Солнце показалось из-за горизонта, великолепно очерчивая силуэт Белой Башни вдалеке, но после ночи холод, казалось, еще усилился, а темные серые облака, бегущие по небу, предвещали снегопад. Зима шла на убыль, но несмотря на то, что должна была бы начаться весна, она все еще продолжалась, с трудом уступая свои позиции. В палатку Эгвейн, стоящую в стороне от остального лагеря, проник шум утренней суеты. Казалось, весь лагерь вибрирует. Рабочие, должно быть, носят воду из колодцев и возят на тачках дополнительные дрова и уголь. Служанки, наверное, подают Сестрам завтрак, а Послушницы спешат на свои занятия. Это был важный день, хотя никто из них об этом еще не подозревал. Вероятно, в этот день наступит конец этих притворных переговоров, которые продолжались в Дарейн, в шатре у моста, ведущего в Тар Валон. Притворных с обеих сторон. Рейдеры Элайды продолжали безнаказанно нападать на другом берегу реки. Но, в любом случае, сегодня состоится последняя встреча на какое-то время.
Уставившись в свой завтрак, Эгвейн вздохнула и вытащила из овсяной каши, от которой шел пар, черную крошечную соринку, и стерла ее со своих пальцев льняной салфеткой, даже не присматриваясь, чтобы убедиться, что это долгоносик. Если не знаешь, то меньше беспокоишься о том, что осталось в миске. Она положила себе в рот ложку каши и постаралась сосредоточиться на сладких вкраплениях кураги, которую туда добавляла Чеза. Что-то скрипнуло на зубах?
«Моя матушка всегда говорила, что все, что попадает в желудок, переварится, так что не обращайте внимания», — проворковала Чеза, словно разговаривая сама с собой. Именно так она имела обыкновение давать Эгвейн советы, не переступая через черту между госпожой и служанкой. По крайней мере, она давала советы в отсутствие Халимы, которая ушла рано утром. Чеза сидела на одном из сундуков с одеждой, на случай если Эгвейн что-нибудь потребуется, или понадобиться сбегать куда-нибудь с поручением, но ее взгляд то и дело задерживался на куче одежды, которая сегодня должна будет отправиться в прачечную. Она никогда не смущалась заштопать или починить одежду прямо при Эгвейн, но с ее точки зрения, разбирать при ней грязное белье, было бы чересчур.
Смягчив гримасу на лице, Эгвейн уже собиралась сказать служанке идти завтракать самой — Чеза считала, что есть раньше Эгвейн было еще одним преступлением — но прежде чем она успела открыть рот, в палатку проскочила Нисао, окруженная сиянием саидар. Прежде чем клапан палатки закрылся, Эгвейн заметила стоящего снаружи Сарина, высокого чернобородого Стража Нисао. Капюшон маленькой Сестры был опущен и аккуратно лежал на плечах, так что была видна желтая бархатная подкладка, но она запахивала плащ так плотно, словно ей было ужасно холодно. Она ничего не сказала, только резко взглянула на Чезу. Та дождалась кивка Эгвейн, подхватила свой плащ и поспешила удалиться. Она могла и не видеть свечения Силы, но она превосходно знала, когда Эгвейн требовалась конфиденциальность.
«Кайрен Стэн мертва», – без предисловий сказала Нисао. Ее лицо было спокойно, а голос ровным и холодным. Она была такого маленького роста, что заставляла Эгвейн чувствовать себя высокой, но сейчас выпрямилась так, словно подросла на пару дюймов. Обычно Нисао так себя не вела. – «Прежде чем я туда попала, семь Сестер уже проверили все вокруг насчет резонанса. Нет никаких сомнений, что ее убили при помощи саидин. Ей сломали шею. Раздробили вдребезги. Словно ей просто отвернули голову. По крайней мере, все произошло быстро». – Нисао глубоко и неровно вздохнула, потом, поняв, что сделала, вытянулась еще сильнее. – «В убийстве подозревают ее Стража. Пока что кто-то дал ему отвар, чтобы усыпить, но когда он проснется, с ним будет трудно справиться», – при упоминании трав, она не сделала презрительной гримасы, как это обычно делают Желтые, что могло послужить знаком того, насколько она огорчена, независимо от того, насколько спокойной она казалась.
Эгвейн отложила ложку на крошечный столик и откинулась назад. Внезапно стул перестал казаться ей удобным. Теперь, следующей кандидатурой после Лиане была Боде Коутон. Послушница. Она старалась не думать о том, кем еще является Боде. После нескольких дополнительных дней практических занятий, Боде могла бы справиться с работой почти так же хорошо, как могла бы Кайрен. Почти. Тем не менее, она об этом не упомянула. Нисао была посвящена в кое-какие секреты, но далеко не во все.
«Сперва Анайя, а теперь Кайрен. Обе из Голубой Айя. Ты не знаешь, что еще общего между ними?» — Нисао покачала головой.
«Насколько я помню, когда Кайрен пришла в Башню, Анайя была Айз Седай уже пятьдесят или шестьдесят лет. Может быть, у них были общие знакомые. Я просто не знаю, Мать», – теперь она говорила устало, и ее плечи немного ссутулились. Ее негласное расследование смерти Анайи ни к чему не привело, и она опасалась, что Эгвейн собирается добавить к нему Кайрен.
«Выясни», – приказала Эгвейн. – «Только осторожно», – это второе убийство и без ее вмешательства вызовет достаточно шума. Пару секунд она изучала собеседницу. В конце концов, Нисао могла извиниться, или объявить, что она не сомневалась в этом с самого начала, но до сих пор она всегда являла собой пример самоуверенности Желтых. Однако, сейчас не до этого. – «Много сестер сейчас разгуливает, постоянно удерживая саидар?»
«Я заметила нескольких, Мать». – Сухо ответила Нисао, вздернув подбородок, словно защищаясь. Тем не менее, через мгновение свечение вокруг нее пропало. Она поплотнее запахнулась в плащ, словно внезапно ей стало холодно. – «Сомневаюсь, что это помогло бы Кайрен. Ее смерть была слишком внезапной. Но это помогает чувствовать себя… более защищенной».
Когда маленькая женщина ушла, Эгвейн несколько минут еще сидела за столом, перемешивая ложкой свою кашу. Она больше не видела темных крупинок, но аппетит полностью пропал. Наконец, она поднялась и надела на шею семиполосный палантин, затем набросила на плечи плащ. Именно сегодня, из всех дней, она не будет сидеть, предаваясь унынию. Именно сегодня, она должна строго следовать своему ежедневному распорядку.
Снаружи по замерзшим колеям улиц катились телеги с большими колесами, нагруженные огромными бочками для воды, с грудами наколотых дров или мешками угля, а возницы и люди, сидящие на телегах, кутались в свои плащи, спасаясь от холода. Как обычно, семейки Послушниц спешили по деревянным тротуарам, и, не замедляя движения, успевали оказать знаки почтения проходящим мимо Айз Седай. За неоказание должного почтения Сестре Послушницу могли высечь, но высечь также могли и за промедление, а учителя в этом отношении были куда придирчивее Айз Седай, попавшихся навстречу. Эти, по крайней мере, могли понять, почему Послушницы пробегают мимо.
Одетые в белое женщины, завидев край полосатого палантина, высовывающийся из-под капюшона Эгвейн, все еще шарахались в сторону, но она не позволяла своему настроению испортиться больше, чем оно уже было испорчено, тем, что Послушницы приседают в реверансах на улице, поскальзываясь на обледенелой земле и почти падая до того, как кузины успевали их подхватить. «Кузины» — так называли себя члены одной семейки послушниц, и казалось, это помогает им сблизиться еще больше, словно они и в самом деле были родственницами, и при том близкими. Что действительно портило ей настроение, так это несколько Айз Седай, которых она видела там и сям, скользящих по тротуарам, мимо приседающих Послушниц. Между ее палаткой и кабинетом Амерлин ей попалось не более дюжины, но каждая третья из четырех была укутана словно плащом свечением Силы. И они чаще попадались парами, а не поодиночке, в сопровождении всех своих Стражей. И каждая выглядела настороженной, неважно, было ли вокруг них свечение или нет. Их капюшоны постоянно поворачивались из стороны в сторону, словно они проверяли все, что попадало в поле их зрения.
Это напомнило ей эпидемию пятнистой лихорадки в Эмондовом Лугу, когда все ходили, прижимая к носу платки, смоченные в бренди. Дорал Барран, бывшая тогда Мудрой, сказала что это поможет избежать заражения – закрывать нос платком и смотреть, кто следующий покроется пятнами и свалится с ног. Прежде, чем лихорадку удалось остановить, умерли одиннадцать человек, но прошел целый месяц с тех пор, как заболел последний человек, прежде чем остальные решили отложить свои платки в сторону. Еще очень долго запах бренди напоминал ей о лихорадке. Сейчас она снова его вспомнила. Две Сестры были убиты прямо посреди лагеря, мужчиной, который мог направлять, уж не говоря о том, что он мог приходить и уходить когда захочет. Страх распространялся среди Айз Седай быстрее, чем могла бы пятнистая лихорадка.
Палатка, которую она использовала как кабинет, когда она пришла, была уже нагрета, а от жаровни исходил аромат розового масла. Зеркальные светильники и настольная лампа были зажжены. Ее распорядок был прекрасно известен. Повесив свой плащ на вешалку в углу, она села за письменный стол, автоматически поймав неустойчивую ножку стула, которая всегда старалась подвернуться. Все, что ей надо было делать – это следовать своему распорядку. Завтра, она сможет объявить о том, что было сделано.
Первая посетительница оказалась абсолютно нежданной, буквально последней женщиной, которую она ожидала увидеть у себя в кабинете. Теодрин была стройной, румяной Коричневой, доманийкой с кожей медного оттенка и упрямым ртом. Однако, она, казалось, всегда была готова улыбаться. Она скользнула по ковру, подойдя так близко, что бахрома ее шали задела письменный стол. Поскольку она сделала официальный реверанс, Эгвейн протянула руку, чтобы она могла поцеловать ее кольцо Великого Змея. На формальность следовало отвечать формальностью.
«Романда хочет узнать, может ли она увидеться с вами сегодня, Мать», — сказала стройная Коричневая. Мягко, но в ее голосе слышалась настойчивость.
«Передай ей, что я жду ее в любое время, которое она выберет, дочь моя», – осторожно ответила Эгвейн. Теодрин, не меняя выражения лица, сделала еще один реверанс.
Когда Коричневая Сестра повернулась, чтобы уйти, мимо нее в палатку откидывая назад белый капюшон, отороченный тесьмой, влетела одна из Принятых. Эмара была тоненькой девушкой, и невысокой как Нисао. Казалось, дунь ветер посильнее, и она улетит, однако, она твердой рукой управляла Послушницами, которых вверили ее попечению, тверже, чем многие из Сестер. Но при этом, она была очень строга к себе, а жизнь Послушниц и должна быть тяжелой. Серые глаза Эмары пробежали по бахроме шали Теодрин, и ее рот скривился в презрительной ухмылке, прежде чем она стерла ее с лица, и раскинула свои белоснежные юбки в реверансе перед Эгвейн. На щеках Теодрин запылали пятна.
Эгвейн ударила ладонью по столу, достаточно сильно, что подпрыгнули каменная чернильница и коробочка с песком.
«Ты забыла, как оказывать почтение Айз Седай, дитя?» – резко сказала она.
Эмара побледнела. В конце концов, у Амерлин была крутая репутация, и поспешно отвесила Теодрин еще более глубокий реверанс, на что та, прежде чем выскользнуть из палатки, причем гораздо скорее, чем она вошла, ответила скованным кивком, словно у нее внезапно одеревенела шея.
Эмара, запинаясь и нервничая, отчего ее иллианский акцент стал еще заметнее, изложила просьбу Лилейн встретиться с Амерлин. Раньше, Романда и Лилейн были куда менее вежливы, появляясь без предупреждения, когда им было угодно, но с момента объявления войны Элайде, многое изменилось. Не все, но достаточно много. Эгвейн ответила на просьбу Лилейн так же, как и на просьбу Романды, только в более сжатой форме, и Эмара, чуть не падая, сделала реверанс, и практически выбежала из палатки. Еще один гвоздик, чтобы сколотить легенду про Эгвейн ал’Вир, Престол Амерлин, рядом с которой Серейлла Баганд выглядит мягкой, как подушкой из гусиного пуха.
Как только Принятая ушла, Эгвейн подняла руку и хмуро посмотрела на то, что лежало под ней. Сложенный квадратик бумаги, который Теодрин положила на стол, целуя ее кольцо. Развернув его, она нахмурилась еще больше. Надпись на листочке была ясной и четкой, но с краю темнела клякса. Теодрин была очень аккуратной. Возможно, она старалась соответствовать обычной небрежности Коричневых.
Романда отправила двух Сестер в Кайриэн, чтобы провести расследование той истории, которую рассказывают Желтые. Я не знаю, что это за слухи, Мать, но я это выясню. Я слышала, как одна из Сестер упоминала Найнив, но не о том, что та была в Кайриэне, а как если бы слухи касались ее.
Глупая женщина, она даже подписалась!
«Что это у вас, Мать?»
От неожиданности Эгвейн подскочила, и едва успела поймать ножку стула, прежде, чем она упала на ковер. Она перевела взгляд на Суан, которая стояла у входа в палатку с накинутой на плечи шалью с голубой бахромой, прижимая к груди кожаную папку. Голубоглазая Сестра слегка удивленно подняла брови, увидев, как подскочила Эгвейн.
«Вот», – раздраженно сказала Эгвейн, протягивая ей бумажку. Не время подпрыгивать и дергаться! – «Ты уже знаешь про Кайрен?» – Конечно, она должна была знать, но Эгвейн все равно сказала: — «Ты внесла необходимые коррективы?»
Необходимые коррективы. Свет, она становится такой же напыщенной как Романда. Она была на взводе. Только сейчас она, наконец, додумалась обнять саидар и сплести стража от подслушивания; и только после того, как Страж был установлен, она подумала, что сегодня неподходящий день для того, чтобы кто-нибудь заподозрил, что ей есть, что обсуждать наедине с Суан.
Суан не нервничала. Она переживала бури и посильнее. И, можно даже сказать, что ей удалось не утонуть. Сегодняшний день для нее, по сравнению с прежними бурями, был лишь немного ветреным.
«В этом нет надобности, пока мы не уверены насчет лодок, Мать», – спокойно ответила она, опуская свои папки на стол и аккуратно пристраивая их между чернильницей и коробочкой для песка. – «Чем меньше времени будет у Боде на раздумья, тем меньше шансов, что она ударится в панику». – Спокойная, как вода в пруду. Даже убийство двух Сестер не могло нарушить ее спокойствия. Или тот факт, что вместо одной из них приходится отправлять плохо обученную Послушницу.
Однако, прочитав записку, она нахмурилась. – «Сначала сбегает Фаолайн», — проворчала она, — «А теперь Теодрин приносит это тебе, вместо того, чтобы принести мне. У этой девчонки меньше мозгов, чем у летучей рыбы! Можно подумать, что ей хочется, чтобы кто-нибудь понял, что она для тебя присматривает за Романдой», – Присматривает. Мягкая форма, чтобы сказать «шпионит». Они обе упражнялись в эвфемизмах. Это приходит вместе с титулом Айз Седай. Сегодня эвфемизмы раздражали Эгвейн.
«Может, она и хочет, чтобы ее раскрыли. Может, она устала от того, что Романда указывает ей, что делать, что говорить, и что думать. У меня здесь была Принятая, которая усмехнулась, посмотрев на шаль Теодрин, Суан». – Та только отмахнулась.
«Романда всем пытается указывать, что делать. И что думать. А что до всего остального, когда-нибудь все изменится. Теодрин и Фаолайн смогут поклясться на Клятвенном Жезле. Не думаю, что кто-то может настоять, чтобы они прошли испытание на шаль сейчас. Но до тех пор, они должны принимать то, что есть».
«Этого недостаточно, Суан». – Эгвейн удалось сохранить ровный тон, но для этого пришлось приложить усилие. Она, по крайней мере, подозревала, во что втравила этих двоих, когда приказала им присоединиться к Романде и Лилейн. Ей было необходимо знать, что затевают Сестры, и необходимость не исчезла, но она перед ними в долгу. Они первые поклялись ей в верности, и, причем, по собственной воле. Кроме того… — «Многое из того, что можно сказать о Теодрин и Фаолайн, можно сказать и обо мне. Если Принятая может выказывать им неуважение…» — Ну этого-то ей бояться нечего. Проблема была в сестрах. Особенно в Сестрах. – «Суан, у меня нет никакой надежды объединить Башню, если во мне сомневаются Айз Седай». – Суан громко фыркнула.
«Мать, сейчас даже Лилейн и Романда знают, что вы истинная Престол Амерлин, хотят они этого, или нет. Эта парочка и рядом не стояла с Дианой Ариман. Думаю, они смотрят на вас, как на еще одну Эдарну Нареговну».
«Возможно, так оно и есть», – сухо сказала Эгвейн. Диану считали спасительницей Белой Башни, после неудачи Бонвин с Артуром Ястребиное Крыло. Эдарна же считалась самой великой интриганкой, когда-либо получавшей жезл и палантин. Обе они были очень сильными Амерлин. – «Но, как ты мне напомнила, нужно быть уверенной, что я не закончу так же, как Шейн Чунла». – Шейн начинала как сильная Амерлин, заботящаяся о Башне и Зале Совета, а закончила как марионетка, которая выполняла то, что ей было приказано.
Суан кивнула, подтверждая и соглашаясь. Она действительно учила Эгвейн истории Башни, и часто рассказывала ей о тех Амерлин, которые плохо кончали. Включая про саму себя.
«Однако, здесь другой случай», – пробормотала она, постукивая пальцами по бумажке. – «Когда я доберусь до Теодрин, я сделаю так, что она захочет снова стать Послушницей! И Фаолайн! Если они думают, что теперь могут увильнуть, то клянусь, я выпотрошу их как свиней!
«Кого ты выпотрошишь?» – спросила Шириам, проходя сквозь стража вместе с порывом холодного воздуха.
Из-за стула Эгвейн чуть снова не упала на пол. Ей нужен такой стул, который не пытался бы сложиться всякий раз, когда она шевелилась. Ей хотелось верить, что Эдарна никогда не вскакивала, словно от удара розгой по спине.
«Никого, кто бы тебя касался», – спокойно ответила Суан, опуская бумажку в пламя одной из ламп. Она быстро загорелась, и потом Суан прихлопнула ее ладонями и выкинула пепел. Только Эгвейн, Суан и Лиане знали правду о Фаолайн и Теодрин. И они сами тоже, конечно. Хотя, помимо этого, было еще много всего, о чем не знала ни одна из них.
Шириам хладнокровно встретила отпор. Рыжеволосая Сестра, казалось, полностью оправилась после фиаско в Зале Совета. По крайней мере, она по большей части восстановила внешнее достоинство. Глядя, как Суан сжигает записку, она слегка прищурила свои большие зеленые глаза, и притронулась к голубой накидке, свисающей с плеч, словно напоминая себе, что она еще там. Она не обязана была выполнять приказы Суан, поставить свою Хранительницу в такое положение Эгвейн считала просто грубостью, но Шириам очень хорошо знала, что Суан тоже не обязана выполнять ее приказы, и это должно было ее раздражать, теперь, когда Суан стояла настолько ниже нее в Силе. Знание факта, что есть секреты, в которые она не посвящена, должно было раздражать ее еще больше. Однако, Шириам придется с этим смириться.
Она тоже принесла записку, которую положила на стол перед Эгвейн.
«По дороге сюда, Мать, я встретила Тиану, и пообещала ей, что передам вам это».
«Это» — было сегодняшним сообщением о беглянках, хотя такие сообщения поступали не каждый день, и даже не каждую неделю с тех пор как Послушниц разделили по семьям. Кузины поддерживали друг друга, когда им было плохо, и отговаривали друг друга от совершения ошибок, вроде побега. На листке стояло только одно имя. Николь Трихил.
Эгвейн вздохнула и положила листочек обратно. Она думала, что жажда Николь к знаниям сможет удержать ее здесь, неважно, насколько та была разочарована. И все же. Она не могла сказать, что ей жаль увидеть подобную развязку. Николь была бессовестной притворщицей, готовой на шантаж, и на что угодно еще, лишь бы получить собственную выгоду. Очень возможно, что ей помогли. Арейна не остановилась бы перед кражей лошадей, чтобы они скрыться вдвоем.
Внезапно ее внимание привлекла дата, стоявшая рядом с именем. Даже две даты, помеченные вопросами. Месяцы редко указывали, еще реже проставляли дни, кроме как в официальных документах и докладах. Подписано, запечатано и засвидетельствовано в городе Иллиан в двенадцатый день седьмого месяца, такого-то года по милости Света… А также в сообщениях вроде этого, и в записях о поступлении девушки в Книге Послушниц. В остальных же случаях писали: «на столько-то дней раньше, или на столько-то дней позже». Написанные даты всегда казались ей немного странными. Ей пришлось посчитать на пальцах, чтобы удостовериться в том, что она увидела.
«Николь сбежала три или четыре дня назад, Шириам, а Тиана только сейчас докладывает мне об этом? Она даже не уверенна, произошло это три или четыре дня назад?»
«Кузины Николь прикрывали ее, Мать». – Шириам с сожалением покачала головой. Странно, но, кажется, ей, судя по ее полуулыбке, было забавно. Или даже восхищена.
«Причем не от большой к ней любви, а, по-видимому, они были рады, что это дитя сбежало, и боятся, что ее приведут обратно. Она очень кичилась своим Талантом Предсказания. Боюсь, Тиана ими очень недовольна. Думаю, ни одна не сможет спокойно сидеть на занятиях сегодня, и еще пару дней. Тиана сказала, что собирается пороть их каждый день вместо завтрака до тех пор, пока Николь не найдут. Однако, думаю, она еще смягчится. Поскольку Николь сбежала задолго до того, как ее побег обнаружили, то на ее поиски может потребоваться некоторое время».
Эгвейн слегка поморщилась. Она могла легко припомнить собственные посещения кабинета Наставницы Послушниц, тогда еще занимаемого женщиной, которая стояла перед ней. У Шириам была тяжелая рука. Ежедневная порка была бы лютым наказанием. Но укрывательство побега было делом куда серьезнее, чем шастанье по ночам или прочие шалости. Она отодвинула сообщение в сторону.
«Тиана сделает так, как сочтет нужным», –сказала она. – «Шириам, изменили ли Сестры мнение о моем сне?» – она рассказала о своем сне про атаку Шончан на следующее же утро, после того, как его увидела. Но женщины, которым об этом она рассказала, только равнодушно уставились на нее, возможно еще и потому, что в их памяти еще слишком свежа была смерть Анайи. Она потрясла всех.
Вместо ответа Шириам прочистила горло и принялась разглаживать свои голубые в полоску юбки.
«Возможно, вы не знаете, Мать, но одна из кузин Николь – Ларин Айелин. Из Эмондова Луга», – добавила она, словно Эгвейн этого не знала. – «Никто не подумает, что вы подыгрываете любимчикам, если вы простите все семейство. Смягчится Тиана или нет, но она действительно какое-то время будет с ними очень сурова. Они будут страдать».
Осторожно откидываясь назад, из-за шатающейся ножки стула, Эгвейн нахмурилась, глядя на стоящую перед ней женщину. Ларин была почти одной с ней возраста, и к тому же близкой подругой детства. Они проводили время, сплетничая и учась заплетать волосы в косу, ожидая, когда Круг Женщин сочтет, что они уже достаточно взрослые. Кроме того, Ларин была одной из немногих девушек из Эмондова Луга, которые, казалось, допускали, что Эгвейн действительно может быть Престолом Амерлин, хотя показывала это в основном тем, что держалась от нее на расстоянии. Но неужели Шириам действительно решила, что Эгвейн станет подыгрывать любимчикам? Даже Суан выглядела ошеломленной.
«Тебе лучше, чем кому-либо еще, должно быть известно, Шириам, что дисциплина среди Послушниц — это дело Наставницы Послушниц. По крайней мере, до тех пор, пока девушку не обидят понапрасну, и не тебе предлагать подобное. Кроме того, если Ларин думает, что сегодня ей может сойти с рук помощь при побеге – помощь при побеге, Шириам! – то, на что она решится завтра? Она может получить шаль, если у нее хватит здравого смысла ее добиться. Я не собираюсь вести ее по тому пути, который окончиться тем, что ее отправят домой за недостойное поведение. Итак. Что они сказали по поводу моего сна?»
Шириам моргнула и взглянула на Суан. Свет, неужто она решила, что Эгвейн так ее отчитала только из-за присутствия Суан? Потому что Суан могла разнести сплетни? Она же была Наставницей Послушниц — ей следовало лучше знать правила.
«Сестры по прежнему считают, Мать», – наконец сказала Шириам, — «что Шончан находятся за тысячу миль отсюда, и они не умеют Перемещаться, а если они выступят на Тар Валон, мы узнаем об этом прежде, чем они смогут приблизиться на двести лиг».
Суан пробормотала себе под нос нечто, что звучало просто отвратительно, но отнюдь не удивленно. Эгвейн тоже хотелось выругаться. Беспокойство из-за смерти Анайи не имело ничего общего с равнодушием Сестер. Они не верили в то, что Эгвейн была Сновидицей. Анайя была в этом уверена, но Анайя была мертва. Суан и Лиане ей верили, но, если уж на то пошло, ни одна из них не занимала достаточно высокого положения, чтобы быть выслушанной с большим вниманием, чем того требовала простая вежливость. И было абсолютно ясно, что Шириам тоже в это не верит. Она следовала своей клятве настолько добросовестно, насколько Эгвейн только могла пожелать, но нельзя же приказать кому-то поверить. Он только повторит то, что ты ему скажешь, но от этого ничего не изменится.
Когда Шириам ушла, Эгвейн поняла, что раздумывает о том, для чего приходила эта женщина. Могло ли это быть просто желанием привлечь ее внимание к тому, что Ларин собирались наказать? Конечно нет. Но помимо этого она ничего не сказала. Кроме того, что отвечала на вопросы Эгвейн.
Вскоре появилась Мирелле, а почти сразу за ней – Морврин. Эгвейн почувствовала, как перед тем, как войти в палатку, каждая из них отпустила Источник, и они оставили своих Стражей ждать снаружи. Даже за те короткие мгновения, что она их видела через открытый клапан палатки, она заметила, что мужчины выглядели обеспокоенными, даже для Стражей.
При виде Суан Мирелле сверкнула своими большими темными глазами, и раздула ноздри. Круглое лицо Морврин осталось спокойным, словно полированный камень, но она отряхнула свои темно-коричневые юбки с такой силой, словно старалась стряхнуть с них какую-то грязь. Возможно, это была неуверенность. В отличие от Шириам, они должны были следовать приказам Суан, и ни одной из них это не нравилось. Не то чтобы Эгвейн хотелось утереть им нос, но Суан она доверяла, а им, не смотря на клятвы, не полностью. Не до той степени, в какой доверяла Суан. Кроме того, иногда было трудно или даже невозможно рассказать Сестрам, давшим ей клятву, что она хотела сделать. Суан могла передавать послания, и таким образом Эгвейн могла быть уверенна, что они будут исполнены.
Она сразу же спросила их про сплетни о своем сне, но, как того и следовало ожидать, их рассказы мало отличались от рассказа Шириам. Шончан были далеко. Никто не шевельнет даже пальцем, пока что-либо не изменится. Должно последовать много предупреждений. Они говорили то же самое уже неделю. Еще хуже…
«Может быть, все было бы иначе, останься Анайя жива», – сказала Морврин, балансируя на одном из шатких табуретов перед письменным столом. Несмотря на полноту, у нее это получалось легко и грациозно. – «У Анайи была репутация Сестры, обладающей тайным знанием. Я сама всегда думала, что ей следовало выбрать Коричневую Айя. Если она говорила, что вы Сновидица...» — она закрыла рот, поймав суровый взгляд Эгвейн. Мирелле внезапно захотелось погреть руки над жаровней.
Ни одна из них тоже не верила. Кроме Суан и Лиане никто в целом лагере не верил в то, что у Эгвейн было настоящее Сновидение. Варилин взяла под контроль переговоры в Дарейн, ловко оттеснив Беонин на менее значимое место, и у нее постоянно находились отговорки, почему именно сейчас она не может передать предупреждение. Может быть, через несколько дней, когда страсти поутихнут. Как будто они не были Сестрами, и боятся в разговоре сказать лишнее слово, которое может обидеть другую сторону. Нет, только Суан и Лиане. Она думает, что хоть они-то верят.
Мирелле отвернулась о жаровни, словно с трудом удержавшись от того, чтобы сунуть руку в угли.
«Мать, я думала о том дне, когда был уничтожен Шадар Логот», – она запнулась и отвернулась обратно к жаровне когда в палатку вошла длиннолицая женщина в темно-голубом платья, с трехногим табуретом, разрисованным яркими спиралями, в руках.
Майган была красива, с большими глазами и полными губками, но вся она казалась какой-то вытянутой. Она была не так уж высока, но даже ее руки казались длинными. Она холодно кивнула Морврин, и подчеркнуто проигнорировала Мирелле.
«Сегодня я пришла со своим стулом, Мать», – сказала она, сделав реверанс, насколько позволял ей это табурет, зажатый в одной руке. – «Ваши несколько неустойчивы, если можно так сказать».
Для нее не стало сюрпризом то, что из-за смерти Анайи Голубая Айя должна будет кого-то выдвинуть в «малый совет» при Эгвейн, но она надеялась на лучшее, когда узнала, кто это будет. Когда Суан была Амерлин, Майган была одной из ее сторонниц.
«Вы не возражаете, если я отошлю Суан за чаем?» – спросила Майган, усевшись на свой стул. – «на самом деле, вам надо бы держать при себе Послушницу или Принятую, чтобы та бегала на посылках, но сгодится и Суан».
«У Послушниц есть занятия, дочь моя», – ответила Эгвейн. – «И даже после организации семей, у Принятых едва хватает времени на собственное обучение». — Кроме того, ей всякий раз приходилось бы заставлять Послушницу или Принятую ждать на холоде, когда ей надо было бы поговорить с кем-нибудь наедине. Это тяжелое испытание для того, кто еще не научился игнорировать жару или холод, и еще это было бы равносильно вывешиванию флаг для всех, что внутри, возможно, происходит что-то, что стоит подслушать. – «Суан, пожалуйста, не могла бы ты принести нам немного чаю? Думаю, нам всем не повредит выпить чего-нибудь горячего».
Майган подняла руку, как только Суан направилась к выходу. – «У меня в палатке есть банка мятного меда», – властно сказала она. – «Захвати ее. И не вздумай немного стащить. Я помню, ты любила сладкое. Ну, давай – поторопись». — Майган раньше была союзницей Суан. Теперь же она была одной из тех Сестер, которые считали ее виновной в расколе Белой Башни.
«Как скажешь, Майган», – кротким голосом ответила Суан, и даже слегка согнула колени, перед тем, как поторопиться выйти. И она действительно поторопилась. Майган имела такое же высокое положение, как у Мирелле или Морврин, и здесь ее не защищали никакие приказы или клятвы верности. Длиннолицая женщина удовлетворенно кивнула. Суан пришлось просить, чтобы ее снова приняли в Голубую Айя, и по слухам, Майган была среди тех, кто особенно настаивали на том, чтобы она просила.
Морврин, извинившись, вышла следом за Суан, возможно, чтобы по какой-то причине ее перехватить, а Мирелле уселась на один из табуретов и вступила с Майган в своего рода состязание: кто дольше сможет не замечать соседку. Эгвейн не понимала причин враждебности между ними. Иногда люди просто друг другу не нравятся. Как бы там ни было, все это не очень-то способствовало разговору. Эгвейн получила возможность пролистать папки Суан, но не смогла сосредоточиться на слухах из Иллиана и косвенных намеках из Кайриэна. Ничто не подтверждало заявления Теодрин об истории, о которой судачили Желтые сестры. Суан сказала бы, если бы знала.
Майган и Мирелле следили, как она переворачивает листы, словно это было самым интересным делом на свете. Она бы отправила их прочь, но ей хотелось выяснить, что Мирелле думала о том дне, когда Шадар Логот был стерт с лица земли. Она не могла отослать одну, не отослав вторую. Чтоб им обеим провалиться!
Когда вернулась Суан с деревянным подносом, на котором стоял серебряный чайник и фарфоровые чашки и белый горшок с медом, за ней по пятам в палатку вошел солдат в кольчуге и латах, молодой шайнарец со сбритыми волосами кроме пряди на макушке. Молодой, но уже не юноша. Темную щеку Рагана бороздил морщинистый шрам от стрелы, и его лицо было настолько твердым, каким может быть лицо мужчины, который каждый час ожидает смерти. Пока Суан расставляла чашки, он поклонился, одной рукой придерживая у бедра шлем, увенчанный луной, положив другую на рукоять меча. Ничто в выражении его лица не говорило о том, что он встречал ее прежде.
«Честь служить вам, Мать», – официально произнес он. – «Меня послал Лорд Брин. Он сказал передать вам, что, кажется, прошлой ночью на этот берег реки могли перебраться рейдеры. Вместе с Айз Седай. Лорд Брин удвоил патрули. Он советует Сестрам держаться поближе к лагерю. Чтобы избежать несчастных случаев».
«Мать, прошу меня извинить, могу я удалиться?» – внезапно сказала Суан слегка смущенным голосом женщины, которая обнаружила, что ей срочно необходимо в уборную.
«Да, да», — ответила Эгвейн, настолько небрежно, насколько могла, и еле дождалась, пока та выскочит из палатки, прежде чем продолжить. – «Передай Лорду Брину, что Айз Седай ходят там, где хотят и когда хотят», – она захлопнула рот, едва удержавшись, чтобы не назвать его по имени, Раган, но это только помогло ей казаться строже. Она надеялась, что помогло.
«Я передам ему, Мать», – отозвался он, снова отвешивая поклон. – «Служу сердцем и душой».
Майган слегка улыбнулась, когда он ушел. Она резко осуждала солдат – Стражи были хороши и необходимы, а солдаты, по ее мнению, только и делали, что создавали беспорядок, который приходилось убирать другим. Но она благосклонно относилась ко всему, что могло вбить клин между Эгвейн и Гаретом Брином. Или лучше сказать, Лилейн благосклонно к этому относилась. В этом Майган принадлежала к лагерю Лилейн до кончиков ногтей. Мирелле просто выглядела озадаченной. Она знала, что Эгвейн в хороших отношениях с Лордом Гаретом.
Эгвейн встала и налила себе чашку чая. И взяла капельку меда Майган. Ее рука была тверда и не дрожала. Лодки уже на месте. Через пару часов Лиане заберет Боде, и они уедут из лагеря прежде, чем придется кому-либо объяснять, что они собираются делать. Ларин понесет заслуженное наказание, а Боде сделает то, что должно быть сделано. Когда Эгвейн отправили охотиться на Черных сестер, она была моложе Боде. Шайнарцы служили своей войне против Тени в Запустении, служили сердцем и душой. Айз Седай, также как и те, кто еще только станет Айз Седай, служили Башне. Оружие против Тени гораздо более мощное, чем любой клинок, и не менее опасное в неумелых руках.
Когда появилась Романда, сопровождаемая Теодрин, которая придержала для нее клапан палатки, эта Желтая сестра с седыми волосами сделала точно рассчитанный реверанс – ни на долю меньше, ни на долю больше, чем требовалось от Сестры перед Амерлин. Они сейчас были не в Зале Совета. Если там Амерлин была лишь первой среди равных, то в своем кабинете она значила немного больше, даже для Романды. Хотя, она не сделала попытки поцеловать кольцо Эгвейн. Всему есть предел. Она взглянула на Мирелле и Майган, словно раздумывая, попросить их уйти или нет. Или, возможно, взглядом приказывая им уйти. Это был острый момент. От Сестер ожидалось повиновение Восседающим, но ни одна из них не принадлежала к ее Айя. К тому же, это был кабинет Амерлин.
В конце концов, она не сделала ни того, ни другого, просто позволив Теодрин принять у нее плащ, расшитый по краям желтыми цветами, и налить себе чашку чая. Теодрин даже не нуждалась в указаниях, чтобы это сделать, и отступила в угол, запахнувшись в шаль и закрыв рот на замок, пока Романда садилась на свободный табурет. Несмотря на шатающиеся ножки табурета, когда она расправила шаль с желтой бахромой, которая была на ней надета под плащом, Романде удалось создать впечатление, что она, по меньшей мере, сидит в Зале Совета, или на королевском троне.
«Переговоры продвигаются плохо», – сказала она своим высоким музыкальным голосом. Она постаралась, чтобы это прозвучало официально. – «Варилин в расстройстве кусает губы. Магла тоже расстроена из-за этого, и даже Саройя. Когда даже Саройя начнет скрипеть зубами, остальные Сестры просто завопят». – За исключением Джании, каждая Восседающая, которая занимала должность до раскола Башни, постепенно оказывалась вовлеченной в процесс переговоров. Они говорили с женщинами, которых давным-давно знали по Совету Башни. Беонин уже почти что бегала у них на посылках.
Романда коснулась губами чашки, а затем, не говоря ни слова, отставила ее на блюдце. Теодрин выскочила из своего угла, подхватила чашку и бросилась к подносу, где она добавила меда, после чего вернула чашку Сестре, а сама вернулась обратно в угол. Романда снова попробовала чай и утвердительно кивнула. Теодрин покраснела.
«Переговоры будут проходить так, как будут», – осторожно сказала Эгв