Ну, с флотом понятно, спускать флаг перед лицом неприятеля позорно. Хотя Черчилль, опасаясь, что боевые корабли достанутся немцам, даже предлагал Сталину компенсацию за их потопление. Но 13 сентября заместитель наркома внутренних дел В.Н. Меркулов, уполномоченный ГКО «по специальным делам», получил мандат на инспекцию подготовительных мероприятий к уничтожению предприятий, мостов, крупных зданий и других «важных сооружений». Конечно, на весь город не хватило бы никакой взрывчатки, однако одновременному уничтожению подлежало свыше 58 тысяч городских объектов, в том числе 380 основных предприятий, весь подвижный состав, все стационарные энергетические узлы и установки, железнодорожные и трамвайные депо, телеграфные и телефонные станции, установки водоканала, мелькомбинаты, хлебозаводы, мясокомбинаты, холодильники, типографии, банки, ликеро-водочный завод и многое другое, например, Дом Радио и торговый дом «Пассаж».
При каждом райкоме ВКП(б) Ленинграда создавались тройки в составе первого секретаря райкома, начальника райотдела НКВД и представителя инженерных частей РККА. Эти тройки определяли перечень находившихся на территории района предприятий, подлежавших выводу из строя в случае отхода советских войск. На каждом внесенном в список предприятии создавались свои тройки. В них входили: директор, секретарь партийного комитета и начальник секретного отдела. Эти тройки определяли объекты, которые в первую очередь подлежали выводу из строя. Общее руководство специальными мероприятиями было возложено на секретаря горкома ВКП(б) и начальника Управления НКВД Ленинградской области П.Н. Курбаткина. Распоряжение о начале вывода объектов из строя давалось Военным советом фронта с таким расчетом, чтобы эти мероприятия «не были преждевременными, с одной стороны, а с другой — чтобы с их проведением не опоздали».
|
|
Взрывчатки действительно катастрофически не хватало, как и специалистов по ее использованию. Поэтому, кроме метода «подрывания», инструкциями было предусмотрено «сжигание» материальных ценностей и «механическое разрушение» (кувалдами) силами рабочих-коммунистов. Далее, как вспоминает директор завода имени Калинина Н.Г. Григорьев: «Весь коллектив завода с винтовками в руках выходит на ближайший рубеж внутренней обороны для отражения немецких атак».
Ликвидации подлежали и запасы продовольствия. Такую проблему, например, решали на мукомольном комбинате имени Ленина: «Мука не поддается сжиганию. Обливание керосином портит только верхний слой муки. Заводу необходимо дать указание о комбинированном уничтожении муки: обливание бензином, керосином с последующим воспламенением бутылками с горючей смесью».
Сидя на скамье подсудимых в Нюрнберге, генерал Йодль показал, что «варварство русских» было одной из причин нежелания немецкого командования вводить в Ленинград войска: «Незадолго до того русские войска оставили Киев, и едва только мы заняли город, как в нем начались один за другим взрывы чудовищной силы. Большая часть внутреннего города сгорела, 50 тыс. человек остались без крова, немецкие солдаты понесли значительные потери, поскольку подрывались большие массы взрывчатых веществ… Приказ преследовал только одну цель — оградить немецкие войска от таких катастроф, ибо в Харькове и Киеве взлетали на воздух целые штабы».
|
|
Советская военная литература весьма гордится этими «спецоперациями», в ходе которых впервые были применены мощные радиофугасы, умалчивая о том, что на воздух взлетело не конкретное здание вражеского штаба, а весь Крещатик. Кстати, из Ленинграда тоже неслись радиосигналы в оставленные немцам города: так, в августе были взорваны «три крупнейших здания» в Стругах Красных, под которые саперы заблаговременно заложили 250-килограммовые заряды.
В городе на Неве под «объекты» успели заложить 325 тонн взрывчатки.
Как заявил адмирал Трибуц адмиралу Пантелееву: «Если противник ворвется в город, он погибнет под его руинами». Жителей, естественно, в подробности секретнейшей операции не посвящали. Работникам милиции, в ходе оперативно-розыскных мероприятий обнаруживавшим в подвалах зданий взрывчатку и детонаторы, было приказано «внимания не обращать».
Вот и выходит, что Гитлер думал о победе, Сталин принимал меры на случай поражения, но мысли обоих диктаторов текли в одном направлении: и тот и другой обрекали город и жителей на гибель. «Если все это так, — комментировал первые публикации об операции «Д» писатель Даниил Гранин, — то становится понятным, почему городские власти не заготовили запасов продовольствия. Они были заняты минированием».
И зачем Геббельсу что-то выдумывать, если абвер, проанализировав материалы допросов военнопленных, уже 21 сентября сообщал: «Проведено крупномасштабное минирование города», 2 октября: «Сообщают, что предусматривается подрыв наиболее важных объектов. В городе заложены мощные взрывные устройства», 6 октября: «Предприятия, мосты, а также, по-видимому, канализация, как сообщается, заминированы и подготовлены к взрыву представителями центральных органов». 24 октября датируется доклад начальника полиции безопасности, в котором, в частности, говорится: «По данным заслуживающего доверия инженера, ряд высотных зданий на Международном проспекте снабжен взрывными зарядами. Подтверждается намерение забаррикадировать город в случае входа немецких войск путем взрыва этих зданий».
|
|
Еще одна байка из тех, кои Жуков после войны щедро скармливал писателю Константину Симонову — о том, как он спас Балтийский флот: «Прилетев в Ленинград, я сразу попал на заседание Военного совета. Моряки обсуждали вопрос, в каком порядке им рвать корабли, чтобы они не достались немцам. Я сказал командующему флотом Трибуну: «Вот мой мандат», — и протянул ему записку, написанную товарищем Сталиным, где были определены мои полномочия. «Как командующий фронтом, запрещаю вам это. Во-первых, извольте разминировать корабли, чтобы они сами не взорвались, а во-вторых, подведите их ближе к городу, чтобы они могли стрелять всей своей артиллерией». Они, видите ли, обсуждали вопрос о минировании кораблей, а на них, на этих кораблях, было сорок боекомплектов. Я сказал им: «Как вообще и можно минировать корабли? Да, возможно, они погибнут. Но если так, то они должны погибнуть только в бою, стреляя». Наши военные историки, как правило, отставные полковники, воспринимающие «Воспоминания и размышления» как некую Библию войны, вне себя от умиления жуковской принципиальностью: «Жуков, по существу, отменил решение Сталина. Последний узнал об этом от A.A. Жданова. Однако Верховный не мог не оценить смелости и дальновидности нового командующего фронтом и дал понять, что пусть останется так, как решил Жуков».
Как бы не так! 20 сентября на стол Жукова легло донесение начальника 3-го отдела КБФ: «Подготовка спецоперации по уничтожению плавсредств и боевых единиц проходит весьма неорганизованно… 18 сентября с.г. неожиданно по флоту был дан сигнал «Тюльпан», что по ТУСу, установленному для спецопераций, означает — прекратить проведение мероприятий по уничтожению. Вскоре выяснилось, что этот сигнал был дан по таблице артиллерийских переговоров, означающий — немедленно прекратить огонь. Мероприятия по подготовке спецоперации, с одной стороны, в большинстве случаев передоверены второстепенным людям, и с другой, — приняли широкую огласку. В результате этого отмечено наличие отрицательных настроений, предрешающих печальный исход обороны Ленинграда». Резолюция командующего фронтом на документе: «т. Исакову. 1. Срочно расследовать, арестовать провокаторов. 2. Доложите, почему такая ответственная работа проходит преступно плохо. ЖУКОВ».
Так дальновидный и смелый Георгий Константинович «отменял» решения Сталина. Любопытно, что было бы, если б артиллеристы дали какой-нибудь другой сигнал, например «Хризантема»?
О наших приготовлениях знали многие ленинградцы, шила в мешке не утаишь, они скорее питали заблуждения относительно намерений нацистов, не слишком веря сообщениям изолгавшейся советской пропаганды о зверствах, чинимых на оккупированных территориях, и наивно полагая немцев «культурной нацией».
В любом случае ленинградцам «деться было некуда». Оставалось только сражаться и выжить.
К началу октября немцы отказались от мысли взять город штурмом и перешли к позиционной борьбе. Но даже когда под Ленинградом перестали действовать танковые соединения и резко упала активность Люфтваффе, Жуков продолжал контратаковать в районе Пулково и Петергофа.
В конце сентября Георгий Константинович решил организовать всеобщее наступление. Главный удар должна была наносить 55-я армия в составе шести дивизий и двух танковых бригад. Причем правым флангом она должна была освободить Пушкин и Слуцк, а левым — выйти к Тосно И ВО взаимодействии с армией Хозина, наступавшей четырьмя дивизиями, окружить и уничтожить мгинскую группировку противника.
На правом крыле фронта 42-й и 8-й армиям предстояло ударить шестью дивизиями и одной бригадой в направлении Знаменка, Урицк, Новый Петергоф. В помощь пехоте, наступающей в лоб на созданный немцами укрепрайон, Жуков решил высадить морские десанты на южное побережье Невской губы. При их планировании начальник штаба флота контр-адмирал Ю.Ф. Ралль высказался за высадку, но только при поддержке корабельной артиллерии. Командующий фронтом с этим не согласился, мотивируя тем, что предварительная обработка плацдармов демаскирует десант. На том и порешили. Десанты высаживались по команде штаба фронта, внезапно как для немцев, так и для командования Ленинградской военно-морской базы, которое должно было их организовывать, без подготовки, без предварительной разведки, при полном отсутствии сведений о противнике. Просто вечером командующий фронтом вызвал к себе адмирала Пантелеева и, ткнув карандашом в карту, приказал на рассвете: «Вот сюда высадить роту матросов навстречу сорок второй армии. Никаких там десантных операций не выдумывать. Действовать быстро и скрытно. Перевезите мне роту, и все».
1 октября 44-я стрелковая дивизия 42-й армии совместно с 6-й бригадой морской пехоты и 124-й танковой бригадой вновь начали бои за Урицк, Старо-Паново, Ивановку, Сосновую Поляну. 13-я дивизия генерал-майора Зайцева вела активные боевые действия у Кискино и Верхнее Кой-ерово. Одновременно в тыл врага, в Петергофе и Стрельне, были высажены отряды, сформированные из роты морских пехотинцев 6-й бригады. Десантники успешно продвинулись в глубину прибрежной полосы, однако, не получив поддержки сухопутных войск и не имея связи, были уничтожены. В ночь на 3 октября катера охраны водного района Ленинградской ВМБ «перевезли» и высадили восточнее стрельнинского завода «Пишмаш» усиленную роту из состава той же 6-й бригады морской пехоты. Десант высадился благополучно, углубился на захваченную противником территорию, затем попал в окружение и погиб.
8-я армия, топтавшаяся на месте, получила приказ организовать к 5 октября наступление силами 10-й и 11-й стрелковых дивизий и отдельного танкового батальона с целью уничтожить противника в районе Троицк, Петергоф. В ночь перед наступлением в Новом Петергофе был высажен отряд в 498 бойцов во главе с полковником А.Т. Во-рожиловым и комиссаром A.B. Петрухиным, сформированный из корабельных комендоров, электриков, минеров линейных кораблей, инструкторов школ учебного отряда, курсантов военно-морского политического училища. Десант должен был рассечь петергофский клин противника, облегчив соединение войск 8-й и 42-й армий. Но!
«Каким-то образом, — удивляется маршал Жуков, — противник обнаружил подход по морю десанта и встретил его огнем еще на воде. Моряков не смутил огонь противника. Они выбрались на берег, и немцы побежали. Увлекшись первыми успехами, моряки преследовали бегущего противника, но к утру сами оказались отрезанными от моря». В трехдневном бою десантники полегли все, сполна заплатив за жуковские увлечения. В ночь на 6-е и на 8 октября в районе Стрельна, завод «Пишмаш» высаживались десанты, сформированные из подразделений 20-й дивизии НКВД — с тем же результатом, поскольку наступление 8-й и 42-й армий провалилось, едва начавшись, ввиду значительных потерь в личном составе. В последнем случае командование ЛенВМБ все-таки попыталось «выдумать операцию» и подало заявку на авиационное обеспечение высадки. Однако штаб ВВС Балтфлота заявку не принял.
«Но десантники не даром отдали свои жизни, они нанесли врагу урон в живой силе», — утешает адмирал В.Ф. Трибуц.
«Десанты, хотя и не смогли полностью выполнить свои задачи, потому что нам не удалось соединиться с ними, все же нанесли противнику значительные потери», — подпевает генерал-комиссар А.Д. Окороков. Какие именно «потери» и в чем заключался «урон» — никто из 1811 десантников уже не расскажет.
В ходе операции полностью погиб и 124-й танковый полк майора Лукашика. Танкисты, наступая со стороны Ленинграда, 8 октября «прорвали» вражескую оборону: немцы, пропустив тяжелые КВ, советскую пехоту отсекли огнем. Выйдя в район Стрельны, полк получил задачу вести поиски пропавшего десанта. Сутки спустя он был уничтожен, из окружения вышли лишь три человека. Об этом бое сохранилась запись в журнале боевых действий 18-й немецкой армии: «Приданные 50-му армейскому корпусу зенитные подразделения, предотвращая танковый прорыв под Урицком, подбили в оборонительных боях 17 тяжелых (52 тонны) танков противника. Из них восемь танков в течение 70 минут уничтожил расчет унтер-офицера Ной-манна».
От устья Тосны до Ям-Ижоры 168-я, 86-я и прибывшие сюда в конце сентября с Ораниенбаумского плацдарма 125-я и 268-я стрелковые дивизии 55-й армии продолжали штурмовать противотанковый ров и село Ивановское. На 3 октября было намечено новое наступление.
«Времени, отведенного на подготовку, было совершенно недостаточно, и штабы не могли в него уложиться, — вспоминает генерал В.П. Свиридов. — Но, когда командир одной из дивизий доложил о неготовности своих частей и попросил отсрочки, командующий 55-й армией генерал И.Т Лазарев ответил: «О часе наступления знает товарищ Сталин, и я не стану откладывать операцию. Если хотите, докладывайте сами».
Такому вескому аргументу возразить было нечего. Вновь по очереди, без артиллерии и взаимодействия между собой, ходили в атаки полки и батальоны.
«Комбат дал мне задание: вновь поступившее пополнение из казахов переписать поротно и повзводно и развести по местам, — рассказывает Ю.И. Смоленский, бывший адъютант 3-го батальона 330-го полка 86-й стрелковой дивизии. — Началось что-то ужасное: казахи по-русски не говорят, а я не воспринимаю на слух их фамилий. Кое-как переписал, некоторым поставил лишь номера. Развел по местам. Болото, снег, ночь. Копать нельзя — сразу проступает вода. Солдаты лежат между кочками, где линия фронта — неясно.
Утром приказ: следуя во втором эшелоне, форсировать Тосну; первый эшелон почти полностью погиб. На берегу и в воде — множество трупов, наших и немецких. Плавсредств нет. (И правда, сколько той Тосны, всего-то 120 метров.) Поплыли — кто на бревне, кто как. («Хоть бы один сука-командующий попробовал под огнем плыть на этих «сподручных средствах», — писал Виктор Астафьев.) Преодолели Тосну, выбрались на крутой берег к немецким окопам. Немцы побежали. Наши, голодные, вместо того чтобы закрепляться, начали «трофеить» по офицерским землянкам: там вино, там еда. Немцы тем временем опомнились и пошли в контратаку. Теперь побежали мы — обратно за Тосну.
Опять мы на своем берегу, в болоте. Шинели мокрые, обсушиться негде, костра не разведешь…»
Вспоминает Д.В.Иванов, бывший помощник начальника штаба 947-го СП 268-й дивизии: «30 сентября 41 г. ночным маршем мы прибыли на ст. Понтонная и получили приказ с ходу, без разведки и артподготовки, наступать на противника, вышедшего на западный берег р. Тосны. Бой начался на рассвете 1 октября в трудных условиях болотистой местности. Немецкие огневые точки не были подавлены, и наши атаки не приносили успеха. Действия малочисленной авиации также были неэффективными и не могли помочь пехоте. За первые три дня боев мы потеряли ранеными и убитыми 50 % своего состава. Наступление продолжалось вплоть до 13 октября, но добиться успеха так и не удалось.
С 14 октября дивизия заняла оборону по р. Большая Ижорка на протяжении 5 км… Противник наступательных действий не предпринимал, но беспрестанно обстреливал, и мы теряли от его огня по 15–20 человек в день.
22 октября началось наше наступление на д. Усть-Тосно. Артподготовка проводилась 76-мм пушками образца 1902/30 г., которые оказались не в состоянии разрушить огневые точки противника — как по времени, так и по количеству выпускаемых снарядов. Каждый раз во время атаки оживали немецкие доты и дзоты и открывали ураганный огонь по атакующим.
3 ноября нас сменили части 70-й и 90-й СД. Им ставилась та же задача: овладеть д. Усть-Тосно и переправиться на восточный берег реки».
И полковник В.Л. Зиновьев, бывший начальник оперативного отдела штаба 125-й стрелковой дивизии генерал-майора П.П. Богайчука, вспоминает:
«Противник, захвативший противотанковый ров, занимал более выгодное положение, чем подразделения и части нашего соединения. Приспособив ров к обороне, гитлеровцы господствовали над местностью. А окопы нашей передовой линии проходили по открытому, ничем не защищенному полю, долине. Она простреливалась всеми видами оружия на большую глубину. Долина вскипала от вражеского артиллерийского и минометного огня, простреливалась пулеметными и автоматными очередями, сеяла смерть. С тем, что у нас не было более надежной и выгодной позиции, приходилось мириться, потому что за нашими спинами были Колпино, Ижорский завод, Ленинград.
…захватив центральную часть рва, мы рано торжествовали. Перед рассветом фашисты открыли такую орудийно-минометную пальбу по передовой и нашим тылам, что небу было жарко. А со стороны железнодорожного полотна и Ям-Ижоры палили по флангам ударной группы пулеметы. За несколько минут по нам было выпущено столько снарядов и мин, что, казалось, живого места не осталось. Ударная группа 466-го полка и присланная ночью в помощь ей командующим армией рота бойцов оставили противотанковый ров.
Все осталось по-прежнему.
Приказа овладеть противотанковым рвом никто не давал. Это была инициатива нашего комдива, одобренная командующим 55-й армией. Теперь же, когда ров снова заняли фашисты, последовал приказ высшего командования: ров вернуть во что бы то ни стало! А виновных в потере рва — наказать!
И началось разбирательство… Велись поиски виновников сдачи рва. В эту неблагодарную работу включилась дивизионная прокуратура. Она нашла «конкретного виновника». Под трибунал отдали командира 466-го стрелкового полка майора Козино… После этого в дивизии родилась поговорка: «Был бы военный трибунал, а виновники всегда найдутся».
…С тех пор как ударная группа майора Козино впервые взяла противотанковый ров, он стал переходить из рук в руки. Ночью или перед рассветом мы брали его, а утром ров захватывали фашисты. Так было и в октябре, так было и позже».
125-я стрелковая дивизия потеряла в октябре более 5 тысяч человек.
Во второй половине месяца 86-я и 168-я стрелковые дивизии с Тосненского рубежа были переброшены к Невской Дубровке. На смену прибывали 70, 85 (бывшая 2-я ДНО), 43 и 90-я дивизии и 7-я бригада морской пехоты. Им ставилась та же задача: взять противотанковый ров, овладеть Усть-Тосно и переправиться на восточный берег реки. С немецкой стороны на этом направлении сидели в обороне все те же 122-я дивизия и правофланговый полк 121-й пехотной дивизии.
Общие потери 55-й армии в октябре составили 17 235 бойцов и командиров.
6 октября генерал армии Жуков был отозван на Западный фронт — спасать Москву. Командование Ленинградским фронтом принял генерал-майор И.И. Федюнинский, 42-ю армию возглавил бывший командующий 10-м стрелковым корпусом генерал-майор И.Ф. Николаев.
Силы группы армий «Север» в начале октября оказались распыленными по нескольким операционным направлениям. Германские войска вели боевые действия на фронте южнее озера Ильмень, по рекам Волхов и Нева, на южных подступах к Ленинграду, против советских войск на Ораниенбаумском плацдарме и Моонзундских островах. Не имея возможности создать достаточно мощную ударную группировку для штурма Ленинграда, немцы, как уже говорилось, решили разрушить город огнем артиллерии и ударами авиации, а его защитников задушить голодом.
Чтобы окончательно лишить Ленинград связи со страной, германское командование по инициативе фельдмаршала Лееба в первых числах октября вернулось к идее полной блокады. Замысел состоял в том, чтобы сломить сопротивление советских войск на Волхове и ударом через Тихвин к реке Свирь перерезать сухопутные коммуникации, подводящие к Ладожскому озеру, лишить тем самым Ленинград и оборонявшие его войска последней возможности получать помощь по этому озеру и, одновременно соединившись с Карельской армией финнов, единым фронтом образовать внешнее кольцо блокады.
Впервые Гитлер высказал эту мысль 1 октября, в самом начале наступления на Москву. Но операция группы армий «Север» была отложена до появления возможности сосредоточить здесь достаточное количество пехоты и пополнить подвижные войска людьми и материальной частью. Директивой от 7 октября Верховное командование вермахта вновь подтвердило поставленную ранее задачу разрушить Ленинград и истребить его население. В первой половине октября в полосу группы армий «Север» прибыли 250-я пехотная дивизия испанских добровольцев-фалангистов, 212-я и 227-я пехотные дивизии из Франции, 7-я парашютно-десантная дивизия из Греции и 2-я пехотная бригада СС из Германии. Теперь группа фон Лееба насчитывала 33 дивизии и 2 бригады. Самолетный парк 1-го воздушного флота насчитывал 250 машин.
Для наступления на свирском направлении противник выделил 39-й моторизованный, 1-й и 38-й армейские корпуса. Остальные силы 16-й армии были задействованы южнее озера Ильмень, а 18-я армия удерживала мгинский выступ и вела борьбу на южных подступах к Ленинграду.
Советские войска на северо-западном направлении занимали следующее положение: 7-я отдельная армия противостояла Карельской армии финнов по реке Свирь, а 23-я армия Ленинградского фронта на Карельском перешейке вдоль старой государственной границы — войскам Юго-Восточной армии финнов; 42-я и 55-я армии обороняли южные подступы к Ленинграду; Невская оперативная группа действовала восточнее — вдоль северного берега Невы, а 54-я армия занимала оборону по восточному фасу мгинского выступа; 8-я армия удерживала приморский плацдарм в районе Ораниенбаума; 8-я отдельная стрелковая бригада продолжала защищать полуостров Ханко, а 3-я отдельная стрелковая бригада и морские части вели бои на Моонзундских островах. Южнее 54-й армии оборонялись 4-я и 52-я отдельные армии, подчиненные непосредственно Ставке, и Новгородская армейская группа Северо-Западного фронта.
Советское командование, в свою очередь, намечало провести операцию по деблокаде города. План ее был утвержден Ставкой 14 октября. Цель операции заключалась в том, чтобы встречными «стремительными» ударами 54-й, 55-й армий и Невской оперативной группы в общем направлении на Синявино к исходу второго дня окружить и уничтожить шлиссельбургско-синявинскую группировку противника и восстановить сухопутную связь Ленинграда со страной. Балтийский флот начал осуществлять переброску шести дивизий с Ораниенбаумского плацдарма. Военный совет Ленинградского фронта предполагал начать операцию 20 октября. Для участия в ней привлекались 10 стрелковых дивизий, 2 стрелковые и 4 танковые бригады — всего 70 тысяч человек, 475 орудий (эта цифра дается почему-то «без учета артиллерии усиления и Краснознаменного Балтийского флота»), 160 танков. ВВС Ленинградского фронта имели 225 исправных самолетов, ВВС Балтфлота — 134.
Противник, по советским данным, имел на синявин-ском направлении около 54 тысяч человек и 450 орудий. Он опирался на сильную оборону с большим количеством инженерных сооружений, построенных в лесисто-болотистой местности и прикрытых минно-взрывными и проволочными заграждениями.
Еще в ночь с 19 на 20 сентября по приказу Жукова части Невской оперативной группы, командовать которой был назначен генерал-лейтенант П.С. Пшенников, — 115-я стрелковая дивизия, батальон НКВД и 4-я бригада морской пехоты — на собранных по всему правобережью рыбацких плоскодонках, доставленных из города прогулочных лодках и самодельных плотах скрытно, без потерь, переправились через Неву и заняли плацдарм на левом берегу в районе Московской Дубровки. Дальнейшее продвижение было остановлено упорным сопротивлением и контратаками частей 20-й мотодивизии с приданными ей 426-м полком 126-й и 287-м полком 96-й пехотных дивизий. Наспех задуманное, организованное за одни сутки наступление на Мгу провалилось, но и обратной дороги не было: командование фронта и группы все время требовало активных действий, неизменно ставя задачи «овладеть» и «очистить». Подразделения таяли в ежедневных атаках, но успеха не было.
Ночью 20 сентября в районе Шлиссельбурга попыталась преодолеть реку 1-я дивизия НКВД. Полковник Донсков, рассчитывая на внезапность, принял решение переправу организовать ночью, артиллерийскую подготовку перед ее началом не проводить. Видимо, сохранения военной тайны ради, не велись разведка левого берега Невы и выявление огневой системы противника. Заодно пренебрегли и тренировками личного состава в посадке-высадке и использовании плавсредств. Несмотря на такую секретность, немцы начало переправы своевременно обнаружили и ураганным огнем расстреляли первые два эшелона стрелковых полков на воде. Третьим эшелонам форсировать водную преграду было уже не на чем, да и незачем: сюрприза не получилось. 26 сентября, раздобыв моторные катера, Донсков решил высадить наименее пострадавший 2-й стрелковый полк прямо на пристань Шлиссельбурга. В 6 часов утра две роты первого эшелона ворвались на северо-западную окраину города, завязали бой и пропали без вести, катера при возвращении были сожжены противником.
Посильную помощь чекистам в овладении Шлиссельбургом пыталась оказать Ладожская военная флотилия, в период с 19 сентября по 2 октября предпринявшая пять попыток высадить десанты на побережье. В этом деле сухопутное начальство в бездарности исполнения и равнодушии к жизням подчиненных социалистически соревновалось с начальством морским. Жуков считал, что штормовая Ладога советским «мариманам» не помеха, адмиралы отвечали «есть», без всякой подготовки сажали штурмовые группы на корабли и сбрасывали их в прибой, не доезжая берега. В итоге большую часть десанта — 105 курсантов Военно-морского пограничного училища, 40 флотских водолазов, 44 краснофлотца караульной роты — попросту утопили. В отчете по итогам боевой деятельности флотилии капитан 1 ранга B.C. Чероков о шлиссельбургских десантах писал, что «…все они не были удачно выполнены вследствие того, что проводились наспех, без учета метеорологической обстановки. Опыт десантных операций показал на необходимость производства предварительной навигационной разведки, производства более надежного навигационного обеспечения. Нельзя больше допускать, чтобы высаживающемуся десанту приходилось идти по воде около 3 километров (!!), затрачивая на это 2–2,5 часа, кар это имело место при проведении операции у Шлиссельбурга, хотя возможности избежать это были».
Ну надо же! На немецких картах этот крупнейший в Европе водоем называется Ладожским морем, в шторм волна здесь достигает восьми баллов, преобладающие глубины — 35—140 метров. Интересно, как увешанные оружием десантники шагали «по воде»? Один из выживших пояснил — по шею.
В конце сентября была также предпринята попытка силами 10-й стрелковой бригады форсировать Неву в районе Отрадное и захватить еще один плацдарм, но вышло еще хуже. После трехдневного боя почти вся бригада погибла вместе со своим командиром полковником В.Н. Федоровым.
Георгий Константинович крепко осерчал, сместил генерала Пшенникова и назначил на его место генерала В.Ф. Конькова с неизменным напутствием: «Задача прежняя — больше активности».
На левом берегу удалось зацепиться только за Невский «пятачок», известный мужеством своих защитников и невероятным количеством людских потерь, — клочок земли около полутора километра по фронту и 700–800 метров в глубину. Весь плацдарм и подступы к нему на западном берегу реки просматривались противником и находились под постоянным артиллерийским, минометным и пулеметным огнем. Советские войска гибли и при подходе к Неве, и во время переправы, и на самом плацдарме, который был буквально перепахан снарядами и минами. Немецкое командование, подкрепив 20-ю мотодивизию частями 8-й танковой дивизии, предприняло усилия для ликвидации «пятачка», но 22 сентября было вынуждено «признать наличие плацдарма на Невском фронте». Русские стояли насмерть. 24 сентября на командный пункт Цорна прибыл представитель Верховного командования вермахта генерал Паулюс, чтобы услышать: «Дивизия отдала последние силы, и она больше не способна на наступательные действия. Всему составу требуется несколько дней на отдых». Паулюс согласился, измотанную и сократившуюся на треть 20-ю моторизованную дивизию сменила 96-я пехотная дивизия генерала Шеде. В конце сентября со Средиземного моря на Невский фронт начали прибывать подразделения 7-й парашютно-десантной дивизии, и они сразу почувствовали, что здесь им не Крит.
«30 сентября, — пишет немецкий военный историограф, — великолепно вооруженные десантники, с энтузиазмом прибывшие на Невский фронт накануне, начали возвращаться назад на санитарных автомобилях. Их настроение резко переменилось. «Лучше трижды прыгать с парашютом на остров Крит, чем провести один день в России!» — говорили они. Очевидно, в столь критической оценке ситуации сказалось отсутствие опыта солдат вести бой на суше». В ходе упорных боев два передних края настолько сблизились, что в минуты затишья можно было услышать разговор и кашель солдат противника, ежедневно немцы расходовали до 8000 гранат: «Пулеметы, винтовки, ручные гранаты, приклады, саперные лопатки и штыки были оружием, с которым бросались друг на друга солдаты с обеих сторон. Страшный исход этих боев и через десятилетия остается в памяти бывших немецких десантников».