19 февраля 1905 года Роза Муссолини умерла от менингита в возрасте сорока шести лет, и Бенито, как отмечалось в «Пенсьеро романьоло», был вне себя от горя. Во время похорон он «хотел сказать последнее прости, но, приложив для этого огромные усилия, не совладал с собой, расплакался и смог лишь бросить несколько цветков в ее могилу».
После смерти матери он стал преподавать в школе в Каневе, небольшом городке в коммуне Толмеццо в Beнецианских Альпах к северу от Удине.
В разгар следующего лета он вновь оказался в тюрьме. Он проявил присущую ему бескомпромиссную горячность, когда во время одного из аграрных конфликтов, регулярно нарушавших течение жизни в Романье, вступил в политическую дискуссию на стороне поденных рабочих Предаппио, выступивших против своих «угнетателей» - землевладельцев, и был приговорен к трем месяцам тюремного заключения[2].
Постепенно он стал приобретать известность в Романье. О нем говорили и писали в газетах. В возрасте двадцати пяти лет «товарищ Муссолини» представлял собою уже мощную силу.
Выйдя из тюрьмы, он отправился на север в Тренто, принадлежавший в то время Австрии, и трудился там на профсоюзном поприще, став постоянным автором в революционном и интернациональном по характеру еженедельнике «Авенире дель лавораторе». Но социалисты Трентино, обожавшие Мадзини, понравились ему не более, чем социалисты Гуальтьери, «сделанные из лапши». Они были «лакеями буржуазного капитализма», «рабами национализма и патриотизма», которых следовало бить и бить, пока «их предательство дела пролетариата» не будет разоблачено. Ибо пролетариат должен считать себя «антипатриотичным уже по своему характеру» и ему необходимо разъяснить, что национализм – это маска «грабительского милитаризма», которую «следует оставить господам», а национальный флаг, по определению, данному Поставом Эрве, - это «тряпка, место которой на помойке».
Хотя его неприятие националистической линии социалистов Трентино было глубоко осознанным, он согласился сотрудничать в газете «Пополо», редактором которой был Чезаре Баттисти, симпатизировавший ирредентистам, и в статье, написанной им для «Пополо» и «Вита трентина», владельцем и редактором которой был Баттисти, он с уже знакомой всем неразборчивостью открыл огонь по целому ряду мишеней – от антипролетарского мышления профсоюза каменщиков до алчности землевладельцев, от пагубного влияния неомальтузианства до буржуазного духа, который привел к вырождению Первого Мая как революционного праздника.
Каждая семья, неоднократно повторял он, должна иметь пять детей, как его семья. Отцы таких больших семей получали более высокую зарплату, чем другие, менее удачливые рабочие, а матери, родившие многочисленных детей, становились почетными членами фашистской партии.
10 сентября 1909 года Муссолини был снова арестован, а 26 сентября выдворен из Австрии, как ранее был выдворен из Бернского и Женевского кантонов. В следующем месяце он вновь отправился домой к отцу, который перестал заниматься в Довиа кузнечным ремеслом.
В 1910 году, после рождения ребенка, Муссолини стал работать в секретариате Социалистической федерации Форли, но получал мало и большую часть денег тратил на газету, которую сам основал: «Лотта ди классе» - «Классовая борьба», все четыре страницы которой писал сам. Теперь он был убежденным социалистом.
Он становился хорошим оратором, умеющим говорить авторитетно и убедительно. Его повадки были какими‑то диковинными, приводимые факты зачастую не соответствовали действительности, его мнение обычно было противоречивым и агрессивно назидательным, а жесты – театральными, однако нельзя было вызывающих, постоянно повторяющихся, энергичных жестов, его дара произносить слова драматизирующие ситуацию, значения его загадочных намеков, а также невероятных, но броских и удачных метафор. Он научился мастерски возбуждать эмоции, выстраивая в ряд несколько, казалось бы, не связанных между собой предложений, произносимых короткими залпами, но окрашенных в различную звуковую тональность и доводимых с помощью хорошо рассчитанной жестикуляции до апогея. Он также развил в себе умение, которое позднее превратилось в гениальную способность, создавать у аудитории определенный настрой, а затем подключаться к нему и превращать свою речь в диалог, своего рода стихийную литанию, когда собрание хором реагирует на злободневные вопросы, поставленные проповедником, а он перефразирует их и бросает им вновь, чтобы получить более четкий ответ.
Летом 1911 года правительство Джованни Джолитти отправило в Триполитанию и Киренаику войска якобы для защиты собственности итальянских подданных, а на самом деле имея целью вытеснить отсюда Турцию, заменив ее в качестве державы, доминирующей в этих регионах. Муссолини вновь продемонстрировал, насколько опасны могут быть его действия. К его негодованию, национальный съезд социалистов в Милане, в работе которого он принимал участие в качестве делегата от Форли, отказался обсуждать антиимпериализм; на съезде находились даже некоторые «буржуазные лизоблюды», готовые поддержать агрессивные действия правительства. «Маркс, - с удовлетворением заявил Джолитти, - списан в архив». В статье, помещенной в «Лотта ди классе», и в своих выступлениях Муссолини откровенно заявил, что он ни при каких обстоятельствах не поддержит войну. «Международный милитаризм продолжает предаваться оргиям разрушения и смерти, - гневно кричал он. – С каждым днем растет кровавая вершина гигантской пирамиды из пожертвованных жизней, на которой в ожидании стоит Марс со своим ненасытным, перекошенным в адской ухмылке ртом… Пока существуют отечества, будет существовать милитаризм. Отечество – это призрак… подобный Богу, и подобно Богу он мстителен, жесток и коварен… Продемонстрируем же, что отечества не существует, точно так же, как не существует Бога».
В знак протеста против этой гибельной войны комитет Всеобщей конфедерации труда призвал провести всеобщую забастовку и принял соответствующую резолюцию. Но для Муссолини этого было мало. Призывая рабочих Форли приходить на политические митинги не с пустыми болтающимися без дела руками, а с оружием, он совместно с молодым республиканцем Пьетро Ненни агитировал не за забастовку, а за революцию; сам он возглавил банду, которая в течение двухдневных беспорядков в Форли занималась тем, что ломала кирками трамвайные линии. Спустя несколько недель после суда, в ходе которого он защищал себя, с удивительным умением перевирая слова и понятия, он был осужден в пятый раз.
Выйдя на свободу после пятимесячного заключения, он вернулся в свое жилище на Виа Меренда еще более убежденным, чем когда‑либо, в необходимости стать лидером социалистов и превратить их в революционно‑республиканскую партию. Еще раньше, после миланского национального съезда социалистов, на котором он не сумел взять верх, Муссолини потребовал, чтобы социалистическая конфедерация Форли объявила о выходе из партии: теперь же, когда большинство партии стало, видимо, переходить на его позиции, он потребовал вернуться в ряды партии. Конфедерация покорно исполнила его волю, и на следующем национальном съезде партии в Реджо‑Эмилии агрессивно настроенный делегат из Форли, о котором многие делегаты вообще ничего не слышали или же помнили как непоследовательного оратора на последнем съезде в Милане, начал кампанию против своих противников из парламентской фракции. Он энергично и красноречиво нападал на Леонида Биссолати, Иваноэ Бономи и Анджело Кабрини, депутатов‑социалистов, принадлежащих к среднему классу, которых он сделал объектом «серьезных обвинений со стороны партии» за то, что те публично поздравили короля, не пострадавшего во время покушения на его жизнь, совершенного каменщиком‑анархистом. По заявлению Муссолини, партия должна избавляться от таких подонков. Она должна отбросить всякие компромиссы с антипролетарскими учреждениями и институтами власти. Это было триумфальное, мощное выступление.
Через полгода после национального съезда в декабре 1912 года исполком партии, в котором возобладали левые, также признал огромный талант молодого журналиста и заявил, что «единодушно принял решение назначить профессора из Форли Бенито Муссолини редактором «Аванти!». Прибыв в редакцию газеты в Милан, Муссолини сказал своему персоналу: «Я решил сам писать все политические статьи». Через несколько месяцев благодаря его большому редакторскому таланту и оригинальным идеям в области типографии тираж газеты удвоился. К концу его пребывания в должности редактора тираж «Аванти!» подскочил с 28 000 почти до 100 000 экземпляров. «Не знаю, как понимать действия этого странного парня Муссолини, - сказал один из молодых репортеров. – Ясно одно: он пойдет далеко».
Вообще, неизвестно, как бы сложилась дальнейшая политическая судьба Муссолини, если бы в одночасье не рухнул весь складывавшийся веками политический порядок в Европе. Начало войны знаменовало собой реальное, а не календарное наступление нового века. Война же поставила точку на карьере Муссолини-социалиста, заставив его искать новую политическую силу, которую он смог бы возглавить.
Блестящий оратор и газетный полемист, Муссолини уже с ноября 1914 года начал издавать новую газету, «Popolo d’ltalia» («Народ Италии»), в которой активно призывал правительство вступить в войну на стороне Франции и против «европейских пиратов» (немцев) и «палачей итальянского народа» (австрийцев). Не прошло и месяца, как тираж газеты увеличился втрое, и вскоре «ренегат» Муссолини был исключен из социалистической партии.
Официально Италия вступила в Первую мировую войну 23 мая 1915 года. Муссолини не последовал примеру многих националистов и не бросился записываться добровольцем. Газетчики обвиняли его в трусости, он же уверял, что ждет призыва своего года. Повестка пришла лишь в конце августа, а с середины сентября он находился в действующей армии.
На фронте Муссолини заслужил уважение начальства и солдат за «отзывчивость, веселый нрав, оптимизм, дисциплинированность и образцовую храбрость». Но, заболев тифом, был отправлен лечиться в госпиталь. А к концу войны он успел получить чин капрала, был тяжело ранен при взрыве мины.
После ранения Муссолини был комиссован и вернулся к журналистской деятельности. Он вернулся в редакцию «Пополо д’Италиа», а еще спустя два месяца разразилась трагедия под Капоретто, где итальянская армия была наголову разбита австрийскими войсками. Муссолини сумел не только понять интересы фронтовиков, но и выразить в простой и доступной форме сокровенные мысли и чаяния этих людей. Постепенно он стал их кумиром. Обращаясь а фронтовикам, объединившимся к этому времени в отряды «ардити» (смельчаков) Бенито Муссолини писал: «Я всегда был уверен в том, что для спасения Италии надо расстрелять несколько десятков депутатов. Я верю, что парламент – бубонная чума, отравляющая кровь нации. Ее нужно истребить».
Теперь главный редактор «Popolо d’ltalia» бичевал пораженцев, спекулянтов и прочих тыловых крыс. Формально партия Муссолини «Союз борьбы» (Fascia de combattimento) была создана сразу же после войны, в 1919 году, и позаимствовала название у основанных еще в конце XIX века на Сицилии «союзов трудящихся» - тогдашних профсоюзов. А первоначально слово fasci означало «пучок прутьев, розг», их несли во времена Римской империи ликторы, сопровождавшие важных персон. На учредительном съезде новоиспеченный глава итальянских фашистов заявил: «Мы позволим себе роскошь быть одновременно аристократами и демократами, революционерами и реакционерами, сторонниками легальной борьбы и нелегальной, и все это в зависимости от времени, места и обстоятельств, в которых нам придется находиться и действовать».
6 июня 1920 года Нитти в третий раз за три месяца ушел в отставку, и пост премьера занял Джованни Джолитти. Но даже умелый и расчетливый Джолитти не более преуспел в контроле над тем, что стали называть растущей угрозой безопасности страны со стороны большевизма. Его попытки удовлетворить как правых, так и левых, не удовлетворяли ни тех ни других, и когда в сентябре он позволил социалистам возглавить захват рабочими фабрик, то почти полностью лишился поддержки среднего класса, который расценил его нежелание принять действенные меры как дальнейшее проявление терпимости по отношению к беззаконию.
Муссолини и фашисты быстро оценили открывшиеся перед ними возможности. Фашисты больше всего любили с гордостью повторять, что пришли к власти после упорной борьбы с коммунизмом, искажая истину, заключавшуюся в том, что фашизм черпал силу из слабости социализма. Признавая, что на выборах 1919 года фашисты потерпели поражение из‑за того, что не смогли лишить социалистов традиционной поддержки рабочего класса, Муссолини с характерным для него оппортунизмом отбросил ленинские идеи и взял на вооружение язык и лозунги, ставшие основой фашистских действий.
Итак, к концу 1920 года фашизму удалось заручиться широкой политической поддержкой, вербуя сторонников из самых разных источников.
На выборах в мае 1921 года, выступая в антисоциалистическом союзе вместе с Джолитти, чего либералы так и не смогли простить престарелому премьеру, фашисты провели в палату депутатов тридцать пять человек, среди которых был и Муссолини. Теперь он полностью использовал представившиеся ему возможности. После выборов в мае 1921 года, через два года после того, как он оказался в роли дискредитированного, лишившегося поддержки революционера, редактор миланской газеты Муссолини в тридцать семь лет стал общенациональной фигурой, лидером политической партии, численность и влияние которой возрастали из месяца в месяц. То, что он продолжал оставаться в руководстве движения, было самым удивительным проявлением его политического дарования, так как фашисты, несмотря на их милитаристские тенденции и прокламированное единство, фактически представляли собой весьма разнородную группу.
В августе 1922 года после многих месяцев колебаний и сомнений Муссолини счел, что настало его время. На тот месяц к возмущению отчаявшейся общественности была назначена всеобщая забастовка. Муссолини заявил, что если забастовку не предотвратит правительство, это сделают фашисты. Ему вновь представилась возможность прибегнуть к насилию во имя закона и порядка. В Анконе, Легорне и Генуе «сквадристы» атаковали принадлежавшие социалистической партии здания и сожгли их дотла. В Милане они вывели из строя типографское оборудование «Аванти!».
Спустя два месяца на партийном съезде в Неаполе Муссолини, находясь под явным впечатлением решимости 40 000 фашистов, говорил и угрожал больше обычного. «Мы имеем в виду, - заявил он, - влить в либеральное государство, выполнившее свои функции… все силы нового поколения, проявившиеся в результате войны и победы… Либо правительство будет предоставлено в наше распоряжение, либо мы получим его, пройдя маршем на Рим».
А пока Муссолини находился в Милане. Его офис был окружен армейскими частями и полицией, и он продолжал выглядывать из окна и постоянно осведомляться о новостях по телефону. Он делал огромные усилия, чтобы казаться спокойным и уравновешенным, однако его возбуждение походило на истерию. Когда танковый дивизион двинулся по улицам в направлении «Пополо д'Италия», он выбежал из здания с винтовкой в руках, выкрикивая что‑то несвязное, и чуть было не был подстрелен своим же сторонником, который был возбужден еще более него. Фактически маршу фашистов не было оказано никакого сопротивления. Армия и полиция были готовы оставаться в стороне и не вмешиваться в ход событий.
Наконец из Рима раздался телефонный звонок: его вызывали к королю на консультацию. «Подтвердите приглашение письменно», - коротко сказал он. Самообладание возвращалось к нему. Вскоре пришла телеграмма: «Очень срочно. Прочитать немедленно. Муссолини – Милан. Его Величество Король просит Вас незамедлительно прибыть в Рим, так как он желает предложить Вам взять на себя ответственность сформировать Кабинет. С уважением. Генерал Читтадини».