Как известно, зафиксировав при империализме ростки общехозяйственной централизации, концентрации и планомерности, возникшие на почве сращивания государства с капиталистическими монополиями, В.И. Ленин посчитал империализм начала XX столетия высшей стадией капитализма, т.е. такой стадией, когда уровень развития производительных сил вполне достаточен, чтобы обеспечить материальную основу социалистического перехода. Тогдашний империализм оценивался в ленинских работах как начало эры загнивания капитализма и пролетарских революций, а Первая мировая империалистическая война - как пролог мировой социалистической революции, которая начнется в самых передовых капиталистических странах, стоящих вровень друг с другом.
Историческая практика, которая служит критерием истины, внесла свои коррективы в ленинскую оценку степени зрелости капитализма первой четверти XX столетия. Верно, тогдашний империализм был связан с капиталистическими монополиями и опирался на них: они составляли его фундамент. Верно и то, что это была высшая капиталистическая стадия. Но она была высшей, как показала практика, только для того исторического времени, только на том эволюционном отрезке капиталистической формации. То была еще не исторически последняя стадия развития капитализма. В общем, она оказалась хотя и высшей, но не последней, т.е. всего лишь относительно высшей.
Считал ли В.И. Ленин отмечаемую им высшую стадию исторически последней, конечной стадией капитализма? Ставил ли знак равенства между ними? Указал хотя бы однажды, что высшая стадия равносильна последней? Исключал ли возможность стадиальной эволюции капитализма? В его работе по империализму мы находим сопоставление высшей стадии, или ступени, с «особой», «современной», «империалистской», «новейшей», «монополистической», «данной», и ни разу - с последней.
Для каждого, кто проштудировал ленинский труд, ленинская позиция ясна: высшая стадия - да, последняя - нет. Знака равенства между двумя стадиями - высшей и последней - автор работы «Империализм, как высшая стадия капитализма» не поставил. Да и название работы говорит само за себя - не «Империализм, как последняя стадия капитализма», а «Империализм, как высшая стадия капитализма». Анализированный В.И. Лениным империализм означал высшую ступень капиталистической эволюции, но не последнюю.
Иную позицию, следуя официальной линии, заявили составители предисловия к ленинскому тому. Они решились привнести свое понимание, с «поправкой» на идеологическую конъюнктуру времени. Цитируем: «Ленинский труд является дальнейшим развитием марксистской теории капитализма, обогащает ее учением о его высшей и последней стадии - империализме».
Здесь стадия, высшая по условиям начала XX столетия, отождествляется с исторически последней стадией капитализма, а империализм оказывается неизменным, застывшим в формах и отношениях 1910-х гг., окаменелым. В действительности, конечно, все не так: если что-то и окаменело, то только воззрения самих составителей из Института марксизма-ленинизма. В цитированной «поправке» нет ничего, кроме официозной отсебятины. Истина в том, что в работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» ошибки ложного отождествления, ошибки приравнивания высшей стадии капитализма к последней и финальной В.И. Ленин не совершил. Конечно, можно сколько угодно утверждать противоположное, но доказать его текстуально, со ссылкой на аутентичный текст, невозможно.
Отождествление высшей стадии с последней проводилось и в советской исторической литературе. Цитируем для примера: «Марксизм-ленинизм подчеркивает, что государственно-монополистический капитализм - это высшая ступень в развитии буржуазного общества, вместе с тем его последняя стадия, ее появление связано с нарастающим конфликтом между производительными силами и частнособственническими производственными отношениями, с дальнейшим вызреванием материальных предпосылок нового строя» 42. И при этом не давалось никакого документального подтверждения, что такое отождествление идет от работы В.И. Ленина. Полагаем, вполне понятно, почему: историки физически не могли обнаружить того, чего нет и не было.
Наверное общеизвестно ленинское положение, выдвинутое уже после Октября, в 1920 г.: «Империализм есть канун социальной революции пролетариата. Это подтвердилось с 1917 года в всемирном масштабе» 43. Сейчас незачем давать оценку этому положению, поскольку она давно дана историей. Миновало всего несколько лет, и период «подтверждения», начатый с 1917 г., растворился без следа. Вместо мировой пролетарской революции, ожидаемой Коминтерном со дня на день, произошла «временная стабилизация» капитализма, констатированная XIV конференцией РКП(б), состоявшейся в апреле 1925 г., в резолюции «О задачах Коминтерна и РКП(б)» 44. Жизнь в считанные годы оборвала гипотетическую связь между империализмом и эпохой пролетарской революции, показав теоретическую необоснованность такой связи.
Факт есть факт: после 1917 г. эволюция капиталистического способа производства не прекратилась, ей не настал конец, она продолжилась и продолжается по сию пору, несмотря на то, что ее «похоронили» в догме о «зрелости», «перезрелости» и «загнивании». Тот стародавний империализм, более чем вековой давности, сменился новым, который завоевывает ныне свои капиталистические неоколонии при опоре на империализм доллара.
В чем заключался просчет? Как теперь ясно, В.И. Ленин анализировал империализм, складывавшийся на основе горизонтально интегрированного капитализма - монополистического. Последовавшая затем капиталистическая эволюция явила, начиная с 1970-х гг., капитализм еще более высокий, вертикально интегрированный. Свершилось крупное стадиальное изменение. Старый империализм, основанный на отраслевых монополиях, сращенных с государством, перерос в новый империализм, основанный на межотраслевых корпорациях с прямым и косвенным участием государства. Столетие спустя стадия монополистического капитализма сменилась в самых развитых странах государственно-корпоративной стадией, примечательной законом вертикальной интеграции.
Спрашивается: достигла ли на том эволюция капитализма своего предела? Дошла ли до конца, до последней точки? Знаменует ли создание материально- технической базы, необходимой и достаточной для прямого социалистического перехода? Исчерпана ли своей государственно-корпоративной стадией? Нет, и такая стадия - это еще не предел, это еще не исторически последняя капиталистическая стадия.
Исторически самой высшей и действительно последней, финальной стадией капиталистической эволюции станет госкапитализм, или иначе - национализированный капитализм, системная особенность которого состоит в воспроизводстве социального капитала как совокупного производительного капитала общества. В условиях воспроизводства социального капитала, т.е. при госкапитализме, совокупному капиталисту во всех сферах общества противостоит совокупный работник, формируемый благодаря автоматизации и компьютеризации производительных сил.
Соответственно надо различать формальный госкапитализм, когда уже сложился совокупный капиталист, но еще не сформировался совокупный работник, и реальный госкапитализм, когда в обществе наряду с совокупным капиталистом имеется и действует совокупный работник. Как совокупный капиталист отрицает класс буржуазии, так совокупный работник отрицает класс рабочих. Поэтому реальный госкапитализм означает исторически первое отрицание капитализма.
Не при всяком уровне развития производительных сил капитализм возвышается до государственного. Формальный госкапитализм становится возможным при электрифицированных производительных силах, а реальный - при автоматизированных. Переход госкапитализма из формального в реальный осуществляется не иначе как посредством перехода общества от электрифицированных к автоматизированным производительным силам. Вот почему, кстати, исторически первые признаки госкапитализма стали различимыми именно на базе электрификации и по мере расширения ее масштаба, раньше всего в тех странах, которые шли в авангарде процесса массированной замены паровых машин электрическими - Англия, Германия, Франция, США.
Специфическим законом госкапитализма становится закон минимизации социальных издержек общественного воспроизводства, т.е. закон планомерного снижения цен соразмерно повышению производительности труда. Соответственно, именно госкапитализмом предопределяется тенденция социализации государства. Отрицая и прибыль, и частнокапиталистический способ присвоения, и класс буржуазии, и фиктивный капитал, и безработицу, он выражает в действии и действительности первое отрицание капитализма. Наряду с тем существенным признаком госкапитализма выступает дефляционный тип воспроизводства, или дефляционная экономическая модель, подрывающая корни спекулятивного капитала.
В отличие от старого империализма, проанализированного В.И. Лениным, новый империализм, или империализм наших дней, все более явственно обнаруживает закономерность госкапитализма. Для современного империализма, особенно американского - нацеленного на мировое господство, недостаточно смешанной, государственно-корпоративной опоры. Частнокапиталистические и даже корпоративно-капиталистические интересы приходят в непримиримое противоречие с имперскими, которые по определению являются общегосударственными. Глобальные имперские интересы США диктуют более высокую степень подчинения государству национальных и транснациональных корпораций, в том числе банковских, вплоть до их огосударствления - прямого или косвенного. Современный империализм, и в этом его коренная новация, не может больше существовать на экономическом базисе, который ниже госкапита- листического.
Госкапиталистическая закономерность находит ныне и цифровое статистическое подтверждение. Так, согласно американской статистике доля государства в собственности и промышленном капитале прирастает от кризиса к кризису, достигая 35%. Аналогичная тенденция характерна для ведущих стран ЕС - Германии, Австрии и Франции. Позиции социального капитала, как совокупного капитала общества, систематически расширяются в Швейцарии и Скандинавских странах, а также в Японии, Великобритании, Италии, Канаде, Австралии. Не косвенное кейнсианское регулирование, а национализация выдвигается в наше время на роль главной антикризисной меры.
Во всех промышленно развитых странах мира госкапиталистическая тенденция обнаруживает себя как закономерная и всеобщая. И США - не исключение из нее, а, напротив, ее ускоритель, хотя и по совсем иным причинам, чем в странах с традиционно сильной социальной ориентацией хозяйства и государства. Отметим, в частности, что без опоры США на госкапиталистические начала американская ФРС была бы не в состоянии провести политику «новой нормы», направленную на спасение империализма доллара во время «Великой рецессии» и его упрочение в последующие годы.
Итак, ленинское учение относится к старому империализму; оно применимо к новому лишь в той мере, в какой он удерживает основы старого, столетней давности. Старый империализм базировался на капитализме горизонтальной интеграции, на отраслевой монополии, а фундаментом нового служит капитализм вертикальной интеграции, или капитализм транснациональных корпораций (ТНК). Из государственно-монополистического капитализма вырастает государственно-корпоративный; из государственно-корпоративного - госкапитализм как первое отрицание капитализма; из госкапитализма - социализм как отрицание госкапитализма, или отрицание отрицания, т.е. второе и бесповоротное отрицание капитализма. Но столетие тому назад история еще не выявила подобной стадиальной последовательности капиталистической эволюции, еще не позволила различить всех промежуточных переходов.
Учение В.И. Ленина об империализме правильно «схватывало» ростки госкапитализма, однако переоценивало зрелость монополистического капитализма начала XX в. (созрел, перезрел, загнивает) и потому ошибочно связывало социалистическую революцию со старым империализмом, выдвигая неверный тезис о «загнивании капитализма» и преддверии социалистической революции. Таков наш первый довод. Перейдем ко второму.
3.2. Какой революции отвечает диктатура пролетариата -
социалистической или досоциалистической?
Представление, будто старый империализм открывает эру социалистических, т.е. формационных революций - а оно пронизывает программу РКП(б), принятую в 1919 г., едва ли совместимо и с ленинским учением о революционной ситуации. Критерий, выработанный В.И. Лениным, по праву стал классическим: низы не хотят, а верхи не могут жить по-старому.
В соответствии с ленинским критерием для социалистической революции необходим не только империализм: для нее надобна еще такая революционная ситуация, когда рабочий класс не хочет, а капиталистический класс не может жить по-капиталистически. Империалистическая война, понятно, не тождественна революционной ситуации. Ни из империализма, ни из империалистической войны эпоха пролетарских революций не возникает. К социалистической революции приводит революционная ситуация, а к революционной ситуации ведет только госкапитализм, поскольку только воспроизводство социального капитала, т.е. совокупного капитала общества, вызывает потребность в социализации государства и, далее, в замене государственного принуждения людей социальным поощрением общественного труда.
Революционного значения госкапитализма В.И. Ленин, хотя и пристально присматривался с 1917 г. к государственно-капиталистическим монополиям, еще не видел, вследствие чего допустил в своей теории смешение формационной революции со стадиальной. Критерии социалистической революции, равно как и социализма, гораздо выше, чем он полагал, изрядно переоценивая революционный потенциал, накопленный старым империализмом.
По новейшим теоретическим представлениям, в социалистической революции уже не класс рабочих противостоит классу частных капиталистов, а совокупный работник - совокупному капиталисту, представленному государством. С классом буржуазии как классом обособленных капиталистов кончает уже сам госкапитализм. При столь кардинальной смене социального характера классового противостояния, обусловленной госкапитализмом, в обществе не остается такого субъекта, против которого совокупный работник должен организовывать и направлять свою диктатуру.
Отсюда следует еще одна теоретическая новация. Она затрагивает основной вопрос социальной революции. В.И. Ленин считал таковым вопрос о диктатуре пролетариата. Но такой вопрос значим для иной революции, нежели социалистическая. Для социалистической революции он теряет всякий смысл, для нее вопрос о пролетарской диктатуре не может быть ни основным, ни сколько-нибудь предметным вообще. Он является предметным и основным исключительно для несоциалистической, т.е. не формационной революции.
Во избежание недоразумений поясним нашу позицию. Все прежние революции выливались в революционное насилие вновь нарождающегося класса против старого. В социалистической же революции не возникает какого-либо нового класса, она не насаждает нового класса взамен старого. В ней участвует интегрированный рабочий класс, сорганизованный в совокупного работника на базе автоматизированных производительных сил. Она освобождает его от всякого отчуждения и принудительного труда, устраняет подчинение труда капиталу и товарный характер рабочей силы, заменяет принуждение убеждением и творчеством и, следовательно, потребностью в творческом труде.
Благодаря фигуре совокупного работника социалистическая революция коренным образом отличается от всех досоциалистических, как и ее революционный субъект. В ней воплощается революция принципиально иного типа по сравнению со всеми прежними формационными революциями: рабовладельческой, феодальной или буржуазной. Прежде были революции классового меньшинства против классового большинства, вследствие чего все они становились насильственными. Социалистическая революция, напротив, может быть только революцией социального большинства. Такая революция, во-первых, стоит вне ряда насильственных; во-вторых, она не устанавливает никакой диктатуры, ибо диктатура появляется лишь там и тогда, где и когда классовое меньшинство подчиняет себе классовое большинство; в-третьих, она устраняет товарный характер рабочей силы, а вместе с тем - и пролетариат, вследствие чего опять- таки для диктатуры пролетариата не оказывается ни субъекта, ни объекта.
Если власть и собственность переходят в руки социального большинства, политически и экономически интегрированного в совокупном работнике общества, значит, противоположная ему социальная фигура - совокупный капиталист теряет свой базис и прекращает существование. Вместе с тем исчезает также раскол общества на антагонистические классы, на класс эксплуататоров и класс эксплуатируемых. А где нет классов, там нет и быть не может какой- либо классовой диктатуры, там некого специально подавлять и принуждать.
Такая логика вполне согласуется с ленинской: «А раз большинство народа само подавляет своих угнетателей, то «особой силы» для подавления уже не нужно! В этом смысле государство начинает отмирать» 4. Власть большинства не требует особой силы, не требует диктатуры и государства как особой силы. При власти большинства государство начинает отмирать - такова точка зрения В.И. Ленина, который к «особой силе» прямо относил государство 4.
Л. Троцкий довольно близко подошел было к прозрению, чтобы тотчас же запутаться в элементарной логике и беспомощно отступить: «При интегральном «государственном капитализме» закон равной нормы прибыли осуществлялся бы не обходными путями, т.е. конкуренцией между капиталами, а прямо и непосредственно, через государственную бухгалтерию. Такого режима, однако, никогда не было и, вследствие глубокого противоречия в среде самих собственников, никогда не будет, - тем более что в качестве универсального носителя капиталистической собственности государство представляло бы слишком заманчивый объект для социальной революции» 47.
Верно, что госкапитализма «никогда не было», но неверно, что «никогда не будет». Для излишне догматичного Л. Троцкого госкапитализм просто невероятен - «тем более что в качестве универсального носителя капиталистической собственности государство представляло бы слишком заманчивый объект для социальной революции». Л. Троцкий держал в руках готовую догадку, но, не поверив, отмахнулся от нее. Между тем иного объекта для социальной революции, кроме интегрального носителя капиталистической собственности, не было, нет и теоретически не бывает. Потому-то не иначе как через госкапитализм общество вплотную подходит к социализму, и оттого как раз заключительный революционный акт обходится без классового насилия.
Социализм есть бесклассовое общество, свободное от какой-либо эксплуатации человека человеком, а потому свободное от всякого насилия, от всякого принуждения. Социализм есть общество ненасилия. Соответственно социалистическая революция, и в том имманентная ее особенность, разворачивает историю человечества от общества насилия к обществу ненасилия.
Зададимся вопросом: можно ли прийти к ненасилию путем насилия? Ведет ли путь насилия к обществу ненасилия? Является ли насилие способом формирования отношений ненасилия между людьми, отношений подлинного гуманизма? Поставленный вопрос хотя и принадлежит больше философии, но прямо относится к коренным вопросам социалистической революции, подготовляемой реальным госкапитализмом. Научный ответ на него заключается в том, что социалистическая революция в принципе может быть только ненасильственной, только мирной, только созидательной, объективно пресекая какое бы то ни было разрушение автоматизированных производительных сил, включая, конечно же, первым делом их людской состав.
Поскольку реальный переход к социализму возможен не иначе как от госкапитализма, социалистическая революция, будучи революционным актом сорганизованного социального большинства, обходится, во-первых, без классового насилия, во-вторых - без гражданских войн, в-третьих - без людских потерь. Досоциалистические революции были насильственными, а потому кровавыми. В отличие от них, социалистическая революция не может быть ни насильственной, ни кровавой.
Насилие свойственно исключительно досоциалистическим революциям, равно как и гражданские войны. Величайшая историческая особенность, притом абсолютно бесспорная, состоит в том, что Октябрьская революция явилась революцией социального меньшинства, доля наемного класса, насчитывавшего самое большее 13,5 млн. человек, не превышала 8,5% населения Российской империи48. А революции социального меньшинства объективно не дано подняться выше досоциалистической. Будучи революцией объективно и заведомо несоциалистической, Октябрьская революция закономерно оказалась насильственной и сопровождалась бесчеловечной, братоубийственной войной.
Человек предполагает, а практика располагает. Поскольку ленинская революционная теория содержала ошибку по поводу формационного характера пролетарской революции, постольку ленинское учение о диктатуре пролетариата оказалось безошибочным. Оно утрачивает смысл для реальной социалистической революции, которая возможна только после установления госкапитализма, только после трансформации класса рабочих в совокупного работника, а класса капиталистов - в совокупного капиталиста. Но для революции пролетарской, какой стала Октябрьская по своей движущей силе, для революции несоциалистической, для революции социального меньшинства ленинское учение о диктатуре пролетариата имело и смысл, и значение.
Чтобы убедиться в том, обратимся к третьему доводу.