В итоге он оказался тонущим в бездонном болоте долгов с непомерными процентными ставками, которые разрастались, как раковая опухоль.
И тогда Иван не нашел другого выхода кроме продажи квартиры, унаследованной им от бабушки. Предполагалось, что часть вырученной за нее суммы позволит расплатиться с кое‑какими кредитами, которых он, в сущности, не видел и не тратил, – они возникли из воздуха и накопились сами по себе.
После тех жестоких сражений Иван понял, что не создан для коммерческой деятельности.
– И ни для чего другого, – саркастически заявила Люда. – Не думаю, что ты вообще умеешь что‑либо делать на этом свете.
Люда, которая сохранила способность улыбаться всем, кроме Ивана!
После нескольких лет, потраченных впустую, Иван оставался в долгах, морально разбитый, измученный невыносимо плохими отношениями с Людой. Беда состояла и в том, что эти отношения перестали быть тайной и оказались достоянием соседей по коммуналке. Когда Иван с Людмилой только поселились в этой квартире, их разногласия сводились к спорам, где каждый старался не повышать голоса, дабы не быть услышанным соседями из‑за плотно закрытой двери. Потом споры перешли в жестокие скандалы, и соседям приходилось частенько разнимать супругов. Позднее ссоры стали вспыхивать без видимых причин, и любая мелочь могла привести к крику. Люда не прощала Ивану малейших ошибок и упущений. Ее раздражало то, что он неправильно пользовался тюбиком зубной пасты и портил его внешний вид, надавливая на передний конец вместо заднего, и она недовольно сетовала:
– Господи! Ты ничего не умеешь делать. Ты уродуешь даже тюбик зубной пасты.
«Ты ничего не умеешь делать».
|
|
Эта фраза повторялась день и ночь. До каких пор Иван будет терпеть это унижение?
А беспорядок, который он привык устраивать в доме и над которым Люда весело подшучивала во времена их канувшей в лету любви, стал вызывать у нее одно раздражение. И он униженно попытался в один момент изменить давно укоренившиеся привычки. Если вдруг по забывчивости бросал снятые носки в каком‑нибудь углу, то немедленно возвращался за ними, относил в ванную и стирал, лишь бы она не рассердилась. А если забывал их подобрать, то это грозило жутким скандалом, – Люда вымещала всю накопившуюся злобу.
Несмотря на отчаянную нищету, Иван располагал тем богатством, которое испокон веков влюбленные дарили своим возлюбленным, – большим сердцем и преданной любовью. Любовью, которая будет доводить его до умопомрачения, заставляя после каждой ссоры на коленях просить у Люды прощения за все совершенные и не совершенные им грехи. Это было воистину жалкое зрелище, тем более что он понимал: его любовь не значит для нее ровным счетом ничего, если преподносится на простом, а не золотом блюдце.
Люда не скрывала любви к деньгам и верила, что путь к свободе должен быть вымощен ими и ничем больше. Вид нищих, побиравшихся на городских помойках в поисках еды, вызывал у нее отвращение. Дело было не столько в грязной одежде или в зловонии, исходившем от гнилых остатков. Ее коробило само положение, ощущение тюрьмы, когда человек оказывается в плену у нужды и животных инстинктов.
Она чувствовала, что не создана для такой жизни. Больше всего Людмила ценила собственную свободу, ради которой следовало досыта, в полной мере удовлетворить личные потребности, желания и инстинкты, чтобы совершенно освободиться от них. Иначе говоря, ей хотелось самой единолично властвовать над собой, не позволяя ни другим людям, ни потребностям, ни желаниям руководить ею.
|
|
– Это самый настоящий эгоизм, – прокомментировал Иван, не скрывая своего удивления, когда она разоткровенничалась по этому поводу в один из редких моментов перемирия.
На что Люда ответила весело и уверенно:
– Даю тебе твердое обещание, что буду торжественно любить человечество и самоотверженно служить ему, если буду иметь все.
Именно в этом заключалась самая большая проблема Ивана: как бы обеспечить ее стольким, чтобы она любила хотя бы его одного, не говоря уж о человечестве.
Она же со своей стороны пришла к выводу, что если и существует на Земле человек, способный обеспечить ее всем, то это точно не Иван. Не Иван‑неудачник, у которого нет денег даже на пачку сигарет.
Кое‑как устроившись в коммунальной квартире, она приняла решение стереть последние надежды, связанные с Иваном, и начать самой пробивать себе дорогу к свободе, иначе говоря – приступить к поиску денег. «Или того, у кого они есть», – смеясь, заявляла Людмила, уверенная в том, что обладает достаточной привлекательностью и очарованием, чтобы самый богатый из мужчин валялся у ее ног. Она понимала, что прежде чем найдет деньги или обладателя их, ей придется пройти нелегкий путь, и решила начать с поисков подходящей работы.
Эта красивая высокая женщина, с горделивой походкой принцессы, с кристально‑голубыми, по‑детски чистыми глазами, влюбленная в себя, в действительности была талантливой художницей, выпускницей Академии искусств. Кроме того, она прекрасно играла на пианино. Но играла редко – лишь когда появлялось желание. Чаще всего это бывало, когда у нее портилось настроение. Тогда она закрывалась в комнате и вымещала свой гнев на клавишах. Этой привычкой она была обязана матери, которая однажды заставила ее выучиться музыке и просила сыграть каждый раз, когда в доме у них собирались ее друзья. Мать гордилась талантами дочки, которую она могла принудить сделать все, что пожелает, и лишить всего, что считает излишним, не считаясь с волей и желанием Люды.
|
|
Людмила, не умевшая заниматься ничем, кроме рисования и игры на пианино в то время, когда искусство было не в цене, не нашла мало‑мальски стоящей работы. Везде ей предлагали какую‑то ничтожную: продавщицей в магазине с низким заработком, официанткой в ресторане и тому подобное. Она согласилась на работу в ближайшем детском садике – учить детей рисованию, тем более что заработная плата не отличалась от тех, что предлагали ей в других местах.
– По крайней мере, буду заниматься тем, что умею делать и чем могу заработать на хлеб, а не сидеть полуголодной в ожидании, когда ты заработаешь на удачной сделке и устроишь пир! – такой аргумент она привела Ивану.
Однако вскоре Люда с удивлением обнаружила, что, помимо заработка, работа, вопреки ожиданиям, приносит ей удовольствие. Через месяц она пришла к выводу, что детская фантазия намного шире, чем она себе представляла. Для нее было открытием, что дети умеют смотреть на мир с самых разных сторон, но в результате воспитания, проводимого под предлогом развития ребенка и его дисциплины, а также благодаря запретам и многочисленным «нельзя» постепенно теряют эту способность. И происходит обратный процесс: вместо того, чтобы ребенок развивался и воображение его расширялось, его богатая фантазия и разнообразный внутренний мир все больше сужаются, пока он не научится видеть мир только с одной стороны – той, которую определяют взрослые.
Люда начала обучать детей рисованию, применяя не совсем обычные методы. Она стала играть им фрагменты из сочинений Штрауса, легко перебирая пальцами по клавишам. Ее руки то взлетали, то опускались, словно две крылатые птицы, наполняя воздух волшебной мелодией, и Людмила просила детей нарисовать то, что они слышали.
Как‑то раз отец одного малыша, Михаил Сергеевич, зашел в садик за сыном после урока рисования и, увидев в руках мальчика разрисованный акварельными красками лист бумаги, на котором ничего нельзя было разобрать, насмешливо произнес:
– Какая прелесть! Может, в следующий раз ты нарисуешь второй черный квадрат.
Тогда Люда подошла и попыталась объяснить ему смысл рисунка, основываясь на знаниях психологии, которые она не вычитала из книг, а приобрела на собственном опыте, после долгих размышлений по поводу ее взаимоотношений с матерью в детстве.
Михаил Сергеевич не понял многого из ее объяснений, зато открыл для себя бесспорную истину: учительница его сына – необычайно красивая женщина.
На следующий день он пришел к ней с букетом цветов.
– Может быть, вы хотите задобрить меня, чтобы я перестала учить вашего сына рисовать всякую чепуху? – весело сказала она, ставя цветы в вазу. – Наверное, вы мечтаете, чтобы я научила его рисовать стол, покрытый элегантной скатертью, а на нем – вазу с букетом цветов?
– Совсем наоборот, – возразил он. – Меня так заинтересовал ваш разговор о детской фантазии, что мне захотелось стать одним из ваших учеников.
– Но сначала я уточню у заведующей, каковы возрастные ограничения, – рассмеялась Людмила.
На что папа малыша ответил:
– Не обязательно, чтобы я учился вместе с ними. Может быть, у вас найдется время на частные уроки?
Люде хотелось поскорее найти человека, способного вырвать ее из нищеты и дать то положение, которого она заслуживала и для которого, как ей казалось, она была рождена. Однако опыт общения с мужчинами доказывал, что немедленное согласие задевало важную основу, на которой строились все ее связи, – ее самолюбие. Поэтому она не стала делать исключения и для Михаила Сергеевича и проявила осторожность, поскольку ясно видела тонкую черту, отделявшую гордую Люду от дешевой женщины, готовой броситься в объятия первого встречного. Хотя она много раз бросалась в объятия многих мужчин, но при этом не давала возможности ни одному из них увидеть в ней другую женщину, кроме той Люды, которую видела сама в себе. Она знала многих мужчин и оказывалась в постели многих из них, но всегда оставляла за собой право решать и говорить «прощай» – когда обнаруживала, что партнер перестал отвечать ее требованиям.
Что касается Михаила Сергеевича, то казалось, что он именно тот, кого она искала, – богатый, щедрый и красивый. Вдобавок ко всему, он влюбился в нее с первого взгляда.
Людмила не могла долго сопротивляться его ухаживаниям, в особенности потому, что боялась потерять его, если будет слишком долго отказывать. Через неделю она согласилась поужинать с ним. Но не ожидала, что первый любовный урок состоится так скоро, в тот же вечер. Урок начался с поцелуя в ресторане, когда они танцевали вальс, и закончился вблизи ее дома после другого долгого поцелуя, когда Михаил остановил машину в темном месте, и они вышли, чтобы встретиться на заднем сиденье. После этого оно стало дежурным ложем, где они встречались каждый раз, когда не находилось другого места, или истосковавшимся друг по другу любовникам не терпелось уединиться. Обычно они встречались на пустовавшей квартире одного из друзей Михаила. Если не получалось, шли в гостиницу. Бывало и так, что Михаил, узнав, что Люда проводит время в одиночестве в своей коммуналке, мчался к ней, мучимый тоской.
В отношениях с Мишей она не испытывала угрызений совести, обычных для жен, изменяющих мужьям, и не принимала мер предосторожности. Помимо того, что Иван уже мало значил для нее, черная завеса неудач ограждала его от внешнего мира. Он получил работу водителя в одной компании и теперь каждое утро уходил на работу. Вечера он посвящал жалким попыткам изменить свое положение – то переговорам со старыми кредиторами, чтобы они отсрочили ему выплату долгов, то встречам с новыми кредиторами, которых пытался уговорить заключить те или иные крупные сделки, обещая такую прибыль, в которую здравомыслящие люди просто не могли поверить.
Пока Иван, тащивший на плечах груз долгов, словно сизифов камень, бродил по дну пропасти, не находя выхода, Люда стала подниматься в гору, не оглядываясь вниз, вместе с Михаилом. Она уже знала большинство петербургских ресторанов, где цены были европейские, познакомилась с бледным обликом города через темные стекла роскошной машины своего возлюбленного. Она стала привыкать к магазинам, предназначенным для богатых, научившись справляться с удивлением при виде кусающихся цен.
Все покупки она прятала подальше от Ивана. И когда Михаил однажды спросил ее, делает ли она это из страха перед мужем, Людмила ответила отрицательно, сказав, что попросту хочет прожить последние дни с ним без тех тяжелых и болезненных огорчений, которые предшествуют разводу.
Но в то же время она стала оставлять на столике флаконы с французскими духами и косметические наборы. Иногда она возвращалась домой с букетом цветов, тогда как раньше оставляла их в месте свидания.
– Это от родителей моих учеников. Они богатые люди и любят преподносить дорогие подарки, – ответила она в тот единственный раз, когда Иван спросил, откуда у нее дорогие вещи.
Он промолчал, но подумал, что было бы больше похоже на правду, если бы она ответила не во множественном, а в единственном числе, сказав «от одного из родителей». И предпочел не предаваться сомнениям и страхам и поверить сказанному именно в той форме, в какой это было сказано, не теряя времени на проверку, чувствуя, что если сомнения окажутся верны, то они погубят его.
В отношении Михаила Люда уверилась, что имеет на него право, и даже знала заранее, чем закончится скандал, который рано или поздно разразится между ним и его женой. Он придет к ней разведенный и предложит ей выйти за него.
Но произошло непредвиденное: жена Михаила узнала об его изменах по чистой случайности. В тот день Михаил и Люда обедали вместе. Она первой вышла из ресторана и позвала:
– Миша, где ты там? Давай скорее.
И немедленно обернулась, словно учуяв за спиной запах горелого. В дверях лицом к лицу стояли Михаил и его жена и от неожиданности не могли проговорить ни слова. Люда подумала, что судьба подстроила эту случайность неспроста: дать понять жене Михаила, что ее муж охвачен таким любовным ураганом, который вскоре вырвет его из ее гнезда.
Однако дальнейшее оказалось для Люды большей неожиданностью, чем для жены Михаила. Он притворился, будто видит Люду впервые, и стал смущенно объяснять, что эта дама не с ним. И Люда подтвердила сказанное Михаилом:
– Да‑да, я звала другого.
Михаил понял ее слова как поддержку в попытке замять неловкую ситуацию. Но он ошибался. В тот момент Люда была далека от мысли, как исправить положение и оправдать Михаила в глазах жены. То, что он отказался от нее, притворившись, будто не знает, и назвал »дамой», без имени, из страха перед другой женщиной, задело ее гордость. Ее абсолютно не волновало, что эта женщина – его жена. Более того, в ту минуту она поняла, что ей совершенно невыносима роль соперницы за обладание мужчиной, и уж тем более – соперницы, занимающей слабую позицию. Позицию, позволяющую ему бросить ее и побежать следом за другой, уходившей так, что стук каблуков по асфальту разрывал уличную тишину, словно боевая тревога, предвещающая жестокое сражение.
Этот случай убедил Люду в том, что Михаил боится жены, и ему будет нелегко отказаться от нее.
После месяца разлуки, по настоянию окончательно истосковавшегося Михаила, Люда проявила готовность пойти на уступку и принять положение любовницы. Отчасти она боялась потерять его. Но зато поставила условие, потребовав наделить ее всеми правами жены, то есть обеспечить ей такую же достойную жизнь. Она проявила уступчивость, полагая, что страх Михаила перед женой – это вся правда, между тем как в действительности это составляло лишь половину правды.
Вторую половину Михаил выдавал небольшими дозами во время последующих свиданий, пока не выложил все до конца, и Люде пришлось проглотить горькую истину разом и целиком.
Михаил был готов исполнить любое ее пожелание, если бы только мог. Но дело в том, что делами фирмы заправляет его жена, она ведает всеми доходами и расходами, вплоть до единой копейки. Он же получает деньги только на личные расходы. Более того, за время их связи ему не раз приходилось сочинять разные истории, чтобы объяснить, куда ушли те деньги, которыми он оплачивал свою любовь. Михаил постепенно вводил Люду в курс дела, пока она окончательно не поняла: все, что он мог ей предоставить, он уже преподнес – несколько шмоток, косметику, духи, походы в дорогие рестораны. Он не волен принимать решения. Люда поняла эту истину.
Она долго и внимательно смотрела на него, затем встала.
– Когда мы встретимся в следующий раз? – спросил он, когда Людмила надевала пальто.
– Тебе лучше не ждать, – ответила она ему холодно.
Это было их последнее свидание. Вскоре она забыла Михаила, и без всякого сожаления. Меньше всего на свете ей хотелось быть тайной и бесплатной любовницей трусливого мужчины.
Тот период был вдвойне тяжелым еще и потому, что она потеряла работу в садике. В пылу ложных надежд на Михаила она в последнее время запустила детей и не уделяла им такого внимания, как раньше. И теперь вынуждена была вновь вернуться в угол Ивана, изъеденный молью нищеты, которая пробуждала в ней все большую и большую ненависть к нему.
Поиски другой работы оказались делом нелегким. Она была в отчаянии. Но тут подруга предложила ей украшать сувениры, изготовленные из дерева, рисунками по русским народным мотивам. Люда согласилась, не раздумывая.
За короткое время она не только освоила работу, но стала выполнять ее с большим мастерством. Рисуя цветок на деревянной поделке, Людмила последовательно макала кисть в густые акварельные краски разных тонов и затем всего одним движением кисти выводила яркий цветок. Потом расставляла фигурки по разным углам комнаты для просушки, так что входящему казалось, будто он попал в сувенирный магазин. После этого она сдавала их в специальную торговую фирму и получала деньги, которые хоть и не удовлетворяли ее запросов, но покрывали минимальные потребности.
Однажды Иван срочно вернулся домой за каким‑то листом бумаги с написанным на нем номером телефона. Обычно он носил в кармане кучу бумажек с телефонными номерами, которые частью помнил, частью – нет. В тот день, не найдя нужную записку в кармане, он быстро вернулся домой в надежде, что, возможно, уронил ее случайно дома, когда снимал или натягивал брюки. Он заглянул поверх телевизора, на швейную машину, поискал на тумбочке, подоконнике. И хотя старался двигаться осторожно, чтобы не задеть Людиных сувениров, расставленных везде, все‑таки споткнулся и ударился о шкаф. Шкаф покачнулся, сувениры упали на пол и разбились.
Это был черный день. Люда вскоре вернулась и увидела: ее сувениры, на которые она потратила много времени, разбитые, валялись на полу. Она молча и растерянно глядела вокруг и на Ивана.
– Я возмещу. Я куплю тебе другие вместо них. Пожалуйста, не волнуйся. Я знаю, ты потратила много труда… но клянусь, я не нарочно. Пожалуйста, любовь моя… Все будет хорошо.
Он смущенно просил прощения, но Людмила молчала. Затем наклонилась, пытаясь найти хоть что‑нибудь уцелевшее, но бесполезно: все сувениры были безжалостно испорчены, а фирма не принимала их при наличии даже одной царапины.
Не поднимая глаз, она проговорила:
– Ладно. Собирай свои шмотки и убирайся. Я не хочу жить с тобой.
– Что ты говоришь, Люда?
– Что слышал.
– Ты выгоняешь меня из‑за этой чепухи?
– А ты считаешь себя таким важным, что тебя следует выгонять только по веской причине?
– Я не буду отвечать, потому что понимаю, как ты раздражена.
– Дело не в моем раздражении. Я хочу, чтобы ты немедленно ушел.
– Ну, хорошо. Но ты прекрасно знаешь, что мне некуда идти. Кроме того, эта комната принадлежит нам обоим.
– Тогда уйду я.
– А куда ты пойдешь?
– Я не знаю. Не знаю! – закричала она и внезапно разрыдалась.
Горький плач исходил из глубины сердца, и Людмила не в силах была удержать рыдания.
– Уходи отсюда… Уходи! – требовала она хриплым, но настойчивым голосом.
Ей не хотелось, чтобы он увидел ее слабость и пожалел ее. Она была страшно расстроена, но вместе с тем понимала, что не должна позволить Ивану воспользоваться моментом в своих интересах. Если она превратится в слабую плачущую женщину, то он примет на себя роль сильного мужчины, прижмет к себе ее голову и засыплет иллюзорными обещаниями, которые, как она знает – и как знает он сам, – Иван не в состоянии исполнить. Громко плача, она продолжала кричать:
– Уходи отсюда и не возвращайся!
Но он продолжал стоять на месте, удивленный этим ее приступом, мучаясь и не зная, что предпринять. Неукротимая львица! Даже печаль не могла сломить ее.
Наконец Иван ушел.
Он не приходил домой несколько дней, ночуя у друга. Через Наталью пытался разузнать об обстановке дома, чтобы в случае зеленого света возвратиться немедленно.
Наталья пыталась повлиять на Люду, чтобы та сжалилась над Иваном. Ради этого она поставила свечку перед образом Богородицы. И позвала Людмилу сходить с ней в церковь, уверяя, что Бог обязательно поможет Люде, если она откроет Ему свое сердце и доверится Его воле. Но реакция соседки удивила Наталью. Она рассмеялась, черты лица ее разгладились, и ответила:
– Я научилась не открывать свое сердце кому бы то ни было, а доверяться только тому, кто может подарить мне радость здесь, на этой Земле, а не в каком‑то другом месте, в существовании которого вовсе не уверена.
Но Наталья не засмеялась. Ответ Люды задел ее, и она с горячностью стала приводить доводы в пользу существования Бога.
Разговор вскоре наскучил Люде, тем более что ни она, ни Наталья не обладали достаточными знаниями, чтобы утверждать или опровергать существование Бога.
– А теперь скажи мне, как у него дела? – спросила Люда без особого интереса.
– Ты имеешь в виду Ивана?
– А кого же еще?
– Бедняжка! Терпеливо ждет прощения.
И хотя Люда ничего не ответила, Наталья поняла намек и при первой возможности передала его Ивану.
Он вернулся немедленно. Случилось это на пятый день. Он пришел с букетом цветов, но ему не удалось купить им улыбку и прощение Люды. Она лишь изъявила согласие на то, чтобы Иван ночевал дома:
– Но только на том диване, а не рядом со мной на кровати.
Иван думал, что это – дело временное, и она в действительности все еще любит его, и что придет день, когда жена примет и простит его. Но правда была намного хуже, чем он предполагал. Людмила начала серьезно подумывать о том, чтобы положить конец их отношениям. Конец, который не должен быть трагическим или печальным. Она терпеть не могла похоронных сцен.
Наталья
Когда Наталья впервые оказалась в церкви, то долго стояла перед образом Пречистой Девы, крестилась и тихо молилась, прося прощения:
– Господи, прости меня! Мне трудно было увидеть Тебя раньше, когда я пребывала в слепоте и неведении и думала, что правда то, чему верят остальные. Я глупо повторяла сказанное ими и жила только сегодняшним днем.
И хотя Наталья сожалела о своем прошлом, прожитом вдали от Бога, она вспоминала его как «доброе время», или «время любви», как называла его иногда с ностальгией в голосе. Той любви, которая однажды улетела на юг, словно перелетная птица, и больше не вернулась.
В грустные одинокие вечера ее охватывали воспоминания о прошлом, окрашенные теплым дыханием моря в лунную ночь, тяжелыми приливами и отливами за окном, и образом ее самой, задыхающейся в объятиях мужчины, опьяневшей от его горячих поцелуев.
Помимо ее воли все любовные истории, пережитые Натальей когда‑либо, навечно связались с летом и югом, так как единственным местом, где она пережила любовные романы, было побережье Черного моря. Там Наташа с молодости привыкла проводить отпуск.
Иногда она ездила туда за свой счет. Вдвоем с подругой они снимали комнату недалеко от берега и проводили целые дни на пляже, плавая, загорая и охотясь на одиноких мужчин. Когда выдавалась возможность отдохнуть по бесплатной путевке с гарантированным питанием, Наталья посвящала все свое время любовным похождениям.
Бывало, приключения начинались в самом начале путешествия на юг. Первая такая история приключилась с ней, когда она решила побаловать себя поездкой в Сочи на «Красной звезде».
Войдя в купе, где предстояло провести двое суток, Наталья обнаружила, что ее спутник – симпатичный молодой парень. Он сидел на противоположной койке, но, увидев ее, немедленно поднялся и помог поднять чемодан на полку. Чуть позднее угостил ее кофе. Молодой человек вел себя очень вежливо и был интересным собеседником.
Она заключила, что он либо порядочный юноша, либо пытается познакомиться с ней поближе. По своему опыту Наталья знала, что мужчины редко уделяют внимание женщине из соображений простой вежливости, а делают это, преследуя исключительно какие‑то свои, тайные намерения. Если бы она не вызвала у него интерес или любопытство, он продолжал бы читать книгу, которую держал в руках. Или проявил бы недовольство, попроси она помочь поднять чемодан. В любом случае, она была не против – и даже предпочла бы – чтобы спутник преследовал свою цель.
Случилось так, как она ожидала. Едва поезд тронулся, юноша поднялся и сел рядом с ней, мотивируя это тем, что от шума поезда стал плохо ее слышать.
В действительности это был намек, так сказать, разведывательный маневр. Наталья быстро обо всем догадалась и, в свою очередь, дала понять, что не возражает. Он стал заигрывать. Не прошло и часа, как они начали раздеваться, обмениваясь поцелуями и смеясь, когда от покачивания поезда поцелуй улетал в воздух или попадал мимо губ. Поезд мчался вперед, преодолевая расстояние, издавая прерывистое шипение, и рельсы непрерывно звякали под колесами, словно под грузом двух разгоряченных тел.
Его звали Михаил. Он был старше ее на четыре года и не женат, то есть отвечал всем требованиям потенциального мужа. Они провели вместе месяц, не расставаясь ни на минуту, и Наталья была уверена, что ее одинокая жизнь ушла безвозвратно. Однако вскоре, вернувшись в Ленинград, она убедилась в своей ошибке. Все, что Михаил сообщил о себе, оказалось ложью: от номера телефона, которого просто не существовало, до домашнего адреса и места работы.
А Сергей, с которым она познакомилась другим летом, принципиально отказался сообщить ей что‑либо о себе, заявив с самого начала, что он женат, любит жену и не собирается с ней расставаться. Наталья согласилась провести с ним лето, но в итоге влюбилась в него и в последнюю ночь перед расставанием горько плакала. Она умоляла его продолжать встречаться с ней хотя бы раз в месяц. Сергей утверждал, что живет далеко от Ленинграда, но, несмотря на это, она дала ему свой адрес, номера домашнего и рабочего телефонов. Месяцами ее сердце подпрыгивало каждый раз, когда раздавался телефонный звонок или кто‑то звонил в дверь квартиры.
Потом был Алексей, и Наталье казалось, что с ним дело пойдет по‑другому. Их встреча отличалась от всех предыдущих и была случайной. В тот день Наталья поранила ногу, наступив в воде на острый камень, и в замешательстве чуть не утонула. Алексей тогда быстро поспешил ей на помощь. «Это он», – подумала Наташа, когда спаситель понес ее на руках. Отношения между ними складывались естественно, сами собой. Ни он, ни она не пытались торопить события. Первые три дня Алексей оставался рядом с ней, как друг, проявляя большую заботу о пораненной ноге. Но на четвертый день он запечатлел на этой ноге первый любовный поцелуй. Затем начал ласкать губами все тело Натальи, и оно окончательно растаяло, когда новый знакомый достиг губами ее губ.
Алексей был из Краснодара. И был женат. Уже стоя на перроне в ожидании поездов, которые собирались развезти влюбленных в разных направлениях, Алексей признался Наталье в любви после горячего поцелуя, который она позднее будет считать прощальным. Они обменялись адресами и номерами телефонов. И поскольку он не мог принять ее у себя в Краснодаре, то они договорились, что Алексей будет приезжать в Ленинград.
Но Алексей ни разу не навестил ее, хотя несколько раз приезжал в Ленинград по каким‑то делам и охотно ночевал бы у Натальи и проводил с ней свободное время. Только случилось непредвиденное: в первый приезд Алексея ограбили, у него украли бумажник, в котором, кроме денег, находился маленький блокнот с адресом Натальи и ее номерами телефонов.
Во второй раз – уже после того, как она позвонила ему и вновь дала телефонные номера и адрес – он решил сделать ей сюрприз: приехал без предупреждения специально для того, чтобы провести вместе целый день. Но ее не оказалось дома. В тот день исполнялось пять лет со дня смерти Натальиной матери, и она потратила половину дня на поездку на кладбище. Оставшуюся половину дня Наталья провела у подруги.
После того случая Наташа задумалась о том, что, наверное, высшие силы препятствуют их повторной встрече. И то, что Алексей не пытался более встретиться с ней, еще сильней укрепило эти догадки.
В памяти ее хранилось много имен. Может быть, имена всех без исключения, с кем ей довелось стать близкой. Она сберегла их наподобие далеких звезд, ни одна из которых так и не упала ей в руки, не погасла, но и не осветила мрак ее дней. И все же Наталья помнила все имена, смахивая с них пыль, едва они начинали покрываться паутиной забвения. Эти воспоминания были единственным богатством в ее жизни. Богатством, которое, как она сама понимала, нельзя растратить или разменять – нигде и никогда.
Несмотря на постоянные неудачи, Наталью не оставляла мечта когда‑нибудь вернуться с моря в компании мужчины, который поведет ее в загс, или хотя бы сделает постоянной любовницей.
Этот мужчина так никогда и не появился.
И когда свет надежды понемногу угас, Наталья стала понимать, что любовные истории на берегах Черного моря – в сущности лишь мимолетные приключения женщины, в порыве жажды припадавшей к первому попавшемуся источнику любви, и мужчин, искавших дешевых легких связей и супружеских измен, о которых они забывали на второй день разлуки.