https://ficbook.net/readfic/8984501
Направленность: Слэш
Автор: Bakaga Usagi (https://ficbook.net/authors/560416)
Фэндом: EXO - K/M
Пейринг или персонажи: Чанёль/Бэкхён/Кай
Рейтинг: PG-13
Размер: Миди, 24 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Метки: Война, Ангст, Драма, AU, UST
Описание:
Объявлять о войне осенью было глупо, потому что было мало вероятности, что ее можно закончить к зиме.
Объявлять о войне весной было глупо, потому что цветы могли не зацвести летом из-за пролитой крови.
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
Написано на #EXO_MilitaryFest для группы Night. Apple. Fanfic. (https://vk.com/night_fanfic)
Песня: Skillet - rebithing
Пазори — северное сияние
!!!Это не тройничок в пейрингах, это любовный треугольник о трех углах!!!
ммм, снова грустьпечаль, всё в традициях
Примечание к части
я не знаю почему и зачем
Дождь льет, если не каждый день, то через день точно. Кто-то говорит о том, что скоро будет война, а Чонин думает, что это глупо. Кто объявляет войну осенью, если после нее зима? Неужели войну можно закончить за пару месяцев, избегая контакт с холодом? Вряд ли. Старшие курсы шутят про эту самую войну и говорят, что она есть каждый день, это очередная кампания по запугиванию. Чонин хочет верить, что так оно и есть.
Ким смотрит на свои руки и замечает под ногтями кровь. Он неловко потирает шею, понимая, что совсем не заметил, как разодрал ее до тонких порезов. Парень тихо сбегает из кабинета и долго пытается ослабить жжение холодной водой, но потом ему всё равно приходится иди к врачу, потому что это не поможет. Он пропускает все пары, оставшиеся в этот день, а на следующий понимает, что что-то изменилось.
Со временем становится понятно, что именно. Их меньше. Парни пропадают настолько быстро, что в январе Чонин остается один среди девчонок, которых тоже убавилось слегка. Одна из однокурсниц чистит апельсин на маленьком перерыве, что заставляет Чонина потирать шею свитером, надеясь досидеть до конца пары без пропусков. Он не справлялся, в школе было проще. Парень искренне не знал, на что именно у него аллергия. Не знал и его врач, который прописывал ему лекарства. Они помогали всегда, правда, со временем Чонин привыкал к ним, эффект терялся. Иногда они становились еще одним аллергеном. Чонин честно ненавидел свою жизнь.
Войну объявляют весной. До конца учебного года остается совсем немного, Чонин строит планы на отделение, в которое пойдет, но это едва ли сбудется. На комиссии ему говорят, что пока что он не нужен, что может продолжить обучение, но парню так страшно, что это всё может кончиться так, как он не хотел бы. В стране объявляется военное положение, вводятся комендантские часы, а жить становится как-то резко сложнее. Чонин начинает чаще задыхаться и находить себя с расчесанной кожей. Дело не в том, что появляется больше вещей, раздражающих его. Дело в том, что лекарств резко становится меньше.
В первые дни новой осени Чонин растирает руку вокруг места, где было намазано спиртом, пальцами, надеясь не раздражать и без того порванную много где кожу. Врач смотрит его характеристику, пока парень мысленно молится, чтобы всё еще мог оставаться непригодным для войны. Только его мольбы оказываются неуслышанными, потому что профессионал считает его достаточно квалифицированным для того, чтобы работать в госпитале на границах. Будто бы он когда-то работал на самом деле. Будто бы он был готов к тому, что там может быть.
Родители обнимают его и прощаются так, чтобы можно было не жалеть, что они никогда не увидятся вновь. Вероятность этого была даже, если Чонин чудом выживет до конца войны. В вагоне поезда он прижимает к себе небольшой рюкзак и сжимается в углу сам, стараясь спрятаться от всего. От запахов, что сводят горло. От людей, что пугают его и без войны. От того, что его в конечном итоге ждет. И все три дня пути он только и делает, что боится. Пару раз порывается умереть, но срывается в последний момент и всё же принимает лекарство, укоряя себя и за желания, и за слабости.
В госпитале, в который его направили, его встречают ровным счетом никак. Он пытается выхватить у людей хоть что-то из происходящего, но долгое время просто тихо стоит в пустующем холле. Потом к нему подходит женщина, дает ключи и какую-то форму, а потом указывает на нужную сторону. Жилое крыло, в котором он по номеру на ключе находит комнату, совершенно простую и крошечную, тем более, для двоих.
Спустя несколько часов эта же женщина заходит за Чонином, вводит его в курс госпиталя, а так же в курс дела. Показывает столовую, где их ждет ужин, а после него забирает у парня часть лекарств, оставляя только самое необходимое. Она называет себя куратором и обещает, что поможет при любом приступе. И что ответит на любые вопросы. Вопросов Чонин не задает.
Зато вопросы задает Чанёль. Он прибывает через день, приходит в комнату Чонина и улыбается ему так, словно там не чертова война за окном. Много болтает, из-за чего Ким узнает, что у того проблемы с сердцем, что тоже так себе идея для этого госпиталя. Вопросы он задает и Чонину, и кураторам, которые у них оказываются разными.
Госпиталь пустует, а Чонин продолжает делать вид, что не знает Чанёля. Заводить с ним дружбу было ужасно страшно. Точно так же, как вероятность, что в госпитале скоро будут пациенты. Это мысль пугала настолько, что, становясь реальной, даже не заставляет задуматься. Их впрягают так, что некогда дышать, не то что думать. Столько раненных, потому что боевые действия идут не всегда, но всегда кончаются потерями в разной степени. Конечно, никакие серьезные задачи им не дают, потому что они не врачи, но столько крови и ран за один заход просто не даст потом уснуть.
— У тебя...кровь? — Чонин это слышит от Чанёля в тот момент, когда им разрешают идти к себе. Ким смотрит на парня и не может понять, с чего такие вопросы, ведь они плавали в этой крови сегодня. А тот ловит его руки своими и приподнимает, как бы показывая ситуацию, и сам рассматривает. Руки Чонина в крошечных язвах и полосах, потому что эти самые язвы ужасно чесались, пока парень не обращал на это внимание.
— Господи, можно я просто умру, — шепчет Чонин, забирая свои руки из захвата и почесывая больные места запястьями, чтобы не сдирать ногтями. Врачам сейчас явно не до него.
— Ну ты чего? — зовет Чанёль, — пошли, тебе поставят укол, я перебинтую. Всё будет хорошо.
— Как же ты меня бесишь, — стонет Ким, но не сопротивляется, когда Чанёль ведет его за собой. Куратор молча перебинтовывает чужие руки, обмывая их перед этим обычной водой. Чанёль наблюдает за всеми ее действиями. Позже она ставит укол и просит Чонина потерпеть немного.
— Это из-за чего? — не может не спросить Чанёль. Женщина пожимает плечами и смотрит на Кима, как бы прося его пояснить. Но тот роняет голову, опираясь спиной о бок Чанёля, который тот старательно подставляет, чтобы парень не упал.
— Медикаменты, — отмахивается он, — спирт, обезболивающие, зеленка, йод и всё остальное, что содержит спиртовое.
— Выбрал ты себе профессию, — усмехается женщина. Чонин жмурится, стараясь не задохнуться и перевести дыхание.
— Там были бы перчатки, латекс не вызывает у меня реакции.
— Хочешь, я дам тебе перчатки?
— Нет, они врачам нужнее, чем мне, — улыбается парень, — я потерплю, а вам может пригодиться для спасения людей.
— Не геройствуй, твоя жизнь такая же важная, как и любого из них.
***
— Сколько тебе лет? — спрашивает Чонин, когда Чанёль завязывает шнурки на его ботинках. Пальцы Чонина еле сгибаются, он потратил бы уйму времени на это. Парень поднимает на него взгляд, что кажется немного странным с его положения, будто он паж какой-то.
— Я стал тебе интересен?
— Есть вероятность, что я останусь с тобой, пока не умру, — звучит шутливо, но такое тоже может случиться. Чанёль поднимается и теперь его очередь смотреть сверху вниз.
— Восемнадцать мне.
— Ты же только школу окончил.
— Ага, — Чанёль падает на свою кровать, свесив ноги на пол, потому что он тоже уже в обуви, — подумал, что сейчас не очень много смысла в учебе, прошел подготовительный лагерь, подал заявку. Вот я и тут.
— А я два курса медицинского окончил, — улыбается Чонин. Чанёль смотрит на него удивленно, а потом кивает.
— Вот почему вы говорили о выборе профессии, — понимает Пак, — у тебя аллергия на спирт?
— На всё.
— В смысле?
— В смысле, мой иммунитет настолько слабый, что любой раздражитель может вызвать у меня аллергическую реакцию. Конечно, спиртосодержащее это уже постоянная реакция, но всё остальное по ситуации. Иногда я могу поесть сладкое, а иногда я задыхаюсь от сахара в чае.
— Ты болеешь часто?
— Нет, я болею так же, как обычные люди, — отмахивается парень, поднимаясь с места. Он подает Чанёлю руку, потому что им пора идти. Тот ради приличия принимает помощь, обхватывая перебинтованную ладонь так, что почти не касается, его пальцы позволяют, — я болею сложнее, потому что я задыхаюсь от заложенности носа, но не могу использовать капли, потому что мой иммунитет направлен на борьбу с вирусом, я просто сам себя задушу.
— Не повезло тебе.
— Ну, зато я в госпитале на подтанцовке, а не в качестве пациента.
— Это злобно.
— Прямо как я, — усмехается Чонин, что получается больше похожим на искреннюю улыбку, чем на действительную усмешку. Он не злой, но почему-то именно таким себя ощущает сейчас.
***
Чонин привыкает. Свыкается с мыслью, что теперь это часть его жизни. Слушает от Чанёля рандомные рассказы о родителях, о жизни до войны. Он кажется глотком свежего воздуха. И если первые привозы раненных не дают спать по ночам, потому что перед закрытыми глазами возникают не самые радужные образы. То раз на пятый Чонин просто падает на кровать и засыпает, стоит закрыть глаза, потому что усталость берет свое.
С Чанёлем они подстраиваются друг под друга, где Чонин берется за тяжелую работу и беготню, а Чанёль забирает у него всё, что могло бы повредить. Они отлично справляются с тем, чтобы работать вместе, набираются опыта, потому им дают более сложные задания, разгружая врачей. То, что они пробыли здесь огромное количество времени, Чонин понимает случайно.
Он потирается спиной о батареи, что греют едва ли, весь день, не понимая, почему так мерзнет. В перерывах Чанёль всучивает ему горячий чай и бросает тихое "война зимой - самое глупое, что может быть". Скоро зима. Еще осень, но она близится к своему окончанию, где в скором времени высыпет снег. Госпиталь не справляется с холодом, потому что дефицит всего. Последний раз дома Чонин был тогда, когда солнце грело. Чанёль - летом. Ким мягко ерошит волосы парня и улыбается, благодаря за заботу. Сейчас они есть друг у друга, наверное, так легче.
Раненные в госпитале не задерживаются надолго, потому что это граница, им оказывают помощь, достаточную для того, чтобы можно было перевести в другие места. Поэтому большая часть помещения просто пустует, пока не привозят новых раненных. Но если кто-то тут остается дольше, чем пару дней, то Чанёль начинает с ними болтать, разряжая обстановку. Чонину хватает сил только не смотреть на людей волком и завидовать чужой активности. Чанёль - глоток свежего воздуха.
В первые дни зимы становится невыносимо холодно, потому Чонин кутается в одеяло по ночам, не снимая одежду, в которой ходит весь день, потому что не может никак согреться. А за неделю такого холода он начинает ощущать, что заболевает, чего очень бы не хотелось. Однажды просыпается посреди ночи от того, что слишком тихо. Это было бы отличным поводом, чтобы уснуть дальше, но он уже привык к тихому посапыванию парня рядом. Чонин садится и смотрит на кровать Чанёля, понимая, что та пуста.
— Чанёль? — зовет он, хотя прекрасно понимает, как это глупо, ведь тут его нет. Он быстро натягивает ботинки, запихивая шнурки внутрь, не желая тратить на них время, накидывает длинную кофту и выходит из комнаты.
В коридоре темно и тихо, что начинает пугать, словно Чонин оглох, но он отлично слышит свои шаги. Так же отлично он слышит, как чешет руки под кофтой, подле локтей. Замирает и мысленно ругается, что это уже нервное. Он искренне не понимает, чего боится. Чанёль иногда говорил, что не может уснуть и шатается без дела половину ночи, но сейчас было так неспокойно. Киму просто нужно найти его, чтобы снова уснуть, но он не может вглядеться в темноту коридора, потому приходится идти, трогая стену каждый шаг.
Он доходит до дежурного поста, потому что там есть свет. Людей он там не находит, потому что сейчас ночной обход, что отчасти успокаивает, ведь они могли выцепить Чанёля с собой. Парень решает пройтись еще немного, что оказывается правильным решением, потому что Пака он всё же находит. Уже в темнеющем коридоре, прижимающегося к стене и не двигающегося. Чонин думает, что коснется его плеча и проснется в своей комнате, но это оказывается не сон. Чанёль тяжело дышит и цепляется руками за грудь, словно пытается держать себя в сознании таким способом.
— Ты идиот, — только может произнести Чонин, подхватывает его так, чтобы тот смог на него опираться. Он понимает, куда шел Чанёль, поэтому и ведет его в сторону процедурной, где можно взять лекарства. Искать кого-то из дежурных казалось такой глупой идеей.
— Это случилось неожиданно, я вообще случайно здесь оказался, — хрипит Пак, не имея сил говорить громче. Поэтому и на помощь он не мог бы позвать. Чонин шикает на него, толкает нужную дверь, локтем включает свет и усаживает парня на стул.
— Укол? — спрашивает Ким, получая краткий кивок. Чанёль откидывается на стуле, но сразу же сгибается к коленям, потому что в любом положение ему больно. Чонин дергает ручку стеллажа с лекарствами, но тот оказывается закрыт. На маленький замочек, а сквозь стекло видно нужные ампулы. Это были серьезные препараты, хранить их в свободном доступе было бы глупо.
— У куратора ключ, — замечает Чанёль, жмурится и тяжело дышит. Чонин смотрит на него пару секунд, прекрасно осознавая, что ему придется пробежать круг снова, а Чанёлю вряд ли это поможет. А с тем, каким бледным он сейчас выглядит, времени у него много.
— Я не успею?
— Успеешь, если не будешь стоять, — ругается Пак и тихо стонет, — я максимум сознание потеряю за это время.
Чонин смотрит на него, закрывает глаза на секунды и переводит дыхание. Спокойно берет полотенце с открытых полочек, обматывает локоть и размахивается, чтобы разбить стекло. То сыпется на пол с громким скрежетом, а Чонин достает нужное, натягивая рукав кофты так, чтобы не задеть ладонью стекло в лишний раз. Он подходит к Чанёлю, силой заставляя его отдать себе руку.
— Ты безумец, — хрипит он. Чонин смиряет его злым взглядом, перетягивает ему руку и открывает ампулу.
— Я потом тебе расскажу кое-что более безумное, — усмехается Чонин и ставит укол. Лекарство должно подействовать в течение минуты, но Чанёлю становится легче почти сразу. Чонин получает от него кивок, который говорит о том, что ему лучше, а потом падает на пол, облегченно выдыхая, — я впервые ставлю укол в вену живому человеку. Вот более безумная вещь.
Чанёль даже ничего ответить не успевает, как в кабинет врываются дежурные. Они ругаются, потому что был шум, а потом за разбитый стеллаж и самовольство. Парни же молча переглядываются и улыбаются друг другу. Они оказались тут, потому что ничего не могут. Но такое чувство, словно они могут всё.
***
Парней ругают, но больше достается их кураторам. Они вчетвером стоят перед главным врачом и выслушивают ругательства. И отчасти Чонин был с ними согласен. Он не должен был разбивать стекло, потому что это могло задеть и лекарства, которые сейчас очень дороги для них. Он так же мог неправильно поставить укол, потому что у него не хватает практики. Чанёль тоже глупо поступил, прекрасно зная, что они должны сидеть в комнате после отбоя. И глупо поступают их кураторы.
— Вы, двое, — зовет мужчина, — вы в ответе за жизнь друг друга, не допускайте оплошностей.
— Мы и можем жизнь друг другу спасти, — замечает Чонин, хотя умничать совсем не хотел. Мужчина смотрит на них, а потом на кураторов.
— Научите их ставить уколы и дайте по лекарству, мало ли что может случиться ночью. Пусть хоть так.
Они слушают еще пару замечаний, а потом взрослые выгоняют их в коридор, приказывая заняться делом. Чанёль выглядит, словно он самый обычный человек. Словно он просто прибыл с этими солдатами, когда сам цел и невредим. Ничего из того, что бы напоминало об ужасной ночи. Чонин же прекрасно ощущает, что заболевает. Теперь в полной мере, потому что ему теперь не холодно, а жарко, потому что перед глазами стоит дымка, а думать совсем не хочется. Но он четко знает, что будет помалкивать.
— Ты же в курсе, почему тут мы, я не девчонки-врачишки? — вдруг спрашивает Чанёль. Чонин пожимает плечами.
— Я догадываюсь.
— Догадываешься, чтобы умереть?
— Да.
— Я думал, ты просто так панику разводил, — Чанёль вроде и шутит, а вроде и не до шуток. Кажется, он впервые за это время серьезен. Хотя, тут и тема, что сложно быть не серьезным. Чонин вглядывается в него, прекрасно осознавая, что снова выглядит злобно.
— Я разводил панику, потому что хотел домой. А то, что мы тут ради того, чтобы умереть, я понимал. Мы не нужны стране, пока тратим ее ресурсы. Поэтому мы тут, если не умрем сами, то хотя бы поможем, пока нас не убьет война. А это рано или поздно должно случиться, пока мы на границе. Ну или поставка лекарств будет прервана этой же войной. Вопрос времени, как мы перестанем быть лишним материалом.
— Меня раздражает понимание этого, — вздыхает Чанёль, — в чем смысл давать нам лекарства и ругать за оплошности, если им наша смерть будет в разы выгоднее.
— Мы бесплатная сила, которая им сейчас нужна. Правда, были бы силы у нас для того, чтобы в этой войне выжить.
— Ну, мы есть друг у друга, справимся как-то.
— Только не обольщайся.
***
Чонин заболевает, тянет воздух через рот и хрипит, сжимает пальцами шею и даже стонать не может. И это от обычного желания прокашляться. Чанель видит это, вопросительно выгибает бровь и одним только взглядом спрашивает, всё ли хорошо. Чонин закатывает глаза, трогает руками лицо и пытается прийти в чувства. Это ему удается, он кашляет, сгибаясь пополам, но хотя бы дышит.
Зима обещает быть адом, потому что это едва начавшееся воспаление легких, высокая температура с пустыми легкими. Лекарство помогают, но ингаляция - делает хуже, но без этого как-то не умеют лечить. Он продолжает работать, пока стоит на ногах. Иногда работа всё же скидывается на Чанеля, за что Чонину безумно стыдно.
Ночью тот же Чанель убирает ему капельницу, потому что поздно поставили. У Кима ощущение наполненности, вместе с опухшими пальцами, потому что лекарство действует с побочными эффектами. Но хотя бы работает.
— Тебе хоть немного лучше? — спрашивает Чанель, а Чонин жмурит глаза до разноцветных кругов и тяжело выдыхает, ощущая себя разбито.
— Едва ли. Но я не умираю.
— До лечения ты был более активным.
— Потому что я просто болел, а тут я болею с препаратами. Мне нечем дышать из-за них, потому я без сил, — делится Чонин, а Пак присаживается рядом, трогает его лоб и сам себе кивает.
— Температура спала, ты должен уснуть. Справишься или укол? — Чонин отмахивается, не давая никакой четкий ответ, — ну серьезно, тебе нужно отдохнуть.
— Полежи со мной?
— Тебе не станет лучше, если кто-то займет твое пространство, — звучит так, словно он умничает. Чонин мягко постукивает рукой по своей кровати, как бы приглашая.
— Я так успокоюсь. Уйдешь, если станет жарко. Пожалуйста.
— Зимой тут жарко не бывает, — фыркает Чанель, но ложится, перед этим погасив свет. Чонин шепчет благодарности, отодвигаясь. Чанель его обнимает, прижимаясь не слишком близко, чтобы не лишить воздуха. А Чонин ощущает табун бабочек в животе.
***
— Весна, — Чонин говорит это на вздохе, после которого протяжно чихает. Чанёль тихо смеется и бросает четкое "будь здоров". Чонин кивает, после чего трется носом о плечо Пака, потому что его одежда еще не пропахла этой самой весной. А еще потому, что рука у него с переломом, довольно тяжелая ноша, не для личного пользования. Чанёль в шутку брезгливо толкает его, заставляя отойти немного.
— Говорят, завтра будут новые раненые, — вздыхает Чонин. У него глаза уже красные, но он стойко переносит цветение вестников весны, вишни, лепестки которой они пытаются смести с тропинок. Пусть так красиво лежали, но это требования.
— Эй, ребятки, — окликает их куратор Чанёля. Чонин недовольно что-то бубнит и позволяет Чанёлю тащить себя к ней. Женщина трогает рукой его лоб и шею, мягко так, словно родитель. Чонин уже давно взрослый, тем более после такого года, но к нему все относятся с каким-то курьим беспокойством. Возможно, сломанная на скользком полу рука добавляет ему беспомощности в образе, он не может понять.
— Пошли, поставлю тебе лекарство, — говорит куратор, Чонин хмурится, но не отказывается. Страдать, задыхаясь, ему не хочется больше.
День проходит слишком легко, потому Чонин не может уснуть. На удивление, с этим быстро справляется Чанёль, что не может не радовать. Киму кажется, что он снова оказывается в какой-то сомнительной ловушке, которая не позволит ему выбраться. Ощущение того, что он может не выжить, снова давит на голову. С ним Чонин и засыпает, потому просыпается еле-еле, не имея сил открыть отекшие глаза. Весна создает обострение его проблем, а тут еще и глупые волнения сказываются. Он почти год тут, следовало бы привыкнуть, если умереть не смог.
Военные приезжают посреди обеда, потому Чонин судорожно запивает таблетки горяченным чаем, зная, что они не подействуют в полной мере, потому что он не успел поесть. Работа не ждет, потому что ее слишком много. Такого давно не было, что не может не удручать, ведь это показывает, что на фронте дела обстоят не очень.
Чанёль помогает переносить раненых, пока Чонин работает на побегушках, поднося разные медикаменты. Хоть людей немного, работа проходит в тяжелом режиме, до самой ночи. Убираться приходится с приглушенным светом, стирать кровь с пола и убирать приборы. Чанёль выжимает тряпку для Чонина, замечая, как тот болезненно морщится, когда пытается протереть полку начисто.
— Если болит, давай сделаю я, — вздыхает Чанёль. Чонин упрямо губы кусает и качает головой, показывая свое несогласие. Болело ужасно, ведь мелкая работа, которая ему давалась, напрягала больше, чем тяжелая ноша. Мелкая моторика заставляла двигать запястьем в лишний раз, а там только зарастать всё стало.
— Немного осталось, — поясняет он, — быстрее спать ляжем.
— Разговаривал с кем-нибудь? — решает перевести тему Чанёль. Чонин бросает тряпку в ведро и расставляет вещи с полки на свои места.
— Многие без сознания были. Один рассказал, что все с одного места, было нападение. Пожаловался, что они без снайпера останутся, даже если тот выживет, — делится Чонин. Он стал чаще общаться с военными, словно нахватался этому у Чанёля. Да и тот убавил свой пыл, будто бы потерял интерес. Возникало чувство, что ему не хватает смелости с ними говорить, потому что всё стало тяжелее. Чувство, что Чанёль без слов понимал, какой ужас к ним подкрадывается, потому терял весь свой боевой настрой.
— Грустно, — вздыхает Чанёль, подхватывая ведро. Все готово, осталось воду убрать. Чонин ловко плетется рядом, словно не устал вовсе. Но если сравнивать с прошлой ночью, то будет лучше сейчас, когда глаза закрываются сами, а ноги не держат, чем половину положенного для отдыха лежать в бессонном бреду.
Проходит третий день, но в госпитале не так много людей, потому что раны у военных были не самыми серьезными. Будто весна на их стороне. Чанёль выключает свет в одной из палат перед сном, как что-то падает. Громко и больно, потому что Чанёль будто физически чувствует, как кости ударяются о твердый пол. Он взволнованно поворачивается, ища то, что упало, надеясь, что это не человек. Но это ожидание не оправдывается, потому что на полу находит парня с перевязанными глазами. Рукой по полу елозит, будто дорогу ищет, другой зажимая рот, чтобы не стонать от боли. Эта палата для тяжелых пациентов, поэтому многие тут без сознания. Чанёль неуверенно подходит ближе к упавшему и подхватывает его, стараясь поднять.
— Нет! Нет! — судорожно шепчет солдат, цепляясь руками в плечи Пака, но не для поддержки, а чтобы выбраться. Он чертовски напуган, тем более, его кто-то держит, а слабость не позволяет вырваться. Чанёль собирает последние силы и прижимает того к кровати, наклоняясь ближе.
— Всё хорошо, вам не причинят вред, — шепчет он. Солдат замирает, хватая ртом воздух. Руку неуверенно протягивает, трогает лицо Пака. Вроде и страшно обоим, но все равно интересно, что будет после. Но это прерывается тем, что раненый рукой за повязку хватается и глухо стонет, начиная крутиться в руках парня.
— Я позову врача, потерпите, — выдыхает Чанёль и убегает искать врача. Находит, судорожно пытается объяснить, но его понимают без слов и просят показать. На месте Пака почти выгоняют, потому что делать тут ему нечего. Парень успевает заметить, что солдат хотя бы на кровати лежит, но он путается в бинтах, размазывая кровь по лицу. Страшно. Очень страшно. Хочется закрыть рот руками и кричать сквозь преграду, потому что чужая боль ощущается очень сильно.
***
Чанёль просыпается не от того, что Чонин по обыденности расталкивает его, а просто сам. Но открыть глаза оказывается сложно, отчего Чанёль стонет. Голова раскалывается, а свет делает еще больнее. Он сдал позиции, его общее состояние стало хуже, а ему морально стало тяжелее реагировать на происходящее. От движений боль отдается в легкие, которые слишком давят на грудную клетку. Пак прекрасно понимает, отчего это ощущение, но оно пройдет достаточно быстро, пусть и неприятно.
— Как вовремя я зашел, — слышится рядом голос Чонина, а кровать прогибается от его веса, — ты как?
— Голова болит, — признается Пак, открывая один глаз. Чонин в рабочей одежде, говорит о том это, что уже не утро.
— Ты вчера сознание потерял вечером, — Чонин отвечает на его немой вопрос. Чанёль вспоминает вчерашний вечер и не удивляется: такие события поднимают давление, что можно упасть с ног.
— Раненый уползти пытался, я запаниковал, — рассказывает Пак, на что Ким мягко кивает.
— Мне сказали, — улыбается он, — с тем солдатом все в порядке, если не считать то, что он ослеп. Мог наделать глупостей, если бы не ты.
— Ненавижу эту войну, — стонет Пак. Чонин грустно смеется, явно соглашаясь с этим. А потом кладет лекарства на тумбочку Чанёля и встает.
— Мне надо идти. Тебя сегодня освободили, — говорит он, — приходи в себя.
— Спасибо.
Проходит часа четыре, пока Чанёль не чувствует себя лучше. Уже вечереет, что позволяет Паку пройтись по госпиталю. Он останавливается рядом со вчерашней палатой, думает и решает заглянуть. Вчерашний солдат спрятался под одеяло, будто за его пределами очень страшно и опасно. Чанёль осторожно подходит ближе и смотрит на эту кучу из одеяла и чужого тела. Смотрит и молчит, пока парень сам не скидывает одеяло с себя, садится и поднимает голову на Чанёля.
— Какая активность, — усмехается Пак, решая снова побыть разговорчивым. Этому человеку явно нужна хоть какая-та компания. Парень стонет, немного ежится и на подушку падает.
— Ты вчера мне помог? — голос у него хриплый, надорванный, словно он действительно накричался. Хотя, с его ранами это кажется вполне себе логичным.
— Да, это был я.
— Спасибо, — шепчет солдат, Чанёль присаживается на край его кровати.
— Куда ты уползти хотел? — спрашивает он, стараясь сделать голос мягче, чтобы это не звучало издевательством. Парень руку Пака наугад своей находит и как-то обреченно сжимает.
— Если бы ты пришел в себя после взрыва и ничего не видел, то куда бы хотел уползти? — серьезно спрашивает солдат. Чанёль отводит взгляд, не зная, какой ответ подобрать. Он видит, как парень слабо улыбается, будто понимает, что его слова победили Пака.
— Я бы остался на месте и позвал на помощь, — предполагает Чанёль, хотя заведомо понимает, что все было бы не так. Еще замечает, что руки у солдата тонкие, словно девичьи, цепляются в его ладонь так взволнованно.
— Меня Бэкхён зовут, — делится парень, выдыхая свое имя, словно это для него новое.
— Чанёль, — представляется Пак. Бэкхён сковано кивает, кусает тонкие губы.
— Напугал тебя вчера? — спрашивает он, но Чанёль честно считает, что это был не страх, а волнение. Всплеск паники, что заставляет потерять силы, как только отступит.
— Не успел испугаться, — говорит Чанёль, — паниковал, что не смогу помочь.
— Глупо, — вздыхает Бэкхён, а Чанёль понимает, что парню больно, что цепляется он за Пака и подушку не просто так, а для того, чтобы сдержать себя, — следовало бы умереть...
— Смерть не выход.
— Я снайпер, — это получается на выдохе, с некой обреченностью, — у меня привычка действовать зрением. Я не ориентируюсь звуком. Если бы я не держал тебя за руку, я бы не знал, где ты, — с полным разочарованием. Чанёль вспоминает слова Чонина про снайпера. Кто-то с прошлого раза говорил, что стрелков берегут больше себя, что они хрупкие птенцы. Барахтаются, путаясь в своих же перьях, если не видят мир сквозь прицел. А этот птенчик не видит ничего. Птица без крыльев, давится своим пухом, пытаясь выбраться из своей шкуры. Он такой же, как Чонин с Чанёлем - умирающий от самого себя, своей беспомощности.
— Что тебе сказали по ранению? — Чанёль знает, что ничего хорошего не услышит, но так всегда делает Чонин. Чанёль задавался вопросом, зачем это нужно. Но тот рассказал, что проще произнести свой диагноз самому, чем слушать его от других. Будто сразу легче станет.
— Сказали, что я возможно смогу видеть правым на уровне силуэтов и приглушенных цветов, — говорит он.
— А второй?
— А второй...я не знаю, — он скулит, утыкаясь в подушку лицом. Руку Пака из своей выпускает, хватаясь за голову.
— Мне позвать кого-нибудь? — спрашивает Чанёль. Бэкхён что-то неразборчиво стонет, сжимаясь. Чанёль подрывается с места в тот момент, когда парень вскрикивает, после чего зажимает рот руками. Больно безумно. Чанёль его боль чувствует и бежит за врачом. Бэкхён - его боль.
***
У Чанёля вырабатывается привычка по имени Бэкхён. Очень общительная привычка, излишне активная и такая красивая. О последнем Чанёль думает в тот момент, когда Бэкхён пытается встать и роняет вместе с собой все, что только можно уронить, пытается отойти от разбитой вазы, наступая на цветы. Чанёль обреченно вздыхает, привлекая внимание парня к себе, и садит виновника на место, начиная убираться. Бэкхёна перевели в другую палату, где ребятки с проблемами поменьше приглядят за шустрым котенком. А то, что произошло только что, случилось в пару секунд, за пару секунд до прихода Пака.
— Уже же весна, — шепчет в удивлении Бэкхён. Чанёль выкидывает осколки и поднимает на парня взгляд.
Бэкхён у них уже не первую неделю, потому что госпитали переполнены, некуда переводить, а местным специалистам хватит квалификации сохранить ему остатки глаз своими методами. Ему лучше, даже иногда повязку снимают, что вроде дает возможность жить свободнее. Он привык к некоторым вещам, вроде необходимых для существования. Но у него плохая координация, ориентируется в пространстве еще хуже, а на левое ухо слышит чуть-чуть хуже из-за ранения. У него почти восстановилась кожа по шее и плечу, хотя волосы, слегка вьющиеся и, кажется, все еще пахнущие гарью, оказываются жесткой подпаленной проволокой, которая останется надолго, пока не отрастут новые.
— Да, весна, — приходится выкинуть и цветы, после чего Чанёль присаживается рядом с Бэкхёном, проверяя, не случилось ли с ним что. Бэкхён мягко улыбается, когда Чанёль смотрит на его руки, придерживая своими.
— Хочу на улицу, — так же шепотом делится он. Чанёлю остается грустно улыбнуться в ответ и вздохнуть.
— Не думаю, что тебя пустят, — старается осторожно сказать он, паузу делая между слов.
— Я знаю, — вздыхает Бэкхён и падает на бок, мягко елозя по простыням головой. Пак чувствует, что в его сердце именно грусть, а не жалость или что-то в этом роде. В четырех стенах можно сойти с ума.
***
Когда Пак возвращается в комнату, то застывает в удивлении, когда видит Чонина, прижимающегося к стене. Его трясет, а он жмется к стене, будто та его спасет, трется о нее щекой и что-то несвязное хрипит, услышав Чанёля. Тот срывается к парню и пытается понять, что вообще происходит. У Чонина глаза красные, мокрые, словно что-то заставило его плакать, расчесанная шея и руки, которые он не перестает царапать.
— Что с тобой?
— Похоже на аллергию, — он хрипит и тяжело дышит, словно что-то сковывает его, — я задыхаюсь.
Чанёль мягко гладит парня по голове, а потом уходит, чтобы позвать на помощь. Чонину давно не было так плохо при Паке, поэтому все кажется таким странным. Странным кажется наблюдать за тем, как парню ставят укол, укладывают на кровать, дают лекарство и заставляют выпить воды, укладывают руки дальше друг от друга, чтобы не драл шею. Кожа ближе к ключицам вся исполосована, местами до крови.
— Почему так сильно? — спрашивает Чанёль. Врач вздыхает, проверяя температуру Чонина, наблюдая за тем, как он медленно проваливается в сон.
— Обострение. Его иммунитет не восстановился после болезни, нахватался вирусов у новичков, потому чувствительность сильнее, — поясняют Чанёлю. По Чонину простуду сложно заметить, он все равно белка в колесе, но и Чанёль был занят не тем. И ему немного стыдно, если честно.
Чонин спит весь день, иногда посыпаясь без памяти, что продолжается ночью и следующим днем. В первый день ему ставят капельницу, чтобы сбить температуру, но потом ему приходится сражаться с ней самому, потому что организм дает на это ответную реакцию в виде отеков на шее.
Чанёль ничем помочь ему не может, отчего настроение падает ниже нуля. Он делится этим с Бэкхёном, просто потому что тот спрашивает про грустный голос. Он начинает ориентироваться по интонациям, находить людей в пространстве по шагам и словам, хотя не мог похвастаться таким навыком в первое время. Странное настроение Чанёля передается Бэкхёну, который понуро плечи опускает и вздыхает.
— И вместо того, чтобы быть с ним, ты пошел ко мне? — тихо спрашивает парень. Чанёль не слышит упрека, но понимает, что в этом мог бы быть смысл.
— Не совсем, — возражает Пак, — я буду только раздражать его и мешать спать. Меня выгнали из комнаты, потому <