является молекула ДНК, для естественных языков та-
ким регулятором могут быть основные грамматические
структуры, определенные на некоторых базисных сло-
варях и т. д.
Таким образом, субстанциальный регулятор есть
^/-система, включенная в более сложный системный
объект, играющая роль хранителя эталонов конгруэнт-
ности и информации и регулирующая основные процес-
сы и преобразования в данном системном объекте. На-
личие субстанциального регулятора одного и того же
типа у порожденного (Л) и порождающего (В, С...) си-
стемного объекта, относящегося к одной и той же сверх-
системе, является третьим необходимым условием и
признаком отношения наследственности (3). Взятые
вместе, все три условия оказываются не только необходи-
мыми, но и достаточными23.
При таком понимании наследственность оказывается
отношением, определенным для системных объектов,
включенным в фиксированные сверхсистемы и отвеча-
ющим трем указанным выше условиям. Для нас весь-
ма существенно, что наследственность рассматривает-
ся при таком подходе не как свойство лишь биоло-
гических систем, а применительно к широкому классу
качественно разнородных систем, к числу которых
можно отнести и науку. Биологические системы и си-
стемы научных знаний оказываются, таким образом,
частными случаями систем с наследственностью. Обла-
дая рядом сходных черт и закономерностей, присущих
всем системам этого рода, они вместе с тем принципи-
ально отличаются, и поэтому все усматриваемые меж-
ду ними аналогии должны приниматься с чрезвычайной
осторожностью. Я укажу здесь лишь на некоторые из
наиболее существенных различий:
1. Если под сверхсистемой с определенным для ее
объектов отношением наследственности понимать био-
логический вид и научную дисциплину, то первое су-
щественное различие заключается в том, что в биоло-
гии межвидовая гибридизация либо вообще невозмож-
на, либо не дает потомства, передающего гибридные
признаки по наследству, тогда как междисциплинар-
|
|
м В формальном плане этот вопрос рассмотрен мной в статье
«Системно-логический анализ понятий наследственности» («Вопро-
сы философии», 1974, № 10).
ная интеграция является важнейшей формой плодо-
творного развития науки и приводит к созданию вполне
жизнеспособных научных дисциплин.
2. Основным механизмом развития (эволюции) био-
логических систем является приспособление к окружа-
ющей среде, связанное иногда с ее стихийными преоб-
разованиями, которые по механизму обратной связи
иногда приводят к гибели данного биологического вида.
Напротив, наука, и в этом ее принципиальное отличие,
ориентирована на преобразование окружающей природ-
ной и социальной среды, в конечном счете она приспо-
сабливает окружающий мир к потребностям человека,
используя при этом механизм познания объективных
закономерностей. Ошибка Поппера заключается преж-
де всего в том, коль скоро речь идет об эволюционист-
ской эпистемологии, что он не замечает этого глубокого
различия в отношении биологических и познавательных
систем к соответствующей окружающей среде. Он, сле-
довательно, не в состоянии понять и зафиксировать
различия в механизмах развития, передающихся по на-
следству в этих системах.
3. Третье существенное различие касается, так ска-
зать, «распределения плотности» наследственности по
иерархическим уровням эволюционирующих систем.
Изменчивость, неконтролируемая мутация, постепенно
видоизменяющая наследуемые признаки, весьма раз-
личны по своим характеристикам, включая их устойчи-
вость, широту распространения и вызывающие их фак-
торы, и т. д. Биологическая эволюция не является со-
знательной и коррекция допущенных природой ошибок
осуществляется самым жестоким образом — путем эли-
минации «ошибающихся» особей, их потомства и, на-
конец, вида в целом. Напротив, эволюция систем на-
учного знания предполагает механизм самосознания,
связанный со структурами социальной памяти и воз-
можностью воспроизведения и повторения некоторых
познавательных структур. В этом смысле важно, что
не только отдельные гипотезы, но и целые теории не
уничтожаются целиком, как полагает Поппер, по-
добно биологическим видам, а сохраняются в социаль-
ной памяти науки и более или менее полно воспроизво-
дятся в наследуемой концептуальной схеме на новых
этапах. Примером такого рода могли бы послужить
идея атомистического строения материи, теория круго-
|
|
вого движения планет и эпициклов, сама идея биоло-
гической эволюции и т. п.
Здесь мы подходим к вопросу о механизме, регули-
рующем передачу наследственности в системах науч-
ного знания, и о том, на каких уровнях эта передача
осуществляется. Степин 24, рассматривая строение науч-
ной теории, выделяет в качестве ее, так сказать, наи-
более устойчивого каркаса теоретическую схему. Эта
теоретическая схема задается абстрактными объекта-
ми, образующими идеализированную модель онтологи-
ческой системы теории, и понятиями, фиксирующими
эти объекты. Степин выделяет фундаментальную тео-
ретическую схему на высшем уровне и ряд частных
теоретических схем, образующих своего рода ступени,
позволяющие приблизить абстракцию высшего уровня
к их объективным физическим прототипам. Такое раз-
граничение теоретических схем не только хорошо укла-
дывается в рамки принятой в этой работе системной
синтагмы, но и позволяет вплотную подойти к ответу
на интересующие нас вопросы.
|
|
Фундаментальная схема теории задается фундамен-
тальными понятиями, фиксирующими соответствующие
абстрактные объекты, а в качестве основного критерия
фундаментальности берутся свойства фундаментальных
понятий: а) выступать в качестве понятийной основы
фундаментальных законов или постулатов данной тео-
рии и б) менять смысл или содержание теории при
замене данных понятий другими. Поскольку фунда-
ментальные понятия теории относятся к соответствую-
щим теоретическим конструкциям или абстрактным
объектам, то теоретическая схема задает одновремен-
но некоторую сеть взаимосвязанных абстрактных объ-
ектов и, так сказать, «параллельную» или изоморфную
ей синтагму понятий. Внутри данной синтагмы можно
выделить понятия, отсутствие или элиминация которых
ведет к разрушению дисциплины в целом. Другие по-
нятия, будучи необходимыми, могут быть заменены
понятиями, имеющими иной смысл и отчасти значение,
но выполняющими сходную, познавательную и фор-
мальную нагрузку25.
24 См. Степан В. С. Становление научной теории.
25 В данном случае я имею в виду под формальной нагрузкой
способность (или пригодность) данного понятия участвовать в фор-
мулировании тех или иных законов соответствующей теории.
15 Ракнтов А. И.
Такай замена не ведет к исчезновению дисциплины,
но создает ее новый вариант, или, если пользоваться
квазибиологической терминологией, выделяет разно-
видность данного вида. Воспользовавшись примером из
уже упоминавшейся книги Степина, можно сказать,
что примером понятия первого рода для такой дис-
циплины, как классическая механика, является поня-
тие «механическая точка». Отсутствие этого понятия
разрушает механику в целом. Примером понятия вто-
рого рода может служить понятие «сила» в ньютонов-
ском варианте механики. Замена этого понятия другим,
фундаментальным понятием «энергия» приводит к ме-
ханике Гамильтона26. Исключая оба понятия «сила»
и «энергия», можно прийти к механике Герца, описы-
вающей механическое движение несколько иным спо-
собом и являющейся новым вариантом механики.
Проводя некоторую иллюстративную аналогию с
функциями различных аллелей в структуре ДНК, уп-
равляющими теми или иными морфологическими, фи-
зиологическими, бихевиоральными и т. д. особенностя-
ми отдельных особей и вместе с тем хранящими ин-
формацию об эталоне или стандарте биологического
вида или разновидностей, мы можем сказать, что по-
нятия первого рода задают структуру наследственных
отношений для дисциплины в целом, понятия второго
рода — для вариантов дисциплины. Так как и те и
другие понятия входят в состав синтагмы или фунда-
ментальной теоретической схемы (если подчеркивается
роль изоморфной им системы абстрактных объектов),
то можно без особого риска утверждать, что именно
понятийная синтагма выполняет роль субстанциаль-
ного регулятора, коль скоро речь идет о наследствен-
ности и когнитивной преемственности в системе научно-
го знания.
Переходя теперь к частным теоретическим схемам,
можно, по-видимому, утверждать, что здесь также су-
ществуют определенные отношения наследственности.
Их можно расширить и за пределы собственно теоре-
тического знания, фиксируя, например, сходство не
только специальных научных методов, но и некоторых
26 Вопрос о том, является ли понятие «энергия» фундаменталь-
ным, зависит от способа его введения в теорию В версии, восходя-
щей к ньютоновской традиции, «энергия» вводится как производное
понятие по мере развития физической теории.
методологических и исследовательских процедур и опе-
раций. К числу последних можно отнести методы фор-
мализации содержательных теорий, методы интерпре-
тации формальных систем, методы моделирования, ста-
тистической обработки эмпирических данных и т. д.,
инвариантные различным научным дисциплинам. Не
задерживаясь на этом далее, я считаю полезным обсу-
дить здесь вопрос об эпистемологическом статусе проб-
лемы наследственности.
Дело в том, что наличие некоторых общих черт и
известной концептуальной преемственности в системе
научных знаний, общность некоторых моделей, методо-
логических установок, методов теоретического и экс-
периментального исследования неоднократно отмеча-
лись многими философами и историками науки. Поэто-
му вполне естественно спросить, что нового вносит в
философское рассмотрение науки понимание ее как си-
стемы с наследственностью. Ответ на этот вопрос дол-
жен не только дать оправдание введения ряда новых
понятий, но и обосновать их эвристическую ценность для
дальнейших исследований. Я думаю, что этот ответ
можно разбить на три следующих пункта:
1. Когда в середине прошлого века сформировалась
и была опубликована эволюционная теория Дарвина,
наступил новый этап в развитии биологии. Тайна жиз-
ни, ее закономерности, причины многообразия, удиви-
тельная целесообразность и механизмы взаимодействия
живых организмов привлекали к себе внимание фило-
софов и биологов с глубокой древности. Интерес к изу-
чению жизни был продиктован как практическими, так
и культурно-мировоззренческими потребностями. Одна-
ко период действительно глубокого понимания зако-
номерностей развития живого, последовавший за века-
ми накопления и систематизации фактов, наступил
лишь после того, как в основу эволюционной теории в
качестве основной детерминируемой категории было по-
ложено понятие наследственности.
Сложный механизм наследственности и ее двоякую
роль как средства элиминации неудачных образцов и
сохранения наиболее жизнеспособных и наиболее адек-
ватных среде особей и видов прекрасно выразил Ф. Эн-
гельс словами: «Можно рассматривать наследствен-
ность как положительную, сохраняющую сторону, а
приспособление — как отрицательную сторону, постоян-
18*
но разрушающую унаследованные признаки; но с таким
же правом можно рассматривать приспособление как
творческую, активную, положительную деятельность, а
наследственность — как оказывающую сопротивление,
пассивную, отрицательную деятельность» 27.
Понимание наследственности как центрального по-
нятия эволюционной синтагмы в теории Дарвина
оправдывается еще и тем, что основные механизмы эво-
люции — естественный и искусственный отбор, связан-
ные с внутри- и межвидовой борьбой, изменчивостью,
приспособлением к среде и т. д.,—приобретают биоло-
гический смысл и фиксируются в законах теории лишь
после выявления их отношения к понятию «наследст-
венность». Сам Дарвин предполагал, что наследствен-
ность, ее передача и сохранение детерминируются ка-
ким-то особым материальным субстратом. Хотя его
собственные догадки на этот счет оказались неудачны-
ми, ориентир был задан и линия поисков после столет-
них усилий, связанных с именами Менделя, Моргана,
Кольцова, Вавилова и других, в конце концов привела
к открытию ДНК и завершилась созданием молекуляр-
ной генетики.
Прямо или косвенно, пройдя через определенную
философскую трансформацию и осознание, идея эволю-
ции буквально захлестнула целый ряд наук, включая
лингвистику, социологию, культурологию и т. д. Призна-
вая или умалчивая о влиянии эволюционной биологии,
многие исследователи (например, Т. Парсонс в социо-
логии, Н. Хомский в лингвистике, К. Леви-Строс и дру-
гие структуралисты в культурной антропологии и т. д.)
сосредоточили свои усилия на поисках субстанциаль-
ных регуляторов и процедур по сохранению, передаче
и трансформации исследуемых свойств в эволюциони-
рующих динамических системах. Смысл этих исследо-
ваний заключался не просто в констатации факта разви-
тия через раскрытие противоположностей, возникнове-
ния одних подсистем и элиминации других, но и в
стремлении найти аппарат и механизм, регулирующие
это движение в системах с наследственностью. Обнару-
жение того, что системы самого разного типа под-
чиняются законам эволюции, и престиж эволюционной
биологии часто заставляли переносить представление о
27 Маркс К... Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 526.
последней на чуждые ей области без должного крити-
ческого анализа. Поэтому рациональное исследование
эволюционирующих динамических систем, различаю-
щихся в качественном отношении, и попытка выявления
соответствующих им структур наследственности и регу-
лирующих их механизмов требуют: а) критического
анализа понятия наследственности в его биологической
версии, б) ограничения областей его применимости,
в) рассмотрения наследственности как некоторой обще-
научной категории, частными случаями которой являют-
ся понятия наследственности, специфицированные для
соответствующих систем.
2. Второй пункт предлагаемого ответа связан с воз-
никновением и расширением системного подхода и си-
стемно-структурного анализа. Раньше я уже говорил,
что расцвет системно-структурных исследований был в
значительной степени обусловлен интересом к анализу
сложных систем, насчитывающих гигантское количество
подсистем, элементов, отношений и преобразований, и
поиском адекватных упрощений на основе формулиро-
вания ряда объективных закономерностей. Системные
исследования, ориентированные на решение технических
проблем, очень скоро соединились с аналогичными ис-
следованиями, имевшими место в гештальтпсихологии
и системной биологии (школа Л. фон Берталанфи),
замкнув таким образом широкий класс технических,
культурологических, психологических, биологических и
математических исследований.
Системно-структурный анализ, естественно, должен
был сделать следующий шаг и распространить свои ме-
тоды и категориальный аппарат на саму науку. Первые
работы в этом направлении, появившиеся в конце 50-х
и начале 60-х годов, были по существу феноменологи-
ческими 28, т. е. отражали эмпирически констатируемые
проявления научной деятельности: научные публикации,
ссылочный аппарат, затраты, рост научных кадров,
структуру коммуникаций в науке и т. д. Наиболее пол-
ное представление об этом направлении дают публика-
ции Прайса, Мензеля, Гарфилда (США), Доброва, Кли-
менюка, Налимова и других (СССР).
Однако представители феноменологического направ-
ления, рассматривавшие науку как динамическую систе-
28 Это не имеет никакого отношения к феноменологии как к
философскому течению, связанному с именем Гуссерля.
му, игнорировали проблему внутреннего логико-методо-
логического и эпистемологического механизма развития
науки, а следовательно, и проблему когнитивной наслед-
ственности. Попытки некритического перенесения от-
дельных понятий эволюционной биологии на эпистемо-
логию привели к созданию ряда односторонних эволю-
ционных моделей динамики науки.
В эволюционистской эпистемологии Поппера с ее ги-
пертрофией роли критики и беспощадной элиминацией
отдельных гипотез и теорий понятие наследственности
вообще не фигурирует и механизм отбора по существу
превращается в механизм полного уничтожения накоп-
ленных знаний и спонтанного порождения новых знаний.
Куновская реакция на эволюционизм Поппера привела,
как уже говорилось, скорее к модели кювьеизма, проя-
вившейся в идее несоизмеримости парадигм, их некум-
мулятивности и в почти полном отсутствии преемствен-
ности.
Напротив, более компромиссный эволюционизм Тул-
мина, признающий известную эволюцию, отбор и транс-
формацию, пришел к игнорированию наследственности
в системе научного знания совсем с другой стороны.
Выделяя понятия в качестве основных носителей знания
и не замечая, что понятия науки (в отличие от понятий
«здравого смысла») обретают значение лишь в структу-
ре теории (т. е. гипотез и законов) или фундаменталь-
ных и частных теоретических схем, он по существу
закрывает путь к исследованию проблемы наследствен-
ности в системах научного, главным образом теоретиче-
ского, знания. Поэтому релевантная формулировка проб-
лемы наследственности по отношению к науке существен-
на как в негативном критическом плане, ведущем к
преодолению недостатков эволюционистской эпистемо-
логии, так и в позитивном, ориентированном на решение
задач, связанных с рациональной реконструкцией исто-
рии науки и возможностью ее методологической рацио-
нализации и дальнейшего развития. Это подводит нас к
третьему пункту.
3. Понимание науки как системы с наследственно-
стью позволяет показать, что наука может быть охарак-
теризована как A, D и S^-системы. Никакого антагонизма
между этими системными характеристиками науки нет.
Сами они отчетливо обнаруживаются и фиксируются в
абстракции в зависимости от цели изучения, выбора со-
ОТбётстЁуюЩйх временных интервалов и интервалов аб-
стракции, от множества эмпирически или теоретически
фиксируемых характеристик, свойств и отношений, под-
лежащих изучению в свете конкретных проблем филосо-
фии науки.
Наука есть D-система, если мы рассматриваем ее в
отношении роста знаний как некоторую сверхсистему,
как дисциплину, заданную единством функциональных
компонентов П, Т, М, Ф, выраженных в едином специа-
лизированном языке, и ориентированную на познание
фиксированной предметной области. При этом подходе
ее ядро, т. е. теория, сохраняя свою фундаментальную
схему, работает (в идеальном случае) в режиме зам-
кнутых преобразований, подвергаясь лишь отдельным
уточнениям, инновациям и разработке. Эта работа приво-
дит к появлению новых эмпирических знаний, предопре-
деляет и способ их проверки и уточнения и вместе с тем
продуцирует соответствующие методы эксперименталь-
ной и теоретической деятельности. Рост знаний при этом
в основном осуществляется за счет накопления, расши-
рения, уточнения эмпирического материала, соответст-
вующих методов и некоторой инновации теории, не ме-
няющей ее фундаментальной схемы.
В этом последнем качестве наука есть F-система, и
это без труда фиксируется в интервале каждого конкрет-
ного применения ее теории.
Наконец, наука содержит в себе стабильную подси-
стему, гарантирующую саму возможность ее развития
и функционирования в качестве специфической дисцип-
лины. Эта 5^-подсистема «вмонтирована» в науку в виде
фундаментальной схемы и выполняет функцию храните-
ля наследственности. Последняя, как уже отмечалось,
играет весьма сложную роль и подлежит специально-
му изучению, что невозможно без выделения катего-
рии наследственности, адекватной специфике науки.
Наука—не биологический организм29. Отношение наслед-
29 Уподобление науки и особенно теории живым организмам рас-
пространено не только в зарубежной, но и в отечественной литерату-
ре, в частности, в книге «Методологические принципы физики» (М.,
1975) мы читаем: «Теория в качестве системы живет как организм,
развивается и рождает новое знание» (с. 14). Я решительно не со-
гласен с этим пониманием, ибо его принятие означало бы, что смысл
науки и теории состоит в постоянном воспроизведении себе подобных,
и это решительно не согласуется с фактом уникальности научного
знания и критериев новизны,
23Г
ственности, проявляющееся в Динамике научных знаний,
предполагает свою особую специфику и, по-видимому,
особый аппарат хранения и передачи наследствен-
ных признаков. Можно поэтому допустить, что проник-
новение во внутренние структуры этого аппарата, об-
наружение своего рода ДНК познавательных процессов
позволило бы нам более рационально управлять исследо-
вательскими процессами, повышая их эвристическую
эффективность.
3. Теория, закон,
теоретические понятия
Включение науки в класс систем с наследственностью
выдвигает на первый план вопрос о механизме, обеспе-
чивающем передачу и хранение наследуемых признаков.
Роль такого механизма, по-видимому, выполняют науч-
ные теории. Являясь наиболее важной подсистемой си-
стемы научного знания, теория, с одной стороны, обес-
печивает ее функционирование, с другой — обеспечивает
развитие науки, продуцируя эмпирические следствия,
создавая основу для новых методов и внутренних задач.
Наконец, с третьей — теория выступает как особая ког-
нитивная структура, обеспечивающая хранение и пере-
дачу эталонов и стандартов познавательной деятельно-
сти, так сказать, образцов научности. Рассматривая
теорию с позиции эпистемологического идеала как де-
терминированную машину, мы не обращали должного
внимания на ее внутреннюю структуру. Теперь наступил
момент, когда анализ и обсуждение структуры теории
И природы ее компонентов и элементов стали необходи-
мым звеном дальнейшего философского исследования
интересующих нас проблем. В этой связи в первую оче-
редь следует выяснить, какова взаимосвязь и эпистемо-
логическая функция законов и теоретических понятий
науки, каково их отношение к эмпирическим знаниям
и другим подсистемам научного знания в целом. Для
получения более или менее объективного и достаточно
полного ответа на эти вопросы необходимо познакомить-
ся с различными подходами к исследованию структуры
теории и природы теоретических понятий.
Типичным для формально-логического подхода явля-
ется рассмотрение теории как системы предложений,
связанных друг с другом определенными логическими
отношениями. Важнейшими из них являются отношения
выводимости и эквивалентности. Первые фиксируют фор-
мальную процедуру, позволяющую получать одни пред-
ложения из других лишь на основе заранее заданных
правил и формальных свойств, зафиксированных в за-
писи данных предложений. Вторые фиксируют тождест-
во различных формулировок и позволяют осуществлять
средствами формальных преобразований идентифика-
цию различающихся предложений, редукцию одних к
другим и благодаря этому упрощать, уплотнять и реор-
ганизовывать отдельные фрагменты и теории в целом.
Нередко различают аксиоматико-дедуктивные и ги-
потетико-дедуктивные системы. Однако это разграниче-
ние является очень условным. Смысл дедуктивных си-
стем заключается просто в выделении формально-логи-
ческого, математического по своей природе вывода одних
предложений из других. Если в данной системе выделя-
ется особое подмножество предложений, принимаемых
без доказательства, и остальные предложения выводятся
из них чисто формальным путем, то данное подмножество
рассматривается как аксиома системы, а система счи-
тается аксиоматико-дедуктивной. В случае, когда посыл-
ки рассматриваются как гипотезы (при содержательном
подходе, допускающем последующую интерпретацию или
предполагающем ее с самого начала), систему можно
называть гипотетико-дедуктивной. Исследование реаль-
ных научных систем не только в общественных, но и
естественных науках заставляет признать, что очарова-
ние, связанное с математической грацией, простотой,
рациональной воспроизводимостью и строгостью, порож-
даемой логическим подходом, заставляло многих иссле-
дователей несколько преувеличивать значение дедук-
тивно построенных теорий в реальных научных систе-
мах.
Я согласен с тем, что решение задачи рациональной
реконструкции теории, точное доказательство непроти-
воречивости, полноты или независимости аксиом (ис-
ходных постулатов, гипотез, законов) требуют, конечно,
безупречной формализации. Однако физики, химики,
биологи, социологи, лингвисты, экономисты, а тем более
геологи, историки и т. д. редко подвергают исходные
положения своих теорий полной формализации и испы-
танию средствами символической логики на полноту,
независимость и непротиворечивость, хотя в действитель-
И
ности последняя является подлинно необходимым ус-
ловием научного познания, позволяющим в принципе
сформулировать истинное знание. Непротиворечивость
реальных научных теорий чаще всего устанавливается
содержательным путем, и сильный логический контроль,
как правило, требующий большого огрубления и упро-
щения формализуемой теории, используется лишь в
исключительных случаях, да и то чаще всего математи-
ками или логиками30, а не специалистами соответствую-
щих конкретных научных дисциплин.
Нет никакого сомнения, что представление теории в
виде цепочки предложений, каждая из которых содер-
жит реальный или потенциальный закон в предметной
области или переходную, не поддающуюся содержатель-
ной интерпретации формулу, гарантирующую формаль-
ный вывод, само по себе полезно и даже необходимо в
контексте логического анализа теории. Однако такой
анализ не является единственно возможным, и я думаю,
что если бы все исследования, содержащие определен-
ные логические результаты, касающиеся конкретных
научных теорий, стали бы на несколько десятилетий не-
видимыми, то это вряд ли имело бы катастрофические
последствия для конкретных наук и, быть может, даже
не вызвало бы тревоги у работающих над ними специа-
листов. Вот почему я с большой осторожностью отно-
шусь к позиции М. Бунге31, стремящегося убедить своих
читателей, что большинство нерешенных проблем теоре-
тической физики поддается решению при помощи вол-
шебной палочки в виде формализованных аксиоматиче-
ских систем, обнаруживающих все изъяны содержатель-
ных теорий и предписывающих рецепты их устранения.
Физические теории выбраковываются или побеждают,
поглощают друг друга, расширяются или ограничива-
ются не на основе предписаний логического анализа их
формальных структур, а на основе исследования их
продуктивных возможностей по производству новых
30 Я сошлюсь как на пример на доказательство фон Нейманом
полноты аксиом в квантовой механике. Будучи безукоризненным
в математическом смысле, это доказательство и по сей день не устра-
нило не только противоречивых точек зрения и различных интерпре-
таций оснпв квантовой механики, но даже сомнений в том, что
результат фон Неймана связан, быть может, с неадекватностью фор-
мулировок аксиом, использованных при доказательстве.
" Бунге М. Философия физики. М., 1975.
знаний и адекватности этих последних объективным
ситуациям, а это, как известно, устанавливается наблю-
дением и экспериментом. Логические исследования
структуры научных теорий не решают научных задач,
они необходимы и важны для уточнения, проверки и
обсуждения философских проблем науки. Но филосо-
фию можно было бы назвать полиглотом, так как сим-
волическая логика не единственный язык, которым она
владеет.
Более того, выделяя некоторые интересные и важные
в методологическом аспекте свойства теорий, символи-
ческая логика32 иногда создает даже в философском
плане несколько искаженную картину. В частности, раз-
граничивая язык на объектный (язык, на котором
формулируются теории) и метаязык (на котором ведет-
ся ее обсуждение, формулируются правила, описываю-
щие построение формализованной теории, и т. п.), ло-
гика резко разграничивает философскую проблематику
данной теории, «говорящую» на метаязыке, и саму
теорию, «говорящую» на объектном языке33. При таком
подходе возможность возникновения философских про-
блем в структуре теории полностью исключается, и фило-
софские проблемы парят над теорией, как черные вороны
над полем битвы.