Народные выступления в эпоху Токугава

Токугавский режим сложился окончательно при третьем сё- гуне Токугава Иемицу (1623-1651), около середины XVII сто­летия. Несмотря на в основном реакционный характер току- гавских порядков, вплоть до конца XVII — начала XVIII века в стране наблюдался некоторый подъем производительных сил.

Это объяснялось тем, что после непрерывных междоусобных войн XVI столетия, катастрофически разорявших крестьян­ство, Япония вступила в полосу длительного внутреннего мира.

Наблюдалось некоторое усовершенствование техники сельско­го хозяйства, расширение посевных площадей, рост урожайно­сти, вследствие чего значительно вырос национальный доход Японии (с 11 млн. коку риса в начале XVII столетия до 26 млн.коку в конце его) и увеличилась численность населения.

Развитие производительных сил нашло свое отражение в успехах ремесленного дела, значительном расширении внутренней торговли. Однако все это сопровождалось такими процессами, как развитие товарно-денежных отношений, рост дифференциации крестьянства и укрепление торгово-ростовщического капитала, а также связанной с ним деревенской верхушки. Это резко усиливало внутренние противоречия феодального хозяйства страны. Основная масса крестьянского населения под влиянием проникновения в деревню товарно-денежных отношений быстро разорялась.

Это сопровождалось следующими явлениями в верхах японского общества. Период кажущегося благоденствия, именуемый в японской истории «эрой генроку» (1688-1703 гг.), был отмечен расцветом феодальной культуры, покровительством со стороны сёгуната музыке, живописи, театру. Князья на перебой соревновались в подражании блеску, роскоши; и расточительству двора сёгунов. Дворянство тратило огромные средства на увеселения. Это приводило к обогащению городской буржуазии и росту задолженности самураев и князей, все чаще обращавшихся за ссудами к купцам и ростовщикам. Одновременно усиливалась эксплуатация основной массы и без того обездоленного крес­тьянства, которое еще вдобавок расплачивалось за расточи­тельность Дворян.

И если в XVII и в начале XVTII вв. в Японии наблюдался некоторый рост производительных сил, то в последующий период обнаруживаются явные признаки упадка. Разложе­ние феодального строя в XVIII в. проявилось в замедлении, а затем в прекращении прироста производства риса. Валовой урожай снизился до уровня XVII в. Размер обрабатываемой земельной площади оставался неизменным. Доходность сель­ского хозяйства падала из-за снижения урожайности. Крес­тьянское население разорялось под бременем непосильной эк­сплуатации.

Прекращение прироста крестьянского населения стало вто­рой отличительной особенностью этого времени. Согласно правительственным переписям в 1726 г. население Японии исчислялось в 29 млн. человек, в 1750 — 27 млн. в 1804 —. 26 млн. и в 1846 (т.е. за 22 года до падения токугавского ре­жима) — 27 млн. А если принять во внимание некоторый рост городского населения, то налицо бесспорное сокращение сель­ского населения.

Причина уменьшения населения крылась в огромной смер­тности от голода и эпидемий. В 1730-1740 годы население в результате голода сократилось на 800 тысяч человек, а в 1780-е годы — на 1 млн., причем от голода не умер ни один самурай.

В этих жесточайших условиях крестьяне широко практи­ковали детоубийство. Распространение этого страшного обы­чая доказывается сохранением в языке многочисленных тер­минов, первоначальное значение которых — это убийство новорожденных (например, «мобики» — «прополка»).

Конец 80 годов XVIII в. был отмечен грозной для фео­дального режима волной крестьянских восстаний и выступ­лений городской бедноты, занесенных в официальные хрони­ки под названием «голодных бунтов». Никогда в истории феодальной Японии не было такого количества крестьянских восстаний, как в эпоху Токугава — 1163 только зарегистри­рованных. Самой распространенной формой крестьянских вы­ступлений было коллективное требование отмены наиболее несправедливых поборов и повинностей. Сохранившиеся опи­сания крестьянских восстаний, сделанные людьми, не при­надлежащими к, угнетенному классу, рисуют их по большей части как неожиданные и грозные народные возмущения, внезапно обрушивавшиеся на головы феодалов и куццов-откупщиков.

Феодальная раздробленность Японии препятствовала сли­янию отдельных крестьянских восстаний в широкую народ­ную войну против самого строя в целом. Но с другой стороны, именно разобщенность княжеств зачастую помогала кресть­янам в их выступлениях против того или иного феодала, вы­нуждая его пойти на временные уступки.

Характерно, что против феодалов и ростовщиков выступа­ло все крестьянство, включая и верхушечный слой богатых крестьян. Последние даже нередко возглавляли выступления, направленные в особенности против купцов-откупщиков, по­лучивших от феодала, право сбора налога на определенной территории. Это объяснялось тем, что откупщики не только грабили деревню, но и запрещали торговать, устанавливая собственную торговую монополию. Тем самым они ограничи­вали и без того скудные возможности экономической иници­ативы для богатых крестьян.

Экономический упадок, начавшийся с середины XVIII в., коснулся в начале, главным образом, деревни. В городах про­должали развиваться мануфактуры, снабжавшие своими то­варами деревенское население, укреплялись буржуазные эле­менты. Но в конце XVIII в., наряду с чисто крестьянскими восстаниями и в прямой связи с ними, стали учащаться выс­тупления городской бедноты: ремесленников, мелких торгов­цев, бежавших из деревни крестьян и т.п. Иногда к таким выступлениям присоединялись и ронины, переполнявшие города.

Городские выступления чаще всего были вызваны недо­вольством горожан вздутыми ценами на рис и предметы пер­вой необходимости, которые устанавливали купцы монопо­листы. Поэтому эти выступления в японских источниках именовались «рисовыми бунтами». Восставшие громили дома богатых купцов, нападали на резиденции чиновников или до­веренных местного князя, захватывали склады и раздавали, запасы риса голодным. Характерно, что во время таких бун­тов их участники нередко выставляли широкие политичес­кие требования, направленные против феодального строя.

Правительство Токугава было очень обеспокоено кресть­янскими и городскими выступлениями. Сёгунат понимал, что невозможно ограничиться только репрессиями, но не желал идти на какие-либо, даже умеренные, реформы.

Предпринимались слабые попытки приостановить спеку­ляцию при помощи так называемого регулирования рисовых цен. Однако это не давало и не могло дать ощутимых резуль­татов. Дело в том, что крупные феодалы были кровно заинте­ресованы в высоких рисовых ценах, так же как и само прави­тельство, прибегавшее к займам у оптовиков-спекулянтов.

В конце XVIII в., с 1793 г., регентом и фактическим правите­лем Японии при малолетнем сёгуне стал Мацудайра Садонобу.

Он предпринял некоторые меры, пытаясь спасти феодальный режим. Был объявлен поход против роскоши й расточительства среди дворянства и торговой буржуазии. Пытались ввести драконовские меры против взяточничества. Для сокращения расходов Мацудайра значительно уменьшил средства, отпускавшиеся на содержание императорского дворца в Киото.

Чтобы поддержать самураев, зашатавшуюся опору японского феодализма, Мацудайра решился на крайнее средство.

Им простили все долги шестилетней давности и значительно снизили проценты по всем остальным долгам. Эта мера в какой-то степени и на короткое время удовлетворила дворянство, но зато усилила недовольство торгово-ростовщической буржуазии. Характерно, что эти буржуазные элементу немедленно объединились в общих нападках на сёгунат с теми дворянскими, кругами, по карману которых ударило сокра­щение доходов императорского двора.

Итак, торговая буржуазия с течением времени все чаще и более резко выражала свое раздражение и недовольство экономической политикой сёгуната, грубым вмешательством чиновников в сферу их торговых интересов и, наконец, своим политическим бесправием.

Все перечисленные выше явления вели к росту антитокугавской оппозиции среди угнетенных и бесправных слоев населения. Начало XIX в. было отмечено рядом бурных выступлений против токугавского режима, отражавших острое недовольство различных классовых сил. К 30-40 годам XIX в. крестьянские восстания заметно усилились. Наряду с ними I все чаще происходили «рисовые бунты» в городах.

Окрепла в экономическом отношении городская торговля и зарождавшаяся промышленная буржуазия, хотя в этот период промышленная буржуазия еще не отделила себя полностью от торговой. Стремясь избавиться от стеснительной опеки сёгуната, буржуазия искала союза с недовольными токугавским абсолютизмом князьями из среды тодзама-даймио — потенциальными противниками Токугава.

Непрерывно ухудшавшееся материальное положение ря­дового самурайства также делало его весьма ненадежным оп­олотом токугавского строя. Нередко уже и сами представители самурайского сословия выступали против сегунов. В 1837 г. в Осака произошло антиправительственное выступление, связанное с именем Осио Хэйхатиро. Осио занимал должность начальника городской стражи, и, следовательно, сам был самураем. Но тяжелое материальное положение самурайства толкало определенную его часть на оппозиционные действия. Когда вокруг Осака свирепствовал голод, а в самом городе крупные оптовые торговцы, пользовавшиеся покровительством сёгуната, взвинтили цены на рис, Осио обра­тился к своему непосредственному начальнику, наместнику в Осака, с требованием положить конец спекуляции. Тот от­казался что-либо предпринять, сославшись на отсутствие ука­заний из Эдо. Тогда Осио демонстративно распродал свое лич­ное имущество, на вырученные деньги купил рис и раздал его городской бедноте, а затем с группой единомышленников стал готовиться к вооруженному мятежу.

Из воззвания Осио к народу явствовало, что он ставил себе более широкие задачи, чем только раздача нуждающимся рисовых запасов богатых купцов. Оставаясь по существу нафеодальных позициях, он тем не менее выражал сочувствие бедствующим народным массам. И это было показательно для настроений низших слоев самурайства. Восстание Осио было подавлено. Сам он и его друзья погибли в схватке, но им удалось совершить ряд крупных поджогов в городе. Любопытно, что были сожжены, в частности, дома Мицуи и Коноикэ — двух мощных торговых фирм, начавших уже тогда заниматься промышленной и банковской деятельностью в необычно широких для феодальной Японии масштабах. Восстание Осио не было единичным. Выступления против крупной торгово-ростовщической буржуазии, находящейся под непосредственной опекой сёгуната, прокатились по всей 1 стране. Они явились дополнением к крестьянскому движению, направленному непосредственно против феодалов. В силу этого к концу первой половины XIX в. Явственно обозначился политический кризис режима Токугава, его политическое и экономическое банкротство. Крестьянские восстания бушевали по всей стране, расшатывая токугавский строй. Горели феодальные замки, учащались нападения на оптовые склады рисоторговцев. Волновался городской плебс, бунтовало деклассированное самурайство. В феодальном лагере усиливалась внутренняя борьба. Складывался союз владетельных князей — противников Токугава. Этот союз ставил своей целью свержение сёгуната и замену его какой-либо другой формой феодального господства.Номинальным центром оппозиции являлся императорский двор. Однако, фактически, он играл лишь роль некоего «идеологического» прикрытия. Для княжеской оппозиции было выгодно использовать знамя законности и легитимности против «узурпатора» императорской власти — сёгуна. Поэтому оппозиция выступила под лозунгом борьбы за реставрацию императорской власти.

Изоляция токугавского режима была почти полной. Этому в немалой степени способствовало крушение не только внутренней политики сёгуната, основанной на регламентациях, но и неудача его внешней политики.

Феодальные соперники току- гавского дома и поддерживающее их самурайство объявили сёгуна предателем. Оппозиция использовал^ факт подписа­ния договора с иностранцами для того, чтобы обвинить сёгу­на в слабости, трусости и вероломстве.

Интересна позиция японской буржуазии. Будучи эконо­мически влиятельной, но в политическом отношении слабой, к тому же связанной многочисленными узами с феодальным строем, буржуазия раскололась по вопросу о том, как посту­пить: поддержать ли сёгуна с его политикой уступок иност­ранцам или же стать на сторону феодальной оппозиции, ко­торая старалась изобразить себя «защитницей страны от иностранных варваров».

Часть купцов, которая рассчитывала в недалеком будущем на прямые барыши от иностранной торговли, склонна была поддержать правительство. Но этот слой купечества был в Японии сравнительно невелик. Большая же часть торговых кругов относилась к этому вопросу совсем иначе. Во-первых, крупные фирмы боялись, что их господству на рынке будет нанесен серьезный удар, если в Японию хлынут иностранные товары. Во-вторых, японские банковские фирмы опасались, что в случае развития внешней торговли князья, да и сам сё­гун смогут освободиться от финансовой зависимости от этих фирм. Наконец, в-третьих, еще слабая, пусть только нарож­давшаяся промышленная буржуазия все же понимала, что иностранные товары могут убить японскую мануфактуру или, во всяком случае, не дадут ей возможности развиваться.

Что же касается массы рядового самурайства, то оно было в такой степени недовольно своим экономическим положе­нием, что целиком встало на позиции осуждения внешней политики сёгуната. Оппозиция самурайства носила ярко вы­раженный антииностранный характер.

В Японию в большом количестве стали проникать иност­ранные товары. Этот приток нанес болезненный удар по япон­ской крестьянской домашней промышленности, по ремеслу и мануфактуре. Кроме того, на основании неравноправных соглашений иностранные капиталисты 'получили возмож­ность выкачивать золото из Японии, привозя в страну сереб­ро и выгадывая на разнице в курсе. Это обострило финансо­вый кризис.

В условиях непрекращающейся крестьянской войны, рос­та внутренней оппозиции сёгунату и давления иностранных капиталистов правительство Токугава лихорадочно металось в поисках средств спасения феодального строя.

Феодальные князья, используя новые сложившиеся обсто­ятельства, стали предъявлять все большие требования к рас­ширению своих прав за счет сёгуната.

В 1862 г. один из самых могущественных князей южной Японии, Симадзу из княжества Сацума, двинул свои войс­ка на Киото под тем предлогом, что он желает лично выра­зить свои верноподданнические чувства императору. Симад­зу дал понять, что из Киото он может не уйти и во всяком случае не станет считаться с запретами со стороны сёгуна.

Из Киото князь Симадзу направился в Эдо и потребовал у сёгуна отмены ряда наиболее стеснительных ограничений, которые регулировали взаимоотношения князей и прави­тельства.

Обе стороны были заинтересованы в компромиссе ввиду одинаково пугавшего все враждовавшие правящие группи­ровки роста антифеодальных настроений в народе. Это нахо­дило выражение нё только в крестьянских восстаниях и го­родских бунтах, но и в сильном брожении среди рядового самурайства, угрожавшего выйти из повиновения.

Правительство уступило. Была отменена система заложничества княжеских семей. Срок обязательной явки князей к сёгунскому двору был значительно удлинен: князьям нуж­но было впредь являться к сёгуну не ежегодно, а раз в три года. Однако политически наиболее важным пунктом со­глашения было признание со стороны сёгуна права князей участвовать в решении государственных вопросов. Создава­лось нечто вроде феодального сейма или съезда князей, ко­торые должны были «помогать сёгуну в решении государ­ственных вопросов». Эти уступки ясно показывали, что авторитет правительства Токугава пал очень низко. Чтобы удовлетворить оппозицию сёгун поехал даже в Киото к им­ператору. С этой же целью сёгун дал обещание при первой возможности призвать своих вассалов к отпору иностранным «варварам».

После заключения соглашения между сёгуном и феодаль­ной оппозицией по всей Японии стали возникать отчасти спровоцированные властями, отчасти стихийные выступле­ния против иностранцев. Как и во многих других восточных странах, за западными христианами закрепилось прозвище «варваров». Стихийные проявления враждебности к «вар­варам» обычно принимали форму отдельных нападений на иностранцев. Участниками таких нападений чаще всего были самураи.

В значительной степени разложившееся и недовольное сво­им положением самурайство в то же время еще сохраняло свои дворянские амбиции и некоторые боевые качества. Са­мурайские выступления против иностранцев происходили все чаще и правительству становилось все труднее сохранять видимость дружественных отношений с капиталистически­ми державами.

Все это отнюдь не способствовало стабилизации внутрен­ней обстановки в стране. Крестьянство продолжало восста­вать против феодального гнета. Широкие слои самурайства были возмущены тем, что сёгун расправляется с оппозицией при помощи иностранцев. Японская буржуазия была недо­вольна тем, что ввозные пошлины снижены до 5%. Это нано­сило новый жестокий удар по молодой и неокрепшей японс­кой промышленности, подрывая в то же время домашнюю крестьянскую промышленность. Хлынувшие широким пото­ком иностранные товары заполняли японский рынок. Кроме того, иностранные коммерсанты, по-прежнему пользуясь раз­ницей курса золота и серебра в самой Японии и на внешних рынках (соотношение между ценой золота и серебра в Япо­нии было 1:5, а в Европе и Америке 1:15), наживались на вывозе золота и экспорте чая, шелка, риса. Это привело к резкому повышению цен в стране, особенно на продоволь­ственные товары. Широкие народные массы, и в особенности крестьянство, связывали свое разорение с политикой сёгуната, допустившего иностранцев в страну и позволяющего им открыто хозяйничать в Японии.

Происходившие в общественной жизни страны дезинтег­рирующие процессы способствовали возникновению полити­ческого союза части феодалов и буржуазии против сёгуната.

В 1850-1860 гг. значительно выросло оппозиционное движе­ние в японских городах, развиваясь под непосредственным влиянием экономических трудностей. В городах особенно на­глядно было видно полное расстройство феодальной эконо­мики из-за проникновения в нее иностранного капитала. Про­изошла дезорганизация денежной системы, приходили в упадок ремесла, нищали и разорялись большие массы горо­жан. Городской плебс являлся активнейшей силой антитоку­гавского движения.

Политически наиболее развитой частью японских горожан являлась интеллигенция. Эта была разночинная по своему составу и пестрая по происхождению прослойка. Часть ее — это выходцы из самурайских рядов (ронины), а часть проис­ходила из буржуазных семей. В формирующейся интелли­генции преобладали выходцы из деклассированного самурай­ства тем не менее в известной степени этот новый слой и становится проводником буржуазной идеологии и идей бур­жуазного переворота. В этом случае интеллигенция выража­ла политические чаяния и притязания того молодого класса, который еще не имел политического веса и влияния, но кото­рый развивался и представлял собой растущее новое в обще­ственной жизни страны.

Большинство из активных деятелей антитокугавской оппо­зиции были выходцами из южных или юго-западных княжеств Японии. Богатейшие князья Мори из княжества Тёсю, Симад­зу из княжества Сацума и их соседи из тодзама-даймио, благо­даря удаленности своих владений, пользовались сравнитель­но большей самостоятельностью от сёгунов. Это обстоятельство повлияло на роль мятежных княжеств в борьбе против сёгуна­та. Южные княжества выступили в 1863-1864 гг. под анти- иностранными лозунгами и подверглись военному разгрому.

Этот разгром оказал немалое революционизирующее влияние на общественно-политическую жизнь южных княжеств. Пос­ле интервенции 1863-1864 гт. к руководству в южных княже­ствах приходят выходцы из рядовых самураев. Этому способ­ствовало также некоторое падение авторитета власти князей, вынужденных капитулировать перед иностранцами. Новое поколение политических деятелей уже не испытывало столь ярой ненависти в отношении Запада, а готово было исполь­зовать все новое и полезное, даже принимая это от колони­заторов. Они выступали за отмену внутрисословных перего­родок, существовавших среди самурайства (деление на ранги), нередко вольно-или невольно служил проводника­ми буржуазных влияний. Новое поколение политических деятелей югогзападных княжеств, естественно, выдвигалось в качестве наиболее активных участников антитокугавской оппозиции.

Блок оппозиции действовал под лозунгом: «Почтение к им­ператору». В то же время не снимался л старый лозунг: «До­лой варваров». Он распространялся главным образом в дема­гогических целях и истолковывался как призыв покончить с сёгуном, навлекшим на Японию позор неравноправных дого­воров.

Фактическое руководство антитокугавской военной коали­ции было в руках не старых князей-даймио, а у представителей рядового самурайства. Во главе выступления стояли по­литические деятели, прозванные в стране «молодые» — Сайго, Окубо, Гото и др. Правительство Токугава знало, что. гото­виться удар, но было совершенно бессильно его предотвра­тить. Карательная экспедиция войск сёгуна против княжества Тёсю в 1866 г. закончилась поражением Токугава.