(К 40-летию освобождения Заполярья)
… 12 октября 1944 г. я прибыл в Мурманск и сразу же направился в обком партии к заведующему военным отделом К. Д. Буторину. Он сообщил, что наши войска ведут бои в районе Луостари, они форсировали Западную Лицу и сейчас подступили к Печенге.
Наша беседа была прервана телефонным звонком секретаря обкома по кадрам С. А. Смирнова. Он приглашал нас к себе. Сергей Александрович поздравил меня с возвращением на «Большую землю» и сразу приступил к разговору о моей предстоящей работе.
— На днях наши войска возьмут Печенгу, освободят Лиинахамари, а затем Никель. В этом районе, видимо, останется какая-то часть гражданского населения, может быть, уцелеют отдельные населенные пункты, промышленные предприятия, оленьи стада и т. д. Учет трофейного имущества, поддержание порядка — все это возьмут на себя армия и флот. Но нам, гражданским властям, надо взять на учет оставшееся гражданское население, промышленное оборудование никелевых разработок, лесозаготовительных и дорожных организаций. Следует посмотреть сельскохозяйственные угодья, т. е. выявить хозяйственные возможности этого района, пусть даже в самом скромном объеме и организовать хотя бы минимальное представительство гражданской Советской власти. У нас есть мнение послать тебя, Александр Сергеевич, в Печенгу в качестве уполномоченного обкома и облисполкома. В твою задачу и будет входить установление контакта и правильных взаимоотношений с воинскими частями, решение всех остальных вопросов.
— В общем, ты будешь там на первых порах и за райком, и за райисполком, — резюмировал Буторин.
Огорошенный внезапностью этого предложения, я молчал. Зазвонил телефон. Короткий разговор закончился тем, что Сергей Александрович, повесив трубку, сказал, обращаясь ко мне:
— Максим Иванович уезжает сейчас на КП армии, у него есть несколько минут времени, он хочет тебя видеть.
Когда мы вошли в кабинет первого секретаря обкома партии, Максим Иванович Старостин встал из-за стола и поздоровался со мной за руку. Лицо его было совершенно серым и выдавало крайнюю переутомленность. Он умел дорожит временем, но без спешки и суеты предложил нам сесть, а затем сказал: — Для тебя, партизанский командир, война еще не кончилась, только сейчас условия ее будут несколько иными. Поедешь в Петсамо и в условиях войны с помощью военных властей будешь организовывать и на первых порах осуществлять гражданскую власть. Как это будет выглядеть, никто тебе сегодня не скажет. Печенга вот-вот будет взята нашими войсками. Поедем туда и там на месте решим, что и как… А покуда никуда не отлучаться.
Он помолчал и, обращаясь к Сергею Александровичу, продолжал:
— Не забудьте взять флаг, будем вместе поднимать его над Печенгой…
два дня прошли в ожидании отъезда, 14 октября мне уже стало известно, что завтра в 4 часа утра я вместе с Максимом Ивановичем должен выехать в Петсамо (так финны называли Печенгу). Еще с вечера мы с Афоней, шофером Старостина, молчаливым, но очень решительным парнем, переправились на пароме вместе с обкомовским «виллисом» на мыс Мишуков и там ждали Максима Ивановича. Он рано утром приехал катером и мы тронулись в путь.
Дорога была относительно свободна, но когда мы подъехали к Чертову перевалу, нам то и дело пришлось обгонять колонны машин, повозки, пушки на конной тяге и шатающуюся рядом с орудиями прислугу.
А навстречу двигались санитарные машины и просто грузовики, заполненные ранеными. Я жадно вглядывался в их лица, стараясь увидеть кого-нибудь из партизан. Мне было известно, что наши партизаны, войдя в состав частей Карельского фронта, были высажены не то в устье Западной Лиц не то в Титовке и участвуют в разгроме фашистских войск здесь, в Заполярье.
Изменилась дорога после того, как мы, минуя Долину Смерти, по временному понтонному мосту переехали на левый берег реки Западная Лица. Грозная и жуткая картина. Через каждые 100-150 метров мощные доты, часть которых так и осталась неразбитой нашей артиллерией. Их, судя по всему, брали штурмом. Кругом разбитые пушки, пулеметы, исковерканные стволы минометов, горы мин и снарядов, с немецкой аккуратность уложенных штабелями в нишах скал и обложенные стенками из камня. То и дело попадаются трупы горных егерей.
Наш «виллис», объезжая разбитые орудия, брошенные машины и повозки с раскиданным по сторонам военным имуществом, буксуя в осенней грязи, поднялся на очередной горный перевал, усеянный воронками разных калибров и размеров. Отсюда далеко просматривалась вся местность. В скупом осеннем свете видны были Печенга и Печенгский залив. Поселок казался вымершим и каким-то пасмурным. По долине реки Печенги (Петсамоёки) стлался дым. Тут и там отдельные дымки были видны и в поселке, а впереди, южнее и западнее Печенги, слышен раскатистый гул артиллерийской канонады.
Переехав реку, наша машина повернула на юг и помчалась в сторону Луостари, где размещался штаб 14-й армии.
Дежурный майор провел нас в аккуратный одноэтажный финский домик к командующему 14-й армией генерал-лейтенанту В. И. Щербакову. Вскоре сюда же пришел член Военного Совета генерал-майор А. Я. Сергеев. Какое-то время они втроем стояли у карты, и Владимир Иванович что-то рассказывал Старостину. Хотя я и старался ничем не проявлять своего любопытства, но от меня не ускользнуло, что немцы оказывают яростное сопротивление на пути к Никелю и под Киркенесом. Вскоре мы вышли от Щербакова и поехали в Печенгу.
— Ты флаг взял? — усаживаясь в машину, спросил меня Старостин.
— Взял, Максим Иванович, даже два, и веревку для подъема флага прихватил.
Вместе с нами, чуть впереди, на своей машине поехал и А. Я. Сергеев. Хоть Печенга тогда в печати именовалась городом Петсамо, но ничего городского здесь не было: пустынная улица с одноэтажными и несколъкими двухэтажными домами вдоль основной дороги, идущей в порт Лиинахамари, да несколько улочек, протянувшихся поберегу залива с востока на запад или пересекающих основную магистраль.
Я хорошо помнил Печенгу еще по войне с финнами. Вот оно, двухэтажное здание, в котором в 1939 —1940 годах был штаб 14-й армии, цело и невредимо.
Мы подъехали к перекрестку в центре Печенги. Здесь белело здание магазина, двери его распахнуты настежь. На полу масса битых тарелок, чашек, стаканов. Полки тоже завалены посудой, но целой. Складские помещения заполнены ящиками и коробками с посудой. В соседних домах окна и двери были открыты, там бродили солдаты.
Сергеев послал свою машину за комендантом. Комендатура была неподалеку, и через несколько минут к магазину прибыл высокий, подтянутый, с выправкой кадрового офицера подполковник. Выслушав его доклад, Александр Яковлевич дал команду: двери магазинов, домов и других не занятых воинскими частями помещений закрыть либо забить.
— Уполномоченный обкома и облиисполкома,— представляя меня коменданту, проговорил Старостин. Мы пожали друг другу руки.
— Давай, подполковник, отводи помещение для Советской власти! —улыбаясь, сказал Максим Иванович.
— Пока кроме трех домов, занятых комендатурой, все помещения свободны. Так что выбирайте любое.
Неподалеку от перекрестка, где мы стояли, с левой стороны дороги, ведущей в Лиинахамари, виден был высокий двухэтажный дом светло-зеленого цвета с белыми наличниками и высокой мачтой.
— А вот тот дом с мачтой занят? — спросил подполковника Старостин.
— Никак нет, свободен. И закрыт. Ключи от входных наружных дверей у меня. Что внутри, не знаю, сам я там еще не был, — четко доложил комендант.
Мы направились к этому домику. В нескольких десятках метров от дома плескались воды залива. Дорога проходила рядом. Это была уже окраина, дальше — лента дороги. Дом производил впечатление только что покрашенного, его стены белели свежей краской. В просторном дворе — гараж, баня, какие-то хозяйственные постройки. Mы зашли в дом. В нем было так, словно хозяева только-только на минутку вышли. Аккуратно заправленные постели, на полках многочисленных шкафов стояла чистая посуда. При входе на второй этаж на вешалке висела мужская и женская верхняя одежда. Все это говорило о крайне поспешном бегстве его хозяев. Часть комнат на первом этаже была закрыта, ключей к ним у коменданта не было, и мы не стали их вскрывать.
Осмотрев помещение, Максим Иванович довольно крякнул. И, выходя на улицу, весело сказал:
— А теперь, Смирнов, будем поднимать флаг. Пусть отныне все знают, что в Печенге обосновалась наша советская власть.
На верху мачты был блок, от него книзу шел тонкий прочный канатик, который крепился за околыш, прибитый в нижней части мачты. Мы привязали к канатику флаг. Максим Иванович Старостин, Александр Яковлевич Сергеев, комендант — взяли под козырек. Офицеры, сопровождающие Сергеева и коменданта, стали по команде «смирно».
Я почему-то снял шапку и, волнуясь, потянул за шнур. Красный флаг, развеваясь по ветру, медленно поплыл вверх. Вот oн достиг вершины мачты, остановился и с плеском развернулся во всю ширь|.
«Вот и над Печенгой знамя Родины! — думал я, запрокинув обнаженную голову и глядя на развевающийся в небе флаг. — Вот и вернулась к России древняя ее земля!»
Поздно вечером мы узнали, что сегодня, 15 октября 1944 года, Москва салютовала войскам Карельского фронта, овладевшим военно-морской базой Лиинахамари и городом Петсамо.
// Север. – 1984. — №.10 — С. 101-103