Воспоминания моей головы 11 глава

Интенсивность исходящих от планеты инфракрасных и ультрафиолетовых волн превосходила интенсивность излучения, исходящего от звезды... Мыкликлулн никогда бы не назвал эту звезду солнцем. Как показывали данные приборов, основой для получения энергии на голубоватой планете служила переработка углеродсодержащих соеди­нений. Согласно современным научным представлениям (если, конечно, можно назвать современными представ­ления девяностосемилетней давности) подобная энерге­тика характерна для цивилизации, вынужденной разви­ваться в определенной температурной среде. Наверное, именно так выразились бы ученые соплеменники Мыкликлулна, радуясь зримому подтверждению своих теорий.

Через несколько месяцев Мыкликлулн вывел корабль на стационарную орбиту у третьей планеты и принялся исследовать потоки информации в окружающем простран­стве. Он довольно быстро разобрался в языках обитателей голубой планеты, однако из-за устройства своего организ­ма не мог воспроизводить чужеродные звуки.

Одно из открытий Мыклилклулна его не приободрило. Оказывается, аборигены называли свою звезду «солнцем», свой спутник — «луной», а свою жаркую планету — «зем­лей», причем на разных языках планета называлась по-разному. На Мыкликлулна произвело большое впечат­ление такое изобилие языков и разнообразных способов общения. Возможно, обитатели планеты очень любили логические выкладки, что свидетельствовало о высоком уровне их интеллекта.

У Мыкликлулна промелькнула мысль: не поселиться ли его соплеменникам в двуногих телах здешней разумной расы? Но закон запрещал подобные действия. К тому же его сородичи могли пойти на массовое самоубийство, осо­знав (а шила в мешке не утаишь), что новые тела доста­лись им ценой гибели другой цивилизации. Ведь двуногие обитатели Земли были разумны, а их парадоксальное чувст­во юмора напомнило Мыкликлулну его жену... Ах, Глунднидн! Вместе с пилотом корабля она добровольно отправи­лась к солнцу и добыла энергию, которая спасла ее соро­дичей, но сама при этом погибла...

Мыкликлулн отогнал скорбные мысли. Жизнь все-таки продолжается!

Итак, о вселении в тела доминирующей расы можно было забыть. Правда, на планете жила еще одна раса двуногих, относительно малочисленная, но доминирую­щая раса почему-то относилась к ней или с презрением, или со страхом. Другие виды здешних живых существ от­падали — особенности строения их организмов не позво­ляли сделать их носителями разума. К тому же продолжи­тельность их жизни была слишком мала, что помешало бы развитию цивилизации.

После долгих поисков и раздумий Мыкликлулн оста­новился на двух видах четвероногих. Внешне они весьма отличались друг от друга, но вполне удовлетворяли всем требованиям. Оба вида имели доступ в жилища доминиру­ющей расы, обладали потенциальными возможностями общения, их тела и мозг вполне могли выдержать вселе­ние чужого разума. К тому же оба вида были настолько многочисленными, что в них можно было переселить всех соплеменников Мыкликлулна, информационные копии которых плавали в межзвездном пространстве, терпеливо дожидаясь этой минуты.

Мыкликлулн мысленно подбросил монетку — мыслен­но, потому что в его распоряжении не было ни монеты, ни руки, ни достаточного уровня гравитации, чтобы мо­нета смогла упасть... И в результате выбрал тот вид четве­роногих, который поднимал больше шума и отличался, по мнению Мыкликлулна, большей сообразительностью. Немаловажно было и то, что этот вид жил вместе с доми­нирующей двуногой расой и пользовался ее большой лю­бовью.

Мыкликлулн принялся решать проблему размещения устройств для подачи сигналов соплеменникам. С одной стороны, он не должен был вызывать подозрений у доми­нирующей расы, с другой — не мог обойтись без ее помо­щи. От напряженных размышлений все шесть углов его тела слегка вибрировали.

 

Абу постоянно не хватало денег, а еще не хватало еды, поэтому он был слишком тощим. Удрученно размышляя о своем безденежье, он и не подозревал, что через каких-то двадцать минут деньги начисто перестанут его волновать. Именно столько ему осталось жить, но Абу об этом не знал.

— Ну почему мне платят меньше, чем Фазилю? — во­прошал Абу. — Он только и знает, что просиживает задни­цу, а мне приходится весь день бегать взад-вперед и загля­дывать в глазки тюремных камер. Я что, плохой мусуль­манин? Или я глупее Фазиля? Или недостаточно предан нашей партии?

Все эти риторические вопросы он задавал шепотом, чтобы, упаси Аллах, не услышало начальство. Абу ибн-Ассур с головой ушел в мысли о жестокости и бесчело­вечности мира, как вдруг стены стоящей в пустыне тюрь­мы задрожали от оглушительного гула, а потом на Абу обрушился чудовищный смерч раскаленного песка. Абу вскрикнул и закрыл лицо руками, но было поздно — ост­рые песчинки выкололи ему глаза, а горячий ветер высу­шил пустые глазницы.

Только поэтому Абу не увидел дыры во внешней стене камеры номер двадцать три, где содержался политический преступник, которого завтра должны были казнить. Чело­век этот попал сюда за убийство жены — преступление, казалось бы, вовсе не политическое. Однако тесть осуж­денного был важной шишкой и мог одним телефонным звонком кого угодно упрятать за решетку.

Абу. само собой, уже не увидел, как появился его на­чальник. Обнаружив, что камера номер двадцать три пу­ста, начальник сразу начал искать козла отпущения, на которого можно будет свалить вину за побег. Вскинув авто­мат, начальник выстрелил в Абу. Тот услышал звук вы­стрела, почувствовал жгучую боль в груди — и умер, так толком и не поняв, что же произошло.

 

Мыкликлулн потянулся, подвигал ногами. Он все еще не привык к своему новому телу: к четырем конечностям, к двум бокам вместо шести и к постоянному возбуждению. Все ощущения были острыми и приятными. Он обошел вокруг своего корабля, растопырив пальцы и шевеля ими: теперь у него имелось пять пальцев на каждой конечности.

«Какой стала бы наша цивилизация, будь у нас изна­чально такие тела? — подумал он. — Наверное, тогда мы не научились бы общаться телепатически и нам пришлось бы разговаривать с помощью воздушных колебаний, как это делают здешние двуногие».

Мыкликлулн видел, как внутри корабля тает его преж­нее тело.

Над лугами штата Канзас становилось все жарче.

Мыкликлулн знал, что нарушил закон, но у него не было иного выхода. Ему поневоле пришлось завладеть телом человека, которого все равно лишили бы жизни. Однако сородичи наверняка подвергнут его допросу, при­знают виновным и казнят за посягательство на жизнь дру­гого разумного существа.

Но это дело будущего, а пока у него появилось новое тело, а вместе с ним — множество новых ощущений. Мык­ликлулн провел языком по зубам. Потом начал издавать жужжащие и свистящие звуки, пытаясь заговорить.

Человеческая речь никак ему не давалась. Язык и губы Мыкликлулна норовили воспроизвести привычные араб­ские звуки, в то время как новый хозяин тела пытался подражать совсем другой речи, которую доносили до него многочисленные радиоволны.

Продолжая упражняться в произнесении звуков, Мыкликлулн в то же время методично уничтожал свой корабль. Может, этого и не стоило делать: для человеческого зре­ния корабль был невидим. Но миссия Мыкликлулна была слишком важна, чтобы рисковать.

К тому времени, когда инопланетянин появился в од­ном из близлежащих городков, он уже в совершенстве умел изъясняться на местном языке. Во всяком случае, его речь не вызвала никаких подозрений у служащих «Кор­порации промышленного развития» в Канзас-Сити, где Мыкликлулн разместил заказ на изготовление разработан­ного им устройства. Столь же гладко прошли его перегово­ры с юридической фирмой «Фарбер, Фарбер и Мейнард», где он запатентовал все детали своего изобретения. Потом Мыкликлулн навестил деревообрабатывающую фабрику Сидни и заказал у них первую партию собачьих будок.

Бриллиантов, проданных Мыкликлулном, вполне хва­тило на оплату двух тысяч собачьих будок с необычным содержимым. Находясь в приподнятом настроении, он мурлыкал странные песенки, которые доносили до него радиоволны.

— Кока-кола — наслажденья школа! — пел Мыклик­лулн.

А еще:

— Опять покажут на этой неделе такое, что лучше б глаза не глядели...

К вечеру, после захода солнца, он затормозил у мотеля на окраине Манхэттена*.

* Город на северо-востоке штата Канзас. Население около 40 тысяч жителей. В Манхзттене находится университет штата Канзас. — При­мечание переводчика.

— Вы один? — спросил его служащий мотеля.

— Один.

— Ваше имя?

— Роберт, — ответил Мыкликлулн, выбрав первое по­павшееся из тысячи имен, которые успел услышать по ра­дио. — Роберт Редфорд.

— Ого! — усмехнулся служащий. — И каково быть тез­кой и однофамильцем столь известного человека?*

* Роберт Редфорд (р. 1937) — американский киноактер и режис­сер. — Примечание переводчика.

— Я привык. Мне и самому приходится встречаться со множеством известных людей.

Служащий засмеялся. Мыкликлулн ответил улыбкой. Разговаривать было довольно забавно, а главное, при таком способе общения легко можно было соврать. Со­племенники Мыкликлулна просто не знали, что такое ложь.

— Ваша профессия, мистер Редфорд?

— Торговый агент.

— Да ну? И что же вы продаете?

Мыкликлулн пожал плечами, стараясь изобразить пол­ную невозмутимость.

— Собачьи будки.

 

Ройс Джекобсон, обливаясь потом (в доме было жар­ко, как в сауне), открыл входную дверь и недовольно поморщился. Опять торговый агент, чтоб им провалиться.

— Извините, но нам ничего не нужно, — буркнул он.

— Ошибаетесь. Очень даже нужно, — с улыбкой возра­зил торговый агент.

Это несколько озадачило Ройса — обычно торговые агенты не спорили с потенциальными покупателями, а начинали жаловаться на тяжелые времена и свою нелегкую жизнь. Очень немногие отваживались возражать, тем бо­лее с такой непрошибаемой уверенностью, с какой только что возразил незнакомец.

«Да, парень — настоящий дока в своем деле», — подумал Ройс.

Он взглянул на чемоданчик с образцами и увидел на нем странную надпись: «Собачьи будки. Продажа в не­ограниченном количестве».

— У нас нет пса, — сказал Ройс.

— Зато в вашем доме стоит собачья жара, — сказал тор­говый агент.

— Да, жара собачья, это верно. Ха.

Ройс мог бы выдать что-нибудь подлиннее вместо ко­роткого «ха», но он очумел от жары, а человек перед ним был всего-навсего торговым агентом, поэтому необяза­тельно было смеяться над его шутками.

— Однако у вас наверняка имеется кондиционер, — продолжал торговый агент.

— Угу. Не хватает самой малости — разрешения от жмотной электрокомпании на превышение квоты потреб­ления электроэнергии. Сто баксов, видите ли, и ни цента больше. Поэтому если я захочу включить кондиционер, мне придется вырубить холодильник, плиту или что-ни­будь еще.

Незнакомец сочувственно посмотрел на него.

— Для таких, как я, вечно придумывают какие-то кво­ты, лимиты и прочую дрянь, — продолжал Ройс. — Могу поспорить, мэр пользуется кондиционером, сколько вле­зет. А что касается президента жмотной электрокомпа­нии, даю голову на отсечение — этот парень трижды в день принимает горячий душ и столько же раз холодный. А окна у него не закрываются даже зимой.

— Вы правы, — согласился торговый агент. — Такие ком­пании владеют всей страной. И не только страной — всем миром. Думаете, в Англии или Японии по-другому? Нет. У кого в руках нефть и газ, тем не нужно золота.

— Вот-вот, — усмехнулся Ройс. — Мы с вами придер­живаемся одинаковых взглядов. Давайте, заходите. В доме, конечно, пекло, но торчать на солнце еще хуже.

Они уселись на обшарпанный диван, и Ройс подробно объяснил торговому агенту, чем ему не нравится «жмотная электрокомпания», что он думает о ее руководстве и куда именно, по его мнению, этому руководству следует запихнуть все квоты, лимиты, счета и «периоды максималь­ного и минимального потребления электроэнергии».

— Мне осточертело принимать душ в два часа ночи! — гаркнул Ройс.

— Тогда надо что-то делать! — отозвался торговый агент.

— Золотые слова. Только что?

— Купить у меня собачью будку.

Нет, у этого парня определенно имелось чувство юмо­ра. Ройс хохотал громко и долго.

Но потом торговый агент начал показывать ему рисун­ки, диаграммы и таблицы затрат и возможной будущей прибыли.

— Утилизатор солнечной энергии, встроенный в со­бачью будку, способен круглосуточно и бесперебойно снабжать ваш дом электроэнергией, — тихо и неторопливо говорил торговый агент. — Учтите: даже если у вас целыми днями будут включены все лампочки и все электроприбо­ры, потребляемая энергия составит лишь четверть мощно­сти утилизатора. Но главное — электричество не будет сто­ить вам ни цента. Вы потратите деньги только один раз, купив у меня собачью будку.

Ройсу безумно захотелось приобрести это чудо, но он покачал головой.

— Такая сделка противозаконна. Кажется, еще в во­семьдесят пятом или восемьдесят шестом году правитель­ство запретило пользоваться солнечными батареями. Надо же ему как-то защищать свои любимые электрокомпа­нии!

— И вы верите, что эти компании нуждаются в защи­те? — со смехом спросил торговый агент.

— Я пока не выжил из ума и знаю, что это меня сле­дует защищать от них, — ответил Ройс. — Но счетчик! Если я перестану пользоваться их электричеством, счетчик вы­даст меня, и они начнут копать и вынюхивать.

— Не беспокойтесь. Зачем подключать к утилизатору сразу весь дом? Мы подключим только энергоемкие уст­ройства. А вы будете постепенно снижать потребление официальной электроэнергии, пока ее суммарная стоимость не упадет, скажем, до пятнадцати долларов в месяц. Вы согласны? Но за эти пятнадцать долларов вам не придется сидеть в темноте, духоте или готовить пишу на костре. Ни в коем случае. Летом у вас постоянно будет работать кон­диционер, зимой — обогреватель. Душ вы станете принимать столько, сколько захотите, открывать дверцу холо­дильника — тоже.

Ройс все еще колебался.

— Скажите, что вы при этом теряете? — напирал тор­говый агент.

— Только пот, — ответил Ройс. — Вы правы. Только свой пот!

И он громко захохотал.

— Теперь вы понимаете, почему мы встраиваем ути­лизаторы в собачьи будки? — спросил торговый агент. — Это не вызывает никаких подозрений.

— Ловко придумано, — сказал Ройс. — Считайте, что я уже купил у вас собачью будку. В конце концов, умники-конгрессмены, протаскивая свои законы, не спрашивали согласия таких, как я.

 

Под мерное жужжание кондиционера Ройс и его жена Джуния провели гостей в дом. В гостиной работал теле­визор, из кухни доносилось гудение миксера. Ройс бес­печно включил все лампы в гостиной, и гости удивленно разинули рты; один из приглашенных зашептал что-то на ухо своей жене.

Пока хозяева болтали с гостями, входная дверь остава­лась открытой, но Ройс как будто ничего не замечал.

Зато некий мистер Детвилер, член команды по боу­лингу, быстро это заметил и, ойкнув, сорвался со стула.

Ройс с улыбкой остановил гостя, кинувшегося к двери:

— Ничего страшного! Сейчас я сам закрою. Кстати, попробуйте эти орешки.

Но гостям было не до угощения. Все не сводили глаз со злополучной двери. Ройс неторопливо разложил по тарелочкам арахис и только после этого пошел ее закрыть.

— Отличная нынче погода, — заметил он.

Когда даже спустя несколько минут дверь все еще оста­валась открытой, кто-то из гостей пробормотал: «Госпо­ди!» Другой отозвался на эту реплику куда более энер­гичным словцом.

Ройс, добившийся задуманного эффекта, с довольным видом закрыл дверь.

— Я хочу познакомить вас со своим другом, — сказал он. — Его зовут Роберт Редфорд.

Гости засмеялись. С тем же успехом Ройс мог бы по­знакомить их с президентом Соединенных Штатов.

— Моего друга действительно зовут Роберт Редфорд, но он даже не родственник знаменитого киноактера. Если хотите знать, он торговый агент по продаже собачьих бу­док.

Мыкликлулн с приветливой улыбкой появился в гос­тиной и стал пожимать руки гостям.

— Он смахивает на араба, — шепнула одна из женщин.

— Или на еврея, — прошептал в ответ ее муж. — Кто их там разберет.

Ройс лучезарно улыбнулся и похлопал Мыкликлулна по спине.

— Таких гениальных торговых агентов, как Редфорд, я еше не встречал.

— Да уж наверняка, раз он умудрился продать вам собачью будку, хотя у вас нет собаки, — отозвался мистер Детвилер, член команды по боулингу.

Мистер Детвилер всегда разговаривал покровитель­ственно-снисходительным тоном, поскольку был единст­венным приличным игроком в местной спортивной лиге.

— Тем не менее, как любил каркать ворон у старика По*, давайте посмотрим на мою собачью будку.

* Ворон в одноименном стихотворении Эдгара По каркает: «Never­more!», что означает «никогда больше». В оригинале Ройс (очевидно, желая блеснуть знанием родной поэзии) произносит несуществующее словечко «neverthemore», скорее всего имея в пилу «nevertheless», кото­рое действительно переводится как «тем не менее». — Примечание пере­водчика.

Чтобы попасть на задний двор, нужно было пройти через кухню. Там, как и в гостиной, горели все лампы, а дверца холодильника была приоткрыта.

— Ройс, да у тебя холодильник открыт! — восклик­нули гости.

— Наверное, кто-то из детей забыл закрыть.

— Попробовали бы мои оставить дверцу открытой. Да я бы их прибила!

Но что там — открытый холодильник! На кухне Джекобсонов происходило нечто покруче: там работали одно­временно электроплита, микроволновая печь, миксер и водонагреватель. Некоторые гости были уже на грани об­морока.

Когда Ройс открыл дверь на задний двор, все попыта­лись протиснуться в нее всем скопом, поскольку привык­ли беречь электроэнергию.

— Послушайте, зачем устраивать толчею? У нас в доме что, пожар? — попытался образумить их Ройс.

Но могучая привычка беречь электроэнергию оказалась сильнее.

На пути к собачьей будке, стоящей в самом глухом углу заднего двора, Детвилер отвел Ройса в сторонку.

— Слушай, дружище, у тебя никак появилась своя рука в этой жмотной электрокомпании? Как тебе удалось вы­бить такую щедрую квоту?

Ройс лишь улыбнулся и покачал головой.

— Нет, Детвилер, моя квота осталась прежней.

Затем он добавил уже громче, чтобы слышали осталь­ные:

— Я честно плачу им пятнадцать баксов в месяц.

— Гав-гав! — тоненько тявкнул щенок, сидящий у буд­ки на цепи.

— Откуда эта собака? — шепотом спросил Ройс Мыкликлулна.

— Соседи отдали. Собирались его утопить, — ответил Мыкликлулн. — К тому же, если у вас будет будка без собаки, это вызовет подозрения. Считайте пса своим при­крытием.

Ройс понимающе кивнул.

— Отлично придумано, Редфорд. Надеюсь, с сегод­няшней вечеринкой все тоже пройдет гладко. Но... вы не боитесь, что кто-нибудь из гостей проболтается?

— Никто не проболтается, — убежденно ответил Мык­ликлулн.

После чего стал демонстрировать гостям Ройса, что именно находится внутри собачьей будки.

Когда гости разошлись, Мыкликлулн подвел итоги. Он получил двадцать три приглашения, поэтому ближай­шие две недели обещали быть очень хлопотливыми. У него появилось много новых друзей, а в кармане лежали выпи­санные гостями чеки на сумму 221 доллар 23 цента каждый. Именно столько (с учетом налогов) стоила чудо-конура. Даже мистер Детвилер вручил Мыкликлулну свой чек. Лучший игрок в боулинг широко улыбался, хотя щенок успел обмочить ему ботинок.

— Вот ваши комиссионные, — сказал Мыкликлулн, вы­писывая Ройсу чек на триста долларов. — Больше, чем мы договаривались, но вы честно заработали эти деньги.

— У меня какое-то странное ощущение, — признался Ройс— Как будто я участвую в заговоре...

— Направленном на подрыв существующих законов? — договорил за него Мыкликлулн. — Пустяки. Считайте это чем-то вроде «тапперуэрской вечеринки»*.

* Презентация пластиковых пищевых контейнеров фирмы «Тапперуэр», проводимая в форме вечеринки. Хозяева дома, где она прово­дится, получают отчисления от общей суммы покупок, совершенных их гостями. — Примечание переводчика.

— А ведь и в самом деле похоже, — подумав, согласил­ся Ройс. — Я сегодня и пальцем не пошевелил, чтобы лич­но продать хоть одну собачью будку.

Однако не прошло и недели, как Ройс, Детвилер и еще четверо жителей городка Манхэттен отправились в даль­ний путь по городам Соединенных Штатов. У каждого из них был с собой чемоданчик, на котором красовалась надпись: «Собачьи будки. Продажа в неограниченном ко­личестве».

Не прошло и месяца, как собачьи будки продавались уже в семи штатах, а число работающих на Мыкликлулна человек выросло до трехсот. У каждой из будок весело тяв­кал игривый щенок.

«На всю операцию уйдет не больше года, — мысленно прикидывал Мыкликлулн. — Всего один год, и я смогу при­гласить моих собратьев на их новую родину».

 

— Что творится с потреблением электроэнергии в Манхэттене? — вопросил напористый молодой начальник от­дела статистического анализа.

Разговор этот происходил в Управлении объединен­ных электрических сетей Канзаса, в той самой компании, которую люд называл «жмотной».

— Потребление электроэнергии там значительно сни­зилось, — ответила Кэй Блок, работавшая здесь еще со вре­мени программ позитивных действий*.

* Программы позитивных действий — ряд правительственных про­грамм, принятых в США в 60–80‑е гг. XX века и направленных на преодоление последствий социального неравенства. — Примечание пере­водчика.

Прежде чем правительство успело отменить поправку о равных правах*, Кэй Блок сумела дослужиться до стар­шего ревизора.

* Поправка о равных правах была принята правительством США в 1972 г. Запрещала дискриминацию по признаку пола. Однако в боль­шинстве штатов эту поправку отказались ратифицировать, и впослед­ствии она была отменена. — Примечание переводчика.

Билл Уилсон презрительно хмыкнул, словно говоря: «Это, милая дамочка, я и сам вижу». А Кэй Блок ответила ему улыбкой «синего чулка»: «А у мальчика, оказывается, есть интеллект».

Но они сумели-таки поладить и углубились в работу. Спустя час перед ними лежали столбцы тревожных стати­стических данных. Суммарное потребление электроэнер­гии в Манхэттене упало на сорок процентов.

— А как обстояло дело в прошлом квартале? — спро­сил Уилсон.

Они проверили статистику за прошлый квартал. Все было в норме.

— Откуда взялись эти сорок процентов? — гремел взбе­шенный Уилсон.

— Нечего срывать на мне злость, — рассердилась Кэй, которая терпеть не могла, когда на нее повышают голос. — Отправляйтесь в Манхэттен и кричите на тех, кто выклю­чил там свои холодильники!

— Нет, — возразил Билл, — это вы отправитесь в Ман­хэттен и будете кричать на тех, кто выключил там свои холодильники. Я не верю, чтобы в этом городе разом сло­мались все счетчики. Значит, налицо мошенничество со счетами за электричество. Вот и выясните, в чем дело.

 

Две недели спустя Кэй Блок сидела в одном из офи­сов административного здания университета штата Кан­зас и тупо смотрела в стену. Яркий плакат напоминал о значительной победе, одержанной в прошлом сезоне уни­верситетской футбольной командой. С плакатом мирно соседствовал флажок научной конференции с броским названием «Равнины‑98». Кэй Блок не интересовалась ни американским футболом, ни наукой. Ее интересовали лишь результаты ее исследований, а они были равны боль­шому жирному нулю.

Выборочная проверка тридцати восьми университет­ских счетчиков показала, что все они в полной исправ­ности. Пломбы оказались целы, никаких признаков того, что счетчики вскрывали, Кэй не обнаружила. Всесторон­няя проверка учетных документов в местном отделении корпорации опять-таки не выявила махинаций. Но потреб­ление электроэнергии ощутимо упало. Кэй Блок чувство­вала, что всему этому должно быть простое логическое объяснение. Оставалось только его найти.

— Потребление электроэнергии не может упасть ни с того ни с сего, — заявила Кэй блондинке из университет­ской администрации, которую дали ей в помощь. — Вряд ли на вашем стадионе вдруг начали играть в футбол впоть­мах. Значит, надо искать где-то еще. Например, в лабо­раториях.

На мгновение Кэй показалось, что она нашла причину.

— Вам известно о сворачивании исследовательских программ в вашем университете?

Блондинка покачала головой.

— Тогда как вы объясните эти цифры?

— Цифры, мисс Блок, это уж по вашей части. — Блон­динке успела изрядно надоесть назойливая гостья. — Вы сами убедились, что мы не вскрываем счетчики и не подде­лываем их показания. Университет аккуратно оплачивает счета за электричество. Остальное нас не касается.

Кэй вздохнула и посмотрела в окно, за которым видне­лась крыша недавно построенного здания ботанического факультета. Кэй разглядывала крышу, а сама искала хотя бы малюсенькую зацепку — кто и каким образом так ловко дурачит ее родную корпорацию?

Заметив на крыше ботанического факультета собачью будку, Кэй сразу обрушила на блондинку вопрос:

— А зачем на крыше поставили собачью будку?

— Наверное, там живет собака, — последовал невозму­тимый ответ.

— На крыше?

— Собаки тоже любят свежий воздух, — улыбнулась блондинка.

Кэй продолжала смотреть на будку, мысленно повто­ряя, что ей сгодится любое, даже самое из ряда вон выходяшее объяснение причин, по которым в Манхэттене столь резко упало потребление электроэнергии.

— Я хочу осмотреть эту будку, — заявила Кэй Блок.

— Зачем? — удивилась блондинка. — Уж не думаете ли вы, что кто-то спрятал в небольшой конуре генератор или солнечные батареи? Насколько я знаю, солнечные бата­реи заняли бы всю крышу.

Кэй смерила собеседницу пристальным взглядом — про­тесты показались ей подозрительными.

— Я настаиваю на своей просьбе, — повторила старший ревизор.

Блондинка снова улыбнулась.

— Как вам будет угодно, мисс Блок. Сейчас позвоню смотрителю факультета и попрошу его открыть дверь на крышу.

И вот обе женщины спустились вниз, пересекли лу­жайку, вошли в здание ботанического факультета и заша­гали вверх по ступенькам. С непривычки Кэй быстро за­пыхалась.

— Что у вас случилось с лифтами? — недовольно спро­сила она.

— Мы больше не пользуемся лифтами, — ответила блон­динка. — Они потребляют слишком много энергии. Такую роскошь нынче может себе позволить только ваша ком­пания.

Смотритель с виноватым видом уже ждал их на крыше.

— Что, старина Ровер вас допек? Вы уж простите. Я держу его здесь с прошлой весны. С тех пор как двое молодцов попытались взломать эту дверь и через крышу проникнуть в здание. А после того, как появился пес, все стало тихо и спокойно.

— Гав, — подал голос Ровер, похожий на гибрид слона и ньюфаундленда.

Псу явно хотелось познакомиться с дамами поближе.

— Привет, привет, старина, — сказал ему смотритель. — Только не вздумай никого кусать.

— Гав, — пообещал пес, стремясь продемонстрировать дружелюбие. — Р-рр-гав!

Кэй внимательно осмотрела дверь, ведущую с крыши на чердак.

— Что-то я не вижу никаких следов взлома, — сказала она.

— Ничего удивительного. Взломщиков заметили из окон административного корпуса и успели задержать.

— Тогда зачем вам на крыше собака? — не унималась Кэй.

— А если бы их не заметили? И потом, здесь люди заняты работой, им некогда то и дело глазеть из окон на крышу.

Тон смотрителя показывал, что только круглая дура может задавать подобные вопросы.

Кэй стала осматривать собачью будку. Будка как будка, таких миллионы. Самое заурядное сооружение: полукруг­лое отверстие, крутобокая крыша с обязательными фрон­тонами и карнизами. Не хватало только миски с водой, груды обглоданных костей и иных атрибутов собачьей жизни.

— Надо же, какой отшельник, — сказала Кэй. — И что, его никогда не тянет побегать?

— Нет, — ответил смотритель. — Заядлый домосед. Я чуть ли не силком вытаскиваю его на лужайку. Правда, Ровер?

Кэй оглядела стену, где была дверь, через которую они вышли на крышу.

— Странно. Ваш Ровер даже не метит стены.

— Он не только домосед. Ровер — пес аккуратный. Ему и в голову не взбредет нагадить на крыше.

— Гав, — согласился Ровер и тут же помочился на дверь, после чего сделал аккуратную кучку возле самых ног Кэй. — Гав-гав-гав, — сказал он, весьма гордый собой.

— Вот и все ваше хваленое воспитание, — язвительно бросила Кэй и направилась к выходу.

Ее не интересовало, что ответит смотритель. Кэй и так поняла: пес на крыше не живет, а собачья будка исполь­зуется совсем для иных целей. Осталось лишь выяснить — для каких именно?

 

«Жмотная электрокомпания» подала гражданский иск против города Манхэттена с требованием отсоединить от всех собачьих будок любые электрические провода и кабе­ли. Городские власти подали встречный иск против «жмотной электрокомпании», намереваясь обжаловать ее тре­бование в судебном порядке. Этот шаг властей был горячо поддержан горожанами.

Тогда «жмотная электрокомпания» попросту отклю­чила город Манхэттен от энергосетей штата Канзас.

В Манхэттене этого не заметил никто, кроме местно­го отделения «жмотной электрокомпании» — единствен­ного здания в городе, оставшегося без электричества.

«Война против собачьих будок» становилась все более заметной. Ведущие журналы помещали пространные ста­тьи о загадочной компании «Собачьи будки. Продажа в неограниченном количестве» и ее таинственном основате­ле Роберте Редфорде, который категорически отказывал­ся давать интервью и вообще куда-то исчез. По всем пяти общенациональным телеканалам шли передачи о новом источнике дешевой энергии. Опросы общественного мне­ния и статистические данные показывали, что у семи про­центов населения Соединенных Штатов уже имелись соба­чьи будки, а из числа тех, у кого их еще не было, желали обзавестись чудо-конурами 99,8 процента. В число остав­шихся жштких 0,2 процента входили, само собой разуме­ется, держатели акций энергетических компаний и управ­ляющие высшего звена. Политикам и их помощникам приходилось держать нос по ветру: до выборов оставалось меньше года, и отношение к проблеме собачьих будок приобретало особое значение.