... И поначалу всем казалось, что у Гарри наконец-то налаживается нормальная жизнь. Малфой исчез, словно его и не существовало. Серьезно, совсем исчез. Его не было в Лондоне, он не вернулся в Малфой-мэнор, он однозначно не появлялся в Министерстве, в Хогвартсе, в Хогсмиде, его не подбирал «Ночной рыцарь» — короче, наружка его потеряла сразу после того, как он вышел из дома Гарри с маггловской сумкой на плече, куда, видимо, сложил уменьшенные чемоданы со своими шмотками. Каким-то чудесным образом следящие чары, которые я ему навесил в самом начале расследования, слетели во время аппарации. Мне не хотелось думать, что Малфой мог избавиться от них в любой удобный для себя момент. Не то чтобы я о Хорьке беспокоился.
В общем, Малфой исчез, а Гарри стал встречаться с Орлой Свирк. Они познакомились у Луны, на презентации ее новой книги. Я эту Орлу и не помнил совсем, да я вообще на рейвенкловок никогда особо внимания не обращал, мне Гермионы по уши хватало, а эта еще и в Хогвартс пришла на три года позже нас.
Оказалось, и среди умненьких встречаются хорошенькие, с ногами и сиськами. Гарри тут же на Орлу положил глаз, принялся ухаживать, и к концу вечера они уже целовались на балконе. Через пару недель она переехала к нему домой, ходила по гостиной в халате, пекла пироги и планировала ремонт. Я как-то дома порадовался, что Гарри, слава Мерлину и Моргане, решил завести семью, но Гермиона только головой покачала и постучала меня по лбу согнутым пальцем.
— Иногда ты бываешь поразительно слеп!
Да, наверное, но мне хотелось, чтобы у моего лучшего друга все было, как у нормальных людей. Поэтому я старательно закрывал глаза на опасные симптомы. А они копились и копились, как снег в горах, и требовалось совсем чуть-чуть, чтобы сорвать лавину.
Первый срыв случился на Хэллоуин. Для нас это был праздник: во дворах светились фигурно вырезанные тыквы и тыквочки, на дверях качались венки с рябиной, выскакивали из кустов веселые привидения, шуршали на чердаках старым хламом полтергейсты и домашние упыри.
Для Гарри Хэллоуин оставался днем, когда были убиты его родители, и время было не в состоянии это изменить. Никаких венков, никаких тыкв, никаких сладостей детям. В этот день его дом обычно ограждал такой барьер непроницаемости, что даже близкие друзья не всегда могли попасть внутрь.
Малфой об этом помнил, заранее запасался хорошим огневиски, навешивал заглушающие на все окна и двери, чтобы шум праздника не нарушал скорбь Гарри, покупал охапку лилий и без слов сопровождал его на кладбище в Годриковой лощине.
Орла, само собой, понятия обо всем этом не имела. Сомневаюсь, что она вообще знала, как и при каких обстоятельствах ее любовник остался сиротой. Ум не всегда сочетается с мудростью — Луна предупреждала подругу, что Гарри не празднует Хэллоуин, но та решила все сделать по-своему.
Неладное я заметил еще днем — над Лондоном стали собираться тяжелые тучи. Само по себе явление неудивительное, но как раз сегодня ни дождей, ни — тем более — ураганов в Лондоне не обещали. Задумавшись о том, что сегодня домой придется добираться камином, а не на метле, если не хочу промокнуть до нитки, я вернулся в офис.
Поработал еще часа полтора над делом «Голдштейн против МакЛагена», выпил бутылочку сливочного пива и собрался домой. Общественный камин располагался в пабе напротив, я накинул мантию, взял шляпу и попытался выйти за дверь, но не тут-то было.
Снаружи завывал ветер, прижимая створку к косяку с такой силой, что мне пришлось налечь на нее всем телом, чтобы приоткрыть хотя бы на пару дюймов. По вечернему небу неслись тучи, страшные, косматые, время от времени сыпавшие мелким ледяным дождем.
Я сразу понял, что дело плохо. Не с чего было возникать такому урагану, если только его не породили магические силы.
Я с трудом добрался до паба, пригибаясь против беснующегося ветра, поднимавшего к небесам сорванные листья, обрывки газет и бумажных пакетов, мокрую пыль, мусор из опрокинутых бачков… Все, что копится в большом городе за день и убирается домовиками к утру, носилось в воздухе, норовя попасть в лицо. Мне очень хотелось сесть в пабе, отдышаться, может быть, выпить немного огневиски, но я понимал, что время поджимает. Если ураган устроил действительно Гарри, это огневиски может стать последним в моей жизни.
От нас Гарри никогда камин не закрывал, и я оказался в его гостиной как нельзя кстати. Орла визжала в углу, в комнате царил разгром. По всему полу были разбросаны разбитые тыквы, сломанные свечи, сухие цветы и разорванные бумажные гирлянды. Гарри стоял, вцепившись побелевшими пальцами в столешницу, глаза были закрыты, лицо запрокинуто к потолку, словно ему свело мышцы шеи внезапной судорогой. Воздух вокруг моего друга искрил и потрескивал, тусклые огни перепрыгивали с предмета на предмет, оставляя уродливые горелые пятна.
Я сделал вперед шаг, другой, преодолевая сопротивление воздуха, ставшего внезапно плотным, словно пудинг. Но тут меня сильно толкнули, отпихивая с дороги.
Это был Малфой. Растрепанный, в какой-то драной мантии, грязный, будто бы его валяли по лужам. Но там, где я едва мог продвинуться вперед, он шел, как горячий нож сквозь масло.
В несколько больших шагов добравшись до Гарри, Малфой схватил его за плечи и изо всех сил тряхнул — так, что я услышал, как лязгнули зубы. А потом обхватил, прижал к себе, зашептал что-то, слегка покачиваясь. Было в этом нечто до боли знакомое, и спустя пару минут я понял — Гермиона так успокаивала наших детей, если ночью им снились кошмары.
Ветер за окнами стихал: переставал выть в щелях оконных проемов, дребезжать стеклами, грохотать дверями. Стало заметно светлее, тучи расходились, таяли на глазах, в последний раз простучал по стеклам быстрый дождь. Гарри поднял голову, отступил на шаг от Малфоя, разрывая объятия, огляделся — так, словно очнулся от тяжелого сна. Я охнуть не успел, а Хорек уже стоял у камина, набирая в горсть дымолетный порошок. Оглянулся он уже из-за каминной решетки:
— Поттер, держи себя в руках, мать твою, а то разнесешь половину города, — и исчез в зеленом всполохе, я только и успел услышать: «Дырявый котел!»
Орла всхлипывала в углу, вцепившись обеими руками в какую-то дурацкую маску, кажется, горного тролля. Гарри нащупал позади себя кресло, сел, слепо глядя на меня. И я поспешил поднять с ковра бутылку огневиски, кубок, поставить все это на столик рядом с Гарри. Сбегал на кухню, налил воды, заморозил и по дороге назад, в гостиную, расколол лед на кубики. Еще пять минут понадобилось мне на то, чтобы выпроводить Орлу. Я сильно подозревал, что в дом на площади Гриммо она больше не вернется.
После третьей порции огневиски выражение лица Гарри стало более-менее осмысленным, он отставил в сторону кубок и сказал, глядя в пустой камин:
— От него пахло собачьей шерстью и кровью, — Гарри помолчал, затем перевел на меня взгляд. — Найди мне его, Рон. Что-то тут не то.
«Не то», на мой взгляд, было с ними обоими, но кто я такой, чтобы мое гребаное мнение имело вес? Я был твердо уверен в том, что двое этих придурков по-прежнему друг друга любят. Ну за Малфоя я точно мог ручаться, иначе чего ради он явился в Лондон успокаивать Гарри? Из альтруизма и сочувствия к жителям города? Не смешите моих шоколадных лягушек. Насрать Малфою было на Лондон и окрестности, да и на всю Британию, по большому счету, тоже. Для него всегда существовало только несколько человек, ради которых он был готов вывернуться наизнанку: мать с отцом, он сам и Гарри.
Я отправился в «Дырявый котел», имея слабую надежду, что Малфой и дальше перемещался камином, а кто-то запомнил адрес. Надежда не оправдалась — по словам Тома, Хорек вышел на улицу и аппарировал сразу с крыльца.
С друзьями Малфой перестал общаться еще в те благословенные времена, когда жил с Гарри. Паркинсон вышла замуж и уехала куда-то в Германию, Гойл сам собой отпал еще после Битвы, Забини демонстративно открестился не только от Драко, но и от всех слизеринцев.
Можно было бы, конечно, поговорить со старшими Малфоями, но к аврорату я давно уже не имел никакого отношения, а разговаривать со мной частным образом… Что-то я сомневался в успехе данного предприятия.
Тем не менее я отправил в Малфой-мэнор сову. Ответ не заставил себя долго ждать.
«Мистер Уизли! Мы с моей супругой, миссис Малфой, потрясены наглостью, с которой Вы позволили себе обратиться к нам. При всем нашем уважении к мистеру Поттеру мы не можем не признавать, что союз с ним сказался на нашем сыне самым прискорбным образом. Мы требуем уважения к его желанию прекратить любые контакты с мистером Поттером и его окружением. Однако Вы самым возмутительным образом позволяете себе нарушать личное пространство и требовать от нас содействия Вашим бесцеремонным расследованиям…»
Ну и еще пятьдесят дюймов отличного пергамента, исписанного убористыми завитушками на ту же тему оскорбления величия Малфоев. Так что в конце концов я отчетливо ощутил, что не стою даже денег, потраченных на перо и чернила.
В общем, с этой стороны на помощь рассчитывать не стоило.
Оставался Маркус Флинт. Маркус «Тролль» Флинт, охотник «Катапульт Кайрфилли», трехкратный обладатель медали Опасного Даи. В Хогвартсе поговаривали в свое время, что Флинт неровно дышит к нашему Оливеру, но это был пиздеж и провокация. Я совершенно точно знал, что единственный человек, к которому Флинт действительно неровно дышит — это Малфой, причем не младший, а старший. Тролль был влюблен в Люциуса еще со школьных времен, после войны у них началась интрижка, совершенно необременительная для Малфоя, но поставившая жизнь Флинта с ног на голову.
Не знаю, была ли Нарцисса Малфой в курсе этих отношений, а вот Хорек обо всем знал и очень Флинту сочувствовал. Уж кому-кому, а ему-то было хорошо известно, что за сокровище Люциус. Маркус, постоянно таскавшийся к Драко со своими душевными ранами, не один раз ночевал в гостиной дома на Гриммо, упившись до такой степени, что не мог доползти даже до камина.
Поэтому Флинт мог знать, где Малфой и что с ним происходит. Другое дело, что рассказывать что-либо мне он был совершенно не обязан, но тут в моем распоряжении имелись грязные приемчики, настоящим аврорам заказанные, а частным детективам в самый раз.
От встречи со мной Флинт не отказался: либо Люциус его не предупредил, либо совесть не позволила отказать лучшему другу Гарри Поттера, на диване которого Маркус столько раз отсыпался после жесточайших пьянок.
Его, конечно, не зря в последние годы считали лучшим охотником высшей квиддичной лиги. Двести тридцать фунтов мышц, красиво упакованных в светло-зеленую с красным форму с эмблемой «Катапульт», вручную вышитой на левом плече. На метле Флинт сидел как влитой, в игре был неудержим и по-хорошему зол. Смотреть на него было сплошным удовольствием. Морда, правда, подкачала, но ауру животной чувственности ощущал даже я, железобетонный гетеросексуал. Что там говорить про всяких утонченных Малфоев. Хорек запросто мог утешаться в объятиях своего бывшего капитана.
Но — не утешался.
— Я его месяца четыре не видел, — задумчиво басил Флинт, сидя напротив меня в предбаннике командной раздевалки после игры. — Как они с Поттером разбежались, так и… Нет, в мэноре его тоже не было, я бы знал. Зачем он тебе, Уизли?
— Да я ему тут пару галлеонов должен, вовремя отдать не собрался, а где мне его теперь ловить?
— Драко добрый, — ухмыльнулся Флинт. — И богатый. Наверняка он тебе давно простил эти галлеоны.
Я пожал плечами, развел руками, неловко закивал. Ну да, я тупой Уизел, который даже не смог толком придумать, зачем ему нужен исчезнувший Драко Малфой. Можно подумать, Драко Малфой нищенствует и без галлеонов тупого Уизела с голода помрет.
В этот момент в предбанник с визгом ворвались две поклонницы Флинта, бросились к нему, размахивая программками. А я продолжил покаянное движение рукой, задев кончиками пальцев сумку Маркуса. Булавка-микрофон — замечательное маггловское изобретение, самую малость доработанное Биллом и Джорджем — исчезла за подкладкой. Ну не следящее же мне было на него накладывать, в самом-то деле, тем более, на Флинте наверняка десяток амулетов от подобных заклинаний навешано. А то и побольше. Ни ему, ни Люциусу огласка не нужна.
Я не без удовольствия понаблюдал, как девицы пляшут вокруг Флинта с восторгами, сделал себе в уме пометку, что обеим за выдающиеся артистические способности нужно будет в конце месяца выдать премию по десятку галлеонов «на печеньки» — Линда и Гали любили квиддич еще меньше Гермионы — и распрощался.
Теперь оставалось ждать. Шансы узнать что-либо я оценивал как пятьдесят на пятьдесят. Флинт мог встретиться с Хорьком и рассказать, что я его разыскиваю. Мог встретиться с Люциусом и рассказать, что я разыскиваю его сына. Второе было более вероятно и — скажу прямо — менее предпочтительно. Потому что наверняка сопровождалось бы сексуальными сценами, а я не испытывал никакого желания слушать, как Флинт трахается со старшим Малфоем. Впрочем, если бы он трахался с младшим, мне это тоже было бы малоинтересно. Но в обоих случаях я получал какие-то подсказки, куда двигаться дальше.
Флинт встретился с моей женой.
Передал ей привет от Крама, будь он неладен. А вместе с приветом вручил мою булавку. Понятия не имею, как он ее отыскал, но это был провал и провал серьезный. Гермиона веселилась, я сыпал матюками, а вот Гарри…
Его словно заморозило. Отмороженный Главный аврор — это звучит. А если этот аврор еще и сильнейший маг прошлого столетия? И, вполне вероятно, настоящего тоже?
Я стал бояться появляться в Лондоне, честно. Я проклинал поганца Малфоя всеми известными мне проклятиями, потому что найти его не было никакой возможности. Мои агенты круглосуточно наблюдали за Малфой-мэнором, но если Драко и появлялся там, то только через камин. Осведомители держали под контролем все пабы магического Лондона, где волшебник нестандартной ориентации мог подцепить себе партнера на час или на ночь. Тщетно. Расставшись с Гарри, Малфой потерял интерес к разовой ебле. Я лично под обороткой облазил все притоны Лютного — дважды меня чуть не оттрахали, а один раз едва не прибили — но никто ничего не слыхал о Малфое. Либо он безвылазно сидел в своем имении, либо растворился в маггловском мире, либо свалил на континент.
Клянусь, я самолично притащил бы его к Гарри, зафиксировал в коленно-локтевой и украсил бы ему яйца розовой лентой, будь у меня хоть малейший шанс найти гада.
Второй раз Гарри сорвался на Валентинов день. Сорвался предсказуемо — для них с Малфем это всегда был особый праздник, в этот день они съехались, и я совершенно точно знал, что Хорек тогда подарил Гарри тяжеленный серебряный перстень с кровавиком. Не знаю, какие чары Малфой вложил в свой подарок, но все то время, пока Гарри еще отправляли в поле, темные заклятия любой силы разбивались о его Protego, как хрустальные фиалы о каменные плиты. Да и потом перстень работал как своеобразный оберег. Во всяком случае, нескольких покушений Гарри избежал без особого труда. Он и после разрыва с Хорьком перстень не снял, просто у него появилась привычка крутить его на пальце в минуты задумчивости. Перстень спас ему жизнь и в этот раз.
Подробности я узнал уже в больнице Святого Мунго, куда Гарри доставил кто? Правильно — Малфой.
В тот день Гарри поднялся из Министерства на улицу пообедать. Наверняка он уже с утра вспоминал о том, какой это был день, как они с Драко жили вместе, как все странно закончилось. Думаю, летающие в воздухе шары-сердечки, совы, несущие адресатам пылающие сердца, курьеры с охапками роз вызвали у Гарри совсем не праздничные чувства, и он опять начал терять контроль над эмоциями.
Понимая, что его срыв угрожает благополучию города, он в отчаянии аппарировал — как потом я узнал, к воротам Малфой-мэнора. Но концентрация была потеряна, и Гарри расщепило. Голова, руки-ноги, к счастью, остались на месте. Но аппарация содрала с него одежду и всю кожу со спины от шеи до поясницы, так что из пространственной воронки Гарри выпал уже в состоянии болевого шока.
И там бы и остался умирать от холода и кровопотери, не будь перстень зачарован так, чтобы сообщать Малфою об угрозе жизни и местоположении его любовника. Бывшего или настоящего — значения не имело. Драко оказался рядом меньше чем через минуту. Оценил степень повреждений, обезболил жуткую рану на спине, завернул Гарри в свою мантию и аппарировал в больницу.
Потом кое-кто говорил, что это могло убить Поттера, пытались обвинить Малфоя чуть ли не в покушении на жизнь Главного аврора — мудаков-то везде хватает — но я уверен, Хорек мгновенно просчитал все риски и выбрал наименьшее зло.
Я как раз покупал для Гермионы пирожные в кафе Фортескью и никак не мог решить, какие лучше: миндальные с шоколадным сердечком сверху или бисквитные с розочками из мармелада. Решил взять по коробке тех и других, но тут сквозь стеклянную витрину всполохом пролетела призрачная утка и прокрякала голосом Малфоя:
— Больница Святого Мунго, пятый этаж, седьмая палата в конце коридора, срочно!
На моей памяти Хорек присылал Патронуса раза три — заклинание почему-то давалось ему с трудом, наверное, не так уж много в его жизни было по-настоящему хорошего и радостного. Или он попросту опасался его использовать, ведь наши легенды гласили, будто бы для темных магов заклинание равносильно самоубийству. В общем, Малфой отваживался на вызов Патронуса очень редко, когда без него было просто не обойтись, так что я сразу понял — дело плохо.
К счастью, курьерская служба Фортескью работала отлично, и уже через пять минут я выходил из камина в приемном покое больницы, перепоручив доставку пирожных мальчишке в шляпе, напоминавшей огромный кремовый торт.
Малфой сидел у кровати Гарри, гладил его руку, бессильно свешивающуюся из-под одеяла, и что-то тихонько бормотал. Я прислушался.
— Ты мигай, звезда ночная!
Где ты, кто ты — я не знаю.
Высоко ты надо мной,
Как алмаз во тьме ночной.
— Только солнышко зайдет,
Тьма на землю упадет, -
Ты появишься, сияя.
Так мигай, звезда ночная!
— Тот, кто ночь в пути проводит.
Знаю, глаз с тебя не сводит:
Он бы сбился и пропал,
Если б свет твой не сиял.
Эту колыбельную Гермиона часто пела детям, когда они болели. Но Малфой, напевающий колыбельную Гарри? Это было нечто запредельное.
Оглянувшись, он увидел меня и мотнул головой в сторону двери. Я вышел. Малфой появился в коридоре спустя полминуты, осторожно прикрыл за собой створку.
— Они использовали до хрена всяких зелий и дали Гарри успокоительное. Он спит, но там, где растет новая кожа, у него все жутко чешется. Когда я вот так ему пою, он успокаивается.
Малфой выглядел очень измученным и каким-то совсем потерянным, но я все равно крепко взял его за ворот рубашки, как следует тряхнул и приложил спиной об стену.
— Ты! Урод! Ты хоть понимаешь, что он из-за тебя едва не располовинился при аппарации?
И хорек тут же стал хорьком.
— Отъебись, Уизел! Руки убери! Убрал руки, я сказал!
Я охнуть не успел, как он ткнул мне под ребра пальцами, и меня скрючило от боли. Малфой заправил рубашку в брюки, отряхнул рукав от ему одному видимой грязи.
— Слушай меня внимательно, Уизел. В конце месяца я уеду. С концами уеду, из Британии, и не спрашивай, куда и почему. Не твое сраное дело. Я хочу, чтобы ты следил за Гарри. Не в смысле слежки, а в смысле заботы, пока он не перестанет срываться. Мне похую, как ты это сделаешь — предложи ему с вами пожить, в конце концов. Я тебе заплачу, чтобы ты закрыл свою контору и занимался только Гарри, пока он не переболеет всей этой… всем этим, в общем.
Я стоял и рассматривал его — высокого, прямого, как палка, по-своему красивого и очень несчастного. Ну в самом-то деле — платить мне за дружбу? Или он все так же считал меня нищебродом? Впрочем, по сравнению с Малфоями я им и был, конечно. Зато у меня не имелось ни одной причины бежать из Британии.
Гарри выписали через четыре дня, когда молодая кожа на его спине потеряла сумасшедшую чувствительность, а сама спина перестала быть похожей на отбивную. Я к этому времени кое-что почитал, кое с кем поговорил, кое о чем узнал. Сейчас, когда я понял, от чего нужно отталкиваться, все части головоломки складывались удивительно легко, образуя цельную логичную картину. Я даже недоумевал, почему не увидел этого раньше, ведь все, что требовалось — посмотреть на Малфоя чуть более внимательно.
Я только надеялся, что хотя бы до двадцатых чисел февраля он никуда не уедет. Пока не убедится, что Гарри пришел в себя после срыва. Девятнадцатого утром я закончил все дела, еще раз все перепроверил, написал короткую записку и отправил ее совой в Малфой-мэнор. Затем отправился в Министерство к Гарри.
Он предсказуемо оказался занят — за время его отсутствия, само собой, накопилась хуева туча дел. Я на правах старого друга прошел в кабинет без доклада, сел на стол — прямо на пергаменты — наклонился к Гарри, взял его за фигурную застежку на аврорской мантии.
— Бросай-ка все дела, герой. Нам предстоит интересный визит.
— Охренел? — Гарри попытался спихнуть меня со стола, но я держался крепко. — Рон, у меня биллион проблем, мне не до шуток.
— Мне тоже, — заверил я. — Кроме того, у нас очень мало времени. Малфой заказал портключ в Европу на сегодня, ровно в полночь. Ты хочешь его вернуть? Или хотя бы понять, что произошло?
Какое-то время мне казалось, что Гарри пошлет меня на хрен, и тогда мне действительно придется все бросить и заниматься его срывами, пока он не найдет себе второго Хорька. Невеселая перспектива даже с деньгами Малфоя хотя бы потому, что я не обладал необходимыми возможностями. Драко, как ни крути, был не просто сильным магом — он знал те стороны Гарри, которые мне были недоступны. Он понимал, когда дать по морде, когда просто обнять, а когда шептать колыбельные. То, что он когда-то вел себя, как последний мудак, ничего в их нынешних с Гарри отношениях не меняло. Они болели друг другом с первого курса, и никто не мог этого исправить.
Гарри меня не послал. Аккуратно отцепил мои пальцы от застежки, встал, прошелся по кабинету. Затем снял аврорскую мантию, повесил ее на спинку стула, надел обычную, штатскую. И развернулся ко мне.
— Пойдем.
Ворота Малфой-мэнора распахнулись, едва мы успели перевести дыхание после аппарации. Не то чтобы я не любил камины, но от сажи у меня ужасно чесались уши.
На самом деле мне нужно было чуть-чуть успокоиться — и Гарри тоже. Дорожка от ворот к парадным дверям давала нам трехминутную передышку.
Малфои ждали нас в гостиной, настороженные и напряженные, как будто мы пришли в чем-то их обвинять.
— А где Драко? — я огляделся. — Впрочем, он наверняка знает, что мы здесь.
— Возможно, — голос Люциуса был сух, как песок пустыни. — Присаживайтесь, господа. Тибби, предложи гостям напитки.
Я с удовольствием налил себе в кубок Гленфиддих, отхлебнул, заметив, как поморщился хозяин дома. Ну да, конечно же, жалкий Уизли в Малфой-мэноре пьет хозяйский виски, удобно устроившись в кресле — кошмар похуже ставки Волдеморта.
— Итак, сегодня Драко отправляется в Срни.
Я заметил, как вздрогнула Нарцисса, и повернулся к ней.
— Интересно, не правда ли? Юго-Западная Чехия, леса и горы, практически полное отсутствие человеческого жилья как у магглов, так и у нас. Что делать в таком месте молодому просвещенному магу, да еще с… э-э-э… нестандартными сексуальными потребностями?
— Мистер Уизли! — Люциус попытался встать, но я протянул к нему руку.
— Секундочку, мистер Малфой, я еще не закончил. Собственно говоря, я только начал. Знаете, я никак не мог понять, зачем Драко нужно так демонстративно провоцировать разрыв? Разлюбил — уйди, к чему эти дикие выходки? Зачем заставлять Гарри мучиться, ревновать, злиться? Как вы считаете, леди Нарцисса?
— Не знаю, — ее голос был тверд, но еле слышное позвякивание драгоценностей выдавало внутреннюю дрожь и беспокойство. — Но, наверное, какие-то основания у Драко имелись.
— Конечно, — я снова отпил виски. — Очень веские. Ему было нужно, чтобы Гарри его разлюбил. Более того — возненавидел до такой степени, что никогда бы не стал даже вспоминать о бывшем возлюбленном. А этого так просто не добьешься. Вот и пришлось Драко изображать из себя последнюю бл… простите, леди.
— Но зачем? — Гарри вцепился в подлокотники. Меньше всего он сейчас был похож на всегда уверенного в себе и невозмутимого Главного аврора Британии. — Почему я должен был его возненавидеть?
Я повернулся к другу.
— А вот представь, что ты тяжело заболел. Неизлечимо. Твоя болезнь не смертельна, но заразна, ты — ходячая угроза для окружающих, особенно для самых близких. При этом ты знаешь, что тебя ни за что не бросят, напротив, окружат любовью, заботой, вниманием, даже готовы будут оставить ради тебя все, отказаться от собственной жизни, лишь бы тебе стало легче и проще жить. Но ты не хочешь принимать такую жертву, потому что тоже любишь. Не хочешь ломать чужую судьбу. Как ты поступишь?
Гарри молчал, глядя на украшенную шелковым фестоном стену напротив. Затем прерывисто вздохнул.
— Чем же он болен?
— Ликантропия, Поттер, — в темном дверном проеме на мгновение обрисовалась чья-то фигура, а затем Малфой вышел на свет. — В Срни живет самая большая европейская община вервольфов. Сегодня ночью я собирался к ним присоединиться.
Затем он повернулся ко мне.
— А ты не такой тупой, Уизел, каким прикидываешься. Но когда-нибудь я тебя прибью, потому что у тебя слишком длинный нос.
Я развел руками.
— Что поделать. При случае мы сравним, чей длиннее. Леди Нарцисса, мистер Малфой, я давно мечтал посмотреть ваш зимний сад. О нем в Лондоне легенды ходят.
Мне их сад на хрен не сдался, но Гарри и Малфой должны были поговорить наедине.
— Как вы догадались, Рональд? — голос Люциуса основательно потеплел. Мы остановились у какой-то пальмы, Нарцисса присела на скамеечку, мы остались стоять рядом. — Драко постарался сделать все, чтобы никто ничего не узнал. И в первую очередь Гарри.
— Случайно, мистер Малфой, — я коснулся пальцами резных листьев и мимолетно удивился тому, какие они жесткие при внешней легкости и ажурности. — Я увидел несколько шрамов. Драко этой осенью перешел на рубашки под горло и с длинными рукавами да на глухие мантии. Но когда Гарри расщепило, он завернул его в свою мантию и, чтобы не перепачкаться кровью, подвернул манжеты, да так и забыл опустить. В палате я обратил внимание на шрамы полукольцом вокруг запястий, а когда схватил его за грудки в коридоре — увидел шрамы над ключицами. Потом спустился на второй этаж, проконсультировался у целителей, какие шрамы оставляет на вервольфах обращение. Он мне объяснил, что обычно шрамов нет, но у свежепокусанных восстановление тканей в первый год болезни еще не такое быстрое, поэтому остаются следы там, где изменяется форма, например, суставов и костей.
— Это был мальчик, — Нарцисса комкала в руках платок. — Здесь неподалеку была деревня, Милвилль, они считались нашими вассалами. Мы старались их защитить по мере сил, но вы же понимаете, Рональд, что мы могли против Фенрира и его стаи? К концу войны людей в Милвилле уже не было, все разбежались, осталась одна семья вервольфов. Мы снабжали их аконитовым зельем, позволяющим сохранять разум. Но там был мальчик… зелье казалось ему очень горьким, и однажды он добавил в него сахар.
Я покивал.
— Ну да, сахар делает зелье неэффективным. Он укусил Драко?
— Да, — Малфой качнул свой бокал и в три глотка допил виски. — Я хотел щенка убить, но Нарси меня отговорила. В конце концов, мальчишке всего пять лет, он родился уже после войны, прирожденный оборотень и знать не знал, как выглядит ликантропическое безумие. Думал, ему в наказание в питье сахар не добавляют.
— Как вы считаете, они договорятся? — Нарцисса подняла голову. — Я упрашивала Драко остаться, но он слушать меня не хотел. А если Гарри теперь все знает, может быть, он как-то повлияет на Драко? Но в любом случае, я рада, что все это вышло на свет.
— Вы могли все мне рассказать и раньше. Я ведь вам писал.
— Мы не видели вашего письма, Рональд, — Люциус вздохнул. — Его перехватил Драко, и он же написал вам ответ. Мы узнали об этом много позже.
— Засранец! Простите, леди.
Она улыбнулась мне сквозь слезы.
— Приходите к нам на Бельтайн, Рональд. Вместе с супругой. Мы будем рады вас видеть.
***
Мышонок давно уже не считал себя маленьким. За прошедшие несколько месяцев он облазил весь дом и убедился, что из опасностей здесь разве что старый болтливый портрет в коридоре, но и тот чаще всего прячется за шторками.
Поэтому он без страха выскочил на середину столовой, запрыгнул на подставку для ног, на табуретку, на стол — оттуда на комод, поддел носом салфетку, прикрывающую аппетитный кусок сыра. Но в этот момент воздух свернулся в кокон, затем раскрылся, выпуская из себя двоих мужчин.
Пискнув, мышонок спрятался за бутылкой — подобные неожиданности каждый раз заставляли его сердце биться где-то в горле, хотя ни разу еще ему не повредили.
— Почему ты мне ничего не сказал? — один из мужчин пригнул второго к столу, рванул рубашку так, что по полу дробью простучали пуговицы. — Как ты посмел, блядь, решать все за нас двоих?
— Заткнись, Поттер, — второй, тяжело дыша, вцепился в столешницу пальцами. — Выеби сначала, потом будешь вопросы задавать.
— Я тебя выебу, — пообещал тот, кого назвали Поттером. — Я тебя так выебу, ты неделю сидеть не сможешь. Забудешь про свою сраную Чехию, про это, как его, Сри или Сни?
— Срни, — второй тихо захихикал. — Поттер, а ты будешь меня выгуливать в полнолуние? Палку мне кидать станешь или мячик?
— На строгаче, Малфой, — сказал Поттер и закинул ноги Драко себе на плечи. — Спать будешь на коврике у двери, чтобы блох в постель не натаскал. Три ночи в месяц выдержишь без перины?
— Сука ты, Поттер, — Малфой подался к нему всем телом. — О-о-ох! Давай! Сильнее!
— Ха-ах! — Поттер на выдохе качнулся вперед, вырвав у партнера глухой стон, и задвигался, схватив того за бедра.
Портрет в коридоре что-то недовольно проворчал из-за занавески и затих. Мышонок осторожно подобрался к сыру и серой тенью пролез под салфетку. Любовные забавы людей не стоили пропущенного ужина.