За компьютером время тает, как забытое мороженое, – очень быстро.
– Мочи его! Мочи скорее! – вопил Митька и тыкал пальцем в экран. – Он тебя щас…
Из всей толпы разношёрстных военных, бегающих по монитору, в развалинах дома остался только Серёга и его лютый враг с ником Kolbaskin. И наконец‑то! Вот же он, желанный поединок! Один на один!
В этот момент у Серёги зазвонил телефон. Он не собирался брать трубку, только бросил беглый взгляд, но вдруг присвистнул: «Вот это да! Дед!!!»
– Привет! Здорово, что ты позвонил! Мы так по тебе соскучились! Ты скоро вернёшься? …Жалко… Ну хорошо хоть позвонил! Как мы?.. – Серёга перевёл телефон на громкую связь. – Мы тут с Митькой стали дело одно распутывать…
– Неожиданно, но радостно! – удивлённо рассмеялся Пётр Арсентьевич.
– Котёнка пропавшего разыскиваем, – упавшим тоном добавил Серёга: «дело» без «котёнка» звучало более эффектно.
– О, это хорошее, доброе дело, – похвалил дед. – И как успехи? Нашли уже?
– Не нашли… – вздохнул Серёга. – И времени прошло слишком много – четверо суток уже его нет дома… И свидетелей нет. И мотива ни у кого нет. Версии все проверили – пустота! О! Может быть, ты нам поможешь?..
– Нормальный следователь никогда не будет совать нос в дело, которым уже занимается другой следователь. Этика! Могу только дать один совет: начните сначала. Если совсем глухо, это значит, что вы с Митькой что‑то упустили. Кстати, здравствуй, Митя! Как поживаешь?
«Как догадался?!» – удивлённо переглянулись мальчики. Во время всего разговора Митька не издал ни звука, даже дышал через раз…
– Здрасте! А как вы поняли, что я здесь?
– Обижаешь, друг мой! Обижаешь! – засмеялся Пётр Арсентьевич своим сухим, рассыпчатым смехом. – Я же слышу, что мы по громкой связи говорим. А зачем Серёге включать громкую связь, если он один? Или если рядом бабушка? Или сантехник? Вы сейчас вместе занимаетесь расследованием, а значит, всё, о чём мы говорим, касается и тебя. Не заметить переключения я не мог – звук‑то меняется, к тому же возникла секундная пауза в разговоре. Всё просто, всё просто… Ладно, приеду, похвалитесь своими успехами!
– Успехами? – засомневался Серёга.
– Успехами! – твёрдо сказал дед.
И, передав всем пламенный привет, отключился.
– Kolbaskin победил, – тихо сказал Митька, впрочем, без особого разочарования.
– Куда нужно вернуться? – раздумывал Серёга. – Снова пройтись по соседям? Да ни за какие коврижки! Половина из них нас уже просто на порог не пустит…
– Да‑да! А вторая половина прихлопнет на месте, – добавил Митька, вспомнив их «последнюю надежду» в одном лице с последним свидетелем.
– И могилки копали, и в мусорные баки заглядывали…
– Может, пойдём в штаб?..
– А толку‑то? Там можно до Нового года досидеть…
Решили снова пойти к «подъезду котёнка» – всё ближе к правде… Посидеть на скамейке, поразмыслить, понаблюдать…
– Тупик… – обречённо сказал Серёга.
Минуты капали в общий таз времени очень медленно. Наблюдать было не за кем. Обсуждать нечего. Всё уже сто раз обсудили.
– Вспоминай, чему ещё дед тебя учил? – не сдавался Митька.
– Дед говорил, – бесцветным голосом промямлил Серёга, – что у снайпера опалённые волосы на виске и синяк на груди от отдачи… А может быть, я это в кино видел…
– Кранты! Ты чего киснешь‑то? А про снайпера – круто! Очень помогло! Сразу стало ясно, куда подевался котёнок! Включи мозг, он уже отдохнул!!!
– Знаешь, – всё так же раздумчиво проговорил Серёга, – я уверен, что мы не ошиблись. Всё было сделано правильно. Что‑то не так с самими хозяевами…
– Но зачем?! – мотнул патлами Митька.
– В том‑то и дело… Их трудно подозревать в чём‑либо, потому что непонятен мотив. Но они какие‑то странные. Ты же заметил, что хозяйка – как её там, Марина, – это светофор. Сначала нам дали зелёный свет, потом жёлтый, а если сейчас придём, будет красный. Я в этом уверен на сто процентов.
– И что с того? Тебя самого это не бесило бы? Непонятно кто ходит и ходит к тебе в гости, когда ему вздумается. Помощи от нас пока никакой не было! Только ходим и расспрашиваем…
– Может быть, – пожал плечами Серёга. – Но мне почему‑то кажется, что виноваты они сами! Особенно когда всплывают в памяти всякие мелочи. Помнишь, она прослезилась, когда показывала фотографию Снежка?
– И что? – не понял Митька.
– Вот эта фотография, – Серёга нашёл сообщение Марины и открыл фото. – Здесь не только Снежок – здесь ещё её любименький Боренька.
– И что? – упрямо повторил свой вопрос Митька.
– Но она листала разные фотографии пропавшего котёнка, а прослезилась только на этой, где фигурирует Пухляш. Можно подумать, что ей не котёнка жалко, а Бореньку. Типа: «О, мой мальчик, остался без любимой игрушки, бедный‑бедный Боренька!»
– И что? – набычился Митька, ноздри его раздувались. – Какой ужас! Марина любит своего сыночка! Это что же получается, она преступница? Которая ещё и объявления потом писала. Наверное, всю ночь писала! Потому что только на троллейбусных проводах оно разве что не висело! Жёлтый свет? А ты помнишь, что сам тогда наехал на трусливого Борьку? Скажи спасибо, что Марина нас с лестницы не спустила!
– Да, вряд ли это она… – наконец согласился Серёга. – А сам Боря? Он ведёт себя очень подозрительно! Мальчик слишком сильно напуган, как будто ему есть что скрывать. Когда я спросил его: «Может, это ты?..» – он сглотнул, а это признак очень сильного волнения! Да, может быть, он так катастрофически боится посторонних. А что, если не только посторонних, но и правды?
– Колдунья! – прошептал Митька.
– Что «Колдунья»? – не поднимая головы, спросил Серёга. – Надо было бы её проверить, но всё это совершенно бесполезно! Гиблое дело!
– Ты посмотри лучше! – ткнул его в бок Митька.
К ним шла Колдунья с мёртвой рыбой! Она не просто несла эту рыбу в пакете – она держала её прямо в руках, заглядывала в мутные мёртвые глаза и разговаривала с ней! От такого зрелища и Серёга, и Митька приросли к скамейке и не могли сдвинуться с места.
А Колдунья остановилась рядом с ними, что‑то припоминая или размышляя о чём‑то, посмотрела на мальчиков, потом на рыбу. И наконец ткнула рыбьей головой почти Митьке в нос.
– Вот хорошая рыбка, – представила она ребятам свою собеседницу. – Вам она нравится? – Голос Колдуньи потеплел, она склонила голову в ожидании ответа, но широко раскрытые глаза её смотрели куда‑то вдаль.
– Хорошая, – заверил Серёга.
Он оказался дальше от Колдуньи и поэтому был более разговорчив. Митьку же окончательно загипнотизировали мутные желтоватые глаза покойной рыбы.
– Спасибо за беседу! – с ещё большим чувством сказала старушка. – Почему все ходят мимо? Всегда идут себе мимо и даже не глянут… Вы не подскажете? А! Это потому, что все меня кличут колдуньей, – ответила она сама себе.
– Кто ходит? – решил уточнить Серёга, потому что Колдунья явно ждала от него какого‑то ответа.
– Да все! Все ходят – вы только посмотрите вокруг. Все…
Вокруг никого не было, поэтому беседа, как выразилась странная старушка, принимала жутковатый оборот.
– Но вы‑то другие, настоящие. Милые мальчики… – улыбнулась Колдунья, глядя куда‑то вверх.
Митька мог поклясться, что успел заметить у неё заострённые клыки.
– Милые и, наверное, вкусные, – еще больше пугая себя, пошутил он.
– Вкусные‑вкусные, – закивала Колдунья и мелко захихикала, будто что‑то рассыпала. – И рыбка вкусная. Может быть, хоть вы со мной сходите? – Она ткнула рыбой в сторону то ли дерева, то ли своей квартиры.
– Простите, но мы никуда не пойдём, – вежливо, но твёрдо сказал Серёга, ему всё меньше и меньше нравилась эта встреча.
– А может, уж и помер, болезный! – махнула свободной рукой старушка, тяжело вздохнула и направилась к подъезду. – Который день сидит и сидит… И не мяукает даже…
– А кто сидит‑то? – первым встрепенулся Митька.
– Котёночек беленький. Застрял, что ли? Или, может, просто заступорился.
– Где сидит?! – крикнули хором сыщики.
– Да вон, на дереве и сидит, бедненький. И сгонять его пыталась: «Пшёл! Пшёл!» – и созвать оттуда – не идёт, и всё! Вот рыбкой решила сманить, да мне одной и не управиться. А больше никто на него и не смотрит…
– Конечно, поможем! Мы как раз этого котёнка уже несколько дней ищем! – Серёга сразу отбросил всякие опасения насчёт Колдуньи и засобирался к ней в гости.
– Ой, тимуровцы! – Старушка смахнула слезу и повела ребят на третий этаж в свою квартиру.
– Ты понял, чего это она?.. – тихонечко спросил Митька у Серёги.
– Ты про тимуровцев? – догадался тот. – Книги читать нужно! Это такие же волонтёры, как мы, только в советские времена, когда были пионеры. А началось всё с книги «Тимур и его команда», там герои тайно совершали разные хорошие дела.
Спасение
Квартира Колдуньи оказалась чистой и уютной. Нигде не было ни сушеных шкурок, ни крысиных хвостов, ни консервированных лягушек. На столики, тумбочки и подушки были накинуты белые кружевные салфетки. На стенах в больших рамах висели вышитые картины.
Старушка открыла балконную дверь, стёкла жалобно звякнули.
– Ну вот, сидит, – сказала Колдунья, указывая на дерево.
Балкон оказался таким ветхим, что выходить на него было страшно. Но даже с порога можно было увидеть среди листвы маленький белый комочек.
– Свершилось! – завопил Митька.
– Интересно, как он здесь оказался? – задумался Серёга.
– Да какая разница, как оказался! Спасать его нужно! Срочно!
Митька хотел тут же сигануть с балкона на дерево, но Серёга вовремя его удержал.
– Так и тебя спасать придётся, – сказал он. – Ты знаешь, спасателям чаще приходится снимать с деревьев тех, кто пытался спасти кошек, а не самих кошек. Нужен план. Спасатели, конечно, рекомендуют вообще по деревьям не лазать, оно и понятно… Первым делом надо полить ствол валерьянкой. Скажите, – обратился он к Колдунье, – у вас валерьянка есть?
– Имеется, имеется, как же без неё, родимой? – Старушка подошла к громоздкому буфету, зазвенела скляночками и принесла большой флакон.
– Можно мы это на дерево выльем? Целиком! – уточнил Серёга.
– Конечно‑конечно, не жалейте, лишь бы кошечка не мучилась, живая душа всё‑таки… А рыбка‑то что, даром приплыла?.. Может, пригодится?..
– Нет, рыбка, наверное, хуже работает! – крикнул Митька, и они с Серёгой со всех ног понеслись вниз.
Вылить содержимое флакона на ствол дерева было делом нехитрым. Но ничего не происходило. Мальчики попытались раскачать дерево, потом Митька скинул футболку и начал размахивать ею, чтобы аромат валерьянки скорее распространился и достиг котёнка.
– Пойду посмотрю, стал Снежок спускаться или по‑прежнему сидит, – сказал Серёга. – А ты тут карауль, на всякий случай.
Не успела за Серёгой закрыться дверь, как послышался страшный грохот. Митька от неожиданности вздрогнул и начал озираться. Что такое? Серёга с лестницы упал или землетрясение началось? И тут Митька увидел в окнах Кошатницы её обезумевших питомцев. Вся эта пёстрая масса ломилась на запах валерьянки. Казалось, ещё чуть‑чуть – и они не только раму выломают, но и стену. Как новогодние гирлянды, в окне мигали их глаза.
А Снежок всё не спускался…
– Сидит! – крикнул Серёга. – Нужен новый план!
– Какой ещё план? – откликнулся Митька. – Всё, я полез! Тут удобно! Наверное…
– Стой! Подготовиться нужно! Я сейчас.
Оказалось, что и на этот случай Серёга знал рекомендации спасателей: необходимо надеть толстую одежду – ведь перепуганная кошка может царапаться.
– С тобой только время терять! – надулся Митька, но совета послушал и тут же помчался домой за одеждой.
– Мама! Мама! Дай мне срочно зимнюю куртку! – закричал он с порога. – И перчатки дутые! Очень срочно!
– Митя, там что, так похолодало?! – удивлённо засмеялась мама.
– Там котёнок на дереве! – выпалил Митька, выхватил у мамы куртку, напялил её и вылетел из квартиры.
– Чудеса… – пожала плечами мама.
Пока Митька бегал экипироваться, вокруг дерева собрались жильцы.
– Да, может, его там и нет, чего это он не мяукает? Выдумывают мальчишки от нечего делать, и всё тут! – сказала круглая Вовочкина бабушка и удалилась.
– Ты только поаккуратнее, – попросил Серёга.
– Да всё будет тип‑топ! Не боись! – сказал Митька.
Он уже чувствовал себя героем, спасателем и даже немного космонавтом, потому что в громоздкой зимней одежде ходить было тяжело и непривычно. И лезть на дерево в зимней куртке оказалось не так просто, как он думал.
– Давай подсажу, – вдруг тронул Митьку за плечо Ободранный.
Он скинул на землю рюкзак и сцепил свои длинные пальцы в замок.
– Спасибо, друг! – удивлённо сказал Митька.
С помощью Касьяна он в два счёта добрался до нижних веток, а дальше дело техники, знай поднимайся.
– Бывай! – сказал Ободранный и ушёл.
«Бывают же чудеса?!» – подумал Серёга.
– Вот это да! – послышался с дерева одновременно изумлённый и возмущенный голос Митьки. – Снежок жив! Снежок будет жить! – вспомнил он свою кричалку. – Но кто‑то мне за это ответит!
Действительно, котёнок был ещё жив, но за эти дни от него осталась только шкурка да косточки. Потухший, остановившийся взгляд Снежка уже не выражал ни страха, ни возмущения. Казалось, что он не дышит, а вздрагивает. И весь ужас был в том, что всё случившееся со Снежком точно не было случайностью. И не нужно было обладать Серёгиной проницательностью, чтобы понять, что произошло. Котёнок оказался плохим самолётиком – зацепился за ветки, когда его отправили в полёт. Он просидел на дереве несколько дней весь опутанный верёвками, с дурацкими кривыми картонными крылышками. У Снежка не было ни малейшего шанса на то, чтобы спастись самостоятельно…
– Ты чего не спускаешься? – забеспокоился Серёга.
– Щас… Распутаю только…
– Глупые эти кошки, сначала на дерево лезут, а потом спуститься не могут! – говорил кто‑то возмущенно.
От этих слов у Митьки из глаз вдруг посыпались слёзы: мелкие, злые и жгучие, как град.
…Зеваки разошлись довольно быстро. Котёнок на дереве – не та новость, чтобы тратить много времени. Мальчишки сидели на лавочке и думали, что же делать дальше. Митька совал спасённого Снежка в мисочку с молоком, которую принесла Колдунья, но котёнок пить молоко отказывался.
– Отвык! – сокрушенно вздыхал Серёга.
Из‑за угла дома показалась знакомая парочка – Марина и Боренька. На Марине был надет яркий, почти светящийся красный плащ.
– Я не сомневался, что светофор будет красный, – кивнул в её сторону Серёга.
Мальчики поднялись.
– Мама, мама, опять они, – захныкал Пухляш, а увидев Снежка на руках у Митьки, тут же забился в истерике: – Ненавижу! Ненавижу их!
– Вот ваш котёнок, – сказал холодным, будто каменным голосом Серёга. – Его выбросил из окна ваш сын и никому не сказал об этом! Пытался сделать из него самолётик…
– Это не я! Не я! Ненавижу! – кричал Борька диким голосом.
– Оставьте нас уже наконец в покое! – раздражённо крикнула Марина, взяла сына на руки и прижала к себе. – Уходите! Зачем вы притащили нам эту кошку?! У Бореньки уже есть питомец! Покажи им, Боренька.
Мальчик нехотя достал из кармана баночку, в которой сидел здоровенный южноамериканский крылатый таракан. Но лицо хозяина выражало не радость от появления нового питомца, а скорбь и сожаление: верхние веки опустились, прикрыв рассеянный, грустный взгляд, уголки рта начали сползать вниз.
– А теперь уходите! – продолжала кричать Марина. – И хватит наконец над нами издеваться!
Громко хлопнув дверью, бывшие хозяева Снежка удалились.
Эпилог
– И кто из них больший монстр? – задал Митька риторический вопрос. – Борька, который обмотал котёнка верёвкой и выбросил в окно, а потом трусил и молчал, не попросив вовремя о помощи? Или эта мамаша? Она же вообще неадекватная какая‑то! Жуткая семейка, честное слово!
– А знаешь, – задумчиво проговорил Серёга. – Мальчишка не так плох, как кажется. Когда он увидел Снежка, то на лице у него появилось выражение печали. А это хороший знак, правда… Он сожалеет о том, что натворил. Так что монстр у них в семье пока только один…
– Серёга! – вдруг подскочил Митька. – Мурчит… Бедолага‑то наш мурчит! При смерти, а благодарит… Что делать будем? Так жалко его – сердце разрывается!
– Спасать его нужно, и, кажется, я знаю, кто это может сделать…
Мальчики трезвонили в дверь Гонщицы без перерыва, так что трель звонка начала напоминать сигнализацию.
– Что случилось? – Дверь распахнулась, и показалось испуганное лицо Гонщицы.
– Вот! Котёнок в беде. Помогите ему, пожалуйста! – сказал Серёга, а Митька тут же сунул ей в руки тёплый комочек:
– Четверо суток без еды на дереве провисел.
– Теперь не кушает, отказывается…
– Это его хозяин в окно выкинул…
– Да ещё картонные крылья верёвкой к нему примотал… Экспериментатор…
Мальчики торопились рассказать печальную историю предательства, перебивали друг друга, и, наверное, Гонщица ничего не поняла из их слов. Она просто прижала к себе котёнка и заплакала.
– На этот раз я спасу его! Я знаю, что нужно делать! – говорила она. – Проходите скорее!
Гонщица налила в блюдце молока и стала осторожно по капельке пипеткой вливать его котёнку в рот. И Снежок, хоть и с трудом, но начал глотать еду.
– Будет жить! – радостно сказала новая хозяйка котёнка, и глаза её сияли. – Через десять минут повторю. Надо кормить его понемножку, но часто. Вы останетесь?
– Нет, спасибо, – сказал Серёга, – нам пора, да, Митька? Тяжёлый сегодня выдался денёк…
Мальчики вышли на улицу. Солнце светило ярко, но уже было видно, что оно по‑вечернему вызрело и скоро упадёт за горизонт, как огромное зерно, чтобы завтра утром вновь прорасти.
– Хорошо то, что хорошо кончается, – набрав полную грудь воздуха, сказал Серёга.
– Прикольно, да? – усмехнулся Митька. – Таракан этот противный… Какие хозяева, такой и питомец! А Снежку, я считаю, теперь очень повезло…
– Да, – согласился Серёга, – так всем будет лучше… Кстати, таракан‑то этот отлично летает…
– Мальчики, стойте! Пожалуйста!!!
За ними бежала маленькая девочка, которую и Серёга, и Митька узнали с первого взгляда, – Дуся, хозяйка куличика, который они сломали по недоразумению.
– У меня кошечка пропала! – Сказав это, Дуся горько заплакала. Плечи её подпрыгивали от всхлипываний, а слёзы лились ручьями. – Серенькая… С белой грудкой… Вы не видели мою кошечку?
– Не видели, но это не беда, только не плачь! Найдём мы твою кошечку! – сказал Митька. – Мы как раз специалисты по этому делу. Правда, Серёга?..
Митькины загадки
(страницы из блокнота)
Митька очень увлёкся разгадыванием эмоций и даже нарисовал несколько загадок.
Ему удалось ухватить основные черты эмоций так ловко, что даже Серёгин дедушка, Пётр Арсентьевич, его похвалил.
Нужно быть настоящим сыщиком и специалистом по мимике и жестам, чтобы угадать, кто что хотел сказать и о чём подумал…
Опа! Я схлопотал двойку!
Мама в шоке!
Угадай – кто моя мама!
Это ты съел мою конфету?
Угадай, кто взял и вероломно схомячил мою любимую конфетку!
Дело мастера
Это как раз та история, которую Митька с Серёгой всегда вспоминали с восторгом. Единственный раз в жизни они оба стали свидетелями настоящего расследования, которое мастерски провёл Серёгин дед.
Произошло это прошлым летом. Пётр Арсентьевич, взяв Серёгу, а заодно прихватив и Митьку, поехал на море. Для отдыха выбрали деревеньку, которая называлась Две Речушки, – крохотный лоскуток побережья между морем и горами. В деревеньке было всего несколько домов, приспособленных для сдачи внаём, небольшой магазин и кафе с живой музыкой. Неподалёку возвышались горы, а между домами протекала почти пересохшая и к тому же, несмотря на название, единственная речка. А рядом, конечно, раскинулось бескрайнее море.
Поселились они в доме Розы, казавшемся бесформенным из‑за странных и совершенно нелогично расположенных пристроек и надстроек. Как всегда, реальность сильно отличалась от рекламного объявления, но это никого особенно не опечалило. Митьке вообще всё нравилось, Серёгу раздражали только ужасающие завывания так называемой «живой музыки» из кафе по соседству. А вот Петра Арсентьевича сильно напрягало одно обстоятельство, а именно постоялец, мужчина средних лет, обитающий в соседней комнате. Совершенно точно он готовился совершить преступление. Это было написано на его лице…
– Посмотрите, мальчики, вот на того дядю, который пьёт кофе за крайним столиком, – сказал Пётр Арсентьевич однажды за завтраком. – Посмотрите очень внимательно и запомните это выражение лица. Человек, неважно какого пола, возраста и национальности, у которого такое выражение лица, очень опасен. Брови опущены и сведены вместе, верхние веки приподняты, нижние – напряжены. Он задумал что‑то очень плохое. Вопрос только в том, что именно он задумал?
Дед отставил в сторону тарелку со странным липким варевом, которое нерасторопная, вечно сонная Роза, хозяйка дома, называла «кашей красоты и здоровья», и принялся за бутерброды и чай.
В девять утра всех постояльцев дома на террасе ждал общий завтрак, который готовила, как могла, хозяйка. Каждый день завтрак был одинаковый, неизменной оставалась и липкость каши, и лёгкая подгорелость тостов. Тем не менее на завтрак собирались почти все жильцы этого странного домика. Кроме Митьки, Серёги и деда, за двумя сдвинутыми столиками размещалась большая шумная семья: мама, усатый папа и четыре разновозрастных пацана. За соседним столиком всегда молча завтракали две интеллигентные старушки. Была ещё женщина с маленькой дочкой, и всегда подальше ото всех садился мужчина с мрачным лицом. Обитали здесь ещё молодожёны, но они редко приходили к завтраку, спали до полудня, ходили, держась за ручку, и вообще всегда выбивались из общего графика – еда, море, еда, море, еда, сон – и жили своей жизнью.
– Душенька, вы такая красавица! Стесняюсь спросить, а вы всегда были полненькой или с возрастом поправились? – участливо спросил Пётр Арсентьевич у многодетной мамы, окончив завтрак.
От возмущения та поперхнулась чаем: одновременно были задеты две самые больные темы: возраст и вес.
– Простите, я не хотел вас обидеть! – стал громко извиняться Пётр Арсентьевич, прижимая руки к груди. – Вы совсем не толстая, протезы мне вместо глаз! И совсем не старая. Я не так выразился. Вообще‑то, мне очень нравятся толстые люди!
Митька подскочил на месте: неужели прямо на завтрак будет драка?! Он уже представил, как разъярённый муж, отец семейства, бросается с кулаками на Серёгиного деда. Но нет… Тот молча ел, лишь ещё ниже опустил голову к своей тарелке. Его усы, как два весла, начали медленно грести кашу рядом с ложкой.
А Пётр Арсентьевич тем временем «помог» успокоить расплакавшуюся маленькую девочку, сказав, что, если она не перестанет капризничать, вся жизнь её будет кислой, а лицо навсегда останется перекошенным. Потом он отпустил изысканный комплимент старушкам, суть которого сводилась к тому, что несмотря на преклонный возраст у них замечательно прекрасные и разумные глаза. Таким образом за полчаса завтрака он успел создать вокруг себя недружественный вакуум.
– Дед, ты чего? – не выдержал, наконец, Серёга – он уже давно сидел красный как рак и старался не смотреть по сторонам.
– Первое правило слежки – хорошая маскировка, – тихо сказал Пётр Арсентьевич и подмигнул ребятам.
С этого момента дед из образа чокнутого пенсионера уже не выходил. «Это ж надо, с таким старым дураком детей на море отправить?! Он их либо отравит чем‑нибудь, либо утопит!» – громко возмущались за его спиной обиженные женщины. Но, поскольку народный контроль за мальчиками никто организовывать не стал, отдых удался на славу. Митька с Серёгой то жарились на солнышке в горах, то до синевы купались в ледяной речке, то часами, до боли в ушах, ныряли в море, вылавливая из воды всякую живность. Но особым и самым главным развлечением было, конечно, наблюдать за дедом. Пётр Арсентьевич был великолепен!
Крепкий, моложавый, подвижный, несмотря на возраст и заметный животик, Пётр Арсентьевич передвигался всегда бегом. Задуманную партию он разыгрывал играючи, как по нотам, хотя с самого начала было ясно, что дело серьёзное и нужно соблюдать осторожность. Серёгин дед был лысоват, зато его густые усы напоминали хорошую зубную щётку. Впечатление многократно усиливалось, когда он улыбался и белоснежные зубы при этом блестели, как в рекламе стоматологической продукции.
Единственный, кого Пётр Арсентьевич не душил своей любезностью, был подозреваемый, который назвался Егором. Дед ему гадостей не говорил и всё время пасся где‑то поблизости под предлогом курортной скуки и отсутствия других собеседников.
– Дорогой мой, вы не знаете, почему от меня все шарахаются?! – печально спрашивал дед у своего нового «дружка». – Ума не приложу!
– Не берите в голову, – не скрывая холодной усмешки, утешал его Егор. – Все люди странные…
За три дня «дружбы» Пётр Арсентьевич досконально изучил режим дня и повадки подозреваемого и уверился, что этот человек готовится совершить преступление. Ни на один вопрос, как бы невзначай подброшенный дедом, он не ответил правдиво.
– Прекрасный здесь отдых, как вы находите? – спросил как‑то Пётр Арсентьевич.
– Да, здесь славно отдыхается, – быстро проговорил Егор и пожал плечами.
– Чувствуете, какое несказанное умиротворение приносит в нашу жизнь закат на море, – восхищался Серёгин дед, внимательно глядя на собеседника.
– Конечно, – согласился Егор и задумчиво покачал головой из стороны в сторону.
Стало абсолютно ясно, что он приехал не отдыхать. Егора выдали плечи – здесь ему было некомфортно. Дело, ради которого он целыми днями обгорал на пляже и терпел общество болтливого старика, жгло ему пятки гораздо сильнее, чем раскалённая прибрежная галька.
Открытым оставался только один вопрос: что он задумал?
– Так, мальчики, что мы имеем? – открыл совещание Пётр Арсентьевич, когда их точно никто не мог подслушать. – Есть какие‑нибудь предположения?
Единственным местом, где можно было обсуждать эту непростую тему, оказалось кафе. Постояльцы дома Розы здесь замечены не были, да и сквозь душераздирающие, фальшивые до полной неузнаваемости, песни подслушать что‑либо было невозможно.
– Что мы имеем? – повторил Пётр Арсентьевич и возбуждённо потёр, будто вымыл, пальцы на руках. – Егор – конечно, имя ненастоящее. Он к нему не привык, поэтому отзывается через раз… Ну да ладно, пока пусть будет Егором.
Каждый день, заметьте, каждый день в девять утра, не минутой раньше и не минутой позже, он, умытый и выбритый, садится за свой столик завтракать. Затем возвращается в комнату, берёт купальные принадлежности и, не торопясь, но и не любуясь видами, идёт на море. Загорает. Купается. Ни с кем не общается, не озирается по сторонам, слежку не ведёт. В дом Розы возвращается всегда в двадцать пять минут второго, принимает душ, идёт на кухню и готовит обед: полуфабрикаты и салат. После обеда уходит в свою комнату, где, судя по всему, спит ровно сорок минут. В три часа выходит на террасу, садится в тень и читает книгу до четырёх. Потом отправляется на море, где снова купается, загорает и читает книгу. Потом без всякого интереса смотрит на закат – но зачем‑то он это делает?! А в восемь часов двадцать минут возвращается домой. Снова принимает душ в общей душевой и идёт к себе. Через десять – пятнадцать минут выходит на балкончик, который прилеплен к его комнате, с кофе и книгой. В десять тридцать заходит в комнату и ложится спать. И так, повторюсь, каждый день.
Хотя… что я удивляюсь – по этому графику проводят отпуск почти все постояльцы. Вот что значит железная привычка к режиму! В этом плане Егора трудно в чём‑то заподозрить – абсолютно чист… Если бы не его лицо! И если бы не ложь…
– Может быть, он просто вор? И просто ждёт удобного случая что‑нибудь украсть? – простодушно предположил Митька.
– Слишком безучастен и независим, – задумчиво помотал головой Пётр Арсентьевич. – Ни одним жестом, ни одним взглядом он не проявил интереса к нашей публике и её имуществу. На пляже – та же история. Никого вокруг себя не замечает. Меня он терпит. С трудом, но терпит. А вот к молодожёнам испытывает лёгкое отвращение: я видел, как сморщился его нос и слегка приподнялась верхняя губа, когда они, проходя мимо, ворковали про своё будущее семейное гнёздышко. Для кого‑то эта парочка может показаться слишком сладкой. На вкус и цвет, как говорится, товарища нет…
– Может быть, он от кого‑то скрывается… Отсиживается здесь, в захолустье? – предложил свой вариант Серёга.
– Точно нет! – возмущённо воскликнул Пётр Арсентьевич, от Серёги он такого прокола не ожидал. – Это же элементарно! Человек, который скрывается, даже в самой глубокой норе не сможет просидеть спокойно дольше трёх дней. Ему будет казаться, что как раз эту нору найдут в первую очередь, что зря он в ней засел, что это не убежище, а ловушка, что преследователи уже где‑то рядом. А Егор ничего не боится. Читая перед сном на балконе, он включает свет. Разве смог бы сидеть человек, который в бегах, у всех на виду, при этом не видя в окружающей его темноте даже грецкого ореха в метре от балкона?..
– Может, он псих? – не сдавался Серёга. – Ты сам говорил, что у психов отличаются реакции, эмоции и жесты. А уж лицо вообще может быть каким угодно!
– Это да, это может быть… – сразу успокоившись, согласился дед. – Это был бы самый простой вариант. Но тут мы ничего поделать не можем – нужен психиатр. Я тоже, конечно, об этом думал. Но мучает меня другое. Что, если он НЕ псих? Тогда кому‑то угрожает серьёзная опасность. Не опоздать бы…
– Может, этот дядя по ночам, пока все спят, роет клад или тоннель какой‑то? – брякнул Митька.
Он уже подустал следить за «битвой титанов» и потерял нить расследования. Возможно, даже успел вздремнуть. Благо певец из кафе устал и, потеряв часть своего противного голоса, тихонько затянул какой‑то трудноузнаваемый медляк.
– Митрий, что‑то в этом роде могло бы быть, – миролюбиво сказал Пётр Арсентьевич, – но загвоздка в том, что Егор по ночам не выходит из комнаты.
– А вдруг там есть тайный ход? – Митька подскочил и взъерошил волосы, окончательно очнувшись. – Вы не подумали об этом?
– Где же в его клетушке может уместиться тайный ход? – улыбнулся Пётр Арсентьевич. – Одна стенка у нас с ним общая, другую он делит со старушками‑соседками. Пол в его комнате – это потолок для большой обиженной на меня семьи. Остаётся только дверь в общий коридор, а с другой стороны – дверь на балкон. Согласись, Митька, ты перемудрил с тайнами. Я следил за комнатой Егора три ночи подряд! По мне это, кстати, заметно, – вздохнул дед, – даже сердце пошаливать начало. А этому хоть бы хны! Каждое утро свеженький, бодрый, отдохнувший – хоть сразу на лесоповал посылай!
– О! Знаю! Егор – тайный американский шпион! Вот и разгадка! – Буйная Митькина фантазия снова вырвалась на волю.
– Митрий, а вот это действительно гениальная версия! А главное, очень правдоподобная! Смотрите, наш тайный агент целыми днями, практически до полной темноты, жарится на пляже. Зачем? Да он сидит и запоминает, кто в каких трусах купается! Больше в этой глуши разведывать тайному агенту нечего. Потом он ночами азбукой Морзе или через спутник передаёт американцам шифровки: «Дед сегодня вышел в трусах в горошек, патлатый мальчишка – в красно‑полосатых…»
– Чего сразу патлатый? И трусы… Может, он разведывает… – И Митька умолк, придумывая какой‑нибудь более удачный вариант.
– Может, он просто ждёт кого‑то? Нового постояльца? Или удобного случая? – спросил Серёга.
– Да, может быть, ждёт… – раздумчиво проговорил Пётр Арсентьевич, – но признаков нетерпения я у него не заметил. Такое ощущение, что он точно знает, что будет. Всё идёт по его плану как по рельсам. И это очень плохо!..
– О! – вдруг вспыхнул, как китайский фонарик, Митька – ему пришла в голову очередная идея. – А вы, Пётр Арсентьевич, не думали, что Егор следит за вами? Это же элементарно! Вы – единственный человек, с которым он общается. Вы, и только вы всё время у него на виду. Учитывая ваше прошлое…
Лицо Петра Арсентьевича вытянулось – такого поворота он не ожидал и не предвидел. Он глубоко задумался:
– Скорее всё же это я с ним общаюсь, хотя…
– Митька, ты просто мозг! – одобрительно сказал Серёга, но потом, осознав опасность, которая, возможно, уже сгустилась вокруг них, тоже замолчал.
Тишина и долгие паузы в разговоре Митьку обычно сильно напрягали, но сейчас он наслаждался. «Вот, выкусите! – думал он радостно. – И я не хухры‑мухры вам!»
– Нужно быть осторожнее! Прав Митька, нельзя упускать из виду ни одной версии, – сказал Пётр Арсентьевич серьёзно. – Хотя и маловероятно, что он следит за мной…
– А может, Егор ещё и террорист? – ляпнул Митька и тут же пожалел. Эффект от его предыдущей речи мгновенно улетучился.
Пётр Арсентьевич усмехнулся. Впрочем, ответил он без своего обычного ехидства:
– Террористам нужен большой эффект, резонанс. Им нужно, чтобы от одного взрыва содрогнулся весь мир. Слово «террор» переводится как «ужас». А здесь‑то что? Масштаб не тот…
– Дорогие отдыхающие, – ломким от хрипа голосом заговорил в микрофон искрящийся стразами исполнитель «живой музыки». – С вами, как всегда, я, Стар, в смысле Южная Звезда! Не скучайте! Продолжение концерта будет через десять минут. Дела…
– Неужели наконец тишина? – обрадовался Серёга. – Не может быть! У меня аж голова зазвенела.
– У меня тоже! – удивлённо затряс головой Митька.
– И у меня, и у всех… Теперь в эфире цикады! – усмехнулся Пётр Арсентьевич.
Действительно, цикады наяривали так же усердно, громко и вразнобой, ничем не уступая Южной Звезде.
В кафе вошли, держась за руки, соседи‑молодожёны. Они сели за соседний столик, поэтому впервые, хоть и в полумраке, удалось их увидеть вблизи.
Выражение лица у девушки было недовольным, она с заметным отвращением оглядывала заведение, её курносый носик наморщился, верхняя губа поднялась, а внутренние края бровей сползли к переносице.
– Не хочу здесь есть! – капризным голосом заявила она.
– Ну, Зай! Потерпи немного! У нас впереди лучшие рестораны и шикарный отель на Мальдивах. Потерпи! Всё будет…
– Вот молодость! Линялый халат у вас впереди и вытянутые треники, – усмехнулся Пётр Арсентьевич, – а не Мальдивы…
С приходом молодожёнов совещание пришлось спешно свернуть. Расплатились за скудный ужин и прямо с крылечка нырнули в стрекочущую, прохладную, чёрную‑пречёрную ночь. Обсуждать тайные дела в такой кромешной темноте было опаснее, чем средь бела дня, – всюду могли быть невидимые уши…
– Что мы имеем? – спрашивал дед и сам же отвечал: – Ничего не имеем. Безобразие!
…Наутро Пётр Арсентьевич приступил к действию. Мальчишек он в суть дела, конечно, посвятил, но, чтобы не рисковать, выделил им в затевающемся спектакле роли третьего плана.
– Мальчики, мне что‑то совсем плохо, – сказал Пётр Арсентьевич достаточно тихо, чтобы было правдоподобно, но притом довольно громко, чтобы услышал<