Вот в этом доме на площади Льва Толстого я жил с 1950-го по 1963-ий года, красивый снаружи, а внутри зачастую - грязные неблагоустроенные, без ванных комнат коммуналки. И это неудивительно, так как в стране после ужасной опустошительной войны 1941-го - 1945-го годов и блокады Ленинграда царила полная разруха и острая нехватка жилья. До этой квартиры мы жили в отдельной семейной квартире на Лиговке, доставшейся нам еще от деда – железнодорожника. Проживали совместно с семьей брата матери. Моя не очень уравновешенная, хотя и добрая мать поссорилась с братом и его женой и сгоряча разменяла общую семейную квартиру, получив комнату в доме с башнями на площади Льва Толстого. Это был не самый плохой вариант размена. Были коммуналки и гораздо хуже с жильцами – ненормальными или уголовниками, были лучше – менее населенные и с удобствами. Но главное все-таки это соседи по коммуналке. В нашей квартире на площади Льва Толстого соседи были вменяемые спокойные люди.
Дом с двумя башнями со знаками зодиака в круге левой башни.
..
Улица Льва Толстого и вход в мою парадную, слева театральный ресторан и офисные помещения театра, а справа новый дом – гостиница актеров, который перекрыл с улицы большой двор дома.
Схема квартиры и дворов дома.
В нашей квартире было 5 комнат и 5 семей. На всех жильцов были: маленькая кухня с единственным краном холодной воды, единственный туалет – размером с кабинку. При входе в квартиру начинался длинный Г-образный коридор, заставленный барахлом. Справа от входа был общий коллективный телефон и висело несколько электросчетчиков. Высота потолков была огромная – 3.75 метра. Полы в коридоре, на кухне и в туалете мыли по установленной очереди. Места общего пользования наверно, никогда не ремонтировались после 1917-го года. Количество проживающих в квартире – около 17 душ, семьи: Сахаровых, Айрапетовых, Коганов, Янтовских и Львовых, то есть нашей - с мамой и отчимом. Иногда приходилось ждать очереди в туалет и когда очень подпирало живот, мне приходилось бегать в общественный туалет на первом этаже расположенный удобно - как раз под нашей квартирой. Сейчас там театральный ресторан и какой то офис.
Очень забавно вела себя бабушка из семьи Коганов. Она почти никогда из-за большого объема талии не запирала дверь туалета и спокойно восседала на горшке. Вообще эта бабуся была очень веселая, часто на кухне во время приготовления еды пела арии из разных оперетт во весь голос и довольно не плохо. Моя мать иногда, готовя суп, подпевала ей любимую арию из Мистера Икс. Бесподобный дуэт получался. Бабушка Коган, правда, уже иногда заговаривалась из-за почтенного возраста. Однажды, вдруг, когда я вышел на кухню из моей комнаты, она обратилась ко мне на Идише или на древнееврейском, что то вроде: «Mir gringer», заметив, что я не понял ее, перевела: «Мне лучше». Она уже здорово прибаливала в то время. В свободное время она читала или Шолом Алейхема на русском или какую то толстую книгу на древнееврейском. Очень культурная бабуся была и добродушная при этом.
Наша с мамой и отчимом комната была за кухней. Готовить было удобно, дверь открыл - и ты на кухне, готовить пищу или помыться под краном то же там, туалет сразу за кухней. Но дверь нашей комнаты надо было открывать осторожно, так как иногда раздавался женский визг: «Закройте дверь, я моюсь». Для приема разогретую пищу носили в комнату. Некоторые не выдерживали таких суровых условий и сбегали. Например, Янтовские удрали в Израиль, но остальным семьям бежать было некуда. В комнату Янтовских тотчас же подселили русских - немолодую мать и дочь среднего возраста. Первое время было непривычно слышать из их комнаты громкие душераздирающие визги и стоны. Оказалось, что дочь была яростной футбольной болельщицей «Зенита» и таким образом выражала свои эмоции.
Было 5 детей в нашей коммуналке, в том числе и я. Когда мы были еще маленькие, мы часто собирались в коридоре квартиры у входа, где было по просторнее, и затевали простые детские игры вроде пятнашек, пряток, игр в города. Показывали - кто на что способен. Юрий Айрапетов, например, показывал акробатические упражнения, ходил на руках, отжимался на наличнике кухонной двери и т.п. Он же как-то раз, использовал свои навыки, когда рядом не было девочек (Гали и Зины Сахаровых), вспрыгнул на стол Янтовских на кухне, и сделал вид что хочет помочиться в их чайник, стоящий на газовой плите, а может и действительно слегка сделал это. Я стоял обалделый, не зная как реагировать на это, ведь он был здоровее и старше меня на 3 года. Тут сыграли роль, видимо два фактора: играла горячая армянская кровь, ища выход, и заносчивость семьи Янтовских. Уж очень выказывали свою гордость и презрение к остальным жильцам мать и дочь Янтовские. У Юры отец был армянин, хотя мать – русская. А однажды Юрка стал играть с коллективной кошечкой по имени «Чита» в футбол. Вообще кошечка много претерпела от нас - детей. Сколько раз мы, и особенно я, пытались дрессировать ее беднягу. Наверно, в дальнейшей жизни, думаю, Юрий раскаивался за свои неблаговидные поступки в детстве, в общем - то он не злой был человек. Бог наказал Юрия Айрапетова за жестокость. Как я узнал в дальнейшем – он неудачно женился, развелся, затем сильно заболел неврозом желудка, его списали из летной части. Начало его жизни видимо было очень неудачным.
Одно из окон нашей с мамой комнаты и окно кухни выходили во внутренний двор дома с башнями.
Черный выход во внутренний двор - колодец дома с башнями. Окно нашей комнаты и окно кухни на втором этаже.
Большой двор дома с башнями. Окна Янтовских и наше с мамой.
За домом, с тыльной его стороны был флигель (бывший гараж) и довольно большой двор. Второе окно нашей с мамой комнаты выходило на этот двор. Там ребята играли даже в футбол. Не знаю почему, с краю в этом дворе лежало несколько больших богатых могильных камней с надписями об усопших еще до революции людях. Может это объяснялось тем, что дом населяли много скульпторов и художников. Иногда я открывал окно и выпрыгивал прямо в этот двор поиграть, высота позволяла. Но не знаю, почему, сдружиться с дворовыми погодками у меня не получалось. Может из-за моей природной закомплексованности и стеснительности. Меня дворовые ребята называли дикарем. Теперь этот двор отделен от улицы Льва Толстого, недавно выстроенным домом – гостиницей для актеров Театра им. Андрея Миронова.
Ныне жители окрестных домов часто наблюдают как у выхода из ресторана театральной гостиницы известные актеры театра выходят во двор покурить под бывшим моим окном.
Ресторан «Лесной» для театралов.
Сейчас в доме идет перепланировка под евро квартиры.
Помню как-то раз, году в 1955-ом, в нашем доме случился пожар в левой мансарде. Пожар быстро ликвидировали. Гельвассер жил в левой мансарде нашего дома, а я был как раз у него в гостях и мы, воспользовавшись суматохой и неразберихой, поднялись на крышу и перешли с острой крыши его мансарды на одну из башен по длинной узкой доске. Было очень страшно идти туда, а потом обратно по узкой длинной пружинящей доске, без перил, перекинутой с крыши мансарды на башню. Зато мы увидели потрясающий обзор площади.
Пожар на мансарде дома с башнями. Узенькая, без перил длинная доска, была перекинута с конька крыши к башне во время пожара.
Иногда к жильцам подселялись временно родственники из других мест России. К нам приехали с Колымы после реабилитации тетя и дядя: тетя Сима и дядя Слава. Мне было интересно и весело жить с ними, несмотря на тесноту. Дядя Слава сын русской женщины и армянина дворянского происхождения, режиссера провинциальных театров – Дареджяна Левона. Дядя Слава изумительный рассказчик много рассказывал о своей жизни, об истории России и о политике, много шутил. Несмотря на репрессии, он оставался убежденным коммунистом, но Иосифа Виссарионовича Сталина ненавидел и называл всегда не по имени, а с едким смешком саркастически - «Великий и мудрый с усами». Как раз тогда вышла повесть Солженицина – «Один день Ивана Денисовича». Ему эта книга, почему то не понравилась. Когда я спросил его мнение об этой повести, он ответил, поморщившись: «Плохая повесть, все было не так!». Дядя Слава отсидел 3 года строгого режима в «Большом доме» за организацию кружка Бухаринского и Зиновьевского толка. На самом деле просто как кавказский человек он любил гостей, имел много друзей, любил собирать компании по субботам, где немного выпивали, шутили, рассказывали злободневные анекдоты, в том числе и на политические темы. Вот за один из таких анекдотов его и посадили, донес один из его «друзей». Попытался он побороться за справедливость, объявил голодовку, тогда его начали кормить насильно через трубочки в носу, пришлось сдаться. После отсидки его выслали на прииски на Колыму. Очень туго пришлось его жене – моей тете. Её – дипломированного инженера - экономиста уволили тотчас же из Ленэнерго с волчьим билетом. Нигде не брали её на работу. Только помощь высокопоставленных друзей помогла устроиться на маленьком чурочном заводе в Сестрорецке на какую-то незначительную должность. Ей пришлось сделать аборт, который оказался неудачным, и она больше не смогла иметь детей.
Эти мои дядя Дайреджиев Ростислав Леонидович и тетя Львова Серафима Федоровна окончили Ленинградский Инженерно-Экономический Институт в 1930-ых годах, дядя тот же факультет что и я в дальнейшем, а тетя Энергофак. Когда мне пришлось работать в лабораториях этого ВУЗа, некоторые старые преподаватели и доценты помнили и очень уважали моего дядю. Многим, что в моем характере есть хорошее, я обязан ему. Своими беседами со мной и рассказами он утвердил меня как патриота России. Он подсказал много полезного мне и по жизни. Хотя он окончил Инженерно-Экономический Институт и занимал должность начальника отдела кадров Кировского завода перед арестом, ему пришлось работать в ссылке простым механиком на золотодобывающих машинах на Колыме. Моё поведение в ходе моей дальнейшей работы на разных предприятиях во многом определялось его наставлениями. К сожалению, он не мог преодолеть вредного влияния моей любимой матери в моих делах, и к тому же он ушел слишком рано из жизни в 65 лет. Мне очень не хватало его советов в жизни и моей работе.
В бывшей женской школе № 71 я оказался благодаря реформе советского начального и среднего образования, проведенной в 1954-ом году в городах СССР. Было установлено ведомством образования СССР, что необходимо сделать образование не раздельным: сугубо мужским и сугубо женским, как было и до революции и после 1917-го года в городах, а совместным для мальчиков и девочек.
Реформа эта спорная, но, по моему мнению, правильная. Как образно написала в своем дневнике актриса Татьяна Доронина, учившаяся сначала в деревенской школе с совместным образованием, а затем в женской школе до реформы – «раздельное образование – это невеселая и неинтересная унылая ритуальная пляска ».
Так я и мой приятель по предыдущим школам №№69, 68 (в здании Александровского лицея) – Гельвассер Валерий оказались в школе № 71. Лично я, несомненно, стал учиться в объединенной школе лучше, более мотивированно и плодотворно. Появился настоящий интерес к освоению знаний, особенно по истории и школьной математике. Может это совпало опять - таки с появлением в моей жизни моих реабилитированных упомянутых выше высококультурных родственников: тетю и дядю, приехавших из ссылки с золотых приисков Колымы. После Хрущевской оттепели и полной реабилитации в 1954-ом году некоторое время они жили с нами в 22-ух метровой комнате. Стеснения мы никакого не чувствовали, несмотря на тесноту. Настроение у всей семьи было прекрасное, шутки смех постоянно. Дядя Слава был без преувеличения великий человек. Я изумлялся его памяти и умению рассказывать. Когда мы собирались за столом пообедать или поужинать мы слушали его рассказы на разные темы, раскрыв рот. Много времени тогда дядя уделял беседам со мной, и это стало приносить плоды. Я стал учиться гораздо лучше. Особенно мне нравились математические дисциплины, история и иностранный язык. Но родной русский как следует освоить, я не удосуживался, считал, что раз говорю и думаю на нем, значит знаю. Однажды в квартиру, предварительно позвонив, зашел отец дяди Славы. Я спросил у дяди: «Может мне уйти, чтобы не мешать вашему разговору?». Но дядя ответил тихонько; «Это плохой человек, я хочу, чтобы он у нас не задерживался, сиди». В дальнейшем он мне сказал: «Этот человек бросил нас - мать и трое детей в детстве, мать из-за него сошла с ума».
Во время учебы в 9-ом или в 10-ом классе, точно не помню, дядя и тетя получили комнату взамен утраченной в период репрессий и съехали от нас. После этого, приехал из Каменной степи из под Воронежа мой двоюродный брат - Александр поступать в Военно-Механический институт. Несмотря на очень большой конкурс, он успешно сдал экзамены в этот ВУЗ. Из-за тесноты мы спали с ним по-братски в одной кровати «валетом», но недолго, так как у него случился какой-то психологический срыв и ему дали академический отпуск после первого же семестра. Он уехал в Брянск к отцу. Однажды когда Саша еще жил в нашей квартире пришел в гости его отец – Сергей Матвеевич начальник опытной сельскохозяйственной станции под Запорожьем. Они долго беседовали на разные темы, а я - дурак не догадался уйти на время, чтобы они могли поговорить откровенно. Приезжал к нам в гости летом и второй мой двоюродный брат из Каменной степи - Олег. Вот его воспоминания об этом: «С интересом прочитал рассказ Миши про коммунальную квартиру на площади Льва Толстого и учебу в историческом здании местной школы. Красивый дом с башенками, в котором находилась коммунальная квартира, я хорошо помню. Ведь я несколько раз бывал в гостях у тети Клавы и жил в этой квартире, а также часто гулял по окрестным улицам - Кировскому и Большому проспекту с целью посещения магазинов и кафе ».
Жаль, что довелось учиться нам с Гельвассером в этой школе недолго – только последние три класса, мы не успели хорошо узнать одноклассников и одноклассниц и сдружиться с ними. Атмосфера школы видимо хранила еще дух женского Института принцессы Терезии, когда мы туда перешли. Да и прием в школу в те года был не простой.
По воспоминаниям Татьяны Кедровой (выпуск 1962г.):
«У нас было два класса в параллели, как я потом поняла, их формировали по социальному статусу родителей. Возглавляла школу старая седая представительная директриса. Её невозможно забыть! Анастасия Захаровна Долгая! С царственной осанкой высокая совершенно седая. Каждое (!) утро она стояла на верхней ступени нашей парадной лестницы и кивала каждому: "Здравствуйте"! Тогда мне казалось, что она всех и по имени помнит. Родители шептали, что она из "бывших"».
Директриса.
Зав учебной частью.
Преподавательский состав состоял из очень квалифицированных учителей. Самая харизматичная была – учитель истории - Бася Львовна, по кличке «Бася». Правда помучила она нас изрядно скучнейшим разделом Новой истории СССР – История ВКП(б) – КПСС с обильным упоминанием малозначительных событий, дат, имен партийных деятелей той эпохи. Бесконечное число раз вдалбливала она нам мысль о роли партии и классов в истории России. Но все это было в забавной, хотя и очень строгой и требовательной манере. Все школьники хихикали за ее спиной.
Учитель истории – Бася Львовна.
Остальные учителя не были столь харизматичны.
Преподаватель литературы – кличка Фадеич.
Учитель литературы вел занятия, мучая нас навязыванием официальных характеристик писателям и требуя своими словами, но выражать только общепринятое мнение о том или ином произведении и писателе.
Преподаватель физкультуры – кличка Давид.
Занятия по физкультуре проходили в спортивном зале, служившим до революции церковным залом с алтарем. Уроки шли по программе спортивной гимнастики. О Давиде следует сказать особо. Спокойный, внимательный, квалифицированный, мог показать гимнастические упражнения лично. Я ничего предосудительного не замечал за ним. Но по окончании школы вдруг узнал его в водителе трамвая, а потом узнал, что его уволили за приставание к девочкам. Видно не выдержало мужское его достоинство симпатичных девочек, которых он постоянно должен был подстраховывать на гимнастике. Бывает.
Если не путаю - учитель физики – Взорова С.С.
Учительница физики пыталась донести до всех современные знания этой науки, но мне было очень трудно их понять. К пониманию законов физики, кроме самых основных законов Ньютоновской физики, я был просто не способен, так как нигде не мог почерпнуть опытных знаний.
Учитель математики – Анна Ильинична.
Несмотря на мою некоторую симпатию к школьной математике Анна Ильинишна – учитель математики довольно скептически относилась, не скрывая этого, к моим способностям.
Учитель практической электротехники – Фрадкин Аба.
Немного практических знаний электротехники, хотя и без понимания их пытался донести до меня учитель, ведущий практические занятия по этой дисциплине у мальчиков – Фрадкин Аба Моисеевич, кличка - Аба.
Практика для мальчиков и для девочек была разной. Не знаю, чем на практике занимались девочки, кажется медициной. Было и военное дело у мальчиков, как же без него. Были некоторое время и практические занятия у мальчиков по вождению автомобиля марки Москвич, которые начал вести родитель одной из наших одноклассниц на добровольных началах. Но занятия эти быстро закончились, когда мы успешно, что - то сломали в Москвиче.
Остальных преподавателей я забыл начисто.
Теперь об одноклассниках. Вот общее фото, не полное. То ли не поместились некоторые, то ли не захотели.
Общее фото моего класса.
Класс разделился на несколько групп, как это часто бывает, особенно в старших классах. Была группа продвинутых учеников, выделявшихся способностями, знаниями, остроумием и хорошими манерами, не закомплексованных и не страдающих лишней скромностью. Была средняя группа ничем особо не выделявшаяся, но и не очень отстающая, к которой относился и я. Третья группа не хулиганов, но озорников, постоянно, что то выдумывающих в плане озорства, и не слишком успевающих. И были независимые обособленные личности. Была одна девочка Исаева Валерия – дочь тогдашнего зампреда, а впоследствии председателя Ленгорисполкома Ленсовета – Исаева Василия Яковлевича, очень скромная и молчаливая, были и другие подобные. У меня не было друзей среди одноклассников, так как я не подходил ни к одной из группировок в силу отсутствия каких либо талантов и природной закомплексованности и стеснительности. Более или менее приятельские отношения я имел с соседом по дому с башнями – Гельвассером Валерием.
Среди девочек я, конечно, немедленно обратил заинтересованное внимание на одну из девиц, помнится по фамилии Модина, имя не помню. Наверно это была первая безответная любовь, которая ничем не кончилась. На общем фото, почему то ее нет. В классе было около 40 учеников и не все поместились на общем фото.
В этой школе, как и по всей стране, наконец, появились буфеты. До реформ 1954-го года такого не было. Дети сидели на уроках 6 часов подряд и более с 9:00 до 14 часов с лишним, в животах урчало, завтраки брать из дома как то считалось не удобным. Очень тяжело заниматься было без перекуса. Но уже в школе 71 в большую перемену все мчались в столовую – буфет, занимали очередь, покупали винегрет, пирожки и чай. Отличное новшество, хотя и за деньги.
Озорники запускали бумажные птички, кидались мелом друг в друга и тому подобные шалости. Однажды повторилась история, которая была у нас с Гельвассером в предыдущей школе 68 (в Александровском лицее). В нашем классе стояла лишняя не нужная парта у окна. По весне, когда особенно играют гормоны, несколько озорников распахнули окно класса на четвертом этаже и скинули эту парту вниз на Каменноостровский проспект на узкий газончик вдоль здания школы. Поступила справедливая жалоба прохожих в милицию, началось расследование, собрали всех в актовом зале и потребовали признаться преступников, угрожая репрессиями всему классу. Долго стояла тишина, наконец, Гельвассер встал и сказал, что это сделал он. Конечно, никто этому не поверил, так как он не мог этого сделать один, да и не озорник он был. Это дело замяли, но придрались к Гельвассеру еще и за то, что он на каком то уроке просидел в шкафу, занимаясь всякой ерундой, смеша класс. Поставили ему 3 по поведению в четверти за 9-ый класс. А это то же сыграло, по-видимому, роль в том, что понизили ему оценку по поведению в аттестате и возможно из-за этого он не смог поступить сразу по окончании школы в ВУЗ.
В другой раз - два озорника Блинов Женя и Мясников Юра, на каком - то уроке в перерыве, когда учитель вышел, завозились потихоньку на задней парте, как часто с ними бывало. Блинов занимался борьбой в секции и решил показать удушающий прием другу Мясникову. Излишне увлекшись, он так придушил друга, что тот потерял сознание. Началась паника, Мясников лежал бездыханный, но Блинов не растерялся – начал хлестать друга по щекам и тот ожил. Все с облегчением вздохнули.
Блинов Женя и Мясников Юра.
А однажды Петров Володя, балуясь, со всей дури, залепил мне случайно куском мела метров с пяти прямо в правый глаз, и хотя я даже не успел моргнуть, мел в основном попал мне в надбровную дугу и разлетелся на мелкие осколки, и обошлось. Он долго переживал за меня, объяснял, что целился в кого - то другого, извинялся.
Петров Володя.
И всё же, по сравнению с былой мужской школой беспредела в озорстве тут у мальчиков уже не было. Присутствие девочек поменяло стиль поведения и мальчишек.
Был в классе и лидер – Агапитов Владимир. Однажды класс взбунтовался по поводу отсутствия преподавателя, который заболел внезапно, но заранее не предупредил никого. Класс полностью ушел в кино, хотя в таких случаях должен был заняться домашним заданием в классе без преподавателя. На следующий день явилась администрация и обвинила Агапитова в том, что он как лидер не остановил одноклассников. Странное обвинение. Ведь лидерство это не официальное звание и, с моей точки зрения, сомнительное.
Агапитов Владимир.
По окончании школы Агапитов Владимир попал в автоаварию и в конце жизни очень болел и рано умер, не повезло Володе.
Наконец наступила пора сдавать выпускные экзамены. Готовились к ним очень усердно, ЕГЭ не было, но оценки в аттестатах и наличие медалей принимались во внимание. Половина класса нацелились поступать в институты. Конечно, Гельвассер и другие школьники из группы передовиков, сдавали школьные экзамены с блеском. Некоторые занимались настолько упорно, что в день сдачи экзамена теряли последние силы и не могли прийти на экзамен. Такой случай произошел, например, с Гейлером Эдуардом на экзамене по физике. В день экзамена позвонила его мама и сообщила, Эдуард не смог встать с постели из-за полного истощения организма от штудирования учебников. Ему в виде исключения предоставили возможность сдать этот экзамен позднее.
Гейлер Эдуард.
Еще один способный ученик моего класса – Кружалов Сергей Владимирович. Всегда спокойный, доброжелательный, коммуникабельный. Ни один из вопросов учителей по любому из предметов не мог поставить его в тупик. Спокойно, обстоятельно и грамотно он разбирал любые самые сложные формулы математики и законы физики непосредственно в классе у доски. Благодаря его способностям его судьба сложилась сравнительно удачно. Он поступил сразу после школы в один из самых престижных ВУЗов Ленинграда - ЛИТМО. По окончании ЛИТМО работал под Москвой в Реутово в области космических технологий. Там ему не по душе оказались закрытость организации и излишек специалистов, привлеченных к работам. По словам Сергея из-за неправильного распределения кадров и работ было слишком много свободного времени, которое нечем было занять. Он вернулся в Ленинград и дополнительно прошел обучение в Политехническом институте. Далее всю жизнь вплоть до 80 лет он работал в области лазерных и квантовых технологий. Защитил диссертацию кандидата технических наук по теме «Исследование оптических квантовых генераторов, работающих в режиме бегущей волны». Издал учебник «Измерение параметров лазерного излучения». Обучил сотни студентов и аспирантов Политехнического университета по данной тематике. Имеет дочь и два внука.
Еще одинмой одноклассник - изобретатель специальных видов картона Дубро Валерий Леонтьевич. Он является автором нескольких патентов на специальный картон. Например, водостойкий картон и фрикционный картон, используемые в качестве обивочного материала и в колодках торможения, в автотракторной и других отраслях промышленности. Его нет на общем фото моего класса, так как по болезни он прервал учебу на один год и 10 класс окончил на год позднее. Дубро Валерий пережил блокаду, самые первые ее месяцы. В школе 71 одновременно с учебой посещал секцию спортивной гимнастики. Получил 2-ой разряд по гимнастике. По окончании школы в 1958-ом году поступил в Ленинградский технологический институт целлюлозно-бумажной промышленности. У него есть дочь.
Особенно уверенно сдавали все экзамены мой приятель Гельвассер Валерий и Викторов Валерий, который пришел к нам в 9-ом классе.
Гельвассер Валерий.
С Гельвассером Валерием мы жили в одном доме с башнями, я внизу в правом крыле, а он на мансарде в левом крыле. Он абсолютно не боялся высоты, иногда, бравируя опасностью, ходил по перилам мансарды. Частенько я захаживал к нему и подолгу сидел в гостях, слушая Чайковского или Шопена. Гельвассер прекрасно играл на рояле. Иногда, правда его собака – боксер, лежа под роялем, портила бессовестно воздух. Очень культурные и гостеприимные были его бабушка и мама. После школы Валерий работал револьверщиком на Полиграфмаше, а затем окончил вечерний Архитектурно-Строительный Институт, но работал шофером грузовика. Практичный был человек, в то время больше зарабатывали не инженеры, а рабочие. Сейчас он доволен своей судьбой. Хвалит правительство Израиля. У него две дочери, сейчас на пенсии живет с женой в Израиле в городе Ашкелон на берегу Средиземного моря. Вот его письмо о его судьбе:
«Миша, спасибо за память, и столь частое упоминание моей персоны! Ты молодец, и я не знал о твоём увлечении краеведением.
Все эти материалы собрать не просто! Требуется много времени и знаний! Браво! Но обо мне мало правды, да это и не удивительно. После школы пути почти разошлись. Так что, как-нибудь напишу подробнее. Рад, что написал о Викторове, я ничего о нем не знал после школы, а ведь мы были большими друзьями и вместе подавали документы в военное училище, но я не прошёл по пятому пункту или придрались за 3 по поведению в четверти 9кл; если помнишь, я весь урок просидел в шкафу, занимаясь всякой ерундой, смеша класс. Но документы подавал в уч. Инженеров орудия, на Московском пр. и военкомат вернул документы, А Викторов поступил в Подводное, и после я его больше не видел. Говорили, что он быстро спился. В 1960 поступил в Строительный, где встретил Позднякова; он учился на Автодорожном, но похоже тоже спился! После окончания ЛИСИ в 1966г, продолжал работу в «Гипроцементе», С 1969 в разных КБ, а с 1978г, окончив курсы, шофером в ЛПОГА 6. В 1991г вернулся в «Гипроцемент» - видно ностальгия мучила, но пошли сокращения, и я ушел в автосалон по продаже автомобилей, где работал до пенсии. Если интересно, по выходным водил в автобусах экскурсии в Пушкинские Горы, а позже и по заповеднику (несколько лет)».
Викторов Валерий. Капитан 1-го ранга, подводник.
Викторов Валерий, как и автор этих строк, сменил много школ, так как был сыном военного и их перекидывали по всей стране. К моему сожалению, я не успел как следует узнать его. Дочь Викторова Валерия - Ольга Крылова написала:
«С интересом прочла Ваш труд, спасибо, Михаил, за такой предновогодний подарок. Местами очень откровенно. Но про отца не совсем верно, я сказала, что он в детстве играл на скрипке (закончил на "отлично" музыкальную школу), но не сказала "великолепно", т.к. при мне он редко брал инструмент в руки; и ещё, он действительно лечился от онкологии и скончался от неудачной операции, облучения и отравления организма, вследствие алкогольной и табачной зависимости (приобрёл дурные привычки на Северном Флоте и слишком переживал за судьбы страны); и еще, он тоже хотел написать мемуары, но не успел, и был бы рад узнать, что его однокласснику дается этот жанр».
А это я автор этих строк – Клименко Миша.
Автор этих строк – ученик не выдающийся, много ошибался в жизни, много шишек себе набил, пока не набрался опыта в своей профессии, а главное в общении с коллегами внутри коллективов. Несколько раз в моей трудовой биографии я попадал не в те коллективы и не на те предприятия, которые подходили мне по моему образованию, наклонностям и менталитету. Из-за этого мои способности полностью не раскрылись. Но кое-каких достижений мне удалось добиться, помогла любовь к школьной математике и соответствующие способности. В те года еще не было универсальных решений в автоматизации задач управления. На каждом предприятии трудился целый штат сотрудников занятых разработкой проектов автоматизации под систему управления конкретного предприятия. Мне легко удавалось алгоритмизировать задачи управления экономикой предприятий, а затем составлять коды программ для электронно-вычислительных машин поколения 70-ых – 90-ых годов, чего многим коллегам никак не давалось. По моим компьютерным программам на тех предприятиях, где я работал, управленцы в 70-ых, 80-ых и 90-ых годах успешно трудились в разных подразделениях машиностроительных предприятий. Например, на заводе «Знамя Октября» был в одном со мной отделе разработчиков один программист – отлично, на уровне мастера умеющий играть в шахматы, знающий в то же время систему внутризаводского управления. Но сколько он не бился, за много лет ни одной работающей программы для заводского управления создать он так и не смог.
У меня двое сыновей. Первый в 1989-ом году улетел в США по программе обмена студентами, с тех пор живет и работает в Технологическом институте в штате Джорджия в городе Атланта. Второй сын от второй жены вкалывает на ниве логистики в Питере в солидной фирме. Есть внучка, окончила филологический факультет СПГУ – преподает языки. Деревьев я посадил великое множество на даче в садоводстве, выстроил дом, правда в основном из отходов, борюсь за экологию в городе Санкт-Петербург и в своем садоводстве. Итог - жизнь прожита не зря, хотя много времени и сил потрачено впустую. Мог бы сделать значительно больше и с меньшими потерями душевных и физических сил.
В конце последнего года учебы в школе появились рекрутеры, агитирующие за поступление в военные училища. Я прислушивался к ним, так как в душе принял решение стать моряком. Мне сказали, что начать осуществление этого желания надо с получения специальной медицинской карты. Я пошел на врачебную комиссию, опасаясь лишь за состояние своего горла и легких. Но вдруг оказалось, что левый глаз мой всего 0.6, к тому же астигматический. Моя мечта рухнула, морское училище отпало. И тогда мне стало все равно куда идти. Родственники напомнили, что многие из них окончили Ленинградский Инженерно-Экономический Институт им. Молотова на улице Марата, и я подал документы туда. Мало того, уговорил еще и моего приятеля Гельвассера сдать туда документы. Я занимался к сдаче экзаменов очень упорно и в результате легко прошел на самый престижный Машиностроительный факультет по специальности «Управление и организация производства», как теперь называют, «Менеджмент». А Гельвассер по какой то причине то ли не стал готовиться к экзаменам, то ли по какой-то другой причине не добрал баллов и не был принят. Так наши пути разошлись. Правда, не известно, кому повезло. Все-таки менеджмент – это не мое, как я понял в дальнейшем. Мой лозунг «Для людей, но без людей». Я научился руководить людьми лишь к своим шестидесяти годам. Я работал вплоть до 2017-го года в области прикладного программирования в задачах управления предприятиями. Ушел на «заслуженный отдых» в 77 лет.
Выпускной вечер и бал имели место в актовом зале школы. Было очень торжественно, но немного формально, по обычному сценарию. Вручение аттестата каждому из выпускников под аплодисменты. Напутствие от некоторых преподавателей. Затем небольшая пьянка в соседнем зале – буфете, танцы и гуляние по городу всю ночь, кто смог. Я лично ушел в первом часу домой, где мать мне вручила фотоаппарат – «Смена».
Актовый зал - единственное место в здании, где сохранились исторические интерьеры. Тут мне и вручили аттестат зрелости.
Из выдающихся выпускников школы 71 следует назвать четыре человека:
Первая - Татьяна Васильевна Доронина. В интернете, где то мелькнула фотка, свидетельствующая об окончании ею школы 71 в 1951-ом году. О Татьяне Дорониной говорит уже ее имя, но никто в мое время не знал об этом факте ее биографии. Со второго класса по четвертый Доронина училась в эвакуации в деревенской школе, где полюбила русские песни и русскую поэзию, учась в сельской школе. В «Дневнике актрисы» Т. Дорониной нет указания на школу 71. Но можно предположить, что вернувшись из эвакуации, она поступила в нашу школу в 4-ый класс, хотя по возрасту должна была идти в пятый. Это произошло из-за отсутствия французского языка среди предметов сельской школы. Тяжело, видимо, развитой не по годам девочке учиться с детьми младше ее. То есть в классе она оказалась из-за независящих от нее обстоятельств «переростком» как тогда говорили. Кроме того в классе были и отдельные девочки из неблагополучных семей. Татьяна Доронина пишет в дневнике: «Я сижу на последней парте, это самая удобная парта, там можно читать, чуть приоткрыв книжку, и учительница не замечает ». В этой школе Дорониной было плохо и неуютно, она пишет: «В школе тоже плохо. В воспитательский час наша историчка - классный руководитель стала говорить, что такое идеальная ученица, а под конец спросила: «Девочки, какие у вас есть пожелания, претензии, что ли, друг к другу? Какой бы хотели видеть свою одноклассницу?» Получилось так, что все претензии были ко мне. «Она мало общается. Она читает на уроках. Я чувствую, что она меня не уважает. Она ставит себя выше коллектива». Последнее общее и такое емкое определение высказала та, которую в глаза называли «дворовой», - она курила, громко кричала у себя во дворе знакомым и незнакомым: «Ну ты, чего фонари зажег, давно не видел? (В сторону.) От с-с-сука. Мяч принеси. Закурить нет?» Она считала, что она в коллективе, а я нет. Я смотрела на остроносое маленькое личико, на блудливые глаза, котор