ОТЪЕЗД ПРИЕМНЫХ РОДИТЕЛЕЙ




 

Приемные Мишины родители уезжали вечером. Стивен был приглашен на важный научный семинар в Швецию, а Маша отправлялась с ним, чтобы, как она выра­зилась, немножко проветриться и просто отдо­хнуть. С детьми оставалась Маруся.

Эту спокойную пожилую русскую женщину Маша со Стивеном пригласили к себе в дом, когда у них родился Ронни. Маруся оказалась покладистой, работящей, заботливой. Поэтому довольно скоро из нанятого на временную работу «бебиситтера» она превратилась в самого настоящего члена их дружной семьи. А когда у них появился еще и Миша, Маруся вообще стала незаменимой. Маша часто говорила, что не расстанется с ней ни за какие коврижки и еще о том, что в любой момент может без всяких сомнений и колебаний оставить на свою тезку дом и уехать куда ей только вздума­ется, твердо зная, что в доме будет полный поря­док. Правда, возможностью отправиться за триде­вять земель она воспользовалась впервые, да и грех было от нее отказываться: в кои-то веки от­пуск, который ей дали на работе, совпал с коман­дировкой Стивена.

Чтобы не тратить время на поиски стоянки для машины, в аэропорт их отвозил папин знакомый дядя Макс. Вылет был поздним, и потому из дома они уезжали на закате, когда солнце уже почти со­всем скрылось за невысокими, в основном одно- и двухэтажными домами, составляющими Чандлер-бульвар — одну из типичных голливудских улиц.

Однако перед самым отъездом Маша ни с того, ни с сего вдруг разволновалась. Она крепко при­жала к себе Мишу с Ронни, следом за ними обняла дочь, затем Марусю. Кивнула подруге Робин Нел­ли, которая появилась на пороге дома.

— Нелли пока у нас поживет, можно? — спро­сила Робин. — У нее все еще нога болит.

— Конечно, пусть живет, — разрешила Ма­ша. — Только обещай мне, что не будешь поздно возвращаться домой. — И снова вздохнула: — Маруся, я надеюсь, что ты за всеми ними проследишь и что с мальчишками все будет в порядке.

— Все будет о'кей, не переживай, — заверила ее Робин, а Маруся с любовью взглянула на своих

подопечных.

— Я присмотрю за всеми. Отдыхайте и ни о чем не думайте.

— Я буду вам часто звонить, — сказала Маша. А Стивен сначала, словно пушинку, высоко вверх подкинул легонького Ронни, а потом присел перед Мишей на корточки, обнял его и, с трудом выговаривая русские слова, сказал:

— Не скучай. Мы скоро приедем назад. Одна нога там, другая — тут.

— Мишенька, следи за моими цветами, поли­вай их, хорошо? — попросила Маша и еще раз обняла его и поцеловала.

А затем они сели в машину и уехали.

Миша проводил автомобиль дяди Макса тос­кливым взглядом, а потом вернулся в свою комна­ту и загрустил. Расставаться с Машей и со Стиве­ном ему не хотелось даже на короткое время. Он их очень полюбил, хотя произошло это и не сразу.

Когда Мишу только-только привезли в Амери­ку, он очень долго ни с кем не разговаривал, лишь односложно отвечал на некоторые вопросы. К то­му же он подчас вообще не понимал, о чем говорят вокруг него, так как не знал английского языка. А при всех Машиных стараниях приучить детей к родной речи Робин с Ронни по-русски говорили плохо, коренной американец Стивен — и того ху­же. Но и Стивен, и Робин, не говоря уж о Маше с Марусей, на Мишу не обижались и всеми силами старались его растормошить и разговорить. Они водили его на прогулки, возили на разные экскур­сии: Миша побывал и в Диснейленде, и на одной из голливудских киностудий под названием «Юниверсал», где прямо у входа их встречали самые на­стоящие Дракула и Франкенштейн, а потом в сту­дийных павильонах на них поочередно обрушива­лись землетрясение, пожар и наводнение, а во время прогулки по озеру гналась огромная акула из «Челюстей». Несколько уик-эндов они провели в Лас-Вегасе, в отеле «Тропикана», где мальчика окликали веселые разноцветные попугаи, а в хол­лах стояли огромные морские аквариумы. В Лас-Вегасе Миша видел белых тигров, совсем как на­стоящее извержение вулкана и много всяких дру­гих чудес. Нежная забота всей семьи постепенно растопила между ними лед, и Миша и сам не заме­тил, как стал болтать, а порой и думать по-англий­ски. А компьютером он овладел прямо-таки мо­ментально.

Приемные родители не переставали им востор­гаться.

— Что значит ребенок, — часто говорила Ма­ша. — На что у меня ушли годы и годы, у него — недели и считанные дни.

Привязавшись к новой семье, Миша никогда не забывал свою настоящую маму. Почему-то осо­бенно часто он вспоминал о том, как почти целый год по вечерам они ходили с ней в детскую студию со смешным названием «Колобок». Ему тогда бы­ло пять лет, и в «Колобке» вместе с другими деть­ми он учился писать, считать и даже танцевать, заучивал английские слова, стихи и песенки. По дороге домой они с мамой всегда покупали вкус­ные вещи и потом пили с ними на кухне чай. А когда мама была на работе, он ходил в детский сад, и ему там очень нравилось. Неплохо было и в школе, куда он пошел после садика, хоть Миша и не очень любил «продленку». Иногда вместо «про­дленки» он оставался с соседкой, тетей Зиной. Вместе с ней они ждали его маму с работы и радо­вались ее приходу.

А потом у них в доме стал часто появляться мамин одноклассник дядя Сережа. С ним мама не виделась много-много лет, так как он уехал куда-то далеко почти сразу после окончания школы. Про дядю Сережу мама говорила, что он ей почти что родственник, потому что она знает его с самого детства. Дядя Сережа пообещал с сентября опреде­лить Мишу в английскую школу. А быть может, говорил он, они вообще все вместе уедут на какое-то время в Америку. Но получилось так, что в Америку уехал один Миша.

А от его мамы остались одни фотографии. Одна из них стояла на каминной полке в гостиной, дру­гая — на столике в его комнате. Миша знал, что мама погибла в автокатастрофе, но как, при каких обстоятельствах это случилось, мальчик не пом­нил. Лишь изредка вспоминал он больницу и дет­ский дом, где рядом с ним были в основном хоро­шие и добрые люди, однако пребывание там, сре­ди чужих детей, казалось ему теперь страшным сном: без мамы было так пусто и одиноко. И толь­ко сейчас, спустя почти год, чувство одиночества покинуло мальчика.

Но в тот вечер, когда машина с Машей и Стиве­ном скрылась из виду, Миша снова почувствовал вокруг себя пустоту, вновь сам себе показался за­брошенным и очень несчастным. Он схватил свой мобильный телефон и позвонил Маше. Она была еще в машине.

— Миша? Что случилось? — взволнованно спро­сила она.

— Ничего. Я... Счастливого вам пути, — ска­зал мальчик.

Маша на расстоянии распознала Мишино на­строение и сразу нашла нужные слова, чтобы уте­шить ребенка.

— Мишенька, мы уезжаем всего на пять дней, они очень быстро пробегут, и мы снова будем вмес­те. Но и сейчас ты дома не один. С тобой Маруся, Робин и Ронни.

— И Федя, — добавил, улыбнувшись, маль­чик. — И еще Нелли.

— Ну, вот видишь, как вас там много. Так что не успеешь оглянуться, как мы снова будем с то­бой. Ну что, пока?

— Bye[4], — ответил Миша и отправился в свою комнату.

Маша, как никто другой, понимала мальчика, и Миша это знал и ценил. Особенно после одного случая. Очутившись в Америке, в первые дни он был поражен более всего обилием в доме еды. Пос­ле скудного детдомовского стола это было особен­но удивительным. Оказалось, что здесь можно в любой момент залезть в холодильник, который всегда набит всякими вкусными вещами, и взять из него все, что хочешь, и есть столько, сколько влезет. А еще и Маруся все время что-то варила, жарила и парила, но никто не придавал в доме еде никакого значения.

На столе в гостиной всегда стояла ваза с фрук­тами, из нее тоже можно было брать что угодно. И вот, несмотря на все это изобилие, Миша по ве­черам, перед самым сном, скорее по привычке, порой незаметно подходил к вазе и уносил к себе в комнату банан или персик, как прежде в детдоме после ужина в столовой он незаметно утаскивал в постель кусочек хлеба. Это продолжалось до тех пор, пока Маша с Марусей не обнаружили у него под подушкой липкие грязные пятна. Он думал, что они будут его за это ругать, но никто из них его ни в чем ни разу не упрекнул, и вообще они не сказали ему ни слова. А на другой день в его ком­нате поселилась еще одна ваза с фруктами.

А потом Миша вполне освоился и в доме, и в школе. Оказалось, что учиться в Америке совсем не трудно, уроков на дом им почти не задавали, а математику он знал лучше всех в классе. А еще он подружился с девочкой из своего класса. Она жи­ла с ними по соседству и ее звали Стефани. Снача­ла Стефани, а за ней и одноклассники стали звать его Майклом, и Миша привык к этому имени.

 

Глава IV

ЦЕПЬ СТРАШНЫХ СОБЫТИЙ

 

Следующий день был замечательным. Весь город был окутан запахом уже отцветающих апельсиновых деревьев, мимоз, жасмина... Стоявшее на дороге дерево без коры, которое Миша считал засохшим и удивлял­ся, почему его не заменят другим, тоже покрылось нежными розово-фиолетовыми цветами.

В школу мальчика обычно отвозила и привози­ла Маруся. Так было и на этот раз. В отличном на­строении Миша вернулся домой, после обеда вклю­чил компьютер, чтобы поиграть в новую игру, а потом на всякий случай открыл электронную поч­ту и нашел в ней несколько снимков и письмо от незнакомых ребят из Москвы. Особенно ему по­нравилась девочка по имени Лешка, которой было почти четырнадцать лет: с огромными голубыми глазами, рыжеватыми вьющимися волосами и та­кими же, как у него, мелкими веснушками на носу. Она обнимала огромную лохматую собаку и задорно улыбалась. Впрочем, ее брат Рома и все их друзья Мише понравились тоже. И еще ему, ко­нечно, польстило то, что такие взрослые ребята решили уделить ему внимание. Мальчику сразу же захотелось с кем-нибудь поделиться новостью, но сначала следовало ответить на письмо.

Недолго думая, Миша тоже решил послать им фотографии. Он взял любимый Машин фотоаль­бом, вытащил из него последние семейные сним­ки, отсканировал их и отправил их в Москву. А по­том записал на видео, как Ронни играет с Федей, а также рассказ о своей семье. Потом он отпечатал на принтере полученные от ребят фотографии и решил показать их Марусе и Робин, а потом Сте­фани. Миша выключил компьютер и со снимками в руках вприпрыжку побежал на кухню. Но Маруси там не было, Робин в своей комнате болтала с кем-то по телефону, а солнце пригревало все боль­ше и больше, и мальчик перед тем, как идти к Стефани, решил сменить джинсы на шорты.

Миша влетел в свою комнату, да так и замер на пороге. Совершенно случайно ему бросился в гла­за лежащий на полу маленький листик эвкалипта. Миша подобрал его в прошлый выходной день: то­гда тоже была очень теплая погода, и они всей се­мьей ездили на пляж в один из прибрежных го­родков — Санта-Монику. Там, по дороге к океану, он и увидел огромное вечнозеленое дерево, потряс­шее его своими размерами. Миша заставил Стиве­на остановить машину, вышел из нее и подобрал с земли несколько листочков, а вернувшись домой, вложил их между страницами огромного толстого атласа о динозаврах. И вот сейчас один серо-зеле­ный листик почему-то валялся на полу.

Миша выглянул в окно и подозвал к себе млад­шего братишку.

— Ронни, ты брал мою книгу? — строго спросил он. — И зачем ты вообще рылся на моей полке?

— Я ни в чем не рылся, — ответил мальчишка, пытаясь удержать рвущегося из его рук непокор­ного кота. — Я вообще сегодня не заходил в твою комнату.

Миша помчался к сестре. Робин находилась в обществе своей новой подруги, с которой познако­милась совсем недавно в клубе, вернее, возле клу­ба «Трубадур», где она любила бывать со своими друзьями. Миша знал, что их знакомству предше­ствовали не совсем обычные обстоятельства: Ро­бин чуть не сбила Нелли своей «Тойотой». Повре­див ей ногу, она страшно перепугалась, а потом познакомилась с ней и привезла домой, чтобы уха­живать за девушкой, пока та не сможет ходить. Нелли приехала из Бостона, а в Лос-Анджелесе снимала квартиру, и помочь ей было некому. Де­вушки сразу понравились друг другу. А еще выяс­нилось, что родители Нелли — тоже выходцы из России, и потому она свободно болтала по-русски.

Сейчас, стоя перед зеркалом и пританцовывая под музыку, Мишина сестра примеряла какое-то ожерелье, а Нелли копалась в ее шкатулке, подыс­кивая следующее.

— Робин, — требовательно спросил мальчик, — ты снимала с полки мою книгу?

— Какую еще книгу? — искренне удивилась девушка. — Зачем мне вообще брать твои вещи?

Оставался последний вариант, который тоже следовало проверить.

— Маруся, — крикнул Миша по-русски, — ты вытирала сегодня пыль с моих книг?

— Сегодня нет, а в чем дело? У тебя грязно? — откликнулась женщина.

— У меня чисто, — ответил мальчик, тщатель­но упрятывая назад в атлас серо-зеленый листик и удивляясь тому, как он мог выпасть из огромного, тесно втиснутого между другими книгами тома. Поставив книгу на место, он переоделся и побежал к Стефани показывать ей фотографии своих новых друзей. Остаток дня прошел очень быстро.

А ночью Мише приснилась его настоящая ма­ма, веселая и красивая. Она смеется и говорит:

— Я с тобой, мой маленький, никуда я не про­пала и не уехала, все это тебе только приснилось. Собирайся быстрее, сейчас мы поедем в парк ка­таться на качелях. Ты хочешь кататься?

— Хочу, — отвечает мальчик, а мама обнимает его и целует. Он все крепче и крепче прижимается к ней, и вдруг она бесследно исчезает, словно рас­творяется в воздухе, а вместо нее в его руках оста­ется что-то липкое и мокрое.

— Не уходи, — прошептал Миша и проснулся. Никакой мамы рядом с ним не было, а липкая мокрота осталась. Он включил торшер рядом с кроватью и закричал что было силы от ужаса. Вся его постель, его руки, рукава, грудь были в крови.

Первой на его крик примчалась Маруся.

— Мишенька, что с тобой?

Мальчик не отвечал. С широко раскрытыми глазами он молча сползал с кровати.

— Мишенька, ты поранился?! Боже мой, чем? Покажи мне, где больно? Надо срочно вызывать врача, — засуетилась нянька.

Следом за Марусей на пороге появилась Робин.

— Что случилось?

Она внимательно посмотрела на грязное лицо мальчика, измазанные, в красных пятнах одеяло и подушку.

— Майкл, где у тебя болит?

Мальчик не ответил. Оцепенев от ужаса, он, казалось, совсем потерял дар речи.

Робин подошла ближе, чтобы снять с него пи­жамку и посмотреть, откуда у него идет кровь. Она пощупала Мишину грудь, тут же испачкалась сама, брезгливо поднесла руку к глазам, а потом ее понюхала и вдруг... лизнула.

— Это же кетчуп, — сказала она с облегчением и повторила: — Кетчуп, а никакая не кровь. — А потом укоризненно взглянула на Мишу: — Ска­жи мне, зачем ты это сделал? Сам измазался и за­пачкал всю свою постель. И еще всех перепугал своим криком.

— Я не пачкал, — медленно качая головой из стороны в сторону и все так же испуганно глядя на сестру, шепотом ответил мальчик.

— А кто ж тогда? Смешно просто.

Но Мише было не до смеха. Конечно, после слов Робин он сразу почувствовал облегчение, од­нако только что пережитый ужас, застряв у него где-то внутри, давил на грудь, мешал дышать и никак не проходил. Как мальчик ни силился, он не мог понять, что с ним произошло и откуда в его постели взялся кетчуп. Он же точно его нигде не брал и к себе не приносил. Значит, это сделал кто-то другой? Получается, что кто-то над ним просто-напросто подшутил? Но зачем и кому это понадо­билось?

В дверь заглянула Нелли. Она жила в свобод­ной комнате на втором этаже, которая располага­лась прямо над Мишиной спальней. Эта комната служила одновременно библиотекой и просмотро­вым залом, потому что в ней стоял самый большой в доме телевизор с видеомагнитофоном; кроме то­го, она предоставлялась гостям, когда они появлялись в доме, и поэтому заодно именовалась гостевой.

— Кто-то кричал? В чем дело? — вопросительно подняла брови девушка.

— А вот, полюбуйся, пожалуйста. Вылил на себя невесть сколько кетчупа и вдобавок всех раз­будил, — продолжала ворчать Робин. Она загля­нула под Мишину кровать и достала оттуда пус­тую бутылку. — Ну, так и есть. А говоришь, не пачкал!

Миша вновь покачал головой. Тогда на всякий случай Робин зашла в комнату к Ронни. Мальчик сладко спал, свесив одну ногу с кроватки. Крики брата его не разбудили. Ясно было видно, что он не притворяется и что это не его проделка.

— Ронни спит, а больше некому, — вернув­шись, сказала Робин.

— Это не я, — в отчаянии оттого, что ему не верят, в который раз прошептал Миша.

Маруся быстро сдернула с постели простыни, достала свежую пижамку.

— Не ты, не ты. Ничего страшного. Беги в ван­ную и мойся, — приказала она.

Меньше чем через полчаса Миша снова оказал­ся в своей постели, на чистых простынках. К нему снова подошла Маруся.

— А теперь все же расскажи мне, что случи­лось и откуда здесь взялся кетчуп? — мягко спро­сила она. За ней опять появилась Нелли. Она по-русски пожаловалась Марусе на то, что не может заснуть, так как у нее все еще побаливает нога, потом присела на Мишину кровать и погладила мальчика по руке:

— Расскажи нам обо всем, тебе от этого станет только легче, вот увидишь.

Но Миша не знал, о чем он должен им расска­зывать. Не о сне же, в котором он видел свою маму, и не о том, как ему потом стало одиноко и страш­но. Он натянул на себя простыню и отвернулся.

— Оставьте меня, я хочу спать.

— Ну что ж, спи. — Маруся поднялась с места, они с Нелли вышли за дверь, и он услышал, как домоправительница говорит девушке:

— Вообще-то раньше он часто в свою постель разные продукты таскал, но понять не могу, зачем ему на этот раз кетчуп понадобился.

На занятиях в школе невыспавшийся Миша полдня клевал носом, но, вернувшись домой, пер­вым делом принялся внимательно оглядывать свою комнату: не валяется ли еще что-нибудь, как вчера, на полу? Потом заглянул в атлас. Подсо­хшие листочки эвкалипта лежали на своем мес­те — рядом с рисунком хищного зубастого мегало­завра с открытой пастью и короткими передними лапами. Подойдя к креслу, мальчик взял в руки коричневого мишку по имени Винни-Пух — са­мую любимую свою игрушку, которую когда-то давно ему подарила мама.

И вдруг ноги у него подкосились. Медвежья голова едва-едва держалась на одной ниточке.

В это время в его комнату заглянул Ронни.

— Ты зачем у мишки голову оторвал? — с ин­тересом спросил он.

Миша держал в руках свою испорченную иг­рушку, и вдруг слезы сами, не спрашиваясь, по­текли у него из глаз.

— Это не ты сделал? — всхлипывая, прогово­рил он.

— Не я, — покачал головой Ронни.

Миша пристально смотрел на мальчика. Глаза у Ронни были ясными и правдивыми. Вообще-то он никогда никого не обманывал.

— А кто же тогда?

— Никто. Сам, может быть, развалился? — предположил брат.

— Сами головы ни у кого не отрываются. — Миша захотел приладить ее на место, но держать­ся на своем туловище мишкина голова больше не хотела.

В комнату заглянула Маруся и заметила Ми­шины ухищрения.

— Что ж ты так неосторожен? — покачала го­ловой женщина и подошла к нему ближе. — Не плачь, Маша вернется, повезет тебя в магазин иг­рушек, и вы вместе с ней найдете там похожего мишку. А если хочешь, я попытаюсь починить этого. Только больше так не делай, тогда и не при­дется плакать.

Миша топнул ногой.

— Я ничего не делал!

Маруся, по всей видимости, решила с ним не ссориться. Она пожала плечами и вышла из ком­наты.

— Видишь, она говорит, что можно ее при­шить. А хочешь, я дам тебе взамен своего самого большого крокодила? — Ронни был добрым маль­чиком и для своего брата ничего не жалел.

Миша покачал головой.

— Ничего мне не надо.

Он вышел из комнаты, чтобы спросить у Робин, не знает ли она, кто это сделал, но потом переду­мал и вернулся обратно. Робин, конечно, так же, как и Маруся, подумает, что он сам испортил свое­го мишку.

Ронни надоело стоять на месте, и он выскочил за дверь. И в ту же секунду за окном послышался непонятный шорох, как будто кто-то собирался залезть к Мише в комнату. Миша раздвинул жа­люзи, но за окном никого не увидел. И тогда ему снова стало очень страшно. Очень захотелось убе­жать и куда-нибудь спрятаться, но куда ему бе­жать, а главное — от кого? И вот тогда-то он и ки­нулся к компьютеру и быстро, как только мог, не раздумывая, набрал те самые несколько слов на английском языке, которые и прочитали через не­сколько часов Лешка с Ромкой. Раньше они этого сделать не могли, потому что в то время, когда Миша это писал, у них была глубокая ночь.

Ответ от них Миша прослушал поздно вечером, перед тем как лечь спать. Он понял, что москов­ские ребята хотят ему помочь, потому и попроси­ли рассказать им более подробно о том, чего он так испугался.

В доме было два компьютера. Один стоял в ка­бинете Стивена, другой — в гостиной. Миша за­перся в кабинете приемного отца и, запинаясь, рассказал своим новым друзьям обо всех стран­ных и очень напугавших его событиях.

Глава V

НЕСКОЛЬКО ВЕРСИЙ

 

На уроках в школе Лешка беспрерывно думала о коротком Мишином письме, а Ромка отыскивал ее на каждой пере­мене и без конца приставал:

— Как ты думаешь, он нам уже ответил? Мы узнаем, что с ним случилось? Блин, как же мы от него далеко находимся, не побежишь, не спро­сишь, — вздыхал он. — Может быть, Вику под­ключить все-таки? Давай ей позвоним, пусть все выяснит.

— Домой вернемся и решим, — терпеливо от­вечала Лешка.

И когда они, наконец, вбежали в дом, Лешка первым делом включила компьютер, а Ромка за­вопил:

— Ну что, говори скорей, есть там что-нибудь?

— Есть, — выдохнула сестра. — Смотри.

На экране монитора появился Миша. Постоянно оглядываясь на дверь, словно боясь, что его кто-нибудь подслушает, мальчик с волнением расска­зал им о найденном на полу листике эвкалипта, о том, как прошлой ночью кто-то его облил кетчу­пом, а он подумал, что это кровь, и очень испугался. Но все домашние решили, что он испачкал себя сам, так как никто из них этого не делал. А когда на другой день он вернулся из школы домой, то обнаружил, что у его мишки оторвали голову.

Миша показал ребятам того самого коричнево­го медведя, с которым он был на присланном им снимке. Голова у Винни-Пуха была на месте.

— Ее Маруся обратно пришила, — объяснил мальчик и продолжал: — А еще за окном был не­понятный шорох, но потом оказалось, что это Федя запутался в кустах. Он хотел забраться ко мне в комнату, но у него ничего не получилось. Но кто сделал все остальное, я не знаю, — развел он рука­ми. — А Маша со Стивеном еще не вернулись, и мне без них очень плохо.

Немного помолчав, мальчик жалобно сказал:

— Я ведь не маленький, понимаю, что вы не можете мне помочь, потому что далеко живете. Но вы хоть верите мне? — в его голосе послышалось отчаяние. — Верите? Ответьте, я буду ждать ваших писем.

— А ты, Лешка, ему веришь? — спросил Ромка. Девочка кивнула.

— Зачем ему врать?

— Ну, не специально. Может быть, ему все это мерещится, говорила же Светлана Анатольевна, Славкина мать, что после автокатастрофы у него что-то с психикой. Или же кто-то его нарочно пу­гает. Но, как ты думаешь, зачем?

Лешка вдруг дернула брата за рукав.

— Рома, а вдруг его близкие только притворя­ются, что они хорошо к нему относятся, а сами спят и видят, как бы от него избавиться? Бывает же такое в жизни!

— В жизни бывает всякое. Но таким образом они от него все равно не избавятся. Не убьют же они его теперь? — Ромка перебрал присланные Ми­шей фотографии и, сложив их веером, как играль­ные карты, внимательно вгляделся в каждую. — И вообще предложенная тобой версия весьма маловероятна. Смотри, этот Ронни совсем еще ма­лявка, что он там может замышлять, а Робин уже взрослая. Если она не какая-нибудь психбольная, то пугать ребенка и подавно не станет. Хотя, если хочешь, давай спросим, что он сам об этом думает. Если он, проснувшись, прочитает вопрос, то у нас как раз вечер будет, то есть мы успеем его еще се­годня получить.

— Давай, — согласилась Лешка. Она кашля­нула и приблизила лицо к микрофону. — Ми­шенька, ответь, пожалуйста, как к тебе относятся твои брат и сестра? Может быть, все-таки это они над тобой подшутили? — Затем она повернулась к Ромке: — А что еще?

— Еще ему скажи... Скажи... Знаешь, дай-ка я сам все сделаю. — Ромка оттолкнул сестру и, по­хмыкав, придал своему голосу наигранно-бодрый оттенок, изображая героя ковбойских фильмов: — Не бойся, Майкл, все будет о'кей! Мы тебе верим и на все найдем ответ, нисколечко даже не сомне­вайся в этом. Но пока нам не хватает информации, а потому, будь добр, отвечай на все наши вопросы и выполняй все наши указания, понял? Повторяю еще раз: ничего не бойся! Знай, что мы с тобой, и помни о том, что и сам ты уже не маленький. Не очень-то приятно, конечно, когда тебя по ночам кто-то кетчупом поливает, но согласись, что это не смертельно. Тем не менее сразу же сообщай нам о любом непонятном случае, понял? Не забыл еще русскую пословицу: одна голова хорошо, а две лучше? А у нас их не две, а гораздо больше.

— Вот как надо с детьми разговаривать! — Ромка с превосходством взглянул на сестру и встал с места. А потом с криком: «Подожди, не отсы­лай!» кинулся назад и снова приник к микрофону:

— Знаешь что, проверь-ка ты на всякий случай все свои вещи и сообщи нам, не пропало ли у тебя чего-нибудь из них.

Отослав Мише звуковое письмо, Лешка подня­лась и направилась к дверям, где в ожидании своей хозяйки давным-давно нетерпеливо повиз­гивал Дик, зовя ее на прогулку. А потом останови­лась на полдороге.

— Рома, а зачем кому-то у Миши что-то воро­вать?

— Ну, мало ли! Кто-то же открывал его атлас, где эвкалиптовые листья лежали. У мишки его го­лову оторвали... Думаешь, чтобы ему досадить? А если в игрушке какой-нибудь клад был зашит?

— Теперь тебе всегда будут клады мерещить­ся? — покачав головой, спросила девочка. — Ну, а мы с тобой что будем делать? Ждать писем и сле­дить за развитием событий?

— Еще чего! Кто ж тебе такое сказал? Мы с тобой будем не только размышлять, но и активно действовать. Ведь если принять на вооружение сразу несколько версий, то какая-нибудь обязатель­но окажется верной.

Лешка снова оттолкнула от себя рвущегося гу­лять Дика:

— А что, у тебя есть еще какие-нибудь версии?

— А то нет! Пока, правда, всего одна, но мне кажется, что другую искать не придется. — Ромка вскочил с места. — Вот скажи, ты внимательно слушала, о чем нам говорила Славкина мать? Ну, о Мишином прошлом, об автокатастрофе?

Лешка кивнула.

— Ну, в общем-то, да.

— Значит, его мать погибла, так?

— Так.

— А отец?

— Что отец?

— Раз он остался сиротой, значит, отца у него не было, поняла?

— Куда мне! И вообще при чем тут это?

— При том, что надо выяснить, с кем, зачем и куда они ехали, когда произошла эта самая ава­рия.

— Рома, но какое же могут иметь отношение те давние события к тому, что теперь, спустя поч­ти год, мальчика кто-то неизвестно зачем пугает, причем не здесь даже, а на другом континенте?

Ромка покрутил пальцем у виска.

— Ну и балда же ты! Сама, что ли, не сообра­жаешь? Вот скажи, если бы тебя ночью полили кетчупом, ты бы что сделала?

Лешка не стала задумываться.

— Возмутилась бы. Нашла бы того придурка и дала б ему по шее. Противно же, когда тебя и твою постель всякой гадостью мажут.

— Вот видишь, тебе стало бы просто противно.

А он страшно перепугался. А помнишь, он сказал нам, что почти ничего не боится. Мышей не боит­ся. Помнишь?

— Помню.

— А почему тогда он кетчупа испугался? Да потому, что принял этот самый несчастный соус за кровь. А крови он боится, скорее всего, из-за той аварии, вот этот кетчуп ему о ней и напомнил.

— Да? Как мог кетчуп напомнить ему об ава­рии, если он о ней ничего не знает, так как забыл все, что с ним тогда произошло? Помнишь, как раз об этом нам Светлана Анатольевна говорила?

— Но что-то у него в голове должно было ос­таться? Просто он сам не знает, почему ему страш­но. А может, он о ней уже вспомнил, только мол­чит? Я, сказать по правде, хотел задать ему такой вопрос, да не решился, ведь Светлана Анатольевна и Вика предупреждали, что этого делать нельзя. Вот и крутись тут, на другой стороне шарика, ког­да не знаешь, что можно делать, а что нет. Кстати, я читал, что раньше, в старых голливудских филь­мах, когда снимали всякие там перестрелки меж­ду гангстерами, то актеров, которые играли роли раненых и убитых, поливали не чем иным, как кетчупом.

— А теперь — клюквенным соком, — маши­нально добавила Лешка, думая совсем о дру­гом. — Быть может, тогда, как-нибудь обтекаемо, стоит выяснить, о чем он забыл, а что помнит?

— Надо подумать, как это сделать, чтобы не напугать его еще больше. Вот и даю тебе такое за­дание, — крикнул Ромка вслед сестре, которую Дик, наконец, выволок за дверь.

 

До самого вечера Лешка ни на чем не могла со­средоточиться. Она попыталась честно учить гео­графию, несколько раз прочитала одну страницу, но в ее голову не влезла ни одна строчка. Когда ей позвонила Светка и принялась о чем-то рассказы­вать, Лешка ее так невнимательно слушала, что подружка на нее обиделась. Короче говоря, ничто не могло отвлечь ее от мыслей о маленьком маль­чике, которому грозит неведомая опасность. Как ему помочь? И когда он им снова ответит? Лешка то и дело поглядывала на часы и на Ромку, кото­рый вообще весь день не отходил от компьютера. Но так как он ее к себе не подзывал, то, значит, никаких новых сообщений к ним еще не поступило.

— Ну когда же он нам ответит? А вдруг от него больше ничего не будет? Как ты думаешь, во сколько он просыпается? — пытала Лешка брата примерно так же, как он, приставая к ней, делал это сегодня в школе, но на все ее вопросы брат лишь беспомощно пожимал плечами.

— Надо будет спросить, когда у него начинают­ся занятия в школе.

Вдруг Дик вскочил на ноги, потянулся и по­трусил в прихожую. Это означало, что с работы вернулся Олег Викторович. Ромка мигом отошел от компьютера, сел за стол, достал учебник по фи­зике, открыл тетрадку и с сосредоточенным видом принялся что-то писать.

Через некоторое время Лешка сама подошла к компьютеру и, шепотом проговорив: «У них в Лос-Анджелесе уже восьмой час утра», снова провери­ла почту.

— Рома, есть! — с волнением воскликнула она. — Иди скорей сюда. Опять видеописьмо!

Оглянувшись на отца, Ромка на всякий случай надел наушники. Ни к чему папе знать, чем они занимаются.

Голос у мальчика был хрипловатым и все еще напуганным.

— С Робин и Ронни у нас отношения очень хо­рошие, — торопливо говорил он. — Я их люблю, и они меня тоже. Только Ронни еще совсем малень­кий и ничего не понимает, а Робин уже большая, и сейчас ей не до меня. Она все свое время после колледжа проводит с Нелли. Нелли у нас сейчас живет, и она тоже очень хорошая. У нее мама тоже русская, и поэтому она со мной и с Марусей разговаривает по-русски. Я сейчас еду в школу, — продолжал Миша, — а когда вернусь, то проверю, как вы сказали, все ли мои игрушки и книжки на месте.

— Ты заметил, он даже ни разу не улыбнул­ся? — спросила Лешка у брата.

— А чему он должен радоваться? — Ромка просмотрел видеофайл два раза подряд и ска­зал: — Ну что ж, будем надеяться, что насчет своих родственников Мишка не ошибается, и от­ставим пока эту версию. Тем более что и прове­рить ее нам труднее всего. Нам легче выяснить то, что когда-то произошло здесь.

Он снял наушники, вскочил с места, схватил телефонную трубку и позвонил Славке.

— Привет, а твоя мама дома?

— Нет еще, она еще на работе и сегодня вер­нется поздно, — ответил мальчик.

— А ты не можешь позвонить к ней на работу и спросить, был ли у мальчика Миши отец, и если не было, то куда он делся?

— А зачем это тебе? — удивился Славка. — И почему нельзя подождать, когда она придет до­мой?

— Некогда ждать. Мы тебе потом все объяс­ним.

— Ладно, я тебе перезвоню.

Через несколько минут Славка сообщил:

— Отец его был военным и погиб, когда Миша был совсем маленьким.

— А кем был тот человек, с которым они ехали в машине в день катастрофы?

— Сразу надо было задать все вопросы. Ладно, ждите.

Еще через некоторое время Славка объявил:

— Об этом человеке моя мама почти ничего не знает. Ведь она приезжала в детский дом прово­дить с детьми занятия и общалась с Мишей не очень часто. Вот Ирина Федоровна, директор дет­ского дома, должна быть в курсе всех его дел.

— Понятно. — Ромка немного помолчал, но вскоре вновь воодушевился. — А директор, между прочим, сейчас со своим детдомом в Горянке нахо­дится. Помнишь, нам об этом твоя мама говорила? Съездим туда завтра после школы, а? Если хочешь, конечно. Если нет, то мы и без тебя обойдемся.

— Когда это я вас бросал? — обиделся Славка.

— Ладно, тогда едем вместе.

Ромка оглянулся на сестру и почесал в затылке.

— Лешка, а ты не забыла отослать Мише наш номер телефона? Чтобы он у него тоже на всякий случай был, кроме адреса электронной почты.

— Сейчас отошлю, — откликнулась девоч­ка. — И его номер заодно спрошу, а то прошлый раз забыла это сделать.

— Спроси. И когда только у нас спутниковый телефон появится?— вздохнул Ромка. — Мы бы тогда ему в любой момент и с любого места могли бы звонить, даже из школы на переменах.

— И Артему тоже, — мечтательно сказала Лешка.

— И ему, — согласился Ромка. — А интересно, у Мишки есть свой мобильник? И какой? Спроси у него об этом тоже.

— Ну и любопытный же ты! Спрошу, если для тебя это так важно.

— Я не из любопытства хочу это знать, — оби­делся Ромка. — Мы должны выяснить о нем как можно больше, чтобы потом делать разные выво­ды, а не гадать на кофейной гуще.

На другой день Лешка проснулась чуть свет и снова стала думать о маленьком Мише. Жил-жил себе мальчик в новой семье, все у него теперь есть, жизнь наладилась, и вот, стоило только его при­емным родителям уехать, как на него вдруг обру­шились какие-то непонятные ужасы. Но вдруг они ему все же мерещатся? Что, если его брат или се­стра просто-напросто не слишком удачно над ним подшутили, а потом из-за его такой бурной реак­ции побоялись в этом сознаться? Что особенного в том, что его полили кетчупом? Они с Ромкой в по­запрошлом году были в летнем лагере, так чем их там только не мазали по ночам: и икрой кабачко­вой, и зубной пастой, и даже углем. От угля Ромка потом целый день отмывался. Могли бы и кетчу­пом полить. Должно быть, кетчупа у мальчишек в тот раз не было или не догадались еще и им воспользоваться. А с мишкой могло случиться, как в стихах Барто: «Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу». Странно, конечно, что все эти собы­тия произошли подряд, одно за другим, но чего в жизни не бывает.

Лешка взглянула на своего Дика, который ле­жал рядом с ее диваном на коврике. Пес тут же за­вилял хвостом. Была бы у Миши такая собака, ни­чего бы он тогда не боялся. Надо сказать, чтобы он выпросил себе щенка у своих новых родителей.

Лешка повернулась на другой бок, но уснуть не смогла. Тогда она встала, тихонько включила ком­пьютер и обнаружила в нем новое письмо, состоя­щее из одного предложения, выведенного от руки большими печатными буквами. Мальчик написал: «У меня пропала моя книжка про Винни-Пуха».

То есть Миша написал эту фразу на бумаге, так как русского шрифта у него на клавиатуре нет, а затем отсканировал и послал им ее как картинку. Но почему он не мог об этом сказать в микрофон? Или нарисовать сразу на экране, а не сканировать? Значит, снова торопился или, может быть, боялся, что его кто-нибудь услышит или увидит. Все-таки Ромка прав, и кто-то действительно что-то у него ищет. Но что? В книжке-то уж точно никакого клада быть не могло, смешно даже думать об этом. Тогда что в ней могло быть?

Стараясь не стучать клавишами, Лешка ти­хонько набрала текст следующего содержания:

«Мишенька, а сам ты как думаешь, что у тебя могут искать? Не связано ли это как-нибудь с твоей жизнью в Москве? И кого ты на этот раз боялся, почему не смог «прицепить» к письму звуковой файл?»

«Такой обтекаемый вопрос не должен его травмировать», — подумала девочка. Она ведь не ста­ла упоминать об автокатастрофе, не стала его еще больше волноват<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-04-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: