Погорельский Лев Владимирович, подполковник запаса. Родился в 1924 году в городе Воронеж. Призван в армию в июле 1942-го года. После войны Лев Владимирович 40 лет работал в нашем вузе доцентом кафедры философии.
В 1965 году в издательстве «Беларусь» в г. Минск вышло первое издание книги «Вечный огонь». Автором этой книги является Роман Наумович Мачульский, Герой Советского Союза. В годы войны он был первым секретарем Минского подпольного обкома партии и командиром партизанского соединения Борисово-Бегомельской зоны Минской области.
В этой книге имеется раздел «Сильные духом» в котором значительная часть описываемых событий относится к деятельности разведывательной спецгруппы НКГБ БСССР «Август», радистом которой являлся автор данного рассказа. Именно поэтому Роман Наумович Мачульский при встрече с автором подарил ему свою книгу с надписью «Боевому товарищу по партизанской борьбе на территории Белоруссии в суровые годы Великой Отечественной Войны, отважному радисту-разведчику Льву Погорельскому, имевшему прямое отношение к некоторым событиям, описанным в настоящей книге. С глубоким уважением от автора ».
Такой подарок автору «Рассказа» обусловлен еще и тем, что в течение некоторого времени наша группа «Август» выполняла функции отдела разведки при штабе, возглавляемом Р.Н. Мачульским, и информировала его обо всех важнейших оперативных разведданных. В свою очередь Р.Н. Мачульский который был замечательным, душевным человеком и отличным организатором крупных партизанских боевых операций против немецких гарнизонов, оказывал всемерную поддержку деятельности нашей группы. Теперь перейдем непосредственно к «Рассказу радиста - разведчика».
Первое мое знакомство с Великой Отечественной Войной произошло в начале июля 1942 года в Воронеже. Те, кто были в городе в это время помнят, что вплоть до 5 июля, т.е. до вступления немцев на окраины города, никто из рядового городского населения точно не знал, где находятся немецкие войска и что надо делать: уходить из города и если да, то в какую сторону? Или оставаться в городе и ожидать, что наши войска, наконец, остановят немцев. К сожалению, никто из представителей власти не мог дать ответа на этот вопрос. Городские власти хранили молчание и, погрузив свое имущество и семьи, заранее покинули город, а населению предложили по существу принцип «Спасайся, кто как может». Осмелюсь сказать, что город был в основном сожжен немецкими зажигательными бомбами и если бы заранее на чердаках домов были подготовлены баки с водой и специальные клещи, которыми можно было брать «зажигалки», город не был бы так разрушен.
Руководствуясь принципом «Спасайся, кто как может» я и мои товарищи, всего 6 человек из дома № 17 по ул. Фридриха Энгельса, нашли брошенную телегу с лошадью, загрузили ее оставленными в магазинах продуктами и 5 июля, как только рассвело, двинулись по улице Степана Разина, чтобы через Чернавский мост уйти на левый берег. Однако наше движение пришлось остановить из-за налета немецких бомбардировщиков у здания ЮВЖД. Спасаясь от осколков разрывавшихся бомб, у спуска улицы Степана Разина мы обнаружили подготовленную «щель» и пересидели в ней несколько групповых налетов немецких самолетов. Осколки бомб летели над нашими головами и мы, сидя в «щели» наблюдали как немецкие бомбардировщики по очереди, как на параде, подлетали к зданию ЮВЖД и, включив сирены, издававшие душераздирающие и наводящие на человека ужас звуки пикировали и бросали бомбы. В «щели» вместе с нашей группой оказался пожилой красноармеец с винтовкой. На него так подействовала немецкая бомбежка, что он вылез из щели и начал кричать: «где же наши самолеты, где наши зенитки, сколько мы будем молчать» и при этих словах, вскинув винтовку, начал стрелять по немецким самолетам. При очередном разрыве бомбы, его ранило в ногу осколком и наши ребята сделали ему перевязку. Долго находится в щели было уже опасно и мы, выждав паузу в бомбардировках, начали спуск к Чернавскому мосту под вой немецких сирен и разрывы бомб. К нашему счастью мост еще был цел и мы, перейдя через него, вскоре оказались на Придаче, а затем двинулись в сторону Новой Усмани. Недалеко от нее мы сделали остановку и перед нами открылась трагическая панорама - огромный огненный шар, это горел Воронеж, город где мы родились и выросли. От этого зрелища слезы градом катились из глаз. Таким было мое первое знакомство с войной.
Скоро наша группа раскололась. Семья Кожевниковых: отец и два сына Май и Генрих пошли в сторону Борисоглебска, а я и Коля Павлов, студент имеющий бронь от призыва, а также Коля Гончаров пошли дорогой на слободу Лосево, где находилась моя мама, чтобы увидеться с ней и попрощаться перед уходом в армию. Прибыв в Лосево, я и Коля Павлов 14 июля явились в военкомат и вскоре очутились на призывном пункте в Грибановке. Затем был город Муром, откуда Колю Павлова отправили маршевой ротой под Сталинград, а мне в комитете комсомола 362 запасного стрелкового полка, 33 запасной стрелковой бригады предложили лететь воевать в немецкий тыл и я дал согласие на это предложение.
Однако, к моему удивлению, всех кто дал согласие лететь в тыл противника, а таких было 50 человек, направили в Горьковскую военную школу радиоспециалистов в организованную там спецроту по подготовке радистов коротковолновиков для работы в партизанских соединениях. В Горьком мы обучались всего 3 месяца, но нам они показались вечностью: холодная огромная казарма, отвратительное питание - похлебка из одной капусты, две ложки какой-нибудь каши и вместо положенных 600 граммов хлеба лишь половина этой нормы, другая половину хлебного пайка забирали младшие офицеры и обменивали на водку. Всякое недовольство курсантов подавлялось репрессивными мерами. В ответ на подобное обращение многие курсанты писали заявления с просьбой об отправке на фронт, но руководство спецроты эти заявления даже не рассматривало. Вскоре, в феврале 1943 года, всю спецроту, кроме младших командиров, направили в Московскую спецшколу №3 от Центрального штаба партизанского движения. Условия жизни и учебы здесь кардинально отличались от Горьковской школы. Уже через неделю бывшие доходяги, воровавшие у других курсантов мыло и личные вещи, и обменивавшие их на хлеб, превратились в совершенно других, уважающих друг друга людей. В Москве нас кормили по офицерской фронтовой норме, лучшего нельзя было и пожелать, а по выходным в школе устраивались танцы. Что касается нашей подготовки, то следует отметить, что каждый курсант проходил ближнюю и дальнюю практику. На ближнюю практику нас вывозили в Измайловский парк в Москве и оттуда на «северках» - коротковолновых партизанских рациях мы устанавливали радиосвязь с центром, который находился на Садово-Кудринской улице.
На дальнюю стажировку меня с группой из 10 человек вывезли в г. Кинешма Ивановской области, где на берегу Волги в землянке был оборудован узел дальней радиосвязи, откуда мы по графику связывались с Москвой и передавали и принимали радиограммы. По окончании учебы устраивались гос. экзамены и только после их успешной сдачи курсантов направляли в немецкий тыл в одну из партизанских бригад.
Московскую спецшколу я закончил в июле 1943 года и, в отличие от других курсантов, Белорусским штабом партизанского движения был направлен не в партизанскую бригаду, а был передан в распоряжение НКГБ БССР. После короткой переподготовки, связанной с изучением работы на новой для меня радиостанции «Белка», ранее я изучал партизанскую станцию «Северок», и изучения шифровального дела 19 августа 1943 года я в составе разведывательной группы «Август» был заброшен на самолете в Минскую область. В самолете, помимо нашей группы, летели высокие чины компартии Белоруссии, в том числе секретарь ЦК КПБ И.П. Гоненко, а также первый секретарь Минского подпольного обкома партии Р.Н. Мачульский со своей командой подрывников, радистов и штабных работников. В связи с таким составом пассажиров экипажу самолета дали задание посадить его на Бегомельском партизанском аэродроме, но, несмотря на это на всех нас надели парашюты, автоматы, а на меня еще повесили рацию, пистолет, две гранаты, финский нож и флягу со спиртом. Среди багажа нашей группы, кроме месячного пайка и боеприпасов, были два больших вещмешка. В одном из которых были пачки советских денег, а в другом оккупационные немецкие марки. На эти деньги впоследствии вербовалась разведагентура и организаторы подрывных действий в Минске, Борисове и более мелких немецких гарнизонах.
Полет прошел относительно благополучно, если не считать, что на линии фронта наш самолет попал в зону прожекторов и был обстрелян немецкими зенитками, но самолет пилотировал герой советского союза и он виртуозно вывел самолет из зоны обстрела и посадил на лесном аэродроме.
Вылет группы 19-го августа был обусловлен тем, что 16-го августа на сторону партизан перешла немецкая бригада из группы войск «РОНА» (т.н. Русская Освободительная народная армия) руководителем которой был бывший советский подполковник, немец из Поволжья Гиль-Родионов. Бригада состояла из военнопленных и была оснащена первоклассным немецким оружием, вплоть до танков. После перехода на сторону партизан Гиль-Родионов рассказал следующее: война застала его в должности начальника штаба 229 стрелковой дивизии. В одном из боев он был ранен и захвачен в плен. Далее он оказался в Сувалковском лагере для военнопленных. В лагере гитлеровцы пытали и истязали наших воинов, морили их голодом, по несколько дней на давали воды. Голодная смерть безжалостно косила ряды пленных. Когда узники были доведены до полного истощения, фашисты стали усиленно внушать «если не хотите умереть, переходите на нашу сторону. Создавайте Русскую Освободительную Армию и идите воевать с большевиками».
По словам Гиля, в ноябре 1941 года у него зародилась мысль дать согласие на создание национального формирования под его командованием, чтобы под этим предлогом вывезти из лагерей как можно больше пленных и сформировать из них бригаду и при удобном случае перейти линию фронта и снова влиться в ряды Красной армии. Гиль сообщил немецкому командованию о своем согласии возглавить антибольшевистскую бригаду и начал ездить по лагерям военнопленных и набирать там желающих вступить в бригаду. Думаю, что большинство поступивших на службу к Гилю-Родионову, сделали это из тех же соображений, что и их командир. Именно поэтому, когда утром 16 августа 1943 г. Родионов арестовал представителей немецкого командования и объявил сначала командному, а затем рядовому составу приказ о переходе Первой русской национальной бригады к активным партизанским действиям против немецких оккупантов, солдаты и офицеры встретили приказ громогласным «ура», срывали с себя фашистские знаки отличия и бросали их в костры. В этот же день Гиль-Родионов встретился с руководством партизанской бригады «Железняк» и сообщил ему о переходе своей бригады на сторону советского народа. Он попросил Титкова, командующего партизанской бригадой сообщить об этом в Москву.
17 августа бригада Гиль-Родионова разгромила крупный немецкий гарнизон «Докшици» и в этот же день штурмом овладела железнодорожным узлом Крулевщизна, уничтожив гарнизон противника. Зная об отношении Сталина к нашим военнопленным, тем более к вступившим в «РОНУ», члены бригады Родионова воевали «как звери» искупая свою вину. Родионовцы разгромили множество крупных немецких гарнизонов, в том числе, освободили на несколько дней областной центр Вилейка. За переход бригады на сторону партизан Гиль-Родионов был награжден орденом Красной Звезды.
У нашей группы было задание в первую очередь разобраться с так называемой группой СД, арестованной по приказу Родионова. В этой группе было 19 русских бело-эмигрантских разведчиков, окончивших в Германии различные разведшколы. Для НКГБ это был «клад». В Москву в моих шифровках полетела полнейшая информация о немецких разведшколах, их местонахождении, кадрах, методике подготовки и т.д. Кроме этого, наша группа имела задание направить одного из этих разведчиков к Власову, чтобы склонить его на сторону партизан, однако эта операция не удалась, возможно, на нее наложил вето кто-то из высшего советского руководства.
Вторым главным направлением деятельности нашей группы было внедрение нашей агентуры в немецкую разведшколу в местечке «Печи», которая находилась в пригороде г. Борисова. Здесь из наших военнопленных готовили разведчиков и диверсантов для заброски в советский тыл или партизанские соединения. В кинофильмах «Путь в Сатурн» и «Конец Сатурна» это хорошо показано. Большую работу по внедрению нашего агента в качестве курсанта этой разведшколы провел К.И. Доморад, зам. командира нашей группы «Август» и зам. командира по разведке партизанской бригады «им. С.М. Кирова» С.К. Алай. Удалось завербовать следователя второго отдела Борисовской полиции безопасности СД Козыро Варфоломея Ивановича под псевдонимом «Сокол». Он снабжал нашу группу ценнейшими оперативными данными. В течение двух месяцев я работал день и ночь над шифрованием и передачами в Москву информации о заброшенных в наш тыл «немецких» разведгруппах. То есть месте их выброски, составе, характере заданий и т.д. В это время позывные моей рации «Белка» Москва слушала круглые сутки. В основном за эту операцию командир группы Георгий Семенович Морозкин в конце 1943-го года был награжден орденом Красного Знамени, его заместитель Константин Ильич Доморад орденом Красной Звезды и радист Погорельский Л.В. медалью «За Отвагу».
Очень важная развед. операция группы «Август» была проведена осенью 1943 года. Она была направлена на разоблачение вражеской агентуры, внедренной в соединение Р.Н. Мачульского и в частности в бригаду «Дядя Коли». Вот, что об этом пишет Р.Н. Мачульский в своей книге «Вечный огонь»: «Нужно отметить, что по делу группы фашистских разведчиков-диверсантов во главе с «Петровичем» и опасного диверсанта «Михаила Тюка» было проведено обстоятельное следствие во многом предопределившее успешное разоблачение и обезвреживание названных опасных государственных преступников. В этом немалая заслугу майора Г.С. Морозкина, который принимал личное участие в ведении следствия и оказывал всяческую помощь в его производстве работникам разведки бригады “Дяди Коли”». Г.С. Морозкин, был командиром нашей группы «Август». Суть его помощи состояла в том, что от нашего агента «Сокол» из Борисова мы получали список немецких агентов, заброшенных для подрывной деятельности в партизанские бригады. В этом списке сообщалось, что в бригаду «Дяди Коли» заброшена группа разведчиков во главе с резидентом по кличке «Петрович». Вскоре поступило сообщение от другого нашего агента в немецкой разведшколе в Печах «Курсанта». Он сообщил, что в бригаду «Дяди Коли» направлено 8 немецких агентов. Г.С. Морозкин занялся выявлением этих заброшенных агентов и выяснил, что резидент «Петрович» за короткое время сумел втереться в доверие к руководству бригады и даже получил должность командира 8-го отряда. Он поставил своих разведчиков на самые ответственные посты в отряде, вплоть до командиров взводов и отделений. Вся эта группа была арестована, а «Петрович» на следствии стал давать показания, которые я передавал в Москву. Руководство НКГБ заинтересовалось нашими данными и приказало Г.С. Морозкину вместе с арестованным немецким агентом прибыть на «большую землю». Так закончила свое существование группа НКГБ БССР «Август». Вскоре после вылета Г.С. Морозкина в Москву, я и его заместитель К. Доморад заболели сыпным тифом. У Доморада во время болезни начались психические расстройства и он был отправлен на «большую землю», а я был помещен в «госпитальный» тифозный барак, где пролежал около трех месяцев, состояние было такое, что я просил, чтобы меня застрелили. Для окончательного выздоровления меня отвезли в поселок, находившийся в глубине большого лесного массива и попросили хозяйку одного из домов (муж ее был в партизанах), чтобы она приютила меня и ухаживала за мной, так как ходить я еще не мог.
Здесь у меня произошел интересный разговор с этой женщиной, который потряс меня в то время и которого я до сих пор не могу забыть. Она, зная, что я приехал с «большой земли» задала мне вопрос: «Сынок, скажи там «на большой земле» калгасы распустили?». Я ответил, что колхозы никто не распускал. Тогда она сказала: «Это что же, когда придут наши у нас снова будут калгасы?». Я ответил, что, конечно, будут, это ведь социализм. В ответ она сказала: «Ну, тогда лучше задушится». Меня это так поразило, что я спросил, почему она так говорит? На мой вопрос женщина ответила: «Только сейчас, при «партизанской власти» мы, поделив землю между собой и рассчитавшись осенью зерном и бульбой с партизанами за оказанную ими помощь при обработке земли, получили возможность есть свой хлебушек, а при калгасах мы его не видели». Вопрос о «калгасах» нам задавали в каждом селе Восточной Белоруссии и не случайно здесь появились «РОНЫ», «полицаи» и многочисленные «самооховы» (т.е. самообороны) воевавшие на стороне немцев.
Прошу извинения у читателя за некоторое отступление от темы «Рассказа», а продолжая его скажу, что в марте 1944 года по указанию Москвы в этот лесной поселок приехал зам. командира диверсионной группы «Казака» Николай Сеничев и забрал меня в эту группу, потому что их радистка не смогла наладить связь с Москвой. Группа «Казака» находилась в Витебской области и здесь я дважды сообщал о скоплении немецких воинских эшелонов на железнодорожной станции Витебск, где потом работала наша авиация. С этой группой мы с боями в марте 1944-го года вырвались из немецкой блокады и развернули диверсионную работу на границе с Литвой, район немецкого гарнизона «Шарковщизна». Здесь же в июне 1944-го года мы соединились с войсками нашей армии. Соединение было очень радостным и долгожданным, после перенесенной весной немецкой блокады, когда немцы бросили против партизан самолеты, танки и целую армию пехоты. Радостно было еще и потому, что я не узнал нашу армию. Она преобразилась в сравнении с той, которую я видел в июле 1942 года, уходя из Воронежа. Прежде всего, меня поразила наша авиация, которая полностью господствовала в воздухе, расчищая путь наземным войскам. За несколько дней проведенных нашей группой в Шарковщизне мы не видели ни одного немецкого самолета. Тут я вспомнил свое первое знакомство с войной в Воронеже и того раненого в ногу пожилого солдата у Петровского сквера, который от бессилия перед немецкой авиацией стрелял из винтовки по немецким самолетам. Я тогда подумал, дожил ли этот солдат до этих счастливых дней, когда наша армия на автомашинах, могучих танках, бронетранспортерах и другой технике в Белоруссии не могла догнать удирающих с нашей земли немецких войск. Моя душа была переполнена радостью и гордостью за нашу армию. Известно, что здесь в Белоруссии в результате операции «Багратион» было уничтожено 540 тыс. немецко-фашистских войск. Эта операция охватила огромную территорию до 1000 км. по фронту и 600 км. в глубину. Прорыв обороны противника, стремительное преследование, форсирование с ходу водных преград, управление огромными массами войск и согласование их действий - яркий и блестящий образец военного искусства Советской армии в 1944 году.
Заканчивая свой рассказ о группе «Казака», хочу добавить, что за участие в деятельности этой группы я был представлен к награде Орденом Красной Звезды, однако в связи с тем, что во время немецкой блокады командир группы Максименко П.М. в пьяном виде расстрелял свою бывшую радистку, все наградные листы группы Л.Ф. Цанава нарком КГБ БССР, отложил в сторону и всех участников группы наградили только серебряными медалями «Партизану отечественной войны I степени».
В августе 1944-го года меня направили в Лидский район Гродненской области. Там в это время проводилась операция по обезвреживанию немецкой разведгруппы, деятельность которой могла сорвать, готовившуюся в большом секрете, наступательную операцию трех фронтов. Именно поэтому по приказу Ставки Верховного командования в этот район было направлено целое соединение войск НКВД, перед которым была поставлена задача обезвредить немецкую разведгруппу и предотвратить утечку секретных сведений о готовящемся наступлении. Было принято решение вывести из строя радиостанцию немецкой группы путем блокирования ее радиопередач. С этой целью решили организовать массированные заградительные радиопомехи. В Гродненскую область была направлена целая «армия» бывших радистов-коротковолновиков партизанских соединений и спецгрупп НКГБ. Всем прибывшим радистам было выдано расписание выхода в эфир, т.е. время и волна. Вот как описывает ход этой операции В. Богомолов в своей книге «В августе 44-го». Один из участников операции, объясняя ее задачу, говорил: «Мы подготавливаем совершенно необычное мероприятие! Речь идет не о прицельных, а о массированных заградительных радиопомехах. Мы собираемся глушить не отдельные волны, а забьем морзянкой, блокируем наглухо целые диапазоны. В нашем распоряжении на трех фронтах будет полторы тысячи коротковолновых радиостанций. В этом хоре морзянки сравнительно слабые сигналы портативного немецкого передатчика не найдут и не уловят даже самые чувствительные приемники немцев». В «хоре морзянки» была и моя радиостанция «Белка». Вскоре немецкая разведгруппа была поймана и обезврежена контрразведчиками, однако моя командировка в Гродненскую область продолжалась до января 1945 года. В этой области действовали террористические группы польской «Армии Крайовой», которые «охотились» на представителей советской администрации и я со своей радиостанции информировал начальство НКВД о проводимых здесь контртеррористических операциях.
В августе 1945-го года, после нахождения в резерве 1-го разведуправления НКГБ БССР меня отчислили из наркомата, так как я не изъявил желания перейти на оперативную работу, и я вернулся в родной Воронеж, к своему сгоревшему дому на улице Фридриха Энгельса 17.