Берк [Berke, 2000; см. также: Merida, 2000] для независимого подтверждения многих приведенных ниже положений изучал стиль принятия решений Буша и среди прочего выявил следующее: «Буш тщательно отбирал своих советников, работал с ними до тех пор, пока не начинал доверять их лояльности и профессионализму, и затем полагался на них». Буш предпочитал ускорять совещания, чтобы поскорее добраться до сути дела. Хорошо известно, что он любил прерывать тягучие презентации и спрашивать, в чем состоит главная мысль доклада, а в конце встречи спрашивать, сообщили ли ему все, что ему необходимо знать. Его советники
сказали, что он также не боялся остановить и задать какой-либо вопрос, даже самый простой, если он не был уверен, что понял проблему.
Иногда «простой» вопрос мог привести к драматическим изменениям. Джим Хогланд пишет, что «во время знакомства со зловещими деталями того, как много разрушительной силы он будет иметь под рукой, Буш задал обманчиво будничный вопрос: зачем нам нужно так много ядерного оружия теперь, когда Советский Союз перестал существовать? Этот вопрос привел Буша к предложению принять односторонние меры по масштабному сокращению американских ракетных ядерных сил» [2002, p. В09].
Иногда простые вопросы могут указывать на суть проблемы. Когда разведывательная информация показала, что террористы могут попытаться угнать самолет во время новогодних праздников, чтобы повторить сценарий теракта 11 сентября, ряд рискованных полетов был отменен. Хотя потенциальными целями были названы конкретные маршруты и авиакомпании, оперативная информация, как это часто бывает, не была окончательно подтверждена. Столкнувшись с необходимостью принятия решения, Буш, по словам присутствовавшего при разговоре высокопоставленного сотрудника администрации, спросил своего советника по национальной безопасности Тома Риджа: «Ты позволил бы своему сыну или дочери лететь на этом самолете?». «Конечно, нет», — ответил советник. «Ну вот и я тоже», — сказал Буш [цит. по: Lichtblau, 2004, p. А1].
Болц и Нил утверждают, что «на каждый знак нетерпения по отношению к многословным экспертам или пространным дискуссиям приходится рассказ помощников о совещании в особняке губернатора, затянувшемся на всю ночь, в котором Буш принимал самое живое участие» [Balz & Neal, 2000, p. А1]. Последнее определенно соответствует интервью Митчелла с техасскими советниками Буша, которые были с ним, когда он решал, баллотироваться ли в губернаторы. Она пишет: «В 1990 г., когда собирался участвовать в губернаторских выборах, он приехал в Остин, чтобы встретиться с группой политических экспертов и напичкаться информацией о проблемах штата» [Mitchell, 2000, р. 333]. Этот стиль поведения сохранился и усилился, когда он начал готовиться к президентской кампании.
«С того момента как он впервые начал работать над тем, чтобы избираться в президенты, он придерживался регулярного расписания политических собраний, на которых он собирал самых разных людей из Республиканской партии, чтобы обсудить те или иные вопросы. По словам многих из тех, кто посещал эти собрания, Джордж Буш особо любил собрать как можно более разношерстную группу и затем предоставить дискуссии идти в течение нескольких часов. Он мог задавать сотни конкретных вопросов, демонстрируя то самое настойчивое любопытство, которое проявлялось, когда он вел кампанию на дорогах Западного Техаса» (курсив мой. — С. Р.) [с. 333].
«Сотни вопросов» могут означать любопытство новичка. Или они могли быть мотивированы более прагматическим вопросом. Что работает?
Буш не обладает тем типом любопытства, которое всматривается глубоко в причины того, почему люди таковы, как они действуют или почему обстоятельства сложились именно таким образом, а не другим. У него есть свои взгляды на эти вещи. Но это не взгляды человека, который закалил себя в дебатах и глубоко проанализировал множество объяснений, которые подходят в тех обстоятельствах, которые он должен рассмотреть. Это ахиллесова пята его рассуждений.
У Буша есть определенная политическая философия, но он не теоретик. Он также не из тех, кто вдается в тонкости каждого вопроса. Он не сможет назвать вам колебания ставок по компенсационным выплатам медицинского страхования в Мичигане. Но это не то же самое, что назвать его нелюбопытным.
Буш чрезвычайно заинтересован в том, что работает и что может принести результат. Мы не часто думаем о любопытстве в прагматическом плане. Акцент Буша на результатах отражает его предпочтение к погружению в реальный, а не теоретический мир. «Что работает?» — это противоядие от теории, которую Буш не любит, если она ни к чему не ведет. Как Буш говорит о себе: «Я люблю ясность» [цит. по: Woodward, 2002, р. 244], и акцент на результатах определенно позволяет ее достичь.
Прагматичное любопытство это не панацея. Оно не заменит и понимания того, почему то или иное действие будет эффективным. Когда какой-то метод больше не работает, вы хотите знать — почему, и это требует некоторых знаний о том, как работает.
Иногда на вопросы «почему» можно ответь с помощью принципа и суждения, которое служит его обоснованию. Позиция Буша о том, что Америка должна быть сильной, основана на предположении о том, что международная система все еще, частично, является недружелюбной средой. Существуют страны и группы, которые хотят нас уничтожить. Это «поверхностный» с интеллектуальной точки зрения анализ причин положения, но в свете 11 сентября он оказался глубоко правильным в сущностном плане.
Прямой разговор
Президент Буш ясно показал, что он любит говорить прямо. Его откровенные фразы «ось зла», «мертвыми или живыми», «покажите свой хребет» [в адрес ООН] отражают президента, необычно расположенного говорить то, что он думает. Дэвид Брукс [David Brooks, 2003] назвал это «фетишем откровенности».
В своей речи в ООН Буш [Bush, 2001, р. 1640] поблагодарил все те страны, которые принесли соболезнования, но продолжил: «Но время для симпатии сейчас прошло; наступило время действовать». Выступая в Форт Кэмпбелле, Буш сказал: «У Америки есть послание к государствам всего мира: если вы укрываете террористов, вы террористы, если вы тренируете или вооружаете террористов, вы террористы. Если вы кормите террористов или финансируете их, вы террористы, и вы будете привлечены к ответственности Соединенными Штатами и нашими друзьями» [цит. по: Allen, 2001с, p. А01].
Или возьмите его обращение к Ясиру Арафату, который долгое время использовал теракты Хамас против Израиля для того, чтобы продвигать собственные территориальные претензии: «Председатель Арафат говорил, что он намерен бороться с террором, предать правосудию тех, кто убивает, — убийц — на Ближнем Востоке и сейчас настала его очередь действовать. Мир ожидает, что председатель Арафат справится, и я в том числе» [цит. по: Sipress, 2001, p. А24].
Честный разговор и его близнец, прямолинейный разговор — это побочные продукты того, что Буш говорит то, что думает. Оба они коренятся в психологии Буша. И все же они приводят к важным для его лидерства последствиям.
Буш использует такой язык для того, чтобы бросить вызов восприятию какого-либо дела как обычного. Вспомним, что эта администрация стремится к тому, чтобы изменить внутри- и внешнеполитические парадигмы Америки. Жесткое привлечение прямого внимания к противоречиям, тупикам, лжи и алогичности существующих представлений и методов — это важный, действительно необходимый инструмент достижения этой цели.
Если бы Буш был модным теоретиком постмодернизма, выступающим с полным жаргонных терминов докладом на собрании Ассоциации Современного Языка, подходящим заголовком для его выступления было бы: «Опровергайте парадигмы!»
Откровения Буша явно контрастируют с манерой поведения его предшественника на президентском посту. Он использовал двусмысленность в качестве орудия управления. На вопрос об оттенках серого, которыми часто можно описать политические обстоятельства, Буш ответил: «...слушайте, моя работа не так неоднозначна. Моя работа состоит в том, чтобы говорить людям то, что я думаю... и люди могут находить любые предлоги, но есть некоторые правдивые факты... и один из таких фактов состоит в том, что они посылают на задания террористов-самоубийц — потому что они ненавидят Израиль. Это факт, и вы можете оправдывать как угодно, но роль президента состоит в том, чтобы встать и сказать правду» [Bush, 2002, р. 575].