– Правильно я сказал или нет?
– Вы не правы, – произнес Лу Чжи. – В древности И Инь заточил Тай Цзя в Тунговом дворце, и причиной тому была непросвещенность правителя. Позже Хо Гуан объявил в храме предков о низложении князя Чан И за то, что за двадцать семь дней пребывания на троне он сотворил более трех тысяч зол. Нынешний император хоть и молод, но умен и гуманен. К тому же он не совершил ничего дурного. Вы – провинциальный цы‑ши, не имеющий ни опыта в государственных делах, ни великих талантов И Иня и Хо Гуана! По какому праву хотите вы низложить императора и возвести на престол другого? Вспомните слова великого мудреца: «Это можно позволить себе, если преследуешь цели И Иня; если же цель иная – станешь узурпатором».
Дун Чжо в ярости схватился за меч, но и‑лан Пэн Бо удержал его.
– Шан‑шу Лу Чжи – надежда всего народа, – произнес он. – Если вы убьете его, боюсь, содрогнется вся Поднебесная.
Дун Чжо остановился.
– О таких делах, как низложение и возведение на престол императора, говорить в пьяном виде нельзя, – заметил сы‑ту Ван Юнь. – Обсудим это в другой день.
Сановники разошлись. Дун Чжо, опираясь на меч, стоял у ворот сада, когда заметил всадника с алебардой, галопом скакавшего на коне вдоль садовой ограды.
– Что это за человек? – спросил Дун Чжо у Ли Жу.
– Это Люй Бу, приемный сын Дин Юаня, – ответил тот. – Вам не следовало бы попадаться ему на глаза.
Дун Чжо скрылся в саду.
На другой день стало известно, что Дин Юань с войском подошел к городу. Дун Чжо вместе с Ли Жу повел свои войска ему навстречу, и когда обе армии выстроились друг против друга, Дун Чжо снова увидел Люй Бу. Голову его украшала великолепная шитая золотом шапка, а под панцырем был надет расшитый цветами боевой халат, подпоясанный поясом и драгоценной пряжкой в виде львиной головы. Подхлестнув коня, он появился перед строем вслед за Дин Юанем, который в сильном гневе кричал, обращаясь к Дун Чжо:
|
– К несчастью для государства, власть стала игрушкой в руках евнухов, что довело народ до бедственного положения. Но как смеешь ты, у которого нет никаких заслуг, вести сумасбродные речи о низложении и возведении на трон императора? Ты хочешь сеять смуту при дворе!
Не успел Дун Чжо ответить, как Люй Бу, горя желанием сразиться, помчался прямо на него. Дун Чжо обратился в бегство. Под натиском войск Дин Юаня воины Дун Чжо отступили на тридцать ли и расположились лагерем. Дун Чжо созвал военачальников на совет.
– По‑моему, Люй Бу необыкновенный человек, – сказал он. – Вот если бы мне удалось привлечь его на свою сторону, я был бы спокоен за Поднебесную!
Тут к шатру приблизился какой‑то человек и обнадежил его:
– Мы с Люй Бу земляки. Я знаю его: он храбр, но не умен, гонится за выгодой и забывает о долге. Мне кажется, я сумею уговорить его перейти к вам.
Человек, сказавший так, был Ли Су, военачальник отряда Тигров.[6]
– Как же ты уговоришь его? – поинтересовался Дун Чжо.
– Я слышал, что у вас есть замечательный конь по прозвищу Красный заяц, который в день пробегает тысячу ли. Подарите Люй Бу этого коня, и вы завоюете его сердце. А я постараюсь уговорить его. Ручаюсь, Люй Бу изменит Дин Юаню и перейдет на вашу сторону.
– Что вы думаете об этом? – обратился Дун Чжо к Ли Жу.
– Если вы хотите завладеть Поднебесной, стоит ли жалеть одного коня? – ответил Ли Жу.
|
Дун Чжо с радостью отдал коня, добавив еще тысячу лян золота, несколько десятков нитей жемчуга и яшмовый пояс. Ли Су отправился с дарами в лагерь Люй Бу. Когда стража остановила его, он сказал:
– Доложите начальнику, что к нему приехал земляк.
Ли Су, представ перед Люй Бу, обратился к нему с такими словами:
– Надеюсь, что вы, дорогой брат, чувствуете себя хорошо с тех пор, как мы расстались?
– Мы уже давно не виделись, – отвечая на поклон, сказал Люй Бу. – Где вы теперь служите?
– Я – чжун‑лан‑цзян в отряде Тигров, – ответил Ли Су. – Узнав о том, что вы ярый приверженец династии, я возликовал сердцем. У меня есть необыкновенный конь, который за день пробегает тысячу ли, скачет через реки и горы, словно по ровному месту. Зовут его – Красный заяц. Я дарю его вам, мой дорогой брат, – он будет подстать вашей доблести.
Люй Бу пожелал взглянуть на такое чудо. Конь и в самом деле был великолепен. Весь красный, как пылающие угли, длиной от головы до хвоста в один чжан, высотой – от копыт до гривы в восемь чи. Его могучее ржанье достигало, казалось, до самых небес и проникало до дна моря.
Потомки сложили стихи, восхваляющие этого коня:
Он огненно‑красным драконом, слетевшим с заоблачной выси,
Летит, обрывая поводья и губы кровавя уздой.
Он тысячи ли пролетает, взбираясь на горные кручи,
Преодолевая потоки, туман рассекая седой.
Этот конь привел Люй Бу в восторг.
– Как мне отблагодарить тебя, дорогой брат, за твой подарок? – спрашивал он Ли Су.
– Я пришел к тебе движимый чувством преданности, – отвечал тот. – Мне не надо никакой награды!
|
По знаку Люй Бу подали вино, и они осушили кубки.
– Дорогой брат, – заговорил Ли Су. – Мы с вами видимся редко, но зато я часто встречаю вашего уважаемого батюшку.
– Что с вами, брат мой? Вы пьяны? – удивился Люй Бу. – Мой батюшка уже много лет назад покинул сей мир. Как же вы могли видеться с ним?
– Неправда! – с хохотом возразил Ли Су. – Я только сегодня беседовал с Дин Юанем!
Люй Бу вздрогнул и мрачно произнес:
– Я нахожусь у Дин Юаня потому, что не могу найти ничего лучшего.
– Мой дорогой брат, – воскликнул Ли Су, – ваши таланты выше неба и глубже моря! Кто в Поднебесной не восхищается вашим славным именем? Вас ждут богатство и почести! А вы говорите, что вынуждены оставаться в подчинении у других!
– Жаль, что я не встретил более достойного покровителя! – воскликнул Люй Бу.
Ли Су, улыбаясь, сказал:
– Умная птица выбирает себе дерево, на котором вьет гнездо, а мудрый слуга избирает себе достойного господина. Благоприятный случай никогда не приходит слишком рано, раскаяние всегда приходит поздно.
– Вы, брат мой, служите при дворе, – сказал Люй Бу. – Кто, по‑вашему, может считаться героем нашего века?
– По‑моему, из всех сановников, которых я знаю, ни одному не сравниться с Дун Чжо, – сказал Ли Су. – Дун Чжо – человек мудрый, вежливый и ученый. Он знает, когда надо награждать и когда наказывать. В конце концов он совершит великое дело!
– Хотел бы я служить ему, но не нахожу к этому пути, – заметил Люй Бу.
Тут Ли Су преподнес ему золото, жемчуг и яшмовый пояс.
– Что это значит? – заволновался Люй Бу.
– Это значит, – сказал Ли Су, приказав сначала отослать слуг, – что Дун Чжо давно уважает вас за вашу доблесть и поручил мне преподнести вам эти дары. Красный заяц – тоже его подарок.
– Чем же я могу отблагодарить его за столь глубокое расположение ко мне?
– Уж если такой бездарный человек, как я, мог стать военачальником отряда Тигров, так невозможно описать, какие почести ожидают вас!
– К сожалению, я не могу оказать ему такие услуги, чтобы удостоиться чести предстать перед ним, – заметил Люй Бу.
– Есть одна услуга, которую вы можете ему легко оказать, – подхватил Ли Су, – но не знаю, согласитесь ли вы.
– Если бы я убил Дин Юаня и привел его войска на сторону Дун Чжо? – спросил Люй Бу.
– Если вы действительно сделаете это, то большей услуги и быть не может. Но действуйте без промедления.
Условившись, что Люй Бу перейдет на их сторону завтра, Ли Су удалился.
Ночью Люй Бу с мечом в руке явился в шатер Дин Юаня; тот сидел и читал при свете зажженного пучка сухой травы.
– По какому делу ты пришел ко мне, сын мой? – спросил Дин Юань, заметив Люй Бу.
– Я уже вполне взрослый человек, – грубо ответил Люй Бу. – Неужели ты думаешь, что мне лестно называться твоим сыном?
– Почему такая перемена, сын мой? – удивился Дин Юань.
В ответ Люй Бу взмахнул мечом – и голова Дин Юаня покатилась на землю. Затем Люй Бу созвал приближенных убитого и заявил:
– Дин Юань был жестоким человеком, и я убил его. Кто согласен служить мне, оставайтесь, остальные уходите.
Более половины воинов разошлись.
На следующий день Люй Бу с отрубленной головой Дин Юаня отправился к Ли Су, и тот представил его Дун Чжо. Дун Чжо на радостях приказал подать вина и, поклонившись Люй Бу, молвил:
– Ваш приход для меня – все равно что живительная влага для засыхающих всходов!
Люй Бу усадил Дун Чжо и, став на колени, сказал:
– Если вы не возражаете, то разрешите мне поклониться вам как названому отцу.
Дун Чжо подарил Люй Бу золотые латы и парчовый халат, затем, отдав должное вину, они разошлись.
С этих пор сила и власть Дун Чжо еще больше возросли. Он принял должность убитого Дин Юаня и пожаловал титулы многим своим родственникам, в том числе и Люй Бу.
Ли Жу подбивал Дун Чжо поскорее осуществить план низложения императора. С этой целью Дун Чжо устроил во дворце пир, на который были приглашены все сановники. Люй Бу с тысячей латников охранял собравшихся. Пришел на пир и тай‑фу Юань Вэй с чиновниками. Когда вино обошло несколько кругов, Дун Чжо поднялся и, опершись на меч, заговорил:
– Тот, кто ныне правит нами, – неразумен и слаб и посему недостоин наследия предков. Следуя примеру И Иня и Хо Гуана, я решил отстранить его от управления, даровав ему титул вана Хуннун, а на престол возвести вана Чэнь‑лю. Кто будет противиться мне – казню!
Перепуганные сановники не осмеливались противоречить, и лишь один Юань Шао смело выступил вперед и сказал:
– Нынешний император только что вступил на трон. Он ни в чем не повинен и не лишен добродетели. Ты же задумал свергнуть его и посадить на престол побочного сына покойного государя! Что это, как не мятеж?
– Поднебесная в моих руках! – загремел Дун Чжо. – Теперь управляю я. Кто дерзнет пойти против меня? Иль ты сомневаешься в остроте моего меча?
– Твой меч остер, но и мой не затупился! – крикнул Юань Шао, обнажая свой меч.
Оба стояли лицом к лицу на одной цыновке. Вот уж поистине говорится:
За правду погиб Дин Юань, могучим героем прослыв,
А что Юань Шао пожнет, в единоборство вступив?
О дальнейшей судьбе Юань Шао вы узнаете в следующей главе.
Глава четвертая
из которой читатель узнает о том, как ван Чэнь‑лю вступил на престол, и о том, как Цао Цао подарил меч Дун Чжо
Итак, Дун Чжо хотел убить Юань Шао, но Ли Жу остановил его словами:
– Пока решение не принято, убивать Юань Шао безрассудно.
Дун Чжо опустил свое оружие. Юань Шао с обнаженным мечом в руке поклонился сановникам и поспешно выехал через восточные ворота в Цзичжоу.
– Твой племянник грубиян, – сказал Дун Чжо тай‑фу Юань Вэю, – но ради тебя я прощаю его. Скажи, что ты думаешь о низложении императора?
– Ваше намерение правильно, – ответил ему Юань Вэй.
– Так пусть же будут наказаны по военным законам те, кто осмелятся противиться этому! – заявил Дун Чжо.
Перепуганные сановники в один голос изъявили покорность, и пир на том окончился. Когда все разошлись, Дун Чжо спросил своих приближенных Чжоу Би и У Цюна:
– Как вы относитесь к тому, что Юань Шао удалился?
– Юань Шао покинул пир разгневанный, – сказал Чжоу Би, – и если вы будете слишком притеснять его, это может вызвать волнения по всей Поднебесной. Ведь сторонники Юаней, обязанные этому роду благодеяниями из поколения в поколение, найдутся повсюду, и если Юань Шао соберет храбрецов и подымет восстание, вы потеряете Шаньдун. Лучше смените гнев на милость, испросите для него должность правителя округа, и он не станет чинить вам никакого зла.
– Юань Шао любит строить планы, хотя у него и не хватает решимости их выполнять, – добавил У Цюн. – Его нечего бояться. Но все же стоит дать ему должность и этим снискать расположение народа.
Дун Чжо последовал советам своих приближенных, и в тот же день послал гонца к Юань Шао, предлагая ему занять пост правителя Бохая.
В день новолуния девятого месяца император был приглашен в зал Обильной добродетели, где собралось много гражданских и военных чинов. Дун Чжо, обнажив меч, заявил собравшимся:
– Сын неба слаб и неспособен управлять Поднебесной. Слушайте акт его отречения.
И он приказал Ли Жу читать.
«Усопший император Лин‑ди слишком рано покинул своих подданных. И ныне весь мир взирает с надеждой на его наследника. Но небо даровало мало талантов нынешнему правителю нашему: уважением он не пользуется, траур соблюдает нерадиво. Недостаток добродетелей наносит оскорбление великому престолу. Императрица‑мать также не обладает достоинствами, необходимыми августейшей матери Сына неба, и государственные дела от этого пришли в беспорядок. Императрица Юн‑лэ была зверски умерщвлена, о чем в народе ходят разные слухи. Не является ли это злодеяние попранием основ Трех уз[7], связывающих людей так же, как связано небо с землей?
Ван Чэнь‑лю, по имени Се, мудр и щедро одарен добродетелями, поступки его безупречны. Он ревностно соблюдает траур, слова его не расходятся с делом; доброе имя его прославлено по всей Поднебесной. Ему надлежит взять на себя великое дело управления государством и увековечить свое имя. Посему император низлагается и ему присваивается титул вана Хуннун. Вдовствующая императрица устраняется от управления Поднебесной.
Мы почтительнейше просим вана Чэнь‑лю от имени неба и по воле народа быть нашим государем и тем самым оправдать надежды рода человеческого».
Когда Ли Жу окончил чтение, Дун Чжо приказал свести императора с трона, снять с него пояс с печатью и заставить его, преклонив колена, признать себя подданным и обещать повиноваться законам. Вдовствующей императрице велено было снять мантию и ждать прощения. Император и императрица громко зарыдали, слезы их разжалобили всех сановников, а один из них, стоявший у самых ступеней трона, гневным голосом воскликнул:
– Дун Чжо, злодей! Как смеешь ты оскорблять небо! Это преступление должно быть смыто твоей кровью!
И дощечкой из слоновой кости, которую он держал в руке, сановник ударил Дун Чжо. Это был шан‑шу Дин Гуань. Дун Чжо в ярости приказал страже вывести и обезглавить его. Дин Гуань, не умолкая, проклинал Дун Чжо, и до самой смерти мужество не изменило ему.
Потомки сложили стихи, в которых оплакивают его гибель:
Лелеял коварный Дун Чжо мечту императора свергнуть,
И храмы династии Хань хотел он разрушить и сжечь.
Среди именитых двора, среди царедворцев продажных
Сумел лишь один Дин Гуань достоинство мужа сберечь.
Дун Чжо попросил вана Чэнь‑лю взойти на престол. После церемонии представления новому императору всех сановников Дун Чжо приказал увести вдовствующую императрицу Хэ, вана Хуннун и вторую жену покойного императора урожденную Тан во дворец Вечного покоя и запереть за ними ворота. Сановникам запрещено было самовольно входить туда.
Достойно сожаления, что несчастный молодой император, лишь в четвертом лунном месяце вступивший на престол, в девятом месяце уже был низложен!
Посаженный на престол ван Чэнь‑лю, которому исполнилось девять лет, был вторым сыном Лин‑ди. Правил он под именем Сянь‑ди, а период правления его назывался Чу‑пин, что значит Начало спокойствия.
Дун Чжо стал правой рукой императора. Преклоняя перед ним колена, он не называл своего имени, как этого требовали церемонии; отправляясь ко двору, он не спешил; в зал приемов входил с мечом. Ничего подобного не видывали прежде. Ли Жу советовал Дун Чжо привлечь на свою сторону ученых, чтобы снискать уважение людей, и особенно расхвалил талант и мудрость Цай Юна. Дун Чжо велел вызвать его, но Цай Юн не явился. Разгневанный Дун Чжо послал людей предупредить его, что если он не придет к нему, то род его будет уничтожен. Цай Юн испугался и выполнил приказание. Дун Чжо обращался с ним очень милостиво и за один месяц трижды повышал его в чине.
А в это время малолетний император с императрицей Хэ и второй женой покойного императора урожденной Тан томился во дворце Вечного покоя. Запасы съестного с каждым днем истощались. Слезы не высыхали на глазах малолетнего императора. Однажды увидел он пару влетевших во дворец ласточек и сочинил такие стихи:
Над нежною травкой прозрачный дымок
И ласточек быстрых мельканье.
В долине Лошуя, на зависть другим,
Снуют между грядок крестьяне.
В дали бирюзовой белеет стена –
То старый дворец мой в тумане…
Но кто же из верных и добрых людей
Придет облегчить мне страданье?..
Человек, постоянно шпионивший за ним по приказу Дун Чжо, сейчас же передал эти стихи своему покровителю.
– Так он от обиды сочиняет стихи! – воскликнул Дун Чжо. – Вот предлог убить его!
Он приказал Ли Жу взять десять стражников, войти во дворец и убить мальчика. Низложенный император и обе вдовы находились в верхних покоях, когда служанка сообщила, что пришел посланец от Дун Чжо. Ли Жу поднес императору чашу с вином, и тот спросил удивленно, что это значит.
– Наступил праздник весны, – сказал ему Ли Жу, – сян‑го Дун Чжо посылает вам чашу вина долголетия.
– Если это в самом деле вино долголетия, – возразила императрица, – то выпейте сначала сами.
– Так вы отказываетесь пить? – рассердился Ли Жу.
Он подозвал слугу с кинжалом и веревкой и крикнул императору:
– Не хотите пить вино – берите эти вещи.
Госпожа Тан упала на колени:
– Разрешите мне выпить это вино. Умоляю вас сохранить жизнь матери и сыну!
– Кто ты такая, чтобы отдать свою жизнь за жизнь вана? – закричал на нее Ли Жу и затем, поднеся чашу императрице Хэ, сказал:
– Ты можешь пить первой.
Тогда императрица стала проклинать Хэ Цзиня за то, что он навлек все нынешние бедствия, призвав злодеев в столицу. Ли Жу торопил императора осушить чашу.
– Позвольте мне попрощаться с матушкой, – просил император, и, глубоко опечаленный, он сложил песню:
Пусть небо сойдется с землею и солнце во тьму погрузится.
Страну свою брошу навеки, в последний отправившись путь.
Меня унижают холопы, но жить мне осталось недолго,
Великая сила уходит, слезами ее не вернуть!
Госпожа Тан также сложила песню:
Пускай же расколется небо, земля превратится в пустыню
За то, что наложницей бедной твой путь не могу разделить.
Кто раньше из жизни уходит, с живыми навек расстается.
И скорбь, что мне сердце терзает, хочу я слезами излить!
Окончив пение, они обнялись и заплакали:
– Сян‑го ждет меня с донесением, – вскричал Ли Жу, – а вы медлите! Уж не надеетесь ли вы на чью‑либо помощь?
– Разбойник Дун Чжо принуждает нас умереть! Да покарает его небо! – гневалась императрица Хэ. – Ты помогаешь злодею – так пусть же погибнет твой род!
Ли Жу в бешенстве схватил императрицу и сбросил ее с башни. Затем он приказал задушить госпожу Тан и силой влил в рот малолетнего императора отравленное вино. Возвратившись, он доложил об этом Дун Чжо, и тот велел похоронить убитых за городом.
С тех пор Дун Чжо каждую ночь стал ходить во дворец, бесчестил придворных женщин и даже спал на императорском ложе.
Однажды Дун Чжо повел свое войско в Янчэн. Это было во втором лунном месяце, когда поселяне устраивали благодарственные жертвоприношения, на которые собирались все мужчины и женщины. Дун Чжо приказал окружить ни в чем не повинных людей, перебить всех мужчин и захватить женщин и имущество. Нагрузив разным добром повозки и привязав к ним более тысячи отрубленных голов, они возвратились в столицу, распространяя слух, что одержали великую победу и уничтожили шайку разбойников. Головы убитых были сожжены у городских ворот, а женщины и имущество разделены между «победителями».
Один из сановников, У Фоу, возмущенный злодеяниями Дун Чжо, замыслил убить его и стал под придворным платьем носить легкий панцырь и кинжал. Выследив однажды Дун Чжо, У Фоу выхватил кинжал и бросился на него. Но Дун Чжо, обладая большой силой, сумел удержать У Фоу, пока не подоспел Люй Бу и не связал его.
– Кто научил тебя бунтовать? – допытывался Дун Чжо.
– Ты мне не государь, а я не твой подданный! – вскричал У Фоу. – Разве я бунтовщик? Твои злодеяния переполнили чашу терпения неба, и каждый честный человек горит желанием убить тебя. Я горюю, что не могу разорвать тебя, этим я заслужил бы благодарность Поднебесной!
Дун Чжо приказал увести У Фоу и изрубить в куски. Но тот до самой смерти не переставал осыпать Дун Чжо проклятиями. Потомки сложили стихи, восхваляющие его:
Средь верных друзей династии Хань У Фоу считали вернейшим:
Во время приема злодея убить пытался он скрытым оружьем.
И храбрость его дошла до небес, а слава живет и поныне.
Во веки веков его будут звать великим и доблестным мужем.
С тех пор Дун Чжо стал всюду ходить в сопровождении телохранителей.
Юань Шао находился в это время в Бохае. Когда до него дошла весть, что Дун Чжо захватил власть, он послал гонца с секретным письмом к Ван Юню. Письмо гласило:
«Разбойник Дун Чжо, оскорбив небо, сверг нашего правителя, о чем верные люди не в силах молчать. Вы же миритесь с его распущенностью, будто ничего не знаете о ней! Разве так служат государству преданные слуги? Я собираю войско, чтобы избавить правящий дом от недостойных лиц, однако опасаюсь поступить опрометчиво. Если вы поддержите меня, я сочту своим долгом при случае вместе с вами обдумать, какие надлежит принять меры. Если вы найдете нужным послать меня куда‑либо, я исполню ваше повеление».
Ван Юнь, прочитав письмо, долго не мог принять никакого решения. Но как‑то в сутолоке дворцовой приемной он встретился с близко знакомыми сановниками и обратился к ним:
– Сегодня я праздную день рождения и прошу вас вечером оказать мне честь своим посещением,
– Непременно придем пожелать вам долгой жизни, – отозвались сановники.
Вечером Ван Юнь приготовил пир во внутренних покоях своего дома. Собрались все приглашенные. Когда вино обошло несколько кругов, Ван Юнь вдруг закрыл лицо руками и заплакал. Все встревожились и стали расспрашивать его:
– В чем причина вашей печали? Ведь сегодня день вашего рождения.
– Нет, сегодня не день моего рождения, – отвечал Ван Юнь. – Я просто хотел увидеться с вами и поговорить откровенно, но боялся вызвать подозрения Дун Чжо и придумал этот повод. Дун Чжо, обойдя императора, присвоил власть и поставил под угрозу существование династии! Мне вспомнилось, как император Гао‑цзу, разбив царство Цинь и уничтожив царство Чу, завоевал Поднебесную и основал династию Хань. Так неужели теперь все должно погибнуть от руки Дун Чжо! Вот в чем причина моих слез.
Тут все зарыдали. Но один из гостей поднялся и, громко рассмеявшись, сказал:
– Даже если все сановники примутся плакать с вечера до утра и с утра до вечера, вряд ли смогут они своими слезами убить Дун Чжо!
Ван Юнь, окинув взглядом говорившего, – это был Цао Цао, – гневно воскликнул:
– Твой род пользовался милостями Ханьского дома! Ты же не только не думаешь, как послужить государству, но еще и смеешься над нами!
– Я смеюсь вовсе не потому, – возразил Цао Цао. – Мне смешно, что вы проливаете слезы и не думаете над тем, как убить Дун Чжо. Я хоть и не обладаю талантами, но сумею отрубить голову этому разбойнику и выставить ее у ворот столицы, чтобы заслужить благодарность Поднебесной!
– Какие же у вас планы, Цао Цао? – спросил Ван Юнь, подходя к нему.
– Вот что, – начал Цао Цао. – В ближайшие дни я отправлюсь к Дун Чжо и скажу, что хочу служить ему. Если он поверит, то со временем мне удастся попасть в число его приближенных. Я слышал, что у вас, сы‑ту, есть драгоценный меч «семи звезд». Я хотел бы получить его, чтобы, пробравшись во дворец, убить им злодея. Случись так, что пришлось бы мне самому умереть, я не пожалел бы об этом!
– Если ваше намерение искренне, какое это будет счастье для Поднебесной! – вскричал Ван Юнь.
И, своими руками наполнив чашу вином, он поднес ее Цао Цао. Тот выпил и произнес клятву, после чего Ван Юнь вручил ему меч «семи звезд». Цао Цао спрятал его, поклонился сановникам и удалился. Все остальные вскоре тоже разошлись.
На следующий день Цао Цао, опоясавшись драгоценным мечом, отправился во дворец. Узнав от приближенных, что Дун Чжо в малом зале, он вошел туда. Дун Чжо сидел на ложе. Около него стоял Люй Бу.
– Почему вы пришли так поздно? – спросил Дун Чжо.
– На плохом коне быстро не доедешь! – отвечал Цао Цао.
– Я получил из Силяна добрых коней, – сказал Дун Чжо и обратился к Люй Бу: – Пойди выбери одного и подари Цао Цао.
Люй Бу вышел, и Цао Цао подумал: «Вот удобный момент убить злодея!» Он хотел уже выхватить меч, но заколебался, зная, как силен Дун Чжо. Тучный Дун Чжо не мог сидеть подолгу и лег, отвернувшись лицом к стене.
«С этим злодеем надо немедленно покончить», – снова мелькнуло в голове Цао Цао. Он выхватил меч и замахнулся, но не подумал о том, что Дун Чжо смотрит вверх и видит его в зеркале, висящем на стене.
– Ты что делаешь? – спросил Дун Чжо, быстро оборачиваясь.
В эту минуту Люй Бу подвел к крыльцу коня. Цао Цао быстро опустился на колени и, протягивая меч Дун Чжо, произнес:
– Вот драгоценный меч, который я хотел бы подарить вам за ваши милости.
Дун Чжо внимательно осмотрел подарок: острый клинок более чи длиною, в рукоять вправлено семь драгоценных камней – поистине драгоценный меч. Полюбовавшись, он передал меч Люй Бу, а Цао Цао отдал ему ножны.
Затем Дун Чжо и Цао Цао вышли посмотреть на коня. Выразив благодарность, Цао Цао сказал, что хотел бы испытать его. Дун Чжо приказал принести седло и уздечку. Цао Цао вывел коня, вскочил в седло и умчался на юго‑восток.
– Направляясь сюда, Цао Цао замышлял убийство, – сказал Люй Бу, – но его постигла неудача. Вот почему он решил подарить вам этот меч.
– Я тоже заподозрил это, – согласился Дун Чжо. Тут как раз подошел Ли Жу, и Дун Чжо рассказал ему о случившемся.
– У Цао Цао в столице нет ни жены, ни детей, – сказал Ли Жу. – Он один в доме. Пошлите за ним. Если Цао Цао придет, значит он действительно хотел подарить вам меч. Если же он не явится, это послужит доказательством того, что он и вправду замышлял убийство. Тогда схватите его и допросите.
Мысль эта показалась Дун Чжо правильной, и он послал за Цао Цао четверых тюремных стражников. Спустя некоторое время они вернулись и доложили, что Цао Цао выехал верхом через восточные ворота и домой не возвращался. Страже у ворот он сказал, что якобы послан по срочному делу, и, подхлестнув коня, ускакал.
– Нет сомнений – злодей почуял беду и бежал, как крыса! – воскликнул Ли Жу.
– Я так доверял ему, а он хотел убить меня! – жаловался Дун Чжо.
– У него, разумеется, есть сообщники, – утверждал Ли Жу. – Надо изловить Цао Цао, и тогда мы узнаем все.
Дун Чжо повсюду разослал приказ изловить Цао Цао; были указаны его приметы и обещана награда – тысяча лян золота и титул хоу тому, кто его схватит. Тот же, кто попытается укрыть Цао Цао, будет рассматриваться как его сообщник.
А Цао Цао тем временем, выехав из города, помчался в Цзяоцзюнь, но по дороге в Чжунмоу был схвачен стражей у заставы и доставлен начальнику уезда.
– Я – торговец, и фамилия моя Хуанфу, – заявил ему Цао Цао.
Начальник, уезда пристально посмотрел на него и задумался, а затем сказал:
– Когда я в Лояне ожидал назначения на эту должность, я знал тебя как Цао Цао. Что заставляет тебя скрывать свое имя? Сейчас я посажу тебя в тюрьму, а завтра доставлю в столицу и получу награду.
Однако в полночь начальник уезда приказал преданному слуге тайно привести Цао Цао к нему на задний двор для допроса.
– Я слышал, что Дун Чжо хорошо относился к тебе, – сказал он, – почему же ты сам полез на рожон?
– Где воробью понять стремления аиста! – оборвал его Цао Цао. – Вы поймали меня, ну и отправляйтесь за наградой! К чему лишние вопросы?
Начальник уезда отпустил своих слуг и молвил:
– Не глумитесь надо мной! Я не какой‑нибудь мелкий чиновник, – да вот служу не тому, кому надо!
– Род мой пользовался щедротами Ханьского дома, и если мне не думать о том, как принести пользу государству, то чем я буду отличаться от скотины? Я заставил себя служить Дун Чжо, ибо искал удобный случай разделаться с ним и избавить Поднебесную от зла, – сказал Цао Цао. – Но дело не увенчалось успехом – видно, не судьба!
– А куда вы направляетесь теперь?
– Я хотел возвратиться в родную деревню, чтобы оттуда бросить клич всем князьям Поднебесной подымать войска и уничтожить разбойника Дуна, – ответил Цао Цао. – Таково мое желание!
Тут начальник уезда освободил его от пут, усадил на почетное место и, поклонившись, сказал:
– Кланяюсь вам, как справедливому и достойному сыну Поднебесной!
Цао Цао в свою очередь отдал поклон и пожелал узнать имя начальника.
– Меня зовут Чэнь Гун, – молвил тот. – У меня есть престарелая мать, жена и дети – все они живут в Дунцзюне. Глубоко взволнованный вашей преданностью государству, я хочу оставить должность и последовать за вами.