29 июля 1945.
1 Иисус ясной летней зарей, что роняет розы на морщинистый шелк озера, собирается подняться на лодку, когда вдруг появляется Марфа со своей служанкой.
«О! Учитель! Выслушай меня ради Бога».
Иисус снова сходит на берег и говорит апостолам: «Отправляйтесь и ждите Меня возле потока. Приготовьте пока все для нашей мисси в Магедан. Декаполис тоже ждет Слова. Идите».
И в то время как лодка отчаливает и выходит в акваторию, Иисус идет бок о бок с Марфой, за которой почтительно следует Марцелла.
Так они удаляются от селения, идя по берегу, который после песчаной полосы, где уже разбросаны редкие дикие травы, резко переходит от горизонтали к вертикали, покрываясь растительностью и взбираясь на крутые склоны, что отражаются в озере.
2 Когда они достигают уединенного места, Иисус, улыбаясь, говорит: «Что ты хочешь Мне рассказать?»
«О! Учитель… этой ночью, как только закончилась вторая стража, домой вернулась Мария.
Ах! я забыла Тебе сказать, что, когда мы обедали в шестом часу, она мне сказала: „Не могла бы ты мне одолжить одно их твоих одеяний и плащ? Возможно, они будут чуть коротки. Но я отпущу одежду и буду придерживать плащ…“ Я ей сказала: „Бери то, что пожелаешь, сестра моя“, – и сердце у меня сильно забилось, поскольку пред тем в саду я обронила в разговоре с Марцеллой: „К сумеркам надо быть в Капернауме, потому что вечером Учитель будет проповедовать народу“, и увидела, как Мария вздрогнула, изменилась в лице и больше не могла оставаться на месте, но ходила туда и сюда одна, мучаясь и волнуясь, как человек в момент принятия решения… который пока не знает, что принять, а что отклонить.
После обеда она пошла в мою комнату и взяла самую темную, самую скромную одежду, какая была, примерила ее и попросила кормилицу полностью отпустить подол, потому что та оказалась слишком короткой. Она было попробовала сделать это сама, но со слезами призналась: „Я уже неспособна шить. Я позабыла все полезное и хорошее…“ – и, обвив мою шею руками, сказала: „Помолись за меня“. Ушла она одна ближе к закату… Сколько я молилась, чтобы ей никто не встретился и не удержал от прихода сюда, чтобы она восприняла Твое слово, чтобы ей окончательно удалось подавить чудовище, которое ее порабощает… Смотри: я надела вместе со своим и Твой пояс, довольно тугой в сравнении с другими, и когда чувствовала, как давит его грубая кожа на мою поясницу, я – не привыкшая к таким жестким поясам – говорила: „Он крепче всего“.
|
|
Потом – на повозке это быстро, – потом мы с Марцеллой прибыли сюда. Не знаю, видел ли Ты нас в толпе… Но какая была боль, какое жало в сердце – не увидеть Марии! Я подумала: „Она раскаялась и вернулась в дом. Или же… или же сбежала, не в силах больше выносить моей власти, на которой сама настаивала“. Я слушала Тебя и плакала под своим покрывалом. Твои слова, казалось, сказаны именно для нее… а она их не слышит! Так я думала, поскольку не видела ее. Я вернулась домой расстроенная. Это правда: я Тебя ослушалась. Ведь Ты говорил мне: „Если она придет, ты подожди ее дома“. Но, Учитель, прими во внимание состояние моего сердца! К Тебе пришла моя сестра! Могла ли я не быть там и не увидеть ее рядом с Тобой? И потом… Ты говорил мне: „Она будет потрясена“. Я хотела быть с ней рядом сразу же, чтобы поддержать…
|
|
Я молилась на коленях и в слезах в своей комнате, и давно уже закончилась вторая стража, когда она вошла. Так тихо, что я услышала ее, только когда она налетела на меня сзади, крепко обнимая и говоря: „Это правда – всё, что ты говоришь, благословенная сестра. На самом деле всё еще значительнее, чем ты говоришь. Его милосердие гораздо более велико. О, моя Марфа! Тебе больше не нужно меня сдерживать! Ты больше не увидишь меня циничной и отчаявшейся! Больше не услышишь от меня: ‚Это чтобы не думать!‘ Теперь мне хочется думать. Я знаю, о чем думать. О Доброте, ставшей плотью. Ты молилась, моя сестра, молилась, наверняка, обо мне. Но твоя победа уже в твоих руках. Твоя Мария, которая больше не хочет грешить, которая сейчас заново рождается. Вот она. Посмотри хорошенько ей в лицо. Потому что это новая Мария, с лицом, омытым слезами надежды и раскаяния. Ты можешь поцеловать меня, чистая сестра. На моем лице больше нет следов позорных пристрастий. Он сказал, что любит мою душу. Он ведь говорил о ней и для нее. Потерянная овечка – это была я. Он сказал – послушай, правильно ли я передаю. Ты же знаешь образ речи Спасителя…“ И она безукоризненно повторила мне Твою притчу.
Она такая умная, Мария! Намного умнее меня. И умеет запоминать. Так что я выслушала Тебя дважды; и если в Твоих устах эти слова были святы и достойны восхищения, то в ее устах они были для меня и святы, и достойны восхищения, и вызывали умиление, поскольку их произносили уста сестры, моей вновь обретенной сестры, вернувшейся к семейной овчарне. Мы сидели обнявшись на циновке на полу, как некогда в детстве, когда сидели так в маминой комнате или возле ткацкого станка, где она ткала или вышивала свои великолепные ткани. Сидели вот так, уже не разлученные грехом, и мне казалось, что мама тоже присутствовала там своим духом. Мы плакали без горести, а наоборот так умиротворенно! Целовались от счастья… А потом Мария, уставшая от пешего перехода, от волнения, от стольких вещей, уснула в моих объятьях, и я при помощи кормилицы уложила ее на свою кровать… и оставила, поспешив сюда…» И Марфа, счастливая, целует Иисусу руки.
|
|
3 «Я скажу тебе то же, что сказала Мария: твоя победа в твоих руках. Иди и будь счастливой. Ступай с миром. Веди себя с возрожденной исключительно мягко и терпеливо. До свидания, Марфа. Дай знать Лазарю, который терзается там вдалеке».
«Хорошо, Учитель. А когда Мария пойдет вместе с нами, ученицами?»
Иисус улыбается и говорит: «Создатель совершил творение в шесть дней, а в седьмой почил».
«Понимаю. Нужно иметь терпение…»
«Да, терпение. Не вздыхай. И это тоже добродетель. Мир вам, женщины. Мы скоро увидимся». И Иисус покидает их, отправляясь к тому месту, где недалеко от берега Его ждет лодка.
4 Иисус говорит: «Сюда вставьте видение ужина в доме фарисея Симона, полученное 21.01.44».