РОДНЫМ ПО СЕРДЦУ И СУДЬБЕ
Я ПОСВЯЩАЮ ЭТИ СТРОКИ
стихи и рассказы
О нём
Он независим, держится плейбоем,
Но приглядись, усмешку потуши, —
И море выбросит тебе большим прибоем
Янтарь-слезу его сосны-души.
Судьба
Из разных детских, с чемоданами несхожими,
Мы оказались не случайными прохожими,
А вот пришлись же половинками друг другу мы.
Чтобы понять это – сломаются умы.
Так, может, понимать как раз не надо?
Почувствовав, принять Небес награду?
 |
Если сердце…
Если сердце ввело карантина режим
(неизвестно, когда прекратится),
То извне на него не уместен нажим.
Отболит — быть открытым решится.
Лирическое
Завидую тем дорогам,
По которым обычно ты ходишь.
Завидую зеркалам,
Где свое отраженье находишь.
Смешно, но завидую людям,
С кем ты рядом в автобусной давке.
Особо одежде завидую
И галстучной булавке.
……………...............................
А сердце-узник раздобыло пилку
И втихаря подпиливает рёбра
В надежде совершить побег к тебе…
Размышление о душе
Наверное, наша душа — отель.
Отелей постояльцы — это люди.
О них обычно по доходу судят.
Душа совсем иначе судит, верь!
Градация отеля номеров —
Оттенки чувств и отношенья к людям…
Давайте, торопить съезжать не будем
И станем новых принимать под кров!
Доверие
Если собака доверяет человеку —
Свои глаза позволит закрыть ладонью…
Если у человека нет друга, которому
Он доверяет, мне его жалко —
Ему не позавидуешь.
Загадка дождя
Не то беда — промокшая одежда.
Внезапный дождь — крушение надежды.
Зачем дожди? Ответьте же невежде!
Ценна разлука просьбой: «Жди!»
Покой — трудом, свершённым прежде.
А дождь — заботою-зонтом,
Укрывшим друга.
Ожидание
Ты в ответе за тех, кого приручил.
А. де Сент-Экзюпери
Как значим для собаки
Приход её хозяина, столь редкий?
Как дождь в губ трещины
иссохшейся земли.
Как наступленье северного лета
для чукчи, что его так жадно ждёт.
А что же остается той собаке,
Пока её хозяин не придёт?
Дом охранять покорно, терпеливо,
Калачиком свернувшись у крыльца,
И засыпать с его одеждой в лапах,
от ожиданья долгого устав.
***
Наконец ты обнаружил свою суть.
Значит, мост нельзя не сжечь.
Не обессудь!
***
Не даст упасть,
Не даст пропасть
Кусочек детства, как свеча,
Что негасима, горяча.
Преодоление
Вот снова лыжи или бег,
Гладь голубая, велотрек —
Вперёд стремится человек,
И начинает кровь разбег.
И вот уж из депо из всех
Она изъята. И не смех,
А просто в подреберье боль.
То печень вся в крови. Изволь,
Ты дотерпеть, и устоять,
И доказать: тебя не смять
И не сломить, с пути не сбить,
Хотя от боли хочешь выть.
Терпи, вся боль пройдёт, когда
Привыкнет капсула, о да! —
К объёму большему крови.
Ну, а пока: терпи, терпи.
Скажи, старик
Стихи звучали со сцены НХТ в проекте «Я видимый» в 2015
Мы словно странники в ночи.
Бедой, разлуками гонимы.
К мечте идем неотвратимо —
А о мозолях промолчи!
Земная жизнь — всего лишь миг
В той вечности, что ожидаешь.
Постиг ты кое-что, старик?
Скажи, живёшь или мечтаешь?
1992
КАК ПОЙМАТЬ АИСТА
Стихи - в конкурсе «Россия без сирот», 2018
Я везучий очень-очень:
Позади остались ночи,
Где сироткой быть устал –
О родителях мечтал...
Повезло: попал я в дом!
Берегут и любят в нём!
Мы в походы с папой ходим.
И скворечник с ним сколотим!
...Раньше маму тоже брали,
Но на горном перевале –
Ей сейчас нельзя бывать:
Маме нужно отдыхать!
Гладил я её живот,
Сказку спрашивал и вот,
Что в ответ услышал я:
"Лучше быль, любовь моя!
Вместе с папой мы давно
Всё мечтали об одном,
Чтобы маленькие ножки
Стали бегать по дорожке!
Проходил за годом год –
Нет ребёночка. И вот
Батюшка стал говорить:
"Взять труднее, чем родить.
Сироту усыновить –
Будто аиста словить!"
Так тебя послал нам Бог.
После – с девочкой помог...
Так и стал я старшим братом.
В доме радостью богатом!
| Борису Павловичу Ткачукову |
ЛЮБИМЫЙ УЧИТЕЛЬ
Рассказ
Рассказ удостоен III места на конкурсе "Прекрасен наш союз" в 2017
Как известно, все люди уникальны. Наташины учителя не были исключением. Самые яркие эпизоды общения с ними врезались в память.
В четвёртом классе завуч не раз давала Наташе тетради по русскому языку.
- Вот пустой кабинет. Пока у вас нет урока, проверь работы одноклассников, пожалуйста, - уважительно и вкрадчиво просила обычно строгая и сухая в общении учительница.
- Конечно, сделаю! - неизменно отвечала девочка. Она могла бы в это время поучить свои уроки или погулять, но всегда отзывалась на просьбу.
Начиная с пятого класса, завуч изредка срывала Наташу с любого урока и поручала помыть пол где-нибудь в коридоре.
- Выручай. Уборщица заболела! - уже с меньшей вкрадчивостью просила она.
...Одни учителя были опытны и легко добивались своего, а другие подозревали всех, не взирая на личности. Так физик обвинил учеников в списывании контрольной. На следующий день Наташа зашла в лаборантскую, когда он был один, и выпалила:
- Я никогда не списываю, поскольку учусь для себя. Вы меня оскорбили, ловите! - Она кинула перчатку. - Или извиняйтесь, или — дуэль.
Худощавый флегматичный физик поднял брошенную перчатку, положил на стол и с интересом спросил:
- Давай дуэль. А как?
- На кулаках. Готовьтесь!
После этих слов Наташа нанесла несильный удар в его грудную клетку.
- Теперь вы.
– Я не буду бить девушку. Если удовлетворена — забирай перчатку.
…Будто для контраста с такими учителями в Наташином седьмом классе появился математик, отец мальчика из параллели. Он работал в техникуме, но сжалился над детьми, уставшими от частых увольнений учителей, и взялся вести алгебру и геометрию во втором полугодии.
Борис Палыч, так звали математика, был человеком среднего роста, с грубыми чертами лица. Костюм-тройка и часы в кармане жилета сулили основательность во всём. Глаза — то строгие, то смеющиеся — приковывали внимание. Объяснял он понятно, выкладываясь у доски на сто процентов.
— Контрольную скоро надо проводить. Пока отодвинем. Дольше ожидание — сильнее любовь…
Класс тихо смеялся над этой фразой, когда учитель задумчиво продолжил:
- Давайте сначала дополнительное занятие проведём. Завтра, после уроков. Подготовимся к контрольной, потом задачки заковыристые порешаем.
Ребята одобрительно загудели, но на следующий день к математику пришли только шестеро из сорока человек, в том числе Наташа.
- Остальным, видимо, не надо, - вздохнул учитель. За час он блестяще прогнал пройденный за месяц материал. Когда внимание детей ослабело, математик почитал наизусть Маяковского, потом хлопнул в ладоши и вернулся к алгебре.
Наташа догадывалась, что дополнительные занятия учителям не оплачивают. Она ценила такую жертву и в конце урока уже смотрела на математика с восхищением.
В следующий раз дети, которым «больше всех надо», собрались через полтора месяца.
В тот день после пяти уроков была подготовка к игре «Зарница», поэтому Наташа пришла в спортивной одежде и кедах.
Дети решали головоломки. Когда они устали, учитель разложил на партах стенгазеты, которые он делал со своими студентами в техникуме. Аккуратные печатные буквы, написанные стержнями разных цветов. Чёрно-белые фотографии. Всё было сделано добродушно и с юмором — не оторваться!
Но Наташе требовалось расписание на завтра, и она вышла из кабинета. Когда возвращалась, математик был в коридоре.
- Как жизнь, Наташа, как успехи?
С домашними тренировками она уже могла коснуться в прыжке ладонью потолка высотой 2,5 метра. Девочка гордилась, что, несмотря на брошенную секцию волейбола, развивает прыгучесть.
- Спасибо, хорошо. Скоро пойду руками по потолку. Давайте, кто выше?
Она подошла к окрашенной стене и прыгнула, коснувшись её рукой. Учитель тоже прыгнул и тронул стену на пол-ладони выше, хотя превосходил девочку ростом на целую ладонь.
- Нехило, однако! - похвалил он и спросил. - Тебе книгу принести почитать?
Наташа с радостью согласилась.
Однажды отменили урок географии, который стоял в расписании после геометрии. Математик имел в запасе ещё час до работы в техникуме и предложил Наташе:
- Пойдём, поможешь стенгазету делать.
Они пришли в учительскую и сели за свободный стол, расстелив на нём ватман. Математик диктовал текст о городской эстафете по бегу, ученица старательно писала на отведённом под заметку поле. Когда пальцы устали, девочка поделилась впечатлениями о романе «Сирано» и поблагодарила учителя за книгу. История истинного гасконца, поэта и дуэлянта, обладавшего некрасивой внешностью, но прекрасной душой, произвела на неё большое впечатление.
Тут за журналом зашла Наташина классная.
- Ты-то мне и нужна! - обрадовалась она. - В нашем кабинете я должна вести открытый урок, и гости из гороно будут… Прошу тебя, подходи в воскресенье к девяти, вдвоём покрасим парты. А то позорище, а не парты!
- А мне маме в огороде помогать надо! - возразила Наташа, но через минуту уже согласилась.
- Я гляжу, ты нарасхват! - восхищённо воскликнул математик.
- Вроде того... Простите, почему вы к говорящему всегда правым плечом поворачиваетесь?
- Я до пединститута в угрозыске работал. «На земле». Барабанная перепонка в левом ухе лопнула.
Тут уже Наташа посмотрела на Бориса Павловича восхищённо и сочувственно.
…В конце мая математик сфотографировал Наташин класс, расположившийся на ступенях крыльца, пообещал напечатать снимки и попрощался со всеми сразу.
- А это тебе на добрую память.
Он достал из дипломата книгу зарубежных авторов о Советском Союзе и подарил любимице. Она смотрела на его лицо, далёкое от эталона красоты, стараясь запомнить учителя навсегда. «Он стесняется своей внешности, как Сирано, и поэтому не сфотографировался с нами, хоть и захватил штатив», — догадалась Наташа, и щемящая нежность затопила её сердце. Мгновенно родились строчки:
Математику он виртуозно так вел,
Появлялся лишь он - взгляд мой розами цвёл...
…В октябре Наташа добыла телефон математика у мамы. (Учитель ещё зимой на родительском собрании разрешил звонить при проблемах с учёбой, уточнив, что приходит поздно.)
Наташа смазала петли входной двери машинным маслом. Вечером прикинулась спящей. Когда мама и брат уснули, она тихо оделась и побежала к таксофону. В 23.00 девочка опустила в прорезь две копейки и набрала номер любимого учителя.
- У тебя всё в порядке? - спросил он.
- Да, в целом всё нормально. С черчением еле справляюсь. Даже удивительно, поскольку папа — инженер, а я не вижу всех проекций! - неожиданно огорчённо поведала она о маловажном. Потом попросила спеть из Высоцкого, «Если друг оказался вдруг». Слушала голос учителя, будто утоляя жажду в пустыне. Попрощавшись, побежала домой.
Боясь разбудить близких, прикинулась невидимкой и тихо скользнула в квартиру.
…В ноябре после гриппа Наташа чувствовала лёгкое недомогание, но домашние заботы не давали возможности толком прислушаться к себе. Потом потерялись её анализы, а в декабре мама легла в больницу. В зимние каникулы Наташу положили в стационар на окраине города.
Через два месяца она позвонила математику, чудом прорвавшись к таксофону. Осмелилась и сказала, что будет рада, если он приедет. Учитель появился накануне восьмого марта, и они гуляли по территории больницы, пиная свежий снежок и разговаривая. Наташа призналась: когда она видит в отделении девочку-инвалида на костылях, тоже с ревматоидным артритом, её накрывает страх за будущее. Борис Павлович, как смог, рассеял Наташины опасения, подарил томик стихов и ушёл.
В апреле Наташа выписалась из ревматологии и пришла в школу. Форма болталась на ней, как на вешалке. Её суставы были горячими и двигались, как у несмазанного робота. В классе все уважительно держали с ней дистанцию, боясь ненароком причинить боль. Переходы же к очередному кабинету каждую перемену были опасны, почти как рейд в тыл врага. Вскоре близко от учительской Наташу остановила завуч и стала соболезновать. Она говорила, что в юности чуть не заболела артритом. Что это очень страшная болячка, и надо беречь себя.
Наташа соглашалась, морщась от боли из-за случайных касаний обходящих её учеников. Девочке было неприятно выслушивать прописные истины на этом тесном пятачке, рискуя здоровьем. Когда Наташа добралась до очередного кабинета и села за парту, баюкая пострадавший локоть, за минуту до начала урока память повела девочку на прогулку с математиком. В ушах зазвучали его ободряющие слова:
- Ты говоришь, от артрита нет эффективных лекарств, и треть отделения — уже инвалиды. Это плохо, я согласен… Ты теперь не сможешь стать тренером или оперативником, жаль. Но талантов человеку даётся несколько. Часть их сокрыта до поры. Откопай и развивай новый талант, и тебе будет интересно жить… Артрит губит суставы, но он не способен погубить тебя как личность. Общение с тобой обогащает меня. Да-да, не смейся. Если будешь звать в гости — буду забегать.
…Учитель сдержал слово. Пока он не умер, у Наташи не было друга надёжнее Бориса Палыча.
ЛЁД
Рассказ
Осенним вечером я возвращалась домой от человека, переставшего быть моим любимым. Под ногами с хрустом ломался ледок на лужах, а моё раненое сердце, напротив, сковал мороз.
Во дворе родной пятиэтажки одиноко бегал знакомый пёс. Он заскулил, и этот зов на помощь заставил меня очнуться. Я позвала, и он с готовностью подбежал.
- Почему ты один? потерялся? Ну пойдём, отведу домой. Вот и повод проведать твоего хозяина.
Минут через пять, в прихожей, пёс радостно бросился на грудь красивому седому старику.
Хозяин искренне благодарил меня, объясняя:
- Звал его, звал, сам замёрз... Понадеялся, что придёт.
Глаза старика смотрели с такой теплотой, что сердце немного оттаяло. Я не раз гладила во дворе его собаку, и сейчас она подошла и лизнула руку, а лёд на сердце треснул.
- Может, наша спасительница хочет чаю? - предложил хозяин.
Я кивнула, и он обрадовался, как ребенок, загремел чашками, достал яблочный пирог. Я хлебнула горячего напитка и обожглась болью - сегодня, при расставании, прокусила губу. Но искру боли тут же погасило присутствие двух благодарных душ.
А старик будто почувствовал, что со мною происходит, и сказал ласково, как бабушка: "До свадьбы заживёт!"
Так у льда не осталось шансов поселиться в сердце.
СО МНОЮ ВОТ ЧТО ПРОИСХОДИТ
Рассказ
За рассказ - I место в номинации "Проза" конкурса к 100-летию Комсомола, Челябинск
1. Виновата ли я?
Уже третий год во время уроков труда со мною творились странные вещи. А за последние восемь дней столько необычного и даже чудесного произошло!
Утром мне повезло. На перемене мы, девчонки 7 «А», раскинули свои календарики, и мне удалось поменять два мультяшных – на два с чемпионами зимней Олимпиады-1980.Теперь я буду смотреть на Ирину Роднину, когда захочется сделать что-то «спустя рукава». Чтоб не хотелось!
Когда девчонки стали шушукаться о мальчиках, ждущих урок в мастерской этажом ниже, я машинально вспомнила о том, что третий год делала вместо учителя. Опершись на стену, заполнила квиток на оплату завтраков для всех, кроме троих заболевших, и поставила подпись за нашу классную руководительницу. Потом швырнула портфель на пол в кучу таких же портфелей и побежала в столовую – отдать дубль квитанции.
Пока я неслась по длинному коридору и лестнице, подумала: «Почему нас не пускают в кабинет уже на перемене? И мне было бы удобнее писать сидя, а не стоя, как цапля! Блин, у нас же шитьё! – вспомнила я. – Тогда, конечно, не надо. Там же машинки и манекен. Глаз да глаз нужен!»
В кабинет домоводства я влетела сразу после звонка и едва не столкнулась с учительницей. Меня охватило смутное предчувствие. Я стала «тише воды, ниже травы» и даже подумала: может быть это выход: впадать в летаргический сон от середины января до первого марта? А дело вот в чём.
В те дни, когда мы должны были заниматься шитьём, я не понимала, что со мною. Почему-то я каждый раз забывала взять в школу ткань. Переживала об этом и еле сдерживалась, когда меня отчитывала учительница… Девчонки шили, а я тоже нашла дело: карандашом в учебнике по русскому языку вписывала пропущенные буквы и знаки.
И вот он, нервно ожидаемый вопрос:
– Есаулова, где твоя скроенная юбка? – Мария Ивановна – блондинка лет двадцати трех – раздражена. – А ещё староста класса. Ха-ха! Объясни мне, Яна, что с тобою происходит?
Я быстро закрыла учебник, встала и уважительно начала:
– Марьиванна, я дома нагоню, можно? Куда пропала? Положила... кажется.
– Ах, тебе кажется! Креститься надо! – трудовичка сорвалась на крик. Девчонки посмотрели на меня с любопытством: как выкручусь? И лишь Анжела – лучшая среди нас по домоводству – глядела с сочувствием. – Сегодня я по результатам урока поставлю всем оценки. Что ставить тебе? Двойку? Вот возьму и поставлю! А то совсем распоясалась, отличница называется!
Во мне забурлила кровь прадедов-казаков и помутила рассудок так сильно, что пересохшим ртом я выкрикнула в ответ, быстро убирая всё в портфель:
– Да хоть единицу ставьте! Очень надо мне сюда ходить! Отстаньте от меня! Всему, что нужно, я у мамы научусь!
После этих слов я хлопнула дверью и побежала к питьевому фонтанчику. Бег и вода успокоили меня. В ожидании зоологии я устроилась на подоконнике и доделала домашку.
После своего урока наша классная – биологиня Ирина Маратовна – сделала мне привычный знак "задержись", и я подошла к её столу.
– Яна, ты авторитет для всего класса… ты что творишь? Бунтовать учишь? Мария Ивановна пожаловалась, что третий год такая канитель – фартук, сорочка и теперь юбка. Что с тобой?
– Я не знаю…
– Дай-ка дневник, черкну маме, чтобы зашла. Обидела ты Марию Ивановну. Нельзя так.
Маратовна со вздохом покачала головой.
Домой я добрела "на автопилоте" – размышляла, куда спрятать дневник. Потом решила – никуда, ведь мама вообще не лезла в мои дела. (Я поздний желанный второй ребёнок, и меня воспитывали личным примером и… движением бровей. Мне много доверяли, особенно с шести лет, когда мама месяц лежала в больнице, а я научилась пользоваться ключом, покупать хлеб и молоко, варить на газу кашу и давать сдачи обидчикам во дворе.)
Прозрачный пакет с раскроенной юбкой лежал на полу у окна рядом с письменным столом. Я села на корточки возле него, и показалось, что белые лилии с ткани прошелестели вверх, розовым цветкам зигокактуса, а по-народному – "декабриста": «Увидимся на следующей игре в прятки!»
И я вспомнила: пакет в руках, портфель распахнут. Вдруг меня отвлёк звон сигнального колокольчика. Я выронила пакет и, подойдя к окну, дёрнула за леску два раза, что означает: помогу через 10 минут.Я быстро надела школьное платье, взяла портфель и пошла к нашему старичку Максимычу. Он попросил измерить давление и затереть воду, пролитую на пол. Старик еле ходил и боялся упасть. Узнав результат по тонометру, он решил выпить ещё полтаблетки. Я была рада, что успела ему помочь и вовремя попасть в школу...
Итак, всё прозрачно, никаких домовых тут нет – каждый раз меня что-то отвлекало, и я не доносила шитьё до урока труда. Потому я не отличница, с одной четвёркой: по домоводству.
Успокоившись, я переоделась в спортивный костюм и пошла на кухню обедать. Пока ела, размышляла над загадкой уроков труда.
Кстати, пора уже о нашем старичке рассказать.
Виктор Максимович – родился в 1910 году, стал беспризорником во время Гражданской войны, а на Великой Отечественной - служил в разведке, и с ним очень интересно. Он совершенно одинок.
Наш дом – кооперативный, то есть квартиры можно передавать по наследству. Мама стала помогать Максимычу просто так, по-соседски: собираясь в магазин, она спрашивала, что ему купить; мыла окна на Пасху. Тогда он ещё был покрепче и многое дома делал сам. Но вскоре старик занемог и оформил на маму завещание, сказав:
– Кому мне ещё? А у тебя сын в армии и Яночка – почти невеста.
После трёх месяцев знакомства я полюбила Максимыча, как родного деда, и слушала его скупые воспоминания о детстве, о войне; об его первой любви, боясь пропустить хоть слово...
Я всегда быстро приходила на зов колокольчика. Кроме экстренных "зовов", я или мама шли к Максимычу в оговоренное время три раза в день с домашней едой. Вот и сейчас я принесла ему обед. Дед помыл руки, заложил за ворот салфетку и, взяв ложку, спросил:
– Как прошёл день в школе, Яна?
Я села и начала рассказывать об уроке труда. Потом увлажнила тряпку и продолжила говорить, вытирая пыль.
Максимыч, пока слушал, съел первое и второе. Потом поблагодарил и сказал:
– Я бы на твоём месте извинился перед учительницей за грубые слова, за крик. "Простите, если сможете, а если не сможете, то всё равно простите!"
Тут он почему-то лукаво подмигнул и улыбнулся.
– А у меня духа не хватит.
– Чтобы хватило – ты письмо напиши и передай лично в руки.
На том и порешили. Потом дед рассказывал про погибших на Гражданской войне родителей. Оказывается, его, беспризорника, подобрал сам Антон Макаренко! У Максимыча глаза стали молодыми и озорными, когда он вспоминал жизнь в Коммуне и хвастался, что был там в числе лучших сборщиков фотоаппарата ФЭД-1.
А мне на 15 лет папа собрался дарить ФЭД-5, и я обещала поснимать Максимыча, чему он обрадовался, как ребенок, и сказал: "Постараюсь дожить!"
Я слушала внимательно, а когда мыла посуду, будто прозвучало внутри меня: «Спроси у лучшей по шитью одноклассницы, Анжелы, какие слова говорила ей мама, когда давала материал для юбки».
Я попрощалась с дедом и дома села за уроки и чтение. Потом с работы пришла мама, и у неё было три часа на еду и отдых.
Позже вечером она пошла к Максимычу, ведь обычно мама кормит его завтраком и ужином. А совсем перед сном у нас прогулка: дед гулял по своей лоджии, пять тёплых месяцев в году я проводила вечера с ребятами нашего двора. Но теперь февраль, темно и холодно, поэтому мы реже собирались и шли, например, на каток. Иногда со мной гуляли родители. Но папа уже неделю был в командировке... Там, на прогулке под звёздным небом, я попытаюсь маме сказать про запись в дневнике. Бережно. И, вдруг, тот же голос внутри меня поможет?
Но мой план не сбылся: с нами пошла мамина подруга из соседнего дома. «На ловца и зверь бежит», – подумала я, освобождённая от обязанности бродить с мамой под руку при скорости три километра в час. Радостно я надела старые коньки брата, лёгкую куртку и взяла в руки любимые лыжные палки.
Снег на аллее под фонарями был накатан, как будто дорожка ждала меня, конько-лыжника. Редкие прохожие нам троим не мешали, и я устроила полноценную тренировку. Моя трасса в 400 метров напоминала реку с излучиной и небольшим уклоном, и я порезвилась от души. С каждой каплей пота выходили обидные слова, сказанные Марией Ивановной, особенно «ха-ха».
Вообще я считаю, что быстро понять нового человека можно, услышав как и над чем он смеётся. С трудовичкой я бы в разведку не пошла…
Проносясь мимо мамы с её подругой, я невольно слышала обрывки фраз:
– У моего мужа инфаркт. Оклемался… так мечтает покувыркаться.
Два прохода трассы я думала об услышанном. Потом подъехала ближе и спросила у маминой подруги:
– После инфаркта врачи запрещают кувыркаться? А если гантелями заняться?
Спутницы прогнали меня кататься со словами: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали».
Дома я встала под душ. Потом мы пили чай с мятой и мёдом, читали Чехова «Письмо учёному соседу», смеялись. Легли спать: я в своей комнате, а мама в спальне.
Обычно я засыпала быстро, но тут мне казалось, что лежащий на столе дневник поймал лунный луч и, как ключом, отстучал им морзянку в звёздное небо: «Непорядок»!
Я прокралась к маме, прилегла на папину половину постели и сказала ей, тоже пока не спавшей, то, что и не ожидала минуту назад:
– Мамуль, прости меня, пожалуйста. Я малёхо прихвастнула в школе, что мама меня научит домоводству быстрее и лучше. Вот тебя классная и вызывает, наверное, чтобы ты опытом поделилась.
– Ого, сюрприз! Кто тебя за язык тянул? Да что я умею-то! Бабушка твоя, та мастерица, а я? Она всё пекла да шила, а я за коровой ходила, да поливала и полола огород… Ну схожу, черкни, когда переменки. Вместо обеда кефир выпью и приду… Ох, время было… Миасс полноводный, с черёмуховыми островами,и мы туда с отцом твоим плавали…
Я оставила маму в приятных воспоминаниях и уснула, как убитая.
2. День второй
По утрам у меня железно было 20 минут на растяжку и бег вокруг дома, но из правил бывают исключения. Мама понесла завтрак Максимычу, и я тут же вспомнила его совет о письме. Поэтому я умылась, напилась воды и в трико выскочила побегать по лестнице в подъезде. Через семь минут я разогрелась, мозги включились, и удалось написать:
«Дорогая Мария Ивановна, хочу выразить Вам признательность: Вы хороший учитель.
Простите меня за поведение на уроке, недостойное без пяти минут комсомолки.
Главное в воспитателе – неравнодушное сердце, спасибо Вам за него!
С уважением. Есаулова Яна, 7 «А».
Потом мы с мамой позавтракали, и я пошла в школу. Письмо вручила Марии Ивановне рядом с учительской и сразу убежала.
А теперь расскажу об Анжеле. Говорят, противоположности притягиваются. В нашем случае так и было. Анжела страдала астмой, имела рыхлую фигуру, а меня некоторые учителя называли живчиком, агитировали идти в спортивные секции и доверяли "защищать честь школы на соревнованиях".
Когда из-за этих соревнований я пропускала уроки, Анжела приглашала меня домой. Там я переписывала важное из её тетрадей, прерываясь на веселую игру с хомяками и семейное чаепитие. Её мама шила на дому и воспитывала двух дочек, а папа был инженером, как и мой.
– Анжела, что говорила тебе мама, давая материал для юбки? – я вцепилась в рукав подружки на перемене.
– Сейчас вспомню… «Держи. Делай, что хочешь. И с удовольствием. Если что – помогу». Как-то так. А что?
– Спасибо, выручила. Теперь должно наладиться. Потом расскажу.
В конце большой перемены подошла мама. Мы встали в коридоре у окна. На улице лучи солнца лизали сосульки, как ненасытные малыши – леденцы на палочках, но в ту минуту мне было не до того. Я впилась взглядом в мамино лицо, пытаясь угадать, как прошёл разговор с классной. Лицо было озабоченное. Я напряжённо спросила:
– Как поговорили? О чём?
– Она со мной, как с главой родительского комитета, советовалась, какую экскурсию выбрать. Спросила, смогу ли сопровождать.
Я счастливо выдохнула:
– А что грустишь?
– Папа позвонил, вернётся из командировки в начале марта. А я надеялась, он поможет тебе двигать мебель: Максимычу пора сделать генеральную уборку, до 23 февраля надо порадовать старика.
– Мам, может, мы сами справимся?
– Прости, у меня поясница болит. Но я договорилась с соседкой Верой – она медсестрой в реанимации работает, такие тела тягает – туши свет!
– Куда тягает?
– Ну, перекладывает. С каталки в кровать… Вот её телефон. С четырёх Вера свободна. Звони от Максимыча, она поможет. А я после работы выбью от пыли его подушку и матрац. Договорились?
Я замялась, посмотрела с хитрым прищуром. Наконец-то мама догадалась:
– Яна, сделаешь – проси, что хочешь, только не собаку!
– Тогда... новые кедыи красивую маечку к юбке, которую шью. А главное – прошу тебя выучить важную фразу. Какую – потом расскажу. Это очень нужно, чтобы расколдовать уроки труда. Позже всё объясню. Согласна?
– Если будет без мата, то согласна.
– Ура! – крикнула я, соревнуясь по громкости со звонком, и вошла в класс.
…После школы я поела и отнесла обед Максимычу. Экономя силы, не стала ничего делать, дожидаясь грязной посуды. Взяла книгу Чехова и почитала вслух «Разговор пьяного с трезвым чёртом». Максимыч улыбался одними глазами, и это не мешало еде. Я напомнила про уборку.
Дома меня потянуло спать, я закрыла шторы и поставила будильник на 15.50...
Пройдя по двору в зыбком свете зимних сумерек, я была на месте, одетая в просторные летние брюки и рубашку.
– Сейчас буду, – ответила Вера.
Она и впрямь скоро пришла, помогла передвинуть холодильник, диван, стол, шкаф. Потом Вера ушла домой, пообещав вернуть мебель на исходные позиции. Я мыла и тёрла всё, до чего могла дотянуться, брызгая на подозрительные места мыльной водой. Мне стало жарко, ведь не могу работать вполсилы, и между лопаток выступил первый пот.
– Дурак я набитый, – неожиданно сказал старик. Я оторопела. – Зачем столько курил – сам не знаю. Доктор раком лёгких пугал, а я всё шутил: «Больше вышки не дадут!» Знал бы доктор ко мне подход – не запугивал бы, а «морковку» предложил.
– В смысле?
– То есть стимул. Сказал бы, например: «Бросишь курить – сможешь по нашим Уральским горам ходить и не задыхаться". Я бы подумал и бросил...
– Хорошо хоть теперь не курите. А почему?
– Пожить ещё захотел, на мирное небо не нагляжусь... После второго инфаркта доктор сказал, что я одной ногой в могиле, которую вырыл сам. И – будто отрезало… Видишь, какие у меня лёгкие капризные. Вот вас с матерью обременяю. Мало вам других забот со мною.
– Не волнуйтесь, Виктор Максимыч, мы справимся. Правда, хорошо, если человек "умеет властвовать собою", да? – я продолжала работать и говорить. – А у нас послезавтра районные «весёлые старты». Надо быть в тёмных штанах и белой футболке, а у меня такой нет. Придется купить срочно.
Потом я позвала Веру, мы всё вернули на место. Пришла мама и выбила матрац и подушку во дворе. Я застелила постель чистым бельём, помыла пол, выслушала от Максимыча много доброго. Самыми необычными словами были такие: «Мне очень нравится твоё лицо, где капельки пота, как роса. Ты такая красивая и ловкая... На Лидочку мою похожа». Сказав это, он посмотрел за стекло шкафа на фото, где улыбалась девушка в гимнастёрке с медалями. А перед снимком стоял стакан, накрытый куском хлеба.
На лице деда заблестели одинокие слезинки, и я, было, растерялась, а потом взяла его покрытые рубцами и пигментными пятнами руки в свои, говоря что-то утешающее, из рассказов моей бабушки, окончившей ЦПШ - церковно-приходскую школу. Моя и будто не моя речь текла, как бальзам, открывая ещё неведомое: "за други своя... у Бога все живые".
Я пришла задумчивая, а дома ждал сюрприз. Олег (так звали моего брата) прислал бандероль с белой футболкой и подарками для родителей. Мама сияла улыбкой:
- Ну сын! Как-то сумел выкроить... не эгоиста вырастили, слава Богу... Дочка, я собиралась сама завтра… Вот извещение, мой паспорт и – раз уж горит к соревнованиям – твоё свидетельство о рождении. Меня там ещё половина почты помнит. Скажешь: «Я – дочка Томы Есауловой» и получишь.
...Я написала на листке слова, выведанные у Анжелы, и встала под душ, пытаясь увидеть предстоящую сцену со стороны.
Потом надела халат, накинув капюшон на мокрые шоколадные пряди причёски каре, и сказала максимально серьезно:
– Мама, сейчас мы снимем заклятие неуверенности с уроков труда. Доверься и не перебивай меня! Как ты мне ткань каждый год давала, помнишь? Дрожащими руками. «Смотри дочка, как бы не испортить!» – я показала сценку в лицах. Мама посмеялась, узнав себя, и замахала рукой: "Ну, хватит, хватит!"
Потом она, деловито сдув чёлку со лба, сказала, стараясь не улыбаться:
– Товарищ режиссер, разрешите исполнять роль? Где мой текст?
– Вот он, – я вытащила листок из кармана, – всё понятно? Мысленно вернёмся в третье января. Мы тогда все смотрели по телеку «Джентльмены удачи», и я сказала, что надо юбку-полусолнце шить, давай купим ткань. А ты?
– Яна, у меня есть. Сейчас из серванта достану.
– Молодец, мам. Закрой глаза. Через минуту открывай их и сервант.
Я сбегала в свою комнату за материалом и положила его в закрома. Мама открыла глаза, достала ткань и передала её мне со словами: «держи делай что хочешь и с удовольствием если что помогу».
– Ура! «Оковы рухнули. Свобода нас встретит радостно у входа!» – крикнула я.
Я поучила в кровати зоологию: систему кровообращения у млекопитающих. Оделась, взяла документы, чмокнула маму в щёку и побежала на улицу, где было уже совсем темно.
Я люблю бегать - "кровь разгонять". Иногда даже вру маме, что доехала в посёлок к бабушке на автобусе, а на самом деле я добралась лесной тропой, отложив сэкономленные деньги на что-то нужное. За час я пробегала 10 км. От дома до почты – ровно один, но дорога плоховата. Сейчас 19.30, до закрытия полчаса.
Успела. Передо мной за бандеролями стояли двое, их быстро обслужили. Протянула документы:
– Это вашей почтальонки паспорт, она моя мама. Шесть лет назад работала Тамара Есаулова, помните?
– Помним. Бандероль пришла, что ли? Так бы сразу и сказала! – улыбнулась сотрудница. Расписавшись за маму, с пакетом и приветами "Томочке" я побежала домой.
На полпути из открытой форточки квартиры я услышала знакомый хриплый голос Высоцкого: «А потом возвращайтесь скорей. Ивы плачут по вас. И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины».
Тут я поняла, как соскучилась по папе, но особенно – по брату, который уже полтора года проходил срочную службу в армии.
«Как ты, Олег? У тебя есть друзья? Тебя не подставляют под удар? Зачем ты просил мазь от ожогов? О, как мне хочется познакомить тебя с Максимычем! Он – мировой дед».
Я расчувствовалась так, что всхлипнула, и подумала о дедушках, которые умерли слишком рано, и я почти не успела их узнать.
Мне вспомнилось утро, когда я гостила в деревне ещё дошколенком. Стол посреди хаты, на нём что-то длинное накрыто простыней... Вой собаки во дворе и слова бабушки "ночью отмаялся, отошёл"... Прошли недели, пока я поняла: дед больше не погладит меня по голове. Но всё же стала ждать встречи, потому что не видела похороны, а слово "отошёл" слышала раньше лишь на остановке, про автобус...
Я уже вбежала в родной двор, чуть освещённый светом из зашторенных окон 50-и квартир, остановилась и посмотрела в небо. Тонкий золотой серп месяца окружали звёзды. Мне сильно захотелось быть ближе к ним, хоть на метр! Не придумав ничего лучше, я залезла ногами на прочный стол, на котором летом мужчины играли в домино.
Не зная, что именно скажу, и волнуясь, я попросила небо: «Пожалуйста, пусть все мои близкие встретятся и смогут узнать друг друга. Все-все: деды и бабушки, братья и сестры, дети, родители и друзья... живые и мертвые. Я хочу знать, как жил и чем дышал каждый человек, который сберёг и дотянул ниточку жизни до меня… И пусть Максимыч обнимет свою Лидочку!»
В небе мигнула звездочка, которая светила ярче других. На душе у меня стало легко и спокойно, будто меня услышали и ответили «да».
Вечером я опять не могла уснуть. Взяла календарик с