Движение за социальную защиту

Во второй половине 19 века стало наблюдаться значительное увеличение числа рецидивов, что было квалифицировано как «кризис репрессии». Была выдвинута идея перехода от наказания к социальной защите - охране общества от прес­тупления. Теоретическое обоснование идее впервые дал Международный союз криминалистов (1889) и его основатели Лист, Ван-Гамеля и Адольф Принс «(Социальная защита и трансформации уголовного права» - 1910 г.) Международное общество социальной защи­ты (1947 г.), Филиппо Граматика, Марк Ансель («Новая социальная защита» - 1952 г.)

Школа новой социальной защиты отстаивает сохранение основных концепций классиков, закрепленных в УК цивилизованных стран (принцип ответственности за вину, применение наказания в соответствии с тяжестью преступления), требуя всего лишь изъятия из научного обихода различного рода фикций, связанных с «господством юридического априоризма» классической школы (например, учение о негодном покушении). В то же время главной задачей уголовного права эта школа считает «ресоциализацию» личности, с тем чтобы вернуть преступника в «великую семью людей». Ансель и его сторонники выступают за сохранение суда и уголовного судопроизводства, но предлагают ввести специальное «досье преступника», в котором бы фиксировалась и «биография» осужденного. Они считают необходимым введение должности специального «судьи по наказанию», который бы контролировал поведение осужденного. В то же время школа новой социальной защиты предлагает применение мер безопасности, в том числе к некоторым «предцеликтным состояниям» — бродягам, нищим, проституткам.

Французский юрист Марк Ансель (1902-1990) определил позицию движения за социальную защиту как позитивизм и противопоставил его неоклассицизму.

Сравнительный анализ неоклассицизма и позитивизма в уголовном праве

Первой подлинной мерой безо­пасности, появившейся в законодательстве конца века, была релегация, предусмотренная французским законом 1885 года и несколько позже воспроизведенная португальским законом 1892 года, а затем аргентинским законом 1903 года в слегка отличающейся форме депорта­ции в отдаленные южные районы страны. В 1891 году Бельгия восстановила понятие административного интернирования для организации более эффективной борьбы с бродяжничеством. Новый Южный Уэльс своим Актом о привычных преступлениях 1905 года вводил в Британском содружестве наций институт, который под названием превентивного заключения был воспринят английским Актом о предупреждении преступлений 1908 года. Начиная с масса­чусетского закона 1878 года, вводили (или развивали) систему испытания (probation) в законодательстве англо-американских стран, в то время как латиноамерикан­ские и континентальные страны постепенно принимали законы об условном осуждении наподобие бельгийского закона 1888 года и закона Беранже, обнародованного во Франции в 1891 году. В США институт неопределенных приговоров получает здесь свое законодательное выражение. Вслед за актом 1926 года (штат Нью-Йорк) в США издается ряд законов, предусматривающих пожизненное интернирование при­вычных преступников после определенного числа осуж­дений; позднее, накануне второй мировой войны, новое законодательное движение, имеющее аналогичный харак­тер, приводит к принятию мер по интернированию пре­ступников — сексуальных психопатов (Калифорния, Иллинойс, Мичиган, Миннесота, а затем и ряд других штатов). Многие идеи новой социальной защиты нашли свое закрепление в УК Франции 1992 г.

6. Критическая криминология Нильса Кристи [16].

Почему то, что считалось законными действиями во время войны, позже было признано страшными преступными деяниями против мира и человечества?

Н. Кристи анализировал «народное восстание» против коллаборационистов – «квислингов»[17]. Н. Кристи говорит, что правильнее было бы применить все возможности объективного разбирательства, объективного правосудия, но в подобных обстоятельствах приходилось уважать «жажду мести». Н. Кристи часто приводит в пример следующую ситуацию. «Недалеко от Кракова находится Освенцим, а рядом с ним – еще один лагерь смерти, Биркенау. После Второй мировой войны в конце железнодорожной ветки, ведущей в Биркенау, была воздвигнута виселица. Здесь вздернули коменданта лагеря. Вот этого я никогда не мог понять. Одна жизнь – и полтора миллиона жизней! Одна сломанная шея – и горы задушенных, умерших от голода или просто убитых в том лагере. Для меня эта казнь на виселице стала знаком унижения полутора миллионов жертв. Ценность жизней каждого из них оказалась лишь полуторамиллионной долей ценности жизни коменданта. Ну а что еще можно было сделать? Может быть, надо было устроить над ним процесс. День за днем выжившие заключенные рассказывали бы о том, что там происходило. Все жертвы смогли бы выразить свое отчаяние, гнев и жажду мщения. И комендант также высказал бы свое видение событий, свои соображения перед лицом жертв и судей. <…> Но пока пережитые злодеяния еще были живы в памяти, люди жаждали не анализа, а отмщения». А этот анализ, возможно, был действительно необходим. «Отправляя на эшафот людей, непосредственным образом причастных к злодеяниям, мы преподаем урок: все виновные в массовых убийствах кончат виселицей. Возможно, мы таким образом отвращаем других от служения силам зла. Так, по крайней мере, утверждает теория универсального средства сдерживания». Но ведь стоит понимать, что исполнители подобных злодеяний рассматривают себя как слуг государства, причем зачастую как слуг народа, находящегося во вражеском окружении, и не осознают своих преступных действий. Поэтому такой способ решения конфликта не сможет предостеречь общество от потенциального предателя в будущем.

Преступник не монстр. В студенческие годы Н. Кристи провел расследование, взяв интервью у охранников, которые пытали и убивали заключенных в лагере «Нахт-унд-Небель» в северной Норвегии. «Расследование обескураживает тех, кто надеется узреть звериный оскал за нацистскими зверствами; по большей части не было там никаких монстров». Почему же эти люди совершали столь ужасные деяния против мирных людей? «СС говорило, что заключенные – это очень опасные элементы, что они нечеловеческие, что с ними так и надо обращаться, как со зверьем. <…> Ни один из «убийц», которых я интервьюировал, не мог увидеть в заключенном «человека»; они никогда не были настолько близки с заключенными, чтобы у них был хотя бы шанс обменяться фотографиями, замечаниями, что-то спросить».

Заключенные в прямом смысле этого слова гибнут в местах лишения свободы от голода, болезней, а также жестокого обращения. Почему мы считаем оправданным причинение невыносимых физических, нравственных страданий заключенным в местах лишения свобод? Условия нахождения в следственных изоляторах, в исправительных колониях и тюрьмах сами по себе носят пыточный характер, что прямо признавал начальник ГУИН МВД РФ, а затем ГУИН МЮ и ФСИН генерал Ю. Калинин: «Условия в наших следственных изоляторах по международным нормам можно квалифицировать как пытки. Это лишение сна, воздуха, пространства». Тот, кто попадает в тюрьму, наказывается не единожды, а многократно. И получается, что государство само является преступником, позволяющим по факту творить беззаконие в сфере уголовного правосудия.

Закон создает преступление. Понятие преступления связано с господствующими на сегодняшний момент социальными идеями в обществе. Как пишет Н. Кристи, «преступление – это не вещь. Это понятие, применяемое в определенных ситуациях, когда это возможно и соответствует интересам одной или нескольких сторон». Центральной идеей в рассуждениях Н. Кристи является следующее: «В процессе присвоения оценок решающую роль играет социальная дистанция. Чем больше эта дистанция, тем чаще тот или иной поступок считают преступлением». Н. Кристи указывает на то, что для сегодняшней России и США стало желательным такое социальное устройство, при котором контроль низших классов осуществляется главным образом с помощью карающего аппарата. «Современное государство пытается переложить ответственность за существование преступности и переложить ее на отдельных лиц, для чего оно разработало и отладило специальный механизм для перевода структурного неравенства в переживание личной несостоятельности и чувство вины». Н. Кристи заключает, что уголовное правосудие есть орудие господства более благополучных групп общества над менее защищенными.

Преступник – это общественное отношение. Сегодня мы живем в обществе, в котором всегда чувствуем себя в некоторой степени опасности, «мы ощущаем себя так, будто кругом – враги». Каждого прохожего на улице мы можем воспринимать как потенциально опасного, как того, кто может причинить вред своими действиями. Но ведь вред причиняют и дети, когда берут то, что им не принадлежит, или наносят друг другу телесные повреждения. Однако детей редко считают преступниками, считая деяния, совершенные ими, или лишенными той степени общественной опасности, которая необходима, чтобы счесть поступок преступным, или принимая во внимание субъективный фактор поступка – ребенок не осознает, что своими поступками он причиняет вред другому лицу. Но если лицо достигло возраста уголовной ответственности, находится в здравом уме и может осознавать значение своих действий, оно может считаться потенциальным преступником.

Лицо, преступившее черту закона, также включено в сеть социальных нитей. Преступление, затронувшее интересы одного человека, всегда тем самым повлечет за собой некое развитие событий; благодаря этому одному человеку будут затронуты иные многочисленные общественные связи: интересы членов его семьи, друзей, коллег, а также правоохранительных органов (ведь и организация людей есть общественное отношение).

Реально, когда что-то происходит, мы вешаем на это понятие – «преступление». Но что следует сделать – так это посмотреть, что действительно произошло, кто это сделал, почему и как, и является ли единственным выходом запереть человека в тюрьму». Стоит рассматривать преступление в каждом конкретном случае как можно более тщательно, всегда необходимо выявить, что являлось причиной совершения преступления, что было его предпосылкой и следствием. Надо попытаться вскрыть предпосылки уголовного закона, основания уголовно-правового запрета.

Индустрия борьбы с преступностью. Борьба с преступностью стала индустрией, которая имеет очень мало естественных врагов, способных создать конкуренцию. Есть огромные группы людей, заинтересованные в том, чтобы эта индустрия существовала, ведь она решает две главные задачи: она является источником работы и прибыли (и этот источник неиссякаем), а кроме того, обеспечивает контроль над теми, кто мог бы стать источником социальных потрясений (и это представляет интерес как для общества, так и для государства). Государство провоцирует нас и подвигает к тому, чтобы думать о преступности, вместо того чтобы обращаться к реальным человеческим ценностям. И такая неблагополучная ситуация ведет к тому, что все больше и больше поступков, которые неприятны, неудобны обществу, будут расцениваться как преступление.

«Оттого становится неограниченным и набор поступков, которые можно счесть преступлениями, и бесчисленны возможности для борьбы со всякого рода нежелательными поступками». Н. Кристи, учитывая эту неограниченность, заключает, что преступность и преступников можно рассматривать как неисчерпаемый природный ресурс. И это является одной из основополагающих причин, почему сфера борьбы с преступностью занимает одну из самых привилегированных позиций. Здесь нет недостатка сырья, поскольку конца преступности не видно. Не видно также и конца спросу на соответствующие услуги, равно как и готовности платить за то, что понимается как безопасность.

Сегодня в ряде стран наблюдается значительный рост количества заключенных. В одном из своих публичных выступлений Н. Кристи приводит следующие данные: «Стандартная мера числа заключенных – это количество заключенных на 100 тыс. населения. В Скандинавии на 100 тыс. населения – «сидит» 60-70 человек. В Западной Европе – около 100 человек. Это было в Западной Европе, за исключением Великобритании, т.е. Англии и Уэльса, – к их стыду, поскольку они более чем в 2 раза превышают скандинавский показатель, – около 150 человек на 100 тыс. населения. А вы знаете, сколько у вас в России? Эта цифра сильно увеличилась, за последние два года опять выросла до 600 человек (вместо 60!) на каждые 100 тыс. населения. Я считаю, что это моральная катастрофа. Почему у вас должно быть так много заключенных? Может быть, вы знаете, только одна страна обогнала вас в этом – США. У них 730 заключенных на 100 тыс. населения».

От «возмездной юстиции» (retributive justice) к юстиции возмещающей, восстанавливающей (restorative justice). Проблема уголовного наказания. Это аболиционисты, которые выступают за упразднение не только тюрем, но и института уголовного права как такового; минималисты, не выступающие за упразднение института уголовного наказания и тюремного заключения, однако призывающие реформировать систему уголовного правосудия и уменьшать количество заключенных в тюрьмах, а также сочетать уголовное правосудие с гражданскими способами решения конфликтов. Третью группу составляют максималисты, утверждающие, что если есть преступление, значит, должно быть наказание как естественное следствие правонарушения, а что это за наказание – не так важно. В этом случае количество заключенных определяется факторами, не зависящими от уголовных властей.

Суть любого наказания сегодня заключается в причинении «боли», страданий (ограничений, лишений). Вопрос о пределах причинения этой боли – о границах, последствиях и целях наказания. Н. Кристи указывает, что современная уголовная система является жестко запрограммированной на механическое применение заранее фиксированных наказаний, в этой системе нет места ни гуманизации, ни милосердию, ни учету свойств личности преступника, условий его жизни. Н. Кристи принадлежит ко второй группе криминологов – к минималистам. Уголовный суд, как отмечает норвежский криминолог, являет блестящий пример мастерства по части причинения боли и страданий преступникам. Но большой ли от него будет прок, если нам требуется восстановить в обществе согласие, а не сводить этот процесс лишь к обузданию чувства мести? И – что еще важнее – способен ли уголовный суд помочь враждующим сторонам добиться взаимного примирения? Суд, скорее, усугубляет пропасть между конфликтующими сторонами. Н. Кристи считает, что его полномочия должны быть ограничены и часть из них передана гражданскому сектору. Он утверждает, что именно гражданский сектор и медиация наряду с уголовным правосудием должны стать основным вариантом решения конфликтов в обществе. Необходимо использовать медиацию, вместо того чтобы навязывать новые боль и страдание. Медиация – это посредничество, когда идет обсуждение конфликта и встреча сторон, пострадавшей стороны и причинившей страдание

Суть стратегии к юстиции возмещающей, восстанавливающей (restorative justice) состоит в том, чтобы с помощью доброжелательного и незаинтересованного посредника (нечто в роде «третейского судьи») урегулировать отношения между жертвой и преступником. Во многих случаях корыстных преступлений потерпевший больше заинтересован в реальном возмещении причиненного ему ущерба, нежели в том, чтобы «посадить» виновного (и, как правило, в течение многих лет дожидаться результатов исполнения обязательств по удовлетворенному в уголовном процессе гражданскому иску). А лицо, совершившее это преступление, скорее будет готово возместить ущерб, чем «идти в тюрьму».

Н. Кристи видит четыре причины, по которым ликвидация института уголовного правосудия невозможна. Во-первых, не все желают участвовать в процессе примирения. Некоторые преступники просто не осмеливаются посмотреть жертве в глаза, а тем более попросить прощения – они выбирают обезличенную судебную процедуру. Пострадавшие тоже не всегда хотят примирения, предпочитая наказать преступника. В обоих случаях начинается уголовный судебный процесс. Во-вторых, существует возможность дегенерации процесса примирения, когда преступник или его близкие родственники в отчаянии могут наобещать слишком много, чтобы повернуть процесс в более благоприятную сторону. Судья должен положить этому конец, начав судебное разбирательство. На преступника также может слишком сильно давить другая сторона. В-третьих, возможна ситуация отсутствия пострадавшего как такового. Н. Кристи приводит в пример факт нанесения оскорбления вере, когда кто-то проклинал Бога в стране, в которой это считается серьезным преступлением. В-четвертых, соблюдение ряда простых правил требует поддержки закона. Когда недостаточным оказывается применение гражданских мер, на крайний случай остается уголовное наказание. Н. Кристи заключает, что уголовные власти должны лишиться монополии на ведение дел, а конфликтующие стороны во всех случаях должны иметь право использовать любую возможность для гражданского примирения.

Исследователь М. Фили говорит «о новой пенологии», идентифицировать неуправляемые группы и найти способ ими управлять (например, молодежь).

[1] Так поступил тот, кто, заключив перемирие с врагом на тридцать дней, по ночам опустошал его земли, так как заключенное перемирие будто бы относилось к дневному, но не к ночному времени

[2] Жан Боден родился в семье мастера портновского цеха г. Анже. В раннем возрасте его отдали в местный орден Кармелитов для получения образования. Затем он занимается изучением гражданского права в Академии Тулузы — одного из крупнейших университетских центров во Франции XVI века. После окончания Академии философ некоторое время преподает в ней. Но, так и не получив профессорского звания, в 1561 году Боден едет в Париж, чтобы заниматься там адвокатской практикой. Вскоре после своего прибытия в Париж, он сближается с кружком, который позже стал ядром группы, стоящей в оппозиции к обеим главным партиям гражданской войны. Эта группа, известная под названием «Политики», отстаивала веротерпимость и сильную королевскую власть. Родной город избирает его своим представителем в собрание генеральных штатов. Он был намечен жертвою Варфоломеевской резни, и только случайность спасла его от смерти. Это обстоятельство произвело на него, как и на других, сильное впечатление и укрепило в нем принцип веротерпимости. В то же время новый король, Генрих III, приблизил его к себе, сделал его ближайшим своим советником и подвергал тюремному заключению тех, кто осмеливался вступать в литературную полемику с Бодэном. В 1576 г. Бодэн на собрании Генеральных штатов в Блуа резко возражал против водворения во Франции единой католической веры силою оружия. Он потерял расположение короля и вернулся к научной деятельности. "Шесть книг о республике" (1576 г.) в 3 года она выдержала 7 изданий и вскоре появилась в переводе на все почти европейские языки. Как и большинство сторонников партии «политиков» Жан Боден был близок двору наследника французского престола герцога Франсуа Анжуйского, но после его смерти стал склоняться к поддержке Католической Лиги. В мае 1587 года к Бодену по наследству от тестя переходит пост генерального прокурора Лана. А еще через некоторое время сын портного становится мэром Лаона. На этом посту он продержался два срока подряд, хотя ничем особенным не отличился. На посту прокурора он старался никогда не идти против своей совести и, например, отстоял жизнь человека, которого хотели казнить по политическим соображениям. Принимал участие в процессах над 200 женщин по обвинению в колдовстве, многие из которых закончили жизнь на костре. По мнению Бодена, судья, препятствующий расследованию дел о колдовстве, сам заслуживал костра. От чумы, глубоким по тем временам стариком, он умер в Лане (Лаоне — в источниках разночтения) в 1596 году.

[3] В 1640 г. в Англии началась революция в защиту прав парламента, против ряда феодальных пережитков и своеволия короля. Среди защитников королевской власти был английский философ, теоретик естественного права Томас Гоббс. В начале революции он написал трактат в защиту королевской власти и был вынужден эмигрировать. В Париже Гоббс продолжил разработку своей философской системы; там же была издана его книга с осуждением революции и гражданской войны. После окончания гражданской войны Гоббс опубликовал в Лондоне свое основное произведение — "Левиафан, или материя, форма и власть государства" (1651 г.). Вернувшись в Англию в 1651 г., Гоббс был с уважением принят Кромвелем, поручившим ему участие в реорганизации университетского образования. После реставрации Стюартов вернувшиеся в Англию эмигранты попрекали Гоббса его примирением с властью Кромвеля и обвиняли в атеизме. После смерти Гоббса "Левиафан" был публично сожжен по решению Оксфордского университета. Задолго до этого католическая церковь включила произведения Гоббса в "Список запрещенных книг".

[4] В 1842–1848 гг. был министром юстиции Пруссии.

[5] Марчук В.П. "Свободное право" в буржуазной юриспруденции. Критика концепции Е. Эрлиха. Изд-во Киевского ун-та, 1977, 167 с. Липень С. В. Идеи "свободного права" в юридической науке дореволюционной России: автореф. к. ю. н. М.,1994.

[6] Родился в 1851 году в Париже в семье часовщика. Обучался на юридическом факультете Парижского университета, где получил степень доктора права, после чего непродолжительное время занимался адвокатской практикой. В 1882 году он был назначен префектом департамента Тарн, в 1885 — префектом Верхней Гаронны, а в 1887 возглавил парижскую полицию. В 1890 году он занимал пост министра внутренних дел, а с 1890 по 1892 год был министром общественного образования. В период с 1892 по 1893 год Буржуа занимал должность министра юстиции. В 1895 году он стал премьер-министром и сформировал собственный кабинет, состоящий из радикал-социалистов. В 1906 году – министр иностранных дел. В 1920 году был избран председателем Совета Лиги. В том же году за усилия по утверждению мира средствами арбитража (Гаагский трибунал) удостоен Нобелевской премии мира. С 1920 по 1923 год занимал пост председателя Сената.

[7] Вырос в семье именитых горожан: его дед был мэром, а отец нотариусом. Поступив на факультет права в университете Бордо. Защитил первую диссертацию в 1876 году на сравнительную тему «О предельном сроке в римском и французском праве», а докторскую диссертацию в 1879 году под названием «Исследования о contradictio. Договоры на возмездных условиях между супругами». 1 января 1883 года он получил назначение на факультет права в Тулузском университете и вёл курс общей истории права. Изоляция в науке побудила его в 1888 году заняться предметом, который никто не хотел брать — административным правом, скорее умозрительной материей, чем существующей научной дисциплиной. Несмотря на эту оригинальность, которая дорого обошлась ему в первые годы работы, к моменту смерти Морис Ориу считался «основополагающей фигурой, попытавшейся создать полную и связную теорию публичного права, открывшей перспективы будущей институциональной и юридических эволюий».

[8] Оpиу М. Основы публичного права. М., 1929. Воротилин Е.А. Политико-правовая теория институционализма М. Ориу. (Историко-критический анализ). Дис. … канд. юрид. Наук. М., 1979. Наиболее полно правовая теория институционализма изложена в работах Ж. Ренара (1876–1943) «Теория института. Очерки юридической онтологии» и «Философия института».

[9] Типы институтов: корпоративные (государство, профсоюзы, церковь) и вещные (правовые нормы).

[10] Интуитивная компетенция исполнительного решения (это власть меньшинства, интуитивно чувствующего идею и действующего с нормативной точки зрения), дискурсивная компетенция принимающей решения власти (фаза дискуссии); избирательная власть, или власть одобрения (фаза, благодаря которой идея переходит из сферы меньшинства в сферу большинства, которое должно отреагировать положительно либо отрицательно).

[11] Представительский режим имеет место тогда, когда организация власти позволяет органам институции выражать волю совокупности, которую они составляют.

[12]Гурвич Георгий Давидович (1894 – 1965) работал преподавателем вначале в Петроградском, затем Тюбингенском и Парижском университетах). В 1935 г. Гурвич занимает освободившуюся после Марселя Мосса кафедру социологии Страсбургского университета, где ведет научно-преподаватель­скую деятельность до 1949 г., исключая период вынужденной эмиграции в США в годы Второй мировой войны. Он принимает участие в основании журнала «Архивы философии права и юридической социологии» (1931—1940), совместно с Джоржо делль Веко и Гансом Кельзеном работает в Между­народном институте философии права и юридической социологии. В после­военные годы Гурвич ведет активную научную деятельность, основывает Центр социологических исследований (Centre des recherches sociologiques), руководит журналами «Cahiers internationaux de Sociologies («Международные социологические тетради») и «Archives de Sociologie Juridique» («Архивы юриди­ческой социологии»). В 1949 г. Гурвич занимает основанную Дюркгеймом кафедру социологии ведущего во Франции Сорбоннского университета.

[13] В своей речи на 250-й годовщине первой церкви в Кембридже О. Холмс сказал о пуританах: «Эти люди и их сторонники основали конгрегационную церковь, из которой выросло демократическое государство. Они основали нечто более мощное, чем все институты. Понимали они это или нет, но они посеяли дух демократии в сердце человека».

[14] Р. Паунд родился 27 октября 1870 года в Линкольне, штат Небраска. Сын: судьи, он окончил университет штата Небраска в 1888 году, а в 1889 году уехал изучать право в Гарвардской школе права. В 1897 году Р. Паунд, увлекающийся ботаникой, получил ученую степень доктора в этой области. Возглавляя: Институт ботаники в штате Небраска, он в то же время активно занимался юридической практикой (1890-1901), а с 1903 по 1907 год работал членом Апелляционной комиссии Верховного суда штата Небраска. Удачно сложилась его научная и педагогическая карьера: преподаватель права в университете штата Небраска (1899-1901), декан школы права штата Небраска (1904-1907), профессор права Северо-Западного университета в Чикаго (1907-1909), профессор права Чикагского университета (1909-1910), профессор права Гарвардского университета (1910-1936), декан Гарвардской школы права (1916-1936), профессор права университета Калифорнии (1949-1953) и университета Калькутты (1953). Кроме того, Р; Паунд был избран членом академий наук многих стран мира и в разное время занимал посты председателя секции юридического образования Американской ассоциации адвокатов, президента Ассоциации американских школ права, президента Национальной ассоциации по проблемам пробации и условно-досрочного освобождения. В 1950-1956 гг. Паунд - президент Международной академии сравнительного правоведения..

[15] Беккариа родился в Милане, находившемся под властью Австрии, Он окончил иезуитскую школу. Изучал юриспруденцию в университете г. Павиа, где в 1758 г. получил степень доктора права. В 1760 г. за попытку жениться без разрешения отца был арестован на несколько месяцев. Его друг Александро Верри был протектором миланских тюрем и делился с ним информацией. Его основная работа — "О преступлениях и наказаниях" была опубликована в 1764 г. сначала тайно и вызвала как ожесточенные нападки церковников, так и широкое признание просвещенных людей того времени. Удостоенно от Бернского Экономического Общества золотой медали за смелость гражданина, поднявшего свой голос в пользу человечества против укоренившихся предрассудков. Императрица Мария-Терезия претендовала на "просвещенный абсолютизм" и стала покровительствовать Беккариа, предоставив ему кафедру в Милане, а затем ряд государственных должностей.

[16] Нильс Кристи родился 24 февраля 1928 года в Норвегии. Профессор Университета Осло в Норвегии. Н. Кристи многие годы был директором норвежского Института криминологии и уголовного права, президентом Скандинавского Совета по криминологии. Он член Академии наук Норвегии и Швеции, автор множества статей и более чем десяти книг, из которых наиболее известными русскому читателю являются следующие работы: «Пределы наказания» (1985 г.), «Борьба с преступностью как индустрия. Вперед, к ГУЛАГу западного образца» (1993 г.), «По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей» (изд. в 1993 г.) и др.

[17] Это понятие стало применимо с тех пор, когда Видкун Квислинг, офицер норвежской армии, в 1933 году основал национал-социалистическую партию, в 1939 году нанес визит Гитлеру, а 9 апреля 1940 г. в день вторжения немецких войск в Норвегию объявил себя премьер-министром. Он оставался лидером коллаборационистов вплоть до капитуляции Германии в мае 1945 года. На следующий день он был арестован и предан суду, и хотя его защищал известнейший адвокат в стране, так называемые защитительные механизмы не действовали, его приговорили к смертной казне, а апелляция в Верховный суд была отклонена. Так Квислинга казнили 24 октября 1945 г.