По соседству с женской гимназией находилась мужская. Ее директора, известного поэта Иннокентия Анненского, Анна хорошо знала. Случайно прочитав пометки Анненского, сделанные им на полях своего сборника стихов, начинающая поэтесса была поражена тому, как поэт может быть беспощаден к самому себе.
Такую безжалостность к собственной поэзии Аня позже переняла именно от Анненского, зорко рассмотрев за ней большую, настоящую требовательность творца, подлинную ответственность поэта за каждую свою стоку, каждую написанную фразу. Анна называла Анненского своим первым учителем.
Анна хорошо училась и так быстро в совершенстве выучила итальянский язык, что смогла читать в подлиннике Данте. Его книги навсегда заняли свое место в ее библиотеке рядом с Пушкиным.
Годы, проведенные в Царском Селе, конечно, не прошли бесследно. Позже Ахматова напишет цикл стихотворений о Царском Селе, героем которого стал курчавый отрок, олицетворяющий собой Золотой век русской поэзии.
Но это позже. А пока в жизни 14-летней Ани еще до переезда на юг произошло одно очень важное событие: в нее влюбился юноша на три года старше, из седьмого класса мужской гимназии. Его звали Николай Гумилев. Увидев, как красиво плавает в Царскосельской купальне тонкая и гибкая девушка, похожая на сказочную наяду, он сразу потерял голову. Для Ани же присутствие рядом не очень красивого и долговязого подростка, пишущего стихи и пытающегося ухаживать, интересно, ново, любопытно, но не более того.
Поначалу Николай Гумилев не вызвал в Ане ответного чувства. Однако он считался лучшим женихом Царского Села, и его влюбленность ей льстила.
Пять лет он упорно, страстно за ней ухаживал. После нескольких отказов Анны выйти за него замуж, поэт решил свести счеты с жизнью. К счастью, неудачно. Только после его попытки самоубийства Анна согласилась на брак.
25 апреля 1910 года Николай Гумилев и Анна Горенко обвенчались в Никольской церкви под Киевом. Отныне в русской поэзии эти два имени - только не Горенко, а Ахматова - будут всегда стоять рядом.
Родственники Анны на венчание не явились - они возражали против этого брака. Их неприятию была причина: несмотря на непроходящую страсть и безоглядную влюбленность Николая, Анна по-прежнему оставалась прохладной и сдержанной. Может ли быть счастливое будущее у подобного союза?
Ко времени венчания Гумилев стал уже известным поэтом, выпустил три книги стихов и в литературных салонах тех лет воспринимался как признанный мэтр.
Именно он наметанным глазом выбрал из многих написанных Ахматовой стихотворений самые лучшие, которые и составили ее первый сборник - «Вечер», увидевший свет в 1912 году. Сборник был издан маленьким тиражом - в 300 экземпляров. Но все 300 книг разошлись моментально. Молодая поэтесса прославила себя не какими - то сверхновациями. Людей привлекало в стихах Ахматовой то, что о любви заговорила Она, а не Он. Ахматовой стали пророчить славу русской Сапфо.
Анна и Амедео
Отношения Ахматовой и Модильяни завораживают уже потому, что они были краткими, как эпизод, но яркими, как история.
В 1910 году молодожены отправились на месяц в Париж... Там Анна встретила молодого еврейского юношу, совсем недавно приехавшего из Италии, меняющего адреса как перчатки Скромный итальянский художник просит разрешения ее нарисовать - почему бы нет?
В тот приезд она видела его всего несколько раз. Тем не менее всю зиму Дэдо писал ей. Роман сохранился не только в памятных портретах, но и в длинных письмах, написанных ей Модильяни. Переписку они вели на французском, который с самых юных лет Анна знала в совершенстве. Только адрес своей любимой художник, не знавший русских букв, очень красиво вырисовывал на конверте по - русски.
«Вы во мне как наваждение», - летело из Парижа в Россию. Он постоянно восхищался ее способностью угадывать мысли и видеть чужие сны: «О, это умеете только вы», - удивлялся Модильяни. Хотя ничего неожиданного для самой Анны в этой «передаче мыслей» не было - все, кто знал ее, давно привыкли к этому.
Уже в ту первую поездку-встречу двадцатилетняя Ахматова понимала, что для Модильяни она была просто чужой, не очень понятной женщиной, иностранкой. Да и сама она не знала его совершенно, видела лишь одну сторону его души - «сияющую». В реальности же уже тогда Модильяни становился героем легенды о гении, раскрывшемся благодаря наркотикам. Это было правдой лишь отчасти: он никогда не писал в состоянии наркотического опьянения, но на его хрупкую нервную систему оно оказывало быстрое и необратимое действие. Однако Дэдо продолжал творить - вопреки туберкулезу, пьянству, нищете.
Они встретились снова в 1911 году во время поездки русской делегации во Францию. Тот же Париж, но другой Модильяни. Он весь потемнел и осунулся, но глаза с золотыми искрами говорили ей, что этот человек по-прежнему не похож ни на кого на свете. Его голос как-то навсегда осядет в памяти. Как художник он также не имел никакого признания, а беден был так, что им приходилось сидеть в Люксембургском саду на скамейке, а не на платных стульях, как было принято. Но Амедео никогда не жаловался ей - нужда и непризнание были тем мраком, сквозь который в нем искрилось «все божественное», как потом напишет Анна. Только один раз Дэдо вспомнил одну из парижских зим, когда ему было так плохо, что он «не мог думать о самом ему дорогом».
Ахматова отмечала про себя, что он никогда не рассказывал о предыдущих влюбленностях. Вообще Амедео почти не говорил с ней о земном. «Очевидной» подруги жизни у него тогда не было. Были музы-натурщицы, но они были всегда, бесчисленные «кики» и «малышки».
Он запомнился ей помешанным на искусстве Египта, влюбленным в египетский подвал Лувра («все остальное можешь даже не смотреть...»). Ему нравилось рисовать ее головку в убранстве египетских цариц и танцовщиц. Он говорил Ахматовой, перебирающей тонкими пальцами свои африканские бусы: «Украшения должны быть дикарскими...» Модильяни был нежен и заботлив с ней.
Что притягивало Анну к Модильяни? То, что он видел все не так, как остальные. Однажды ее поразило, что Дэдо нашел красивым одного заведомо некрасивого человека, причем очень настаивал на этом. «Моды» - слова, которым дышал весь Париж, для него не существовало. По поводу Венеры Милосской говорил, что «прекрасно сложенные женщины, которых стоит лепить и писать, всегда кажутся неуклюжими в платьях».
Тем летом в Париже часто шли теплые дожди, и Модильяни ходил с огромным, очень старым черным зонтом, под которым они часами сидели в Люксембургском саду. В два голоса читали Верлена, которого оба знали наизусть, радовались, что помнили одни и те же четверостишия. Рядом стоял сонный старый дворец в итальянском вкусе.
Модильяни водил Анну смотреть старый Париж за Пантеоном, как «положено», - ночью при луне. Именно он подарил ей «настоящий» Париж, в котором они однажды заблудились... Он любил бродить по ночному Парижу. Она знала это, иногда подходила к жалюзи и наблюдала за его тенью под своими окнами. Возможно, все это ей только снилось.
Моди был в душе ребенком, и ни гашиш, ни алкоголь, ни тяжелое подкашливание не вытравили в нем наивно-трагической романтики. Как-то Ахматова зашла за ним, в мастерской никого не было, но окно над воротами было открыто. Анна держала в руках охапку красных роз, которую по какому-то нелепому вдохновению начала бросать в мастерскую через окно. Не дождавшись Дэдо, она ушла. Когда они встретились, он спросил, как она попала в комнату. Ахматова объяснила, что не заходила внутрь, но Моди был по-прежнему удивлен и зачарован: «Не может быть - они так красиво лежали...»
Моди рисовал ее у себя дома и просил, чтобы эти портреты она повесила в своей комнате в России. Они погибли в первые годы революции, из шестнадцати уцелел лишь один.
Через семь лет после этой поездки Анна упомянет в разговоре с мужем имя Модильяни, тот назовет его «пьяным чудовищем» или чем-то в этом роде. Им обоим (и Гумилеву, и Амедео) тогда оставалось жить примерно по три года.
Советский нэп Ахматовой запомнился маленьким некрологом во французском художественном журнале, в котором Модильяни называли великим художником XX века. Он умер в возрасте 35 лет, через девять лет после их последней встречи. Его любимая жена на следующее утро выбросилась с 6-го этажа. Маленькая дочка выросла и написала биографию отца в которой фигурировало не только имя ее матери Жанны Эбютерн, но и множество «кики». Об Анне в ней не было ни слова.
Впрочем, «Анна и Амедео» - это не столько история любви, сколько лишь эпизод из жизни двух людей, обугленных дыханием искусства. Позже Ахматова отметила, что ей удалось понять одну существенную вещь. «...Все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни: его - очень короткой, моей - очень длинной».
Гумилев и Гумильвица
Николай Гумилев ввел молодую жену в петербургские литературные салоны, и их сразу начали называть - «Гумилев и Гумильвица». Брак продолжал казаться странным и не одобрядся даже в салонах.
Незадолго до свадьбы Гумилев совершил путешествие в Африку, в те годы еще очень дикую, населенную древними экзотическими племенами и полную опасностей. Он привез с собой целый саквояж новых стихов, навеянных впечатлениями от путешествия. И все почему-то думали, что он заодно привезет с собой из африканских песков чернокожую жену или какую-нибудь прекрасную белозубую мулатку. Как романтично и необыкновенно! Как характерно для поэта!
Но он, к всеобщему разочарованию, женился на обыкновенной русской барышне. То, что его жена тоже писала стихи, в расчет не принималось. Мало кто видел в неулыбчивой сероглазой женщине с бледным аскетическим лицом поэта. В противоположность мужу, всюду принимаемому радушно, по-свойски, она в те годы была замкнутой и сторонилась светского общества.
Уезжая в Африку, Николай попросил невесту ждать его возвращения, никуда не выходя из дома. И сначала она честно выполняла свое странное и довольно непростое для молодой девушки обещание. А потом решила, что один день ничего не изменит и как-то раз допоздна засидевшись у подруги, решила у нее переночевать.
Надо же такому случиться, что именно в этот день Гумилев вернулся! И, узнав, что Анна не ночевала дома, произнес скорбные слова о женской душе, не сдерживающей обещания. Многим свидетелям случившегося в том происшествии виделось что-то мистическое и колдовское. Они оба были плохо готовы к семейной жизни с ее неурядицами и трудностями, но Николай надеялся на обоюдную любовь к стихам - это то, что крепко будет их соединять в дальнейшем.
Все больше и больше отвыкала молодая поэтесса от светских устоев, преподанных ей в Царском Селе, все непонятнее себя вела. Гумилеву - мужчине - прощали странности, присущие ему как поэту. Но Ахматовой - женщине - свет не прощал ничего! И вскоре за ней закрепилась не слишком лестная слава своевольной, непредсказуемой дикарки.
Поговаривали, что Ахматову связывали любовные отношения с танцовщицей Ольгой Глебовой-Судейкиной. Позже, в 1924 году Судейкина покинула Россию. Умерла она в Париже в 1945 году, а Ахматова, не зная о ее смерти во втором посвящении к «Поэме без героя» обращалась к ней, как «миновавшей Лету».
Забегая вперед, можно отметить, что другими близкими женщинами Ахматовой были балерина Татьяна Вечеслова, поэтесса Наталья Грушко, актриса Фаина Раневская. Ахматова встретилась с Раневской в эвакуации. Та называла ее «моя мадам Ламбаль».
Даже родня не одобряла ее поведения. А Анна щеголяла то в экстравагантных парижских платьях, то в ситцевом сарафане, купалась голышом. Все это не вязалось с обликом светской дамы и матери семейства. К тому времени у Гумилева и Ахматовой уже родился сын Лев, но воспитывался он у бабушки - матери Николая.
В 1914 году был опубликован второй сборник Ахматовой «Четки». В то время о ней стали говорить как о поэте, принадлежащем к литературной группировке акмеистов
(от греческого «акме» - расцвет), которую возглавлял сам Николай Гумилев.
В том же году, в июне, восьмилетний союз Анны и Николая распался.
Не так давно накладывающий на себя руки из-за холодности Анны Гумилев уже имеет ребенка от другой женщины и просит Анну о разводе. Да и у Ахматовой за последнее время были серьезные увлечения.
Супруги расстались, и Гумилев ушел вольноопределяющимся на фронт Первой мировой. Но теплые дружеские отношения между двумя поэтическими талантами сохранились на оставшуюся жизнь.
«Я была с моим народом…»
Предреволюционное время совпало у Ахматовой с первым пиком ее славы. Но в то же время ее уже тревожило предчувствие будущих пожизненных скитаний. Она переехала в Петроград, потому что не могла больше жить в доме Гумилевых.
А вскоре в России произошел переворот 1917 года. Октябрьская революция заставила многие умы и таланты России уехать, или, скорее, бежать за границу. Многие, против собственной воли, были туда высланы. Однако немало и осталось. Не желающие уезжать понимали, что кто-то должен остаться на родине и работать ради сохранения и спасения культуры России, несмотря на свое несогласие с властью большевиков и неприятие всего происходящего. К таким людям относилась и Ахматова.
В 1917 году вышла ее книга «Белая стая». Во внешнем облике Анны появилось что-то монашеское. В ее строгом благородном лице сказывалась аристократическая кровь многих поколений ее предков. И даже годы светской жизни, когда она, с легкой руки своего мужа, просиживала ночи напролет в кабаре, не сделали из нее бражницу.
Имя поэтессы звучало в народе наравне с нашумевшим в революционные годы именем «горлана-главаря». Говорили, что все теперь пишут или как Маяковский, или как Ахматова. При этом два поэтических дарования, способные спорить между собой, были совершенно различны и представляли два совершенно разных литературных пути.
«Мне нужна жена, а не поэт, витающий в эмпиреях»
После официального развода с Николаем Гумилевым Анна вышла замуж за историка Владимира Шилейко. Она пришла к нему буквально с улицы, имея в своем гардеробе всего два платья.
Проведя вместе тяжелую осень 1918 года в Москве, супруги переехали в Петербург и поселились в Шереметьевском дворце, в той части здания, где раньше были помещения для прислуги.
Страшная бедность, теснота, тяжкое окружение сварливых соседей. Правда, комната супругам досталась большая, но ее трудно было протопить.
1918 год. В стране голод и разруха. В 1919-м стало еще хуже, в доме холодно и голодно. У Анны началась цинга, у мужа - туберкулез.
Шилейко - видный ученый, специалист по древним культурам Востока, в семейной жизни оказался обычным диктатором и эгоистом. Он бросал рукописи жены в печку, требовал прекратить сочинительство и хотел, чтобы она беспрекословно подчинялась его воле. К тому же он был дико ревнив и чуть ли не запирал Анну на замок.
И все же Ахматова чувствовала благодарность к Шилейко за то, что он приютил ее, потерявшую в результате личных и исторических перипетий собственный дом. Выходя за него, Анна понимала, что ее ждет, но воспринимала жизнь, как крест, доставшийся ей на долю в наказание за бурную разгульную юность. И все эти страдания, по ее мнению, теперь должны очистить душу.
Анна Андреевна действительно на время отказалась от сочинения стихов и, следуя примеру мужа, занялась наукой, только не восточной культурой, а литературоведением. Если Шилейко исследовал связь античной поэзии с древним Востоком, то Ахматова - связь античной поэзии с творчеством Николая Гумилева.
Анна, никогда не отличавшаяся способностями и любовью к ведению домашнего хозяйства, теперь умела и шить, и готовить. В конце концов, она настолько освоилась в доме, что вскоре уже не она нуждалась в заботах мужа, а наоборот - муж в ее опеке.
Впоследствии Анна Андреевна вспоминала об этом браке как о печальном недоразумении, но зла на Шилейко не держала и с юмором рассказывала о годах, проведенных под одной крышей с ним.
Но самый «интересный» момент в их совместной жизни произошел в день их расставания.
В те годы, чтобы зарегистрировать супружеские отношения, надо было пойти в домоуправление и сделать запись в домовой книге. Когда Анна вселилась в дом Шилейко, он сказал, что сам пойдет к управдому, чтобы сделать соответствующие отметки и записи. Через несколько дней после переезда Ахматовой Владимир сообщил ей, что их брак узаконен, как положено. Естественно, поэтессе не пришло в голову это проверить. Но когда брак распался, Ахматова сама пошла в домоуправление, чтобы собственноручно оформить развод. Дату «регистрации» их брака она помнила очень хорошо. Но, заглянув в книгу, к большому своему удивлению, не обнаружила ни малейших сведений о заключенном браке. Супруги никогда не были зарегистрированы.
«Непролетарский» поэт
1921 год был очень тяжелым в жизни Анны Андреевны - арестовали ее бывшего мужа и друга Николая Гумилева. Вскоре его расстреляли по обвинению в причастности к заговору, который готовился в то время против правительства большевиков. Позже выяснилось, что обвинение было ложным. Гумилев в заговоре не участвовал, но, зная, что таковой готовится, не сообщил о нем властям. За что и был расстрелян.
В этом же году умер Александр Блок - поэт, с которым у Анны Ахматовой сложились в высшей степени романтические отношения. Когда Ахматову спрашивали, был ли между ними роман, она всегда отвечала, что нет, не было. Однако Блок посвящал ей стихи, а умирая, вспоминал о ней.
На похоронах Гумилева почти никто не замечал хорошенькую несчастную вдову поэта Анну Энгельгардт, но все обращали внимание на Анну Ахматову, скорбно стоящую в стороне. Возник даже неверных слух, что вскоре после смерти Николая и сама Ахматова умерла. В Симферополе даже состоялся вечер ее памяти. Но Анна Ахматова жила и снова творила.
В 1924 году с нападок критиков «за безыдейность» началась настоящая травля Ахматовой. И вскоре ее исключили из Всероссийского союза писателей как «непролетарского» поэта.Но к тому времени уже успели выйти в свет еще две ее книги - «Подорожник» и «Anno Domini», были переизданы предшествующие сборники, успешно проходили творческие вечера.
Теперь, после идеологических «проработок», ее не публиковали и отлучили от общественной жизни. Почему же поэзию Анны Ахматовой столь быстро предали забвению, а сама поэтесса стала одиозной личностью в глазах государственных чиновников? Этому способствовала тональность ее стихов: глубоко личных, интимных, проникающих в душу и написанных душой.
Действительно, пролетарские поэты, следовавшие идеологии тех лет, писали только о строительстве новых заводов и могуществе революции, а читатель, не находя поэтического отзвука своим настроениям и чувствам, тосковал по подлинной лирике. Чьи же еще стихи, кроме ахматовских, могли в те годы стать по-настоящему необходимыми? Где еще можно было найти столь глубоко личное чтение?
Ахматовой в литературе принадлежит именно ей предназначенное место. Она создала антологию любви, поэтому-то молодые пролетарки и читали волшебные строки Ахматовой.
«Пунические войны»
В жизни Анны Андреевны наступил период страшной отчаянной нищеты. Три года она скиталась из дома в дом, не имея постоянного крова над головой. Затем, наконец, вышла замуж за искусствоведа Николая Пунина и переехала к нему.
Но, даже мыкаясь по чужим домам, надевая драные ботинки, Ахматова сохраняла в своем лице все ту же строгость и неординарность, за которую ее уважали. Всегда и со всеми она держалась просто и на равных.
Анна Андреевна была искренне влюблена в Пунина. Но хотя их вкусы во многом совпадали, это были совершенно разные характеры. Обладая практичным умом, Николай не сразу впустил Ахматову под свое крыло. Обменять квартиру было трудно, и Анне пришлось жить с бывшей женой Пунина, тоже, кстати, Анной, и маленькой дочерью Пуниных. Обитали в разных комнатах, но бюджет все равно был общий, и Ахматовой приходилось нянчиться с ребенком.
Вскоре к ним приехал и сын Ахматовой Лева. Но Пунин не любил Льва и, как остроумно говорила Анна, начинал при виде его «пунические войны»
В 1930 году Ахматова решила расторгнуть отношения с Пуниным, поскольку у нее появилась возможность жить в отдельной собственной комнате. Но Николай упрашивал ее не уходить, говорил, что для него это - вопрос жизни и смерти.
«Реквием» - поэма-молитва за погибших людей
А потом случилось страшное - арестовали вначале сына Леву, а потом - и Пунина. Ахматова нашла в себе смелость написать письмо самому Сталину, в котором просила освободить обоих. Как ни странно, но письмо ее нашло отклик, и уже на следующий день и сын, и муж были выпущены на свободу. Но радоваться пришлось недолго. В 1938 году Льва, уже студента университета, снова заключили в тюрьму, и никакие письма и просьбы уже не помогали.
В это время Анна Ахматова прекратила отношения с Пуниным как с мужем, хотя все еще вынуждена была жить с ним в одной квартире. Ее полностью поглотила участь сына. Почти полтора года она ждала его, снова набираясь того тихого, но могучего внутреннего мужества, которое обрела за голы страданий.
И она пишет свой великий «Реквием» - поэму-молитву за погибших людей. О том, чтобы его напечатать, и думать было страшно, но в списках стихи в строгой тайне расходились между верными, понимающими людьми. Все знали: в руках того, кто читает в рукописи «Реквием», в этом момент находилась жизнь поэта.
В «Реквиеме» глубоко личная интонация поэтического мира Ахматовой выходит на другой уровень. Накал остается прежним, но теперь уже с пронзительным чувством звучит не только лирический голос поэтессы, но и голос русского народа, голос погибших и репрессированных античеловеческим режимом.
Оставшись в одиночестве (развод с Пуниным, в конце концов, состоялся), Анна Ахматова переехала в маленькую каморку, в которой умещались только кровать и шкафчик со сломанной дверцей. В шкафчике хранились передачи, которые Анна Андреевна носила Леве в тюрьму.
Ситуация усугублялась и тем, что она сама жила под страхом ареста, понимая, что не является для властей человеком благонадежным. Первый муж расстрелян, сын - в заключении - все это могли ей «зачесть». Кроме того, 14 лет - с 1925 по 1939 год - не публиковали ее произведений. Для поэта это подобно смерти!
Но и тут Ахматова не сдавалась. Она много переводила с самых разных языков, привнося в переводы собственную творческую неповторимость. Решив, по собственному признанию, прочитать Шекспира в подлиннике, она выучила английский. И прочитала! А в бессонные ночи грозных 30-х годов, когда вся страна прислушивалась к шагам на лестнице и подолгу не ложилась спать вместе со страдающим бессонницей «отцом народов», Ахматова познакомилась с подлинным творчеством многих английских и американских поэтов. Английская литература повлияла на ее собственное творчество.
1939 год принес неожиданные перемены. В феврале, вручая ордена отличившимся писателям, Сталин вдруг спросил, почему в списке нет Ахматовой.
Существует версия, что дочь Сталина Светлана увлекалась творчеством Ахматовой и переписывала ее строки в тетрадку. Сталин же, увидев тетрадь, поинтересовался, отчего эти стихи не опубликованы. Возможно, тетрадка Светланы и повлияла на дальнейшую судьбу Ахматовой.
Одного слова вождя, разумеется, оказалось более, чем достаточно, чтобы ее стихи снова стали появляться в печати. К тому же Александра Коллонтай, революционерка в прошлом и советский политический деятель, активно защищала творчество поэтессы, утверждая, что ее стихи нужны советскому читателю.
Новую книгу Ахматовой даже попытались выдвинуть на Сталинскую премию, но этому активно противодействовал Жданов.
Счастливый период закончился. Ахматовой не удалось даже получить долгожданное жилье, но она смирилась с этим, находя огромную радость в возможности общения с читателем.
Война и официальное признание
Анна Андреевна никогда не оставалась в стороне от бед своего народа. Как все русские люди в те годы, близко к сердцу приняла она новое бедствие, обрушившееся на страну, - войну с немецким фашизмом.
Она не покинула Ленинград. И полная решимости внести свой вклад в общее дело борьбы с врагом, несла дежурство на крыше как боец противовоздушной обороны. После нескольких месяцев жизни в блокадном Ленинграле Ахматову (по личному распоряжению Сталина) все же эвакуировали в Ташкент.
Истощенный организм давал о себе знать. В тяжелые предвоенные годы, как ни парадоксально, было некогда болеть, а теперь болезни начали наступать одна за другой, и вскоре Анна попала в местную больницу с брюшным тифом. Ее положили в палату, где не был ни одной лампочки. Но неожиданно явился завхоз и специально вкрутил лампочку над ее кроватью.
К Ахматовой пришла слава. Стали донимать поклонники, и, чтобы они не мешали, приходилось вывешивать на двери табличку «Работаю». Но эта бумажка тут же исчезала - ведь это был автограф поэта!
В Ташкенте Ахматова жила в маленькой комнатке без всяких удобства. Еды не хватало, вокруг шел постоянный ремонт, спать приходилось без постельного белья. Из-за того, что все время выключали воду, стирать одежду можно было только у колодца во дворе. Как только сняли блокаду Ленинграда, она сразу же вернулась назад.
Сын Лев Гумилев из концлагеря ушел добровольцем на фронт и теперь тоже вернулся в Ленинград. Анне Андреевне удалось выхлопотать две комнаты - для себя и для сына. Но жить снова пришлось в опостылевшей пунинской квартире.
Правда, Ахматова стала лучше себя чувствовать, даже пополнела. Но ходить стала медленно, с одышкой. Ее к этому времени признали официально и величали «первоклассным советским поэтом».
И снова опала…
Но только до той поры, пока не появилось постановление ЦК ВКП (б) от 14 августа, обнародованное в газетах, которое касалось публикаций Михаила Зощенко и Анны Ахматовой в журналах «Звезда» и «Ленинград».
Зощенко был всенародно назван литературным хулиганом, а Ахматова – «литературной блудницей, сочетающей в себе распутство и монашество». Сложно было сказать, почему показательной жертвой сделали Ахматову. Ходили слухи о том, что «холодная война» с Англией в те годы началась потому, что оксфордский профессор Исайя Берлин, изучающий русскую литературу и посетивший квартиру Ахматовой, направил к ней иностранную делегацию с предложением уехать за границу.
Исайя Берлин действительно встречался с поэтессой, приезжая в Россию на несколько месяцев в качестве советника посольства. О нем Анна Андреевна говорила всегда весело, но в то же время с уважением, называла его то «сэром», то «лордом», подчеркивая дарованный ему королем Англии дворянский титул. Она считала его очень интересным собеседником и большим книгочеем.
Всем было известно, что вождь не любил чужой славы, а Зощенко и Ахматова в те годы стали очень популярными писателями. Вдобавок они имели дворянское происхождение. Все это становилось крайне опасным. Ахматову вторично исключили из Союза писателей.
Она очень тяжело переживала новую опалу, находясь на грани безумия. А у Зощенко началось настоящее психиатрическое расстройство. Анну Ахматову лишили даже продуктовых карточек, но добрые люди, почитавшие ее талант, присылали ей свои карточки по почте. За квартирой Ахматовой установили постоянную слежку. Здоровье поэтессы стало стремительно ухудшаться. Помимо тяжелого невроза постоянно белело сердце, никак не проходил фурункулез. Организму нужны были витамины, и снова нашлись люди, анонимно присылающие ей в подарок фрукты.
В это время Ахматова писала не больше одного стихотворения в год.
В 1949 году в третий раз арестовали ее сына. Это стало последней каплей, сломившей стойкость Анны. Она села за стол и написала цикл стихов, посвященных Сталину. В общем, это был набор штампов газетной «поэзии» тех страшных лет, но светилась слабая надежда, что всемогущий вождь смилуется.
В 1949-м опять арестовали Пунина, через три года он умер в лагере и его похоронили там же на братском кладбище заключенных. Однако Сталин действительно немного «смиловался» - Анну Андреевну восстановили в Союзе писателей, разрешили заниматься переводами. Но ко Льву Гумилеву, вина которого состояла только в том, что он был сыном контрреволюционера, снисхождения не было. Он получил еще 10 лет заключения.
Быт Ахматовой так и не наладился - теперь большую часть дома, в котором она жила, занимал Институт Арктики и Антарктики, и в свою маленькую комнату она попадала по специальному пропуску.
Хрущевская оттепель
Правда, плохие времена имеют обыкновение не только начинаться, но и заканчиваться. После смерти Сталина Ахматовой сразу же стало легче дышать. Она получила новую хорошую квартиру. Запрет на публикации был снят, хотя «Реквием» не был напечатан даже в годы хрущевской оттепели.
Стихи поэтессы много издавали. Она участвовала в почетных церемониях, выезжала за границу, где англичанин Берлин широко пропагандировал ее творчество. В Англии, в Оксфорде, она получила диплом доктора, оттуда же ей прислали горностаевую мантию в качестве почетной награды, а в Италии она получила титул королевы поэзии и премию «Этна - Таормина». Приглашение в Италию было вершиной ее признания не только в России, но и во всем мире.
Так дважды в жизни Ахматова (впервые - в 21 год, и в старости) побывала за границей.В молодости поездка в Европу откликнулась долгим прекрасным эхом романтических отношений с мужчинами, экзотикой и постижением огромного мира.
В конце жизни Ахматова ехала за границу, чтобы непосредственно приобщиться к зарубежной культуре и поближе познакомиться с русскими эмигрантами.
В пожилом возрасте в облике Анны Андреевны появилось что-то поистине королевское, царственное, величественное. Ее внешность сравнивали с внешностью Екатерины Второй.
Когда Ахматовой было уже за 70, она отказалась от своей знаменитой некогда челки. Поседевшие волосы зачесывала назад, собирая в пучок. Они открыли ее высокий лоб. Поэтесса сильно поправилась и двигалась медленно, обретя степенность и солидность. Теперь у нее был хороший заработок, она снова не занималась хозяйством, наняв домработницу.