, – перебил его Бакурин, – кому как не вам, Семен Макарович, знать, что ему некогда было этим заниматься. Да и на виду он все время. Документы были, очевидно, привезены кем‑то с Запада, причем, скорее всего, получены из первых рук – и, похоже, каким‑нибудь ретивым журналистишкой, каким‑нибудь «сливным бачком». А Фадеев мог, если он вообще в курсе этого дела, только посодействовать тому, чтобы документы попали к Президенту.
– А вы обратили внимание на то, чем Президент перед нами размахивал? – спросил Калошин. Как старый и опытный чекист, он в силу привычки замечал многое из того, что другие либо вообще упускали из виду, либо считали незначительными мелочами. – Это же копии! Скорее всего, обычная компьютерная распечатка, тем более в переводе на русский: ведь ни одного иностранного языка Президент не знает!
– А что это нам дает, Кирилл Сергеевич? – не понял Можаев.
– А то, что коль скоро Президенту предоставлены копии, значит, где‑то обязательно существуют оригиналы, – назидательно пояснил он.
– А это идея! – встрепенулся Щенников. – Найдем оригинал, уничтожим его, тогда все бумажки, которые нам с таким выражением зачитал Президент, окажутся годны исключительно для туалета. Никакой суд их не примет во внимание! А Президент поймет, как он был не прав. Вы же знаете, он отходчив. Еще извиняться перед нами будет.
– Не тешьте себя иллюзиями, Валентин Николаевич! Извиняться он не будет, ему гордость не позволит, – заметил Бакурин, – однако разумное зерно в вашей идее есть. Пожалуй, нам стоит попробовать обойтись без смены первого Президента России: нас за бугром не поймут, что означает и большие материальные потери… – и многозначительно добавил: – наши, между прочим, потери…
– Да, кредиты тогда точно накроются, – задумчиво проговорил Левинсон.
– Ну что, есть еще какие‑нибудь предложения? – поинтересовался Щенников. Все молчали.
– Ну, значит, решено, – подвел итог Бакурин. – Во что бы то ни стало нужно вычислить человека, нарывшего на нас это досье. Если эта сволочь так или иначе связана с Фадеевым, это дает определенный шанс выйти на первоисточник. Семен Макарович, как, сможете установить за Фадеевым неусыпное наблюдение? /
– Да я же с завтрашнего дня в отставке, – пожаловался Скворцов.
– Ничего страшного, это для дела даже лучше, у вас теперь время свободное появится. А Калошин вам поможет с людьми. Не возражаете, Кирилл Сергеевич?
– Да, есть у меня подходящие парни, – согласно кивнул отставной генерал.
– Так вам и карты в руки! – ободряюще улыбнулся обоим генералам Бакурин.
– А всех остальных попрошу пока ничего экстренного не предпринимать и не дергаться: возможно, что за нами будут теперь тщательно присматривать. Предлагаю всякие крупные сделки прекратить, по крайней мере пока, на время. Надо сделать вид, что мы взволнованы, раскаиваемся и тому подобное, то есть поиграть в игру под названием «Прости нас, батя, мы все так твой справедливый гнев переживаем!». Пусть Президент пока думает, что мы действительно испугались и с утра до вечера только и собираем деньги для отправки на родину…
– Что ж, по домам? – предложил Скворцов.
– По домам или еще куда, но… – Бакурин поднял указательный палец кверху и ободряюще улыбнулся, – играйте, господа, играйте! И поддерживайте постоянную связь друг с другом.
Все зашевелились и начали подниматься. Увидев, что в темном туннеле забрезжил тоненький лучик света, указывающий путь к спасению, все как‑то облегченно вздохнули; казалось, у них разом отлегло от сердца, ведь скоро все их драматические проблемы, которые так неожиданно возникли, счастливо разрешатся.
Большинство членов «семьи» укатили по домам. У Бакурина остались только самые близкие партнеры хозяина: Щенников и Калошин, которых, с интонацией Мюллера, задержал хозяи<