5 июля 1945.
1 Весть о том, что Элизу убедили выйти из ее мрачной меланхолии, должно быть, разнеслась по селению, да настолько, что когда Иисус в сопровождении апостолов и учеников, пересекая селение, направляется к ее дому, многие внимательно за Ним наблюдают, а также просят насчет Него разъяснений у того или иного пастуха: как Он тут вообще очутился, что это с Ним за люди, кто этот мальчик, кто эти женщины, да какое лекарство Он дал Элизе, что так мгновенно вывел ее из умопомрачения, едва лишь появился, да что Он будет делать, что скажет… И желающие задавать вопросы продолжают их ставить…
Последний из заданных вопросов: «Нельзя ли и нам тоже прийти?» На что пастухи отвечают: «Этого мы не знаем. Надо спросить Учителя. Пойдите к Нему».
«А если Он к нам плохо отнесется?»
«Он даже к грешникам плохо не относится. Идите, идите. Ему будет приятно».
2 Группа людей, женщины и мужчины, в основном, весьма пожилые, возраста Элизы, совещаются между собой и затем выступают вперед, приближаются к Иисусу, который разговаривает с Петром и Варфоломеем, и несколько неуверенно зовут: «Учитель…»
«Чего вы хотите?» – спрашивает Варфоломей.
«Поговорить с Учителем, чтобы спросить…»
«Да придет к вам мир. Какие вопросы хотите вы Мне задать?»
Его улыбка ободряет их, и они говорят: «Мы все друзья Элизы и ее дома. Мы услышали, что она исцелилась. Хотели бы ее повидать. И послушать Тебя. Можем ли мы зайти?»
«Послушать Меня – конечно. Увидеть ее – нет, друзья. Умерьте свою дружбу, а также свое любопытство. Поскольку любопытство тоже присутствует. Имейте уважение к великой скорби, которую не следует тревожить».
«Но разве она не исцелена?»
«Она поворачивается к Свету. Но когда прекращается ночь, сразу ли наступает полдень? И когда разжигают потухший очаг, сразу ли разгорается сильное пламя? То же самое с Элизой. А если преждевременный ветер налетает на едва зарождающееся пламя, разве не гасит он его? Так что будьте осторожны. Эта женщина – одна сплошная рана. Даже ваша дружба может ее разбередить, поскольку ей нужен отдых, тишина, уединение, уже не такое мрачное, какое было вчера, но смиренное уединение, чтобы снова прийти в себя…»
«Когда же мы в таком случае ее увидим?»
«Раньше, чем вы думаете. Потому что теперь она уже на пути выздоровления. Но если б вы знали, что значит выйти из такой тьмы! Она хуже смерти. И тому, кто из нее выходит, в глубине души стыдно за то, что он там находился, и что мир об этом знает».
«Ты врач?»
«Я Учитель».
Они собрались перед домом.
Иисус обращается к пастухам: «Ступайте во двор. Кто захочет, пусть идет с вами. Но чтобы никто не шумел и не выходил за пределы двора. Вы тоже об этом позаботьтесь, – говорит Он апостолам, – А вы (обращается к Саломее и Марии Алфеевой) смотрите, чтобы мальчик не баловался. До встречи».
И стучится в дверь, в то время как остальные по переулку огибают угол и направляются, куда нужно». 3 Открывает служанка. Иисус входит, а служанка не переставая кланяется.
«Где твоя хозяйка?»
«С Твоей Матерью… и – подумай только! – она спустилась в сад! Это нечто! Это нечто! А вчера вечером заходила в обеденную комнату… Плакала, но пришла туда. Мне бы хотелось, чтобы она приняла также и пищи вместо обычной капли молока, но у меня не вышло».
«Еще примет. Не настаивай. Будь терпелива даже в своей любви к хозяйке».
«Хорошо, Спаситель. Буду делать все, что Ты скажешь».
Действительно, я думаю, что если бы Иисус велел этой женщине сделать что-нибудь крайне необычное, она сделала бы это без рассуждений, настолько она убеждена, что Иисус – это Иисус, и все, что Он делает, – благо.
Тем временем она ведет Его на обширный приусадебный участок, заполненный фруктовыми деревьями и цветами. Но если фруктовые деревья сами додумались одеться листвой и зацвести, завязать и вырастить маленькие плоды, то бедные цветочные растения, за которыми не ухаживали уже больше года, превратились в карликовые и запутанные заросли, где более слабые и низкорослые растения подавляются более сильными. Грядки, тропинки – всё исчезло в едином хаотическом переплетении. Только в глубине участка, где служанка посадила зелень и овощи для собственных нужд, есть какой-то порядок.
Мария вместе с Элизой – под перголой, весьма неряшливой, с которой до земли свисают побеги и усики виноградной лозы. Иисус останавливается и смотрит на Свою юную Мать, которая с тончайшим искусством пробуждает разум Элизы и направляет его на совершенно другие предметы, нежели те, что были до вчерашнего дня на уме у отчаявшейся женщины.
Служанка подходит к своей хозяйке и говорит: «Пришел Спаситель».
Женщины поворачивают, направляясь к Нему, Одна – со Своей мягкой улыбкой, другая – с лицом усталым и растерянным.
«Мир вам. Красивый этот сад…»
«Был красивым…» – говорит Элиза.
«И почва плодородная. Смотри, сколько замечательных плодов наливается зрелостью! А сколько цветов на этих розовых кустах! А там? Это лилии?»
«Да, вокруг бассейна, где так часто играли мои дети. Но тогда он был ухоженным… Теперь все здесь запущено. И больше не похоже на сад моих детей».
«Через несколько дней он станет таким, как прежде. Я тебе помогу. Верно, Иисус? Ты же Меня оставишь на несколько дней тут с Элизой? У нас столько дел…»
«Все Твои желания – также и Мои».
Элиза глядит на Него и тихо произносит: «Спасибо».
Иисус гладит ее седую голову и затем прощается с ними, чтобы пойти к пастухам.
4 Женщины остаются в саду, но вскоре, услышав раздающийся в спокойном воздухе голос Иисуса, который здоровается с присутствующими, Элиза, словно влекомая неодолимой силой, медленно приближается к довольно высокой изгороди, за которой находится двор.
Сначала Иисус беседует с тремя пастухами. Он в непосредственной близости от изгороди, а напротив Него – апостолы и те из горожан Бет-Цура, что пошли за Ним. В углу сидят две Марии с мальчиком. Иисус говорит: «Вы связаны договором или можете отказаться от обязательств в любой момент?»
«На самом деле мы – свободные слуги. Но сразу все бросить сейчас, когда стадам требуется столько попечения и когда трудно найти пастухов, нам кажется некрасивым».
«Да, это некрасиво. Но делать это сразу нет необходимости. Я говорю вам об этом заранее, чтобы вы могли нормально подготовиться. Хочу, чтобы вы были свободны и оказали Мне помощь, присоединившись к ученикам…»
«О, Учитель!.. – трое в восторге от радости. – Но сумеем ли мы?» – говорят они потом.
«Я в этом не сомневаюсь. Значит, решено. Как только сможете, присоединяйтесь к Исааку».
«Да, Учитель».
«Ступайте же к остальным. 5 Я скажу пару слов людям».
И оставив пастухов, Он обращается к народу.
«Мир да пребудет с вами.
Вчера Я услышал речи двух больших бедолаг. Один – еще на заре своей жизни, другая – на закате: две души, что оплакивали свое горе. И Я плакал вместе с ними в Своем сердце, видя, сколько же скорби на этой Земле, которую только Бог и может облегчить. Бог! Правильное знание о Боге, о Его великой, беспредельной благости, о Его постоянном присутствии, о Его обетах. Я увидел, какие мучения человек может претерпевать от человека. И как он может быть смертью ввергнут в отчаяние, над которым корпит Сатана, чтобы усилить его скорбь и привести к краху. Тогда Я сказал Себе: „Не должны Божьи чада страдать от этого мучения из мучений. Принесем же познание Бога тем, кто Его не знает, вернем его тем, кто позабыл о Нем под натиском скорбей“. Но Я увидел также, что для бесконечных нужд Моих братьев одного Меня уже недостаточно. И решил призвать еще многих и многих, чтобы все те, кто нуждается в утешении от познания Бога, могли бы его получить.
Эти Двенадцать – первые. Как Мои продолжатели они способны приводить ко Мне, а потому и к утешению, всех тех, кто гнется под тяжестью слишком больших скорбей. Истинно говорю вам: приходите ко Мне вы все, опечаленные, разочарованные, болеющие душой, усталые – и Я разделю с вами вашу скорбь и дам вам покой. Приходите через Моих апостолов, через Моих учеников и учениц, ряды которых с каждым днем пополняются новыми добровольцами. Вы найдете утешение в своих печалях, общение в своем одиночестве и братскую любовь, и это заставит вас забыть о ненависти мира; а главное – вы найдете наивысшего Утешителя, совершенного Спутника и любовь Бога. Вы уже ни в чем не будете сомневаться. Вы уже не скажете: „Для меня все кончено!“ А скажете: „Для меня все только начинается в том духовном мире, который упразднит расстояния и уничтожит разделения“, благодаря чему сироты воссоединятся со своими родителями, взойдя на лоно Авраама, а отцы и матери, жены и вдовы отыщут своих потерянных чад и мужей.
В этом краю Иудеи, еще недалеко от Вифлеема Ноемини, Я напомню вам, что любовь облегчает скорби и приносит радость. Посмотрите вы, те кто плачет, на отчаяние Ноемини после того, как ее дом остался без мужчин. Услышьте слова ее безутешного прощания с Орфой и Руфью[a]: „Возвращайтесь в дома своих матерей. Пусть Господь будет милостив к вам, как вы были милостивы с теми, кто умер, и со мной…“ Вслушайтесь в ее усталые настойчивые просьбы. Бывшая некогда прекрасной Ноеминью, а теперь ставшая Ноеминью горестной, что разбита печалью, она уже не надеялась в жизни ни на что иное, как только вернуться, чтобы умереть, в те места, где в пору своей молодости она была счастлива в любви своего мужа, среди поцелуев детей. Она говорила: „Уходите, уходите. Со мной идти не нужно… Я как будто мертва… Моя жизнь уже не здесь, а там, в потустороннем мире, где находятся они. Не жертвуйте больше своей молодостью ради умирающей вещи. Потому что я действительно ‚вещь‘. Все мне безразлично. Бог лишил меня всего… Я – это мука. И стала бы мукой для вас… а это отяготило бы мое сердце. И Господь, что и так уже поразил меня, потребовал бы от меня за это отчета, потому что удерживать вас живых рядом с собой, мертвой, было бы эгоистично. Идите к своим матерям…“
Однако Руфь осталась поддерживать ее скорбную старость. Руфь поняла, что есть скорби, еще более великие, чем ее собственная, и что ее горе молодой вдовы легче горя женщины, потерявшей кроме мужа еще и двоих сыновей. Так же как горе мальчика-сироты, вынужденного жить подаянием, без всякой ласки, без доброго совета, гораздо больше, чем горе матери, лишившейся детей. Так же как горе того, кто по совокупности причин дошел до ненависти к человеческому роду и в каждом человеке видит врага, кого нужно опасаться и от кого надо защищаться, еще больше, нежели другие горести, поскольку затрагивает не только плоть, кровь и разум, но и сам дух с его вышеестественными обязанностями и правами, и приводит его к погибели.
Сколько в мире бездетных матерей для тех детей, у кого нет матери! Сколько вдовиц без потомства для того, чтобы пожалеть одинокую старость! Сколько их, лишившихся своих привязанностей, что со своей потребностью любить могли бы стать всем для этих несчастных и тем самым бороться с ненавистью, отдавая, отдавая и отдавая свою любовь несчастному человечеству, которое все сильнее страдает, оттого что все сильнее ненавидит!
7 Скорбь – это крест, но это также и крылья. Она совлекает с нас все, но чтобы заново нас одеть. Встаньте вы, плачущие! Откройте глаза, выйдите из своих наваждений, из своей тьмы, из своего эгоизма! Посмотрите… Мир – это юдоль плача и смерти. И он взывает: „на помощь!“ – этот мир, взывает устами сирот, больных, одиноких, неуверенных, устами тех, кого чье-либо предательство или жестокость сделали пленниками злобы. Идите к этим взывающим. Забудьте о себе среди забытых! Исцеляйтесь среди больных! Надейтесь среди отчаявшихся! Мир открыт для благих стремлений служить Богу через служение своему ближнему, чем и достигается Небо: единение с Богом и воссоединение с теми, кого мы оплакиваем. Здесь – наше поприще. Там – наше торжество.
Идите и подражайте Руфи в отношении ко всем скорбям. Скажите и вы тоже: „Я буду с вами до самой смерти“. И даже если эти напасти, считающие себя неизлечимыми, ответят вам: „Не называйте меня больше Ноеминью, а зовите меня Марой, потому что Бог наполнил меня горечью“, все равно настаивайте. И Я истинно говорю вам, что однажды благодаря вашей настойчивости эти напасти воскликнут: „Благословен Господь, что избавил меня от горечи, от отчаяния, от одиночества, трудами той, которая сумела претворить свою скорбь во благо. Да благословит ее Бог навеки, ибо она моя спасительница“.
Подумайте, этот добрый поступок Руфи по отношению к Ноемини даровал миру Мессию, ведь Мессия происходит от Давида, сына Иессеева, и от Иессея, сына Овидова, равно как Овид произошел от Вооза, Вооз от Салмона, Салмон от Наассона, Наассон от Аминадава, Аминадав от Арама, Арам от Есрома, Есром от Фареса[b], чтобы заселить поля Вифлеема, уготовляя предков Господу. Каждый благой поступок – первопричина великих вещей, каких вы себе и не представляете. И чье-то усилие по преодолению собственного эгоизма может вызвать такую волну любви, которая способна подниматься и подниматься, удерживая в своей прозрачности того, кто ее вызвал, пока не донесет его до подножия алтаря, к Божьему сердцу.
Да подаст вам Бог мира».
Иисус, не возвращаясь в сад через открытую в изгороди дверцу, следит за тем, чтобы никто не приближался к изгороди, из-за которой доносится протяжное рыдание… Только когда все те, кто из Бет-Цура, ушли, Он со Своими спутниками удаляется, не мешая этому благотворному плачу…
[a] Цитируется 1 глава книги Руфь.
[b] См. (1 Пар. 2:4-15) и (Лк. 3:31-33).