«Жизнь понимаю как движение к совершенствованию духа», - утверждал Горький. Великого писателя всегда интересовало развитие внутреннего мира человека. Максим Горький считал, что духовное начало – самое важное в жизни. В романе «Мать» очищение души стало ведущим мотивом. В этом произведении автор провел свою героиню, Пелагею Ниловну Власову, по пути духовного становления, на наших глазах она из забитого, запутанного создания, боявшегося сказать лишнее слово, превратилась в сознательного борца за изменение мира и жизни.
В начале романа Горький обрисовал картину безрадостного существования рабочего народа: жизнь давила их, изнурительная работа всасывала все силы; жить было так невыносимо, но они ничего не могли изменит и не понимали, кто виноват в их бедах. Это рождало в людях злобу и ненависть, которую они вымешали на окружающих, на семью, на близких.
В такой атмосфере жила Пелагея Ниловна, даже, можно сказать, не жила, а существовала в вечном страхе, что муж изобьёт её. «Мать была незаметна в доме, молчалива и всегда жила в тревожном ожидании побоев». Она уже не ощущала себя человеком, у нее не было жизненной цели, и вся душа её «обросла страхом». Единственной радостью у Пелагеи Ниловны был её сын, Павел. Мать покорилась, но не озлобилась, тьма её жизни освещалась любовью к своему ребёнку и верой в Бога. После смерти мужа Пелагеи Ниловны, жизнь её сына вроде бы пошла по обычному сценарию для рабочей слободки. Спустя две недели после смерти главы семьи Павел пришёл домой сильно пьяный и стал вести себя как отец: он пытался быть таким же грубым и стучал кулаком по столу, приказывая матери. Но Пелагея Ниловна восприняла это как ребячество и только пожалела сына, встающего на гибельный путь. Она понимала, что ему тяжело, и старалась его приласкать, а «его смущали ласки матери и трогала печаль в её глазах». На укор Ниловны Павел ответил, что все пьют, и был прав, но в отличие от других он знал материнскую любовь, и это рождало в нём жалость, а ведь в слободке люди друг друга не жалели, когда им было плохо, они вымещали свою злобу на окружающих, им негде было научиться добрым чувствам. А у Павла была замечательная любящая мать, и это спасло его. Павел сумел найти себе другие интересы: стал ходить в город, посещать там театр, читать книги. Ко всем людям, а особенно к матери изменилось его отношение, поменялось и его сознание. «Матери было приятно видеть, что сын её становится не похожим на фабричную молодежь, но когда она заметила, что он сосредоточенно и упрямо выплывает куда-то в сторону из тёмного потока жизни, - это вызвало в душе её чувство смутного опасения.» Ниловна никогда не видела иной жизни: без водки, драк, злобы, и то что сын её не такой как все, радовало её, но это было для нее необычно, ново и непонятно, а это всегда пугает. Сердцем мать чувствовала, что сын её избрал опасную дорогу, но боялась спросить его об этом. Однажды Ниловна все же решила узнать, чем занимается Павел. И он открылся матери, ведь она была для него самым близким человеком, и он поделился с ней самым сокровенным. Он рассказал, что читает запрещённые книги, потому что хочет узнать правду, что за это его могут посадить в тюрьму. Главное, что уловила мать из сказанного, было то, что сыну угрожает опасность. То, что ради какой-то непонятной её правды Павел решился нарушить запреты власти и так рисковать собой, вдруг сделало его чуждым ей. «Ей стало страшно за сына и жалко его». Мать не покидала сына разумом, она пропускала всё через своё чуткое и мудрое сердце, и оно давало ей тревожащие душу ответы: «Она сердцем поняла, что сын её обрек себя навсегда чему-то тайному и страшному». Ниловна слушала речь Павла о правде и чувствовала гордость за него, так верно понявшего жизнь, но она видела в нём ещё и своего ребенка, которого нужно оберегать и о котором нужно заботиться: «В ней колебалось двойственное чувство гордости сыном, который так хорошо видит горе жизни, но она не могла забыть о его молодости и о том, что он один решил вступить в спор с этой привычной для всех – и для неё – жизнью». Ей казалось, что он ещё «зелен», неопытен, боялась, что он будет слишком доверять людям, а они могут причинить ему зло. И она попыталась научить сына, передать ему свои жизненные наблюдения: «Только об одном прошу – не говори с людьми без страха! Как начнёшь ты их обличать да судить – возненавидят они тебя, погубят!»
Жизнь Ниловны наполнилось тревогами за сына, а его новые воззрения принесли её ещё одно огорчение. Когда Павел и его товарищи в спорах рассуждали о Боге, мать больно задели их слова, обижало их недоверие. Для неё в её безрадостной жизни Бог был единственной опорой, ей некому было пожаловаться, поплакаться, всё своё горе она могла поведать только ему в горячих молитвах. Весь мир вокруг нее был враждебен ей, и только в Боге она находила утешение и надежду на какую-то защиту. Ниловна не могла примириться со скептическими словами Павла Рыбина о Боге и с тем, что что нужно изгнать его из души: «А мне, старухе, опереться будет не на что в тоске моей, если вы господа Бога у меня отнимете!» Ниловна не могла отказаться от христианских идеалов; что бы она ни делала, она всегда думала о Боге, искала в Библии подтверждение правоты своих поступков и мыслей. Когда она пыталась понять идеалы сына, то видела, что он и его товарищи – честные и добрые люди, искренне желающие помочь народу, облегчить его горькую жизнь, освободить от несправедливого угнетения. Ниловна находила в их стремлениях христианские начала: «и порой за словами, отрицавшими Бога, она чувствовала крепкую веру в него же!»
Общаясь с этими необыкновенными людьми, слушая их вдохновенные речи о правде, Ниловна всё больше стала задумываться над жизнью, пытаясь осмыслить всё, что происходило вокруг неё. Она стала более чутко воспринимать мир и людей; начало меняться её сознание: «Вся жизнь не такая, и страх другой, - за всех тревожно! И сердце другое, - душа глаза открыла, смотрит: грустно ей и радостно.» Ниловна стала много понимать, даже составила себе некоторое представление об устройстве общества, о том, кто виноват в бедах рабочих: «Правду вашу я тоже поняла: покуда будут богатые – ничего не добьётся народ, ни правда, ни радости, ничего!»
Так постепенно помощь Ниловны Павлу и его товарищам становилась сознательной. Ведь сначала мать приобщилась к их делу, чтобы спасти сына. Она относила листовки на фабрику, но главной её целью было не просвещение рабочих, а то, чтобы жандармы не смогли доказать, что в этом виноват Павел. Но потом для Ниловны стало важно то, что она полезна и даже необходима единомышленникам Павла в их работе за светлое будущее народа, за изменение мира и жизни. Мать гордилась тем, что она тоже причастна к великому делу, ведущему людей к счастью. «Как хорошо это, когда знаешь, что уже есть в жизни свет для всех людей и – будет время – увидят они его, обнимутся с ним душой!»
Заканчивается роман трагично, но вместе с тем в последней сцене из уст матери звучат фразы, полные силы, надежды, призыва. Ниловну арестовали, когда она везла для распространения листовки с речью сына, сказанной им на суде. Но она не захотела, чтобы «сыновнее слово», которое для неё было не просто дорого, но даже свято, досталось в «грязные» руки, и до того, как жандармы добрались до неё, она разбросала прокламации в толпу. Но на этом Пелагея Ниловна не остановилась, ничего не страшась, она рассказала людям правду: о себе, о сыне и жизни. «Бедность, голод и болезни – вот что даёт людям их работа! Всё против нас – мы издыхаем всю нашу жизнь день за днём в работе, всегда в грязи, в обмане, а нашими трудами тешатся и объедаются другие…» Мать не стала молчать, потому что теперь она была другой: сильной, смелой, способной открыто протестовать. Её возродившаяся душа больше не желала мириться с унижениями, потому что она познала другую жизнь, полную света, любви, уважения. В душе Ниловны можно увидеть душу народа, коротая веками молча терпела в страхе и слепоте, копя бесполезную злобу, не понимая причин своих бед, но теперь очнулась, открыла глаза, увидела свет правды и воскресла.