Шестидесятые годы отмечены появлением новых моментов в идейном содержании общественных движений. Этот период изобилует радикальными программами и не менее радикальными общественными акциями. Историки (А. И. Володин и Б. М. Шахматов) называют его периодом образования революционного утопического социализма на российской почве, возникающего из соединения двух потоков – русского утопического ("крестьянского") социализма и массового революционного движения в среде разночинной интеллигенции.
Видными представителями русского утопического социализма стали А. И. Герцен и Н. Г. Чернышевский. Характерно, что оба они признавали близость свою к позициям славянофилов. Герцен отмечал, что славянофилам "принадлежит честь и слава почина", именно с них начинается "перелом русской мысли". Их сближала с западниками, к которым Герцен причислял и себя, любовь к свободе и чувство любви – "безграничной, обхватывающей все существование любви к русскому народу, русскому быту, к русскому складу". Чернышевский о славянофилах высказался так: "Они принадлежат к числу образованнейших, благороднейших и даровитейших людей в русском обществе".
К идеям и конструкциям общинного (народнического, "крестьянского") социализма одновременно пришли многие социальные философы, однако приоритет здесь принадлежит Александру Ивановичу Герцену (1812–1870). Именно он воспринял сельскую общину как главный опорный элемент в здании будущего русского социализма. Эта тема обсуждалась им одновременно с темой отсталости России, ее самобытности и особой миссии в деле общественных преобразований у себя и других народов. Исторические события как бы пронеслись над русским народом, писал Герцен, во многом повторяя Чаадаева, но, задавленный и забитый, он сохранил свой самобытный характер, свою молодость, не отягощенную, как у народов Запада, вековыми традициями исторической жизни. Именно сохранность самобытного характера делает его чувствительным к социализму, и более всего это связано с особой ролью сельской общины. "Община спасла русский народ от монгольского варварства, от выкрашенных по-европейски помещиков и от немецкой бюрократии. Общинная организация, хотя и сильно потрясенная, устояла против вмешательства власти; она благополучно дожила До развития социализма в Европе". В общинных хозяйственных и административных началах он усматривал зародыши и черты социалистического коллективизма. "... В избе русского крестьянина мы обрели зародыш экономических и административных установлений, основанных на общности землевладения, на аграрном и инстинктивном коммунизме". Однако Герцену были видны и негативные стороны общинных порядков – поглощение личности миром (общиной), как и во всех других случаях "неразвитого коммунизма". Выход он видел в использовании западной науки, призванной оказать на крестьянский быт оплодотворяющее воздействие. Без этого аграрный коммунизм, будет пребывать грубым и примитивным, наподобие уравнительного коммунизма Гракха Бабефа на Западе, который практически исключает свободу личности и потому никак не может считаться достойным воплощением социализма. К приобщению русского крестьянина к положительным результатам цивилизации и науки Запада должны быть призваны передовые русские люди, "прошедшие через западную цивилизацию" и впитавшие ее исторический опыт и социалистические представления.
|
|
|
|
1 ноября 1861 г. Герцен выдвигает лозунг "В народ!", ставший на десятилетия призывом для патриотической молодежи к деятельному участию в освободительном движении.
Социализм Герцена народнический и вместе с тем индивидуалистический – так оценивает взгляды Герцена Бердяев. Его вера в крестьянскую общину во многом объясняется тем, что русский мужик, даже в крепостном состоянии, более личность, чем западный буржуа, поскольку соединяет в себе личное начало с общинным. Правда, он не делает при этом различения между личностью и индивидом, между человеком и гражданином. Однако хорошо чувствует и передает опасность мещанства, торжествующего и угрожающего образованному меньшинству. Первый русский западник пережил глубокое разочарование в западном мещанстве, и это склонило его к сочувствию анархизму, а не демократии.
"Государство и личность, власть и свобода, коммунизм и эгоизм (в широком смысле слова) – вот геркулесовы столбы великой борьбы, великой революционной эпопеи", – писал Герцен в период идейных поисков перспективных форм организации человеческого общежития. Он пришел к выводу, что таких форм можно выделить только две – монархию и республику. При этом речь идет не о формах правления, а именно о формах организации общежития, в которых действительно обеспечивается дело народа (республика), общее благо. Поэтому он проводил различение политической и социальной республики, считая подлинной республикой только социальную. Монархия в отличие от республики, требует священного и неприкосновенного авторитета, который несовместим со свободой людей и независимостью разума.
|
|
На общий ход дискуссий о социальных возможностях общины большое влияние оказали публицистические выступления Николая Гавриловича Чернышевского (1828– 1889), особенно две его статьи – "Критика философских предубеждений против общинного владения" (1858) и "Экономическая деятельность и законодательство" (1859).
В первой из них сделан вывод о том, что существование первобытной общины в условиях высокой ступени цивилизации, какая достигнута в текущем столетии, не помеха для ее вхождения в эту цивилизацию, потому что в общинном владении присутствует "высшая форма отношений человека к земле". Более того, общинное владение обеспечивает, писал Чернышевский в другой статье годом раньше, каждому земледельцу обладание землею и "гораздо лучше частной собственности упрочивает национальное благосостояние". Такое владение в состоянии наилучшим образом обеспечить успехи в сельском хозяйстве, поскольку общинная собственность "соединяет собственника, хозяина и работника в одном лице". Все это позволяет сделать вывод о возможности ускоренного социального развития при помощи общины.
В статье "Экономическая деятельность и законодательство" автор дает контрастирующее сопоставление внутриобщинной правовой ситуации и правительственного регламентирования с помощью законов. В общинном поземельном владении отсутствует "вмешательство всякой центральной и посторонней администрации". Здесь внутреннее регулирование, которое можно назвать разумным законодательством, дает бесспорность и независимость правам частного лица. Оно же благоприятствует развитию прямоты характера и качеств, нужных для гражданина. Оно поддерживается и охраняется силами самого общества. Таким образом, внутриобщинное регулирование самодостаточно, в нем гораздо больше разумности, нежели в правительственной регламентации, поскольку оно вырабатывалось поколениями на основе правового обычая или соглашения.
Право собственности на Западе почти исключительно предоставлено отдельному лицу и ограждено прочными и неукоснительно соблюдаемыми гарантиями. "Юридическая независимость и неприкосновенность отдельного лица повсюду освящена и законами, и обычаями". И тем не менее опора на законы и законность, как и всякое одностороннее стремление, имеет свои невыгоды. Это в равной мере относится к законному и обычно-правовому обеспечению "исключительных прав личности", права собственности в первую очередь. Эти невыгоды стали обнаруживать себя как только идеал "приблизился к осуществлению с забвением или сокрушением других, не менее важных условий человеческого счастья, которые казались несовместимыми с его безграничным применением к делу". Имеется в виду итоговый результат "безграничного соперничества" собственников в земледелии и промышленности; оно в конечном счете "отдало слабых на жертву сильным, труд на жертву капиталу".
Выход из такого положения один – в обеспечении союза и братства между людьми. Люди должны соединиться в общества, имеющие общий интерес, сообща пользоваться силами природы и средствами наук. В земледелии братство это должно выразиться в переходе земли в общинное пользование, а в промышленности – в переходе фабричных и заводских предприятий в общинное достояние компании всех работающих на этой фабрике или на этом заводе.
После первых шагов по осуществлению крестьянской реформы Чернышевский приходит к выводу о неспособности самодержавно-бюрократической организации к реформированию и начинает ориентироваться на крестьянскую революцию. В прокламациях к крестьянам, в обращении к русским конституционалистам у него представлен широкий комплекс предложений и рекомендаций относительно необходимых перемен в устройстве общества и государства: свободная от бюрократического гнета и опеки крестьянская община, местное представительное управление и самоуправление, самостоятельный и праведный суд, ограничение царского самовластия, управление на основе законов.
В отличие от Герцена Чернышевский – убежденный демократ. Он вступает по этому вопросу в спор с Чичериным, который утверждал, что "демократия похожа на абсолютизм в том отношении, что очень любит бюрократию и централизацию". Чернышевский возражал против этого и полагал, что демократия по своему характеру противоположна бюрократии. Например, администрация в условиях демократии должна находиться в подчинении у жителей того округа, делами которого она занимается, и это связано с тем, что каждое село и город, каждая область независимы в своих делах; подобно тому и каждый гражданин должен быть независимым в делах, касающихся его одного.
Авторитет Чернышевского в освободительном движении начала 60-х гг. был очень высокими, и правительство установило за ним секретный надзор. В 1862 г. вслед за приостановлением журнала "Современник" Чернышевского заточают в одиночную камеру Петропавловской крепости. Здесь он пишет роман "Что делать?", который своим идейным содержанием оказал большое влияние на несколько поколений революционно настроенной молодежи, пытавшейся на практике воплотить принципы разумного человеческого общежития. Особенно притягательным в романе был элемент аскетизма во имя общего дела, который оказался характерным для последующей революционной интеллигенции.
При отсутствии прямых улик Чернышевский был признан виновным "в принятии мер к ниспровержению существующего порядка управления", осужден на семь лет каторги и вечное поселение в Сибири. Его сочинения были запрещены в России до первой русской, революции.