Первые упоминания об изобразительном искусстве в Новониколаевске относятся к началу 1910-х годов. Статьи дореволюционной периодической печати Сибири извещают о намерении томских художников устроить в только что возникшем городе выставку своих картин, о выполнении для городской думы Новониколаевска томичом С.М. Прохоровым портретов Николая I и Александра II, о планах алтайца Г.И. Гуркина в апреле 1915 года показать здесь свои этюды гор. Однако собственная художественная жизнь в Новосибирске начинается позже, после освобождения города от армии Колчака (14 декабря 1919 г.) и окончательного установления в нем советской власти.
Из-за отсутствия до революции в Новониколаевске местных художников и необходимой материальной базы, начало развития изобразительного искусства в 1920-х годах было очень скромным. Рядом, в Омске, открылся художественно-промышленный институт с художественным музеем при нем и производственными мастерскими, а в Новониколаевске в том же 1920 году был объявлен набор в художественную студию при гарнизонном клубе военкомата, и ничего больше. И хотя студия, как многое в то время, планировалась с размахом -- в пять отделений или факультетов, -- в действительности она ограничилась обычным для студий самодеятельных художников коллективным рисованием с натуры. Организатором ее, руководителем и преподавателем в ней был один единственный человек -- А.М. Иванов. Каким бы даровитым он ни был, вести пять факультетов он не мог.
Летом 1921 года из Омска в Новосибирск переезжает Сиббюро ЦК РКП(б) и Сибревком. Торгово-промышленный город становится административным центром Сибири. Вслед за Сиббюро и Сибревкомом в Новосибирск переехали редакции газет и журналов со своими типографиями, сибирская киностудия, сибирская опера. Духовная атмосфера города резко изменилась, уровень художественной жизни начал быстро повышаться.
|
В силу того, что Новосибирск стал административным центром Сибири и становился ее культурным центром, он как магнитом притягивал к себе художников из городов и постарше, и покультурнее -- таких как Барнаул, Красноярск, Омск, Томск. Одни из привлеченных художников выполняли полученные ими заказы и возвращались обратно. Так поступила группа живописцев Томска, летом 1923 года расписывавшая интерьеры здания Сибревкома. Другие приезжали в Новосибирск надолго, навсегда.
Эта особенность города -- отсутствие среди художников уроженцев Новосибирска и неприспособленность местного быта к развитию в нем изобразительного искусства -- сохранялась в продолжение полувека. Однако без живописи, графики, скульптуры город существовать не может. Потребности книжного издательства в грамотно и красиво сделанной книге, а журналов, газет, театра в усилении зрелищем текста или действия на сцене, неизбывное желание многих приобщиться к искусству личным творчеством действовали как незаметная, но неодолимая сила притяжения, преодолевающая неустройства художественной жизни. Да и соседи из близлежащих городов, проявляя себя в искусстве, подталкивали к ответу творчеством на творчество. Здесь снова стоит упомянуть томичей. В июне 1925 года они развернули в Новониколаевске выставку картин. Как ответ на нее, осенью того же года в редакции газеты «Советская Сибирь» открылась выставка живописи и графики «группы новониколаевских художников». В ноябре она была показана в Томске. Побывала выставка и в Омске.
|
Пока выставка путешествовала и завоевывала ее организаторам авторитет, в Новосибирск из Красноярска перебрались обладающие организаторскими способностями живописцы А.П. Лекаренко и А.В. Вощакин. Полку художников города прибыло, наиболее деятельные из них имели теперь вокруг кого объединиться. Вскоре создается общество художников «Новая Сибирь» с обширной программой действия. Пятого августа 1926 года «Новая Сибирь» была официально зарегистрирована Сибирским административным отделом.
Одновременно с этим обществом в Новосибирске начал действовать филиал Ассоциации художников революционной России (АХРР), центр которой находился в Москве. Установка Ассоциации на изображение быта рабочих и крестьян в его «революционном развитии» дала со временем основания для формулирования принципов социалистического реализма. Новосибирский филиал АХРР, конечно же, стремился по мере сил утверждать в городе обозначенные в его декларации позиции.
В каждом из созданных в Новосибирске объединений насчитывалось около десяти членов, примерно равных по уровню культуры. «Новая Сибирь», тем не менее, разворачивалась активнее и профессионально крепче по той причине, что забота о художественной форме не отделялась в ней от заботы о содержании. Ориентация «Новой Сибири» на развитие своими силами и своим разумением местной художественной жизни была симпатична и некоторым членам филиала АХРР. Один из них, П.И. Ивакин, присутствовал на заседаниях той и другой группы. Он и подтолкнул своих товарищей, членов Ассоциации, к объединению с «Новой Сибирью», чтобы общими усилиями осуществлять далеко идущие планы.
|
А планы у организаторов «Новой Сибири» были немалые: тут и художественный музей, и специализированное высшее учебное заведение, и периодические издания, и регулярные всесибирские художественные выставки, и съезды, и конференции. Надеясь на лучшее, они смело взялись за реализацию своих планов -- организацию всесибирской выставки, которая показала бы реальное состояние изобразительного искусства в Сибири, и съезда художников. Съезд должен был выработать практическую программу совместных действий художников Сибири.
Предстояло изыскать средства на их проведение, найти помещение для размещения большой выставки, что было совсем не просто. Новосибирск, насчитывавший в 1926 году сто тысяч жителей, состоял в основном из частных домов и домиков деревенского типа. Лишь главная улица, Красный проспект, застраивалась пока еще редко стоявшими кирпичными зданиями общественного назначения. Специальная комиссия в составе А.В. Вощакина, Н.Н. Нагорской, П.П. Подосенова («Новая Сибирь»), А.М. Иванова, С.Р. Надольского, А.И. Русинова (АХРР) и В. Поляшова, не состоявшего на то время в объединениях, сумела и деньги собрать, и помещение обеспечить. Комиссия уговорила сотрудников краеведческого музея всех разом среди зимы уйти в отпуск, а экспонаты убрать в хранилище. Место для выставки освободилось на срок двухнедельного отпуска.
Выставку и съезд удобнее всего было устраивать одновременно, чтобы делегаты съезда могли привезти с собой в Новосибирск из своих городов картины и участвовать в составлении общей экспозиции. День открытия всесибирской выставки правление Общества назначило на первое января 1927 года, учитывая время школьных каникул, потому что большинство делегатов съезда работало учителями в различных учебных заведениях Сибири. В ночь на первое января делегаты съезда, они же члены жюри выставки, они же рабочие на экспозиции, закончили развеску и расстановку произведений искусства в трех залах краеведческого музея. Всесибирская выставка была готова.
План экспозиции выставки формулировался просто: надо всем разместиться на небольшой площади. Живопись и графика местами теснились в семь рядов, ковром заполняя стенды от пола до потолка. Единственный принцип. прослеживающийся в развеске, -- крупные работы помещались вверху, малые внизу. Однако на экспозиционное неустройство никто не обращал внимания: ни художники, ни критика. Главное то, что выставка состоялась и с ее помощью можно было увидеть искусство всей Сибири.
При неизбежной неполноте материально не обеспеченной выставки (от омских художников участвовал один В.И. Уфимцев, от барнаульских -- А.В. Худяшев), она довольно верно отражала состояние изобразительного искусства Сибири на тот момент. В ней участвовали: полусамоучки -- алтаец Н.И. Чевалков, буряты И.Г. Дадуев, Р.С. Мэрдыгеев, Ц.С. Сампилон, А.Е. Хангалов, Г. Эрдынийн, ученики художественных студий И.Л. Копылова и Б.И. Лебединского, работавшие в Иркутске. Основу экспозиции составили произведения художников, получивших среднее специальное образование, главным образом, в Казанской художественной школе.
С точки зрения стилевого проявления выставка показывала работы художников, отмеченные сибирской спецификой (к ним относились так называемые примитивисты из алтайцев и бурят и небольшое число русских художников, варьировавших пластические темы «примитива») и произведения «европейцев». Представителей русского варианта европейской художественной школы на выставке было абсолютное большинство. Их диапазон колебался от передвижнического до мирискусснического реализма.
Тематически выставка показывала жизнь и быт народов Сибири. Это было не заданное, а естественно сложившееся направление. Художники Сибири первой трети двадцатого века охотно ездили с этнографическими экспедициями и сами составляли одиночные или групповые экспедиции на Обской и Енисейский Север, на Алтай, в Хакасию, Бурятию и привозили оттуда богатейший этюдный материал, на основе которого потом писались картины. Художественное краеведение, пожалуй, самая выдающаяся черта искусства Сибири середины двадцатых годов.
Новосибирцы участвовали в выставке хуже своих возможностей. Перед самым ее открытием В.Н. Гуляев уехал в Ташкент к друзьям, сманившим его колоритом Востока. По неизвестным причинам на выставку не дали работ ни А.М. Иванов, ни Н.Е. Дорогов. Занятая организационными делами выставки Н.Н. Нагорская не успела подготовить к ее открытию подборку своих произведений. Три случайные гравюры для нее, ученицы В.А. Фаворского, были на экспозиции простой отпиской. Потом, когда выставка отправилась по городам (Омск, Томск, Красноярск и окончила свой путь в Иркутске), Нагорская увеличила свой раздел графики. И тем не менее, количественно новосибирские художники заполнили четвертую часть выставки. Их живопись и графика были в числе лучших и самых разнообразных.
Благодаря возможностям тиражирования, графика новосибирцев двадцатых годов дошла до нас полнее живописи. Создается впечатление, будто графика тех лет по всем статьям превосходила живопись. Однако из пятнадцати художников Новосибирска, участвовавших в выставке, «чистых» графиков только два: С.Н. Липин и Н.Н. Нагорская. Одиннадцать человек показали живопись, дополненную рисунками, С.Р. Надольский выставил скульптуру, А.И. Русинов -- архитектурные проекты.
Живописцы А.В. Вощакин и Н.А. Надольская дали на выставку по одной значительной для них картине и по несколько этюдов. Этюды Вощакина и Надольской, как, впрочем, и других новосибирцев, определеннее, проще и, может быть, художественнее картин. Но надежное качество этюда уже не могло удовлетворить авторов. Пора пейзажного и натюрмортного этюда проходила. Пути развития отечественного искусства неуклонно вели художника к построению сюжетно-тематической картины.
Если Всесибирская выставка на четверть состояла из произведений новосибирцев, то съезд почти целиком был проведен их силами. Только один доклад из шести подготовил иногородний художник -- иркутянин И.Л. Копылов. В обсуждении докладов принимали участие все делегаты, формируя коллективное мнение, отливавшееся в конце концов строками резолюций по каждому из них, но характер и, в значительной мере, уровень обсуждения зависели от того, какие мысли и в какой форме заронил в слушателей докладчик. Итоговым на съезде стал доклад Вощакина «Перспективы развития искусства в Сибири». Он предложил плановый системный подход к разрешению вопросов художественной культуры Сибири, и съезд принял его предложение, поверив в реальную возможность его осуществления.
Выставка и съезд окрылили художников Сибири. Сгоряча они запланировали собрать вторую Всесибирскую выставку к осени 1927 года, забывая об отсутствии средств и выставочного зала. Два раза в год краеведов в отпуск не пошлешь. Да и новых работ за полгода не набрать на большую, содержательную выставку. В следующем году с организацией Всесибирской выставки легче не стало.
Курс на индустриализацию страны, искоренение индивидуального хозяйства на селе отозвался и на художниках. Художественные группировки в административных кругах уже никакого сочувствия не вызывали. В Москве родилась идея Федерации работников пространственных искусств, она казалась мостом в будущее.
Важнейшим событием художественной жизни тридцатых годов было создание Союза художников на основе постановления ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года «О перестройке литературно-художественных организаций». В Новосибирске к тому времени не было ни Ассоциации художников революционной России, ни «Новой Сибири», ни Федерации работников пространственных искусств. Филиал ее сибиряки уже создавали, но не успели оформить юридически.
Организационный период Западно-Сибирского союза художников растянулся на целый год. Его этапы можно проследить по вехам: 28 мая 1932 года фракция ВКП(б) краевого оргбюро Союза художников уточняла свой состав, первого июня вышло постановление бюро Западно-Сибирского крайкома партии «О перестройке литературно-художественных организаций», 19 января 1933 года крайком еще раз постановил создать оргкомитет Союза художников. Наконец, в феврале 1933 года открылась первая Западно-Сибирская краевая художественная выставка под девизом «Пятилетка Сибири в действии».
Первая краевая выставка показала произведения художников Новосибирска, Омска, Томска, Алтая и Кузбасса, созданные на основе этюдов, выполненных во время целевых командировок в агроиндустриальные районы Сибири. «Домна Кузнецкстроя» и «Асфальтировщики» Г.Г. Ликмана, «Автогенная сварка» П.Н. Пакшина, «Бетон пошел» Иванова, «На стройке ЗГО» М.А. Мочалова, «Разработка мощного пласта» и «Агитповозка в селе» И.И. Тютикова, «Колхозницы» Надольской, «Колхозное собрание» Г.И. Гуркина, «Доярка» Чевалкова -- вот основные произведения выставки.
Несмотря на несколько новых имен, в числе которых были М.А. Мочалов, А.П. Моисеенко, Н.П. Хомков, составом участников первая краевая прямо перекликается с выставкой «Новой Сибири». Как и во всесибирской 1927 года, в ней принимали участие и профессиональные художники, и самоучки. В 1927 году Копылов показал работы своих учеников, в 1933-м Чевалков выступил в окружении воспитанников Улалинской (Горно-Алтайской) художественной школы, где руководителем был Гуркин, но вел дела преимущественно Чевалков.
На второй Западно-Сибирской краевой художественной выставке, открывшейся 30 ноября 1934 года, самодеятельность была выделена в особый раздел. Расслоение профессионального искусства и непрофессионального стало принимать организационные формы, однако их взаимосвязь сохранилась на протяжении всей художественной жизни Новосибирска до сего дня.
Подобно первой, вторая краевая выставка показывала рождение нового быта в городе и в деревне, но с уклоном в деревенскую тематику. Сказывалась тяга сибиряков к пейзажной живописи. Особую линию выставки намечала картина Тютикова «В.И. Ленин и Н.К. Крупская в ссылке в селе Шушенском». То, что прежде писалось сибиряками, в том числе и самим Тютиковым, иногда можно было отнести к историческому жанру, но то была история, писанная по горячим следам самим ее участником. Теперь некоторые художники старались воссоздать атмосферу отдаленного прошлого, разумеется, прочувствованной по-современному. Тютиков вместе с Надольским обследовал все ленинские места в Сибири, изучил сохранившиеся документы, написал серию этюдов в Шушенском (три из них экспонировались рядом с картиной) и лишь после этого приступил к картине.
На открывшейся в 1936 году третьей краевой выставке историческая тема стала основной. Неоклассицизм, определивший характер художественной культуры 1930--1950-х годов в СССР и в ряде стран Европы, вступил в свои права. Тютиков показал картину «Гибель красногвардейского отряда Петра Сухова», она и стала «гвоздем» выставки. Вокруг нее расположился целый хор созвучных ей картин, посвященных, в основном, истории Гражданской войны в Сибири. Даже портреты писались теперь с людей, так или иначе причастных к революционной истории края. Портрет личности перерастал в социальный портрет, и он перерос бы в категорию портрета-типа, если бы художники Новосибирска обладали в те годы достаточным профессионализмом.
Четвертая и последняя краевая выставка открылась в 1937 году. В том же году страна пережила очередное районирование, Западно-Сибирский край исчез. Появилась Новосибирская область. На выставке было меньше произведений, чем на предыдущих, да и те частью были перенесены с выставки 1936 года. Одной из причин уменьшения количества произведений было районирование. Приписанными к Новосибирску остались только художники Томска и Кемерова. Другой причиной была волна арестов, губившая художников с февраля 1933 года. Она захлестнула Вощакина, Липина, Поляшова... Сыграла свою роль и дискуссия о формализме 1936 года, ударившая по рукам даже алтайца Чевалкова, конечно же, ни к какому формализму отношения не имевшего.
Но жизнь шла, хотя ее беспощадно ломали. Город рос и вширь, и ввысь. В городе строился Театр оперы и балета, задуманный восемь лет назад как один из корпусов Дворца культуры и науки. За истекшие годы в проекте корпуса многое изменилось. Цилиндрическая основа здания, перекрытая огромным куполом, была построена в первой половине 1930-х годов в соответствии с идеями конструктивизма. Теперь внешний и внутренний облик театра принимал явственные черты классики. Многофункциональность уже не вмещалась в новый характер корпуса. Он становился театром, и только театром. Как и положено для классицистского театрального здания, в нем теперь проектировались роспись плафона в главном зрительном зале, длинный фриз в полуциркульном фойе, много скульптуры в интерьере и в экстерьере.
В процессе работы над оформлением театра значительную часть запланированной скульптуры пришлось снять. В Сибири некому, негде и не из чего было ее выполнять. Поэтому оригинальную скульптуру в зрительном зале театра заменили подведенными под один размер гипсовыми слепками с древнегреческих статуй. Местных творческих сил и материалов хватило только на фриз «Танцы народов СССР», помещенный в портике над входом в театр.
Расписывать плафон зрительного зала и проектировать занавес по первоначальному плану должен был Е.Е. Лансере, авторитетнейший монументалист довоенного времени. Он сделал акварельный эскиз росписи. Впоследствии задание переменилось. Лансере от росписи отошел. По новому форэскизу ее выполнила бригада новосибирских художников под руководством А.А. Бертика.
Бертик был первым и в те годы единственным в Новосибирске специалистом в области монументального искусства. Еще в 1932 году вместе с учениками руководимой им студии он расписал плафон в зале заседаний Дворца труда, известного теперь как водный институт. Фреска «Оборона» не сохранилась. Роспись театра, тем не менее, была его первая в Новосибирске капитальная работа, выполнять которую ему помогали А.М. Иванов, А.Н. Фокин, О.А. Шереметинская, П.Г. Якубовский, И.И. Янин. Она была в основном декоративной, воспроизводящей атрибуты искусства на плафоне и растительный орнамент во фризе фойе. Лишь на торцевых стенах фойе разместились импровизации на темы опер М.И.Глинки. Но все-таки это была серьезная работа, и художники отнеслись к ней ответственно.
От монументального искусства новосибирцев 1930-х годов до нас дошла только эта роспись, но мы знаем, что они активно расписывали рабочие клубы в городах Западной Сибири, что в 1938 году Тютиков написал панно «Панорама Алтая» для всесоюзной сельскохозяйственной выставки в Москве. Не преувеличивая художественные достоинства утраченных росписей, нельзя и преуменьшать их значение в становлении художественной жизни города.
Наиболее торжественно в довоенное время прошла пятая областная художественная выставка, открывшаяся в ноябре 1940 года, почти сразу после окончания работ в оперном театре. В сущности, выставка стала первой областной, но к ней были присчитаны четыре краевые по распространенной в те годы методе начинать историю с очередного ответственного решения.
Впервые за тринадцать лет, прошедших от дней организованного «Новой Сибирью» Всесибирского съезда художников, встал вопрос о местном колорите в изобразительном искусстве края. Общие положения новосибирской критики 1940 года почти буквально повторяют мысль Вощакина, высказанную им в 1927 году. Он говорил тогда: «Мы не мыслим Сибирь -- отделенную от СССР. У нас одни задачи -- экономические и культурные. Но у Сибири, в силу ее климатических и географических данных, есть только ей присущие, ценные для художника черты. Этого мы не должны забывать, это, наоборот, нужно выявлять, отображать, этот материал художник-сибиряк использует, он его сделает оригинальным, самобытным, богатым художественными образами».
Выставка 1940 года показывала ощутимый поворот к пленэрности. Почти все исторические, жанрово-бытовые, индустриальные темы решались в пейзаже. Пейзаж проходил фоном всей выставки. Интерьерные решения в его среде могли бросаться в глаза своей отдельностью, но их живописные качества обнаруживали тяготение авторов писать и интерьер с учетом пленэрности.
Во всех устных и письменных выступлениях отмечалась удача пятой областной выставки, лучшей, по мнению рецензентов, из всех, какие были в 1930-х годах. Вероятно, сдвиг к живописности, к основательной проработке исторических тем отозвался положительным образом в оценках работ, предложенных художниками. В числе самых лучших картин, экспонированных на выставке, называлась «Маевка в Нарыме под руководством В.В. Куйбышева в 1912 году» Г.Г. Ликмана. Она воздействовала на зрителя свежестью пейзажа, светлым покоем общего живописного строя. Собственно исторический сюжет художником выявлен слабо. Общего психологического настроя в картине нет, хотя есть главный герой -- В.В. Куйбышев. Каждый окружающий его персонаж погружен в свой мир тихой задумчивости. Но зрители тех лет не замечали приблизительности сюжетной разработки, во всяком случае о ней не говорили, потому что общая композиция, привычные типы рабочих в картине Ликмана вполне соответствовали уже выработанной в Сибири иконографии историко-революционного полотна. Сюжетная ситуация ее воспринималась как естественная, наполненная привычно трактованным историческим содержанием, а просветленность ее казалась вполне уместным оптимизмом, что и было отмечено как достижение художника.
В связи с установкой на сибирику и на пленэрность поменялись ориентиры в художественном наследии. Никогда прежде так отчетливо не просматривались в живописи и в графике новосибирцев ссылки на крупнейших художников Сибири относительно недавнего прошлого. Творчество В.И. Сурикова слишком велико и сложно, да и не было в Новосибирске перед глазами его подлинников. О Сурикове делали доклады, устраивали выставки репродукций с его картин. Доступнее и ближе был Гуркин. У него учились писать и рисовать сибирские пейзажи, перенимая и гуркинские мотивы, и приемы живописи, и технику рисунка пером. В творчестве И.В. Титкова, Тютикова и других новосибирцев предвоенного времени можно найти немало примеров прямого обучения на наследии Гуркина.
Вопросы профессионального мастерства теперь выходили на первый план и ставились очень остро. Мысль об изживании профессионализма и о замене его развитой самодеятельностью, еще недавно казавшаяся верной дорогой в коммунистическое завтра, не только потускнела, она просто вышла из употребления, что не мешало неистребимой самодеятельности если не процветать, то здравствовать.
В свое время, когда из Государственного музейного фонда в Омск, Томск, Барнаул, Иркутск вагонами шли картины выдающихся художников, скульптура, фарфор, Новосибирск не получил ничего, возможно -- из-за отсутствия расторопности у людей, имеющих право просить и для Новосибирска художественные ценности. Лишь полсотни произведений живописи и графики, закупленные на Всесибирской выставке 1927 года, хранились в запаснике краеведческого музея и ждали своего часа. И вот теперь заговорили о необходимости обратиться в Москву с просьбой о выделении Новосибирску подлинников И.Е. Репина, В.А. Серова, И.И. Левитана, А.И. Куинджи... Без них уже не мыслился дальнейший рост местного художественного творчества.
Отбросив ложную гордость, новосибирцы заключили с ленинградским кооперативным товариществом «Художник» договор, по которому художники Ленинграда брали над художниками Новосибирска шефство. Их совместное выступление намечалось на 1942 год, когда под девизом «Сибирь социалистическая» в Новосибирске должна была состояться выставка с приглашением художников Омска, Красноярска, Иркутска. Художники Кузбасса и Томска тогда были приписаны к Новосибирской организации Союза художников. Планировалось воссоздание Всесибирской выставки с добавлением живописи и графики из Ленинграда.
Ступенью к сотрудничеству с лучшими художниками России явилось и приглашение новосибирцев на республиканскую выставку периферийных художников, организовывавшуюся в Москве кооперативным товариществом «Всекохудожник». Лучшие работы Г.Г. Ликмана, П.А. Титова, И.И. Тютикова, И.В. Титкова, В.В. Титкова, Н.П. Хомкова, О.А. Шереметинской, В.И. Огородникова, В.П. Филинкова были посланы в Москву. С легким сердцем художники Новосибирска принялись за подготовку выставки «Сибирь социалистическая», но началась Великая Отечественная война, и работа с выставкой оборвалась.
В первые же месяцы войны Новосибирск изменился до неузнаваемости. Фашисты оккупировали Украину, Белоруссию, Прибалтику, подошли к Ленинграду. Заводы этой части территории страны эвакуировались в отдаленные от фронта районы, в том числе в Новосибирск. На окраинах города, по преимуществу на левом берегу Оби, поднялись заводские корпуса. Население Новосибирска сразу выросло почти на сто тысяч жителей. Высшие учебные заведения города наполовину опустели: преподаватели и студенты ушли на фронт. Каждое четвертое здание общеобразовательных школ стало госпиталем.
Бессменный председатель местной организации Союза художников М.А. Мочалов, уходя на фронт, передал председательские полномочия В.В. Титкову, которому пришлось принимать и размещать в Новосибирске эвакуированных художников из Ленинграда, из Москвы, из Минска. Одному из них, москвичу В.И. Прагеру, он, в свою очередь, передал печать правления, когда уходил на фронт.
С размещением прибывающих было нелегко. В Новосибирск перебазировались Ленинградская филармония со своим знаменитым оркестром, Ленинградский институт театра и музыки, Московский театр музыкальной комедии, Ленинградский этнографический и военно-артиллерийский музеи, Павловский дворец-музей, Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, Третьяковская галерея, Музей-усадьба Архангельское. Почти все музеи нашли пристанище под огромным куполом недостроенного театра оперы и балета. Сотрудники музеев жили в том же театре, возле своих сокровищ.
Война привела в Новосибирск многих видных деятелей искусства: Е.А. Мравинского, А.Н. Самохвалова, И.И. Соллертинского, Л.О. Утесова, Д.Д. Шостаковича. Десятки опытных искусствоведов, реставраторов, живописцев, скульпторов появились в городе. И закипела жизнь вопреки смерти. В Новосибирске стали обычными выступления симфонического оркестра под управлением Мравинского со вступительным словом Соллертинского, лекции по изобразительному искусству сотрудников Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина и Третьяковской галереи, групповые и персональные художественные выставки.
Во второй день войны, 23 июня 1941 года, в Новосибирске сформировалась бригада художников (Иванов, Ликман, Мочалов, Огородников, В. Титков) для выпуска плакатов «Окон ТАСС». К 24 июня Ликман, Титков, Огородников подготовили четыре плаката. За первые двадцать дней было выпущено пятьдесят, за годы войны более пятисот плакатов. Состав бригады, естественно, менялся, агитационно-массовая работа не останавливалась до конца войны.
В 1942 году в Новосибирске открылась организованная работниками Третьяковской галереи выставка «Художники Сибири в дни Великой Отечественной войны». Она состояла из произведений художников Барнаула, Бийска, Иркутска, Красноярска, Новосибирска, Ойрот-Туры (прежде -- Улала, теперь -- Горно-Алтайск), Омска. По представительству городских творческих организаций выставка получилась почти такой, какую намечали на 1942 год сибиряки и ленинградцы, но по содержанию она резко отличалась от всех выставок, проводившихся прежде в Новосибирске.
Метровые листы плакатов «Окон ТАСС» задали ей основной тон. «Кровь за кровь, смерть за смерть» -- вот их главная тема. Много места на выставке было отведено рисункам фронтовиков, присланным с передовых позиций. Более восьмидесяти рисунков И. Титкова были сгруппированы в серии: «Отступление немцев на Волоколамском направлении», «Партизаны Смоленской области», «Здесь были немцы», «Боевые эпизоды 1942 г.», «Бойцы на отдыхе». Рисунки П.Н. Гавриленко составили серию зарисовок фронтовой жизни Подмосковья с указанием конкретных мест и дат.
На выставке не было произведения искусства, так или иначе не связанного с темой войны. Живопись, графика, скульптура портретами, жанровыми, историческими композициями полностью перестроились на военную тематику. Совсем недавно процветавший пейзаж исчез. Он остался лишь как обозначение места действия. О натюрморте, хотя он мог быть и тематическим, и не упоминалось.
Психологически самым трудным периодом войны было ее начало, когда технически мощно оснащенный враг стремительно наступал, а наша страна еще только переводила экономику на военные рельсы, перемещала заводы и массу людей на новые места. В 1942 году Совнарком РСФСР отменил консервацию строительства Новосибирского театра оперы и балета. Начались монтажные работы на сцене. Перед сценой на специальной эстраде уже проходили концерты.
При участии работников Третьяковской галереи в 1944 году новосибирцы провели еще одну крупную групповую выставку -- «Сибирь -- фронту». Несмотря на емкое название «Сибирь», выставка на сей раз показывала исключительно работы художников, живших в Новосибирске. Их оказалось достаточно, чтобы выстроить заслуживающую внимания экспозицию.
За два военных года, отделяющих выставку 1942 года от выставки 1944-го, многое изменилось в эмоциональном тонусе художников. Не боль и ненависть руководили теперь их творчеством, а вера в победу и в завтрашний светлый день. Плакатов «Окон ТАСС» уже не было на выставке. Плакаты выполняли свое агитационное назначение на улицах города. Фронтовые зарисовки сохранились, но их стало значительно меньше. Число зарисовок сократилось не потому, что пропал интерес к свидетельству очевидца боев, а потому, что осмысление событий войны стало преобладать над их непосредственным отражением. Хотя война продолжалась, а жизнь на фронте и в тылу легче не становилась, художники снова увидели красоту земли. Снова появились на выставке пейзажи, причем в большом количестве и уже забытом разнообразии. Помимо городского пейзажа, на выставке присутствовали пейзажи Алтая, лесов и рек Новосибирской области. Но удивительнее всего, пожалуй, было появление на выставке натюрмортов. В годы, когда художники включены в драмы и трагедии отечественной или мировой истории, расцвета натюрморта ждать не приходится. Он редко бывает виден. Здесь же, среди присланных И. Титковым фронтовых зарисовок, были акварели «Цветы в блиндаже» и «Осенние листья», воспринятые устроителями выставки «Сибирь -- фронту» как вполне закономерное явление искусства военного времени. Они органично вписались в натюрмортную живопись тыловых товарищей И. Титкова.
В контексте мирных жанров живописи весомее стала военная тематика новосибирцев. Два года назад они изображали ужасы войны, имея о войне тыловое представление. За два года они научились видеть войну вокруг себя в тылу и, став на реальную почву, обрели крепость и силу. Большая картина Ликмана «Передача колхозниками летчикам самолета», написанная после множества этюдов с участников действия (Ликман не присутствовал при передаче летчикам самолета, но лично знал колхозников, собиравших средства на его постройку), могла бы быть своеобразным эпиграфом к выставке.
Быстрой эволюции творчества новосибирцев немало способствовало общение с художниками Москвы и Ленинграда. В условиях общей художнической жизни военного времени не было речи о шефстве, было сотрудничество, при котором каждый делал что мог, делясь опытом с другими и, свою очередь, набираясь чужого опыта. Сообща рисовали плакаты, приспособив часть помещения типографии газеты «Советская Сибирь» под мастерские, сообща готовили выставку. Главный художник оперного театра новосибирец И.С.Назаров работал над декорациями к опере П.И. Чайковского «Евгений Онегин», москвич К.Ф. Юон оформлял оперу М.И. Глинки «Иван Сусанин», ленинградец А.Н. Самохвалов и новосибирец Л.Н. Огибенин вместе сочиняли эскизы росписи Новосибирского железнодорожного вокзала. Двадцать лет спустя Самохвалов вспоминал об этих эскизах -- до росписи дело не дошло -- как о серьезной совместной работе.
Эшелон с художественными ценностями, прибывший в Новосибирск 28 июля 1941 года, содержал общей сложностью более ста тысяч произведений. Но еще в 1942 году сюда везли из разных мест нуждавшиеся в охране произведения искусства, например, панораму Ф.А. Рубо «Оборона Севастополя».
В первые месяцы эвакуации они хранились упакованные, неподвижные, погруженные в летаргию. На второй, на третий год эвакуации сотрудников музеев стало беспокоить состояние запертых в ящики картин. К тому же просьбы показать хотя бы малую часть привезенных шедевров становились все настойчивее. И Третьяковская галерея совместно с музеями пригородов Ленинграда развернула в фойе театра экспозицию русского искусства XVIII--XIX веков. То-то был праздник! Новосибирцы увидели у себя дома и романтический портрет А.С. Пушкина кисти О.А.Кипренского, и «Меньшикова в Березове» В.И. Сурикова, и многое другое.
Кроме этой выставки, были и другие, например -- «Лучшие произведения советского изобразительного искусства», показанные в здании горисполкома. Количество выставок, проведенных в Новосибирске в годы войны, их разнообразие (всесибирская, городская, московских и новосибирских «Окон ТАСС», русского искусства, советского искусства, персональная Н.Ф. Смолина) и эстетический уровень значительно превышали все то, что могла дать художественная жизнь города предвоенного десятилетия. Неудивительно поэтому в дошедших до нас полотнах военных лет Бертика, Ликмана, Огибенина, Смолина, Тютикова видеть явные достоинства. Не блеск, не взлет -- простоту и логику живописи, прочувствованность образа, преимущественно портретного.
День Победы 9 мая 1945 года стал днем всеобщей радости. По-летнему светило солнце. Незнакомые люди обнимались, плакали, смеялись, пели хором бодрые песни. Людей в военной форме носили на руках. Однако война долго еще не уходила из жизни новосибирцев. Большинство художников-фронтовиков демобилизовались не сразу после победы, а годом позже. Внутренне же они демобилизовались, то есть отошли от фронтовых переживаний, еще позже. Некоторые из них десятилетиями вспоминали бои, атаки, смерть на бегу и отдых смертельно уставших солдат. Но мирная жизнь уже наступила, и теперь ее мерами мерилось изобразительное искусство.