Мама, здравствуй!
Ну, как тебе коротко объяснить, что есть Каскесручей?
Это когда ты вдруг стал Христов, а до этого был ничей,
Смотришь брату в глаза и всё понимаешь без лишних речей,
И молитва бежит себе в сердце, как горный ручей.
С утра были тучи, и солнце било сквозь них,
И чувство такое, что шум в целом мире стих.
Мы ехали на Покров — локоть к локтю, без разговоров пустых.
Вокруг осень молчала так, что явно просилась в стих.
Ты Карелию знала хоть вдоль, хоть поперёк, —
Лицедеям всегда падают под ноги сотни тысяч дорог, —
Но вряд ли тебя заносило в этот святой уголок,
Так что будешь верить мне на слово, оk?
Там шаги невесомы и слёзы сладки, как мёд,
И через минуту-другую тает внутренний лёд,
И душе очень хочется строго вверх и стрелою вперёд,
А вокруг только те, кто тебя — любого — поймет.
Посреди исцеленного сердца воздвигается Богу алтарь,
И замирает на время за ненужностью календарь,
Потому как мы там — уже в вечности. Золото, киноварь,
Лазурь на иконах. И бесстрастное пенье, как встарь.
А рядом с нами стоит и молится ходатай пред Богом Иона,
И слово душе на пользу душе устремляется в сердце с амвона,
Не фальшивя ни разу, даже на сотую долю тона,
Как будто словесная пробы высокой икона.
Храм-корабль освящает пространство, включая водную гладь,
Куда ни посмотришь — хочешь взглянуть опять,
Сидишь там и, в общем-то, нечего больше желать:
Вот Бог, вот ты, ничему между вами не встрять.
Просто хочется плакать от радости, под ногами дерн целовать…
Я не прощаюсь. Нам с тобой еще целую вечность шагать.
ГЛУХОМАНЬ
В оборванном сне Вифлеем, Иордан, Гефсимань.
Надо опять вставать в ненавистно-кромешную рань,
Чтоб волочиться за тридевять диких земель,
Где живут берёзы, осины да с краю мохнатая ель,
И есть храм — да такой, что время его не берёт,
А в храме том служба годами идёт да идёт,
И вот ты вступаешь на паперть, как на палубу корабля
И выдыхаешь: «Прости, Господи, снова я,
Разбитый грехами в почти безнадежный хлам,
Сплю на ходу, пропускаю посты по средам,
В голову мне нейдёт ни одна из библейских цитат,
Годами учу наизусть — отрицательный результат,
Всё равно, что сеять отборное семя в песок,
На котором вряд ли взойдёт и тоненький колосок,
Но, как писал Охлобыстин, всё равно вот иду и молюсь,
Интуитивно, надеясь, что однажды во всём разберусь.
Просто вот Ты, вот я... Вифлеем, Иордан, Гефсимань,
Бессонные ночи, смурная и мглистая рань,
История мира, заключенная в странном сердце...
А без Тебя ни времени нет, ни места,
Ни воздуха, ни земли, ни слова, ни мысли живой.
Просто вот Ты, вот я... И хорошо с Тобой».
ЗАПОВЕДНОСТЬ
Мне снились онежские волны, гонимые сдержанным ветром.
Храм деревянный, крестом осеняющий небо.
Милый сердцу пейзаж на недомолвки щедрый,
Потому что молчание — почва единого на потребу.
Здесь всё очень живо в скромности неприметной:
И промозглый ноябрь, навсегда заражённый простудой,
И капризный июнь с золотистой пастелью рассветов,
И трепетный март, предвесенней дымкой окутанный.
И надо бы благодарить Бога за эту милость,
Но не найти нужных слов, чтобы вместить радость сердца,
Которое даже во сне от восторга остановилось
И вновь запустилось.
По благодатной инерции.
ДОЧКА ЕВЫИЗ МАГДАЛЫ
(Неделя Жен-мироносиц)
Ямы, ямы, снова ямы, рытвины, потом щербины —
По такой нелепой трассе жизнь свою до половины
Я прошёл жестоким Савлом, блудным сыном и Закхеем,
Нищим, мытарем, блудницей, палачом и фарисеем.
Столько страшных приключений ты, душа моя, видала,
Пока взглядом не столкнулась с дочкой Евы из Магдалы...
В тихом храме деревенском мы молились в день весенний,
Вспоминали мироносиц в солнечное воскресенье.
Пасха пела в каждом вздохе, отдавалась в сердце остро.
Дочка Евы из Магдалы оживала в наших сёстрах.
Те же вера и надежда, нежность ко Христу Владыке
И любовь, что наши лица перекраивает в лики,
Тот же поиск неустанный — что же Господу угодно?
Боже наш! Какое чудо даровал Ты нам сегодня!
Ямы, кочки... Нет дороги! От неё — одни руины.
Еду я домой — наверно, за второю половиной
Жизни, что из сердца плещет, т. к. места в сердце мало...
Как же радостно от встречи с дочкой Евы из Магдалы!
КАСКЕСРУЧЕЙ. 20.05.2018 Г. ПО Р. Х.
... И радость наша была совершенна.
Пел онежский прибой, в тон ему свистел ветер.
Мы забыли, что в мире есть скорби, лишения
И были счастливы, словно дети.
У Бога блаженства всегда безмерны.
Сердце по швам трещит от избытка
Вечного Неба, данного верным
Внутрь них. И жить без него — это пытка.
Господи, нет ничего желанней,
Чем быть с Тобой рядом и ни на мгновенье
Не отрываться, и вторить дыханием
Хлада тонкого дуновенью.
ЧУДО ПЛАВЛЕНИЯ КАМНЯ
Вспоминаю, где был, и чувствую — ранен.
Христос творит чудо — Он плавит камень
Где-то там глубоко, за подреберьем —
В месте, где жил я неприкаянным зверем.
Но «хожденья за три вековечные ямы» —
В седые леса, на глухие поляны, —
Довели до церквушки… И хрупкими стали
Камни внутри с оплёткой из стали.
Чужие глаза отогрели по-братски,
И начали таять булыжники адские.
Я вдохнул горней радости и почувствовал — ранен.
Христос творил чудо — Он плавил камень.
P.S.
СВЯТЫЕ КАРЕЛЬСКОГО КРАЯ
Тропы лесные, как сети, улавливают людей.
А там чья-то келья в руинах иль чего еще полютей:
Часовни в развалинах — сотнями, осквернённые алтари,
Церкви как после пожарищ, закрытые монастыри.
По родной стороне ты проходишь, как блуждающий огонёк.
За что уцепиться взгляду, чтоб сердце пейзаж не обжёг?..
Разве что помолиться тихонько в непроходимых местах —
Пообщаться с Небесным спецназом со схимами в белых крестах.
Отшельники и подвижники, чья пища — Божья роса,
Верой своей пылающей тихо творят чудеса:
Слепого делают зрячим, из камней высекают слезу,
Привои сажают бережно на Истинную Лозу.
«Судьбы Божии неиспытанны, для Творца невозможного нет»,—
Слышно сквозь шелест лиственный и сквозь суету сует.
Дух любви их нас охраняет как в древности, так и сейчас.
Святые карельского края, молите Бога о нас!
Может, твой сын увидит Благовещенский монастырь,
А дочь моя знать не будет, как храм превращали в пустырь.
И пучину страстного моря, и тяжесть греховных вериг
Помогают преодолеть нам те, кто рая достиг.
Тропы лесные, что сети, — запутался и пропал.
Бродишь по ним юродивым, позабыв про то, что устал,
Говоришь со святыми и слышишь, как же дивен их чистый глас, —
Святые карельского края молят Бога о нас.
СВЕТОПИСЬ
(год первый)
Однажды поднимешь к Богу глаза из суеты сует,
Делаешь шаг, и над путями твоими затеплится Его Свет.
Это нежданно, радостно, трепетно, как свеча на ночном окне.
Выдыхаешь и слышишь отверзшимся слухом «Приидите ко Мне…»
Свет касается завороженных деревьев, благодарно славящих Бога,
Цветов, в небо зрящих, домов и камней, церкви, ограды, дороги,
Речки, струящейся тихо и мирно, воздуха, жизнь дающего
От Любящего, от Сущего.
Он светит и светит, беспечально, бесстрашно, то Фавором, то Пасхой звучащий…
Благословен еси Господи, Свет беспредельный, Озаряющий сердце спящее.
БЫЛО ДЕЛО
Когда-то Христос по колено в снегу ходил по Вепсскому краю,
Благословляя землю, озера, уснувший дремучий лес.
А теперь мы здесь бродим вослед Ему и Тишине внимаем,
Стараясь коснуться пристрелянным взглядом хотя бы кромки Небес.
И это не чья-то потешная блажь, не волшебная детская сказка...
Очевидное невероятно! И куда реальней того,
Что мы видим вокруг. Что там? Миражи, иллюзии, маски?
А под масками что? Может, статься, что ничего.
Пустота холодна и мертва. А Любовь уже смерть победила,
И Она смиренно живёт, не нуждаясь в чьей-то рекламе.
Христос продолжает Свой путь, ну а мы, в Нём черпая силы,
Едем опять в Вепсский край и Тишине внимаем.
ЯШЕЗЕРСКИЙ РЭП
Эх, и жили б мы скучно, в плену у унылых затей,
Но... так случилось,
Что у нас в биографии вписан Божий дар — отец Досифей,
И есть еще матушка Афанасия — драгоценней, чем золотые копи,
Ну и конечно, солнцеподобный отец Прокопий.
Есть село Шёлтозеро — это такая, простите, вепсская Мекка,
Куда ты едешь Бог знает кем, но возвращаешься человеком.
Как об этом сказать в двух словах? Наверно, "Христос Воскресе!"
Есть пространство, есть люди, есть храмы, есть мы, собравшиеся в одном месте,
И там наше всё — Святая Земля, Валаам и Оптина пустынь...
В каждом взгляде и в каждом вздохе — Христос. Передавай изустно,
Хочешь письменно, хочешь — кодируй в сети, а хочешь — молчи у иконы:
Мы рады, что можем ступать по земле святого отца Ионы,
Видеть и слышать, и чувствовать рай, что процвёл даже в пыльных травах.
Слава Богу за всё! Слава Богу за всех!
Да и вообще — Богу слава!
