Рождественский рассказ. Мерцание




Даринда Джонс

 

Чарли Дэвидсон –

 

 

Даринда Джонс

Рождественский рассказ. Мерцание.

Рейес Фэрроу, гад из соседней квартиры, оторвался наконец от созерцания языков пламени, танцующих вокруг почерневших поленьев в камине, и посмотрел на меня пронизывающим взглядом:

 

‑ Репортером?

 

Его голос так и сочился цинизмом. Я даже моргнула от изумления. Обидно. Ладно, не очень, но с толку сбило. А сбить меня с толку не так‑то просто.

 

Ну никакой веры в Чарли!

 

‑ Нет, ‑ покачала я головой, ‑ не просто репортером. Хочу быть журналистом, который проводит самостоятельные расследования.

 

Он подавил сексапильную ухмылку, от которой в уголках его глаз появились веселые морщинки.

 

‑ То есть быть частным детективом, владелицей многоквартирного дома, совладелицей бара, консультантом полиции Альбукерке, барменом на полставки и единственным ангелом смерти по эту сторону вселенной недостаточно?

 

Вот оно что! Теперь понимаю, откуда столько сомнений и недоумения. Аккуратно положив ручку и блокнот на журнальный столик, я повернулась к Рейесу. Что ж, придется объясниться. Деликатно и с ухищрениями. И кофе надо подлить, потому что в моей чашке почти пусто.

 

‑ Есть профессиональная жизнь. Понимаешь? Профессиональная. А есть личная. Я решила, что журналистика будет как бы моим хобби. Ну разве сложно быть журналистом?

 

Рейес откашлялся:

 

‑ Ты осознаешь, что только что оскорбила всех живых журналистов на свете? И скорее всего многих, кого в живых уже нет.

 

Деликатность. Точно. Совсем из головы вылетело.

 

‑ Ты прав, но, ей‑богу, я ведь знакома с кучей людей. – Я подалась к нему: – Только подумай! Я бы брала интервью у знаменитостей, к которым другие даже подступиться не могут. В смысле у мертвых. Представь, какие у меня были бы статьи. Правда ли, что Авраам Линкольн ругался матом, когда участвовал в соревнованиях по борьбе? Каково было Джейн Остин стать командиром женского батальона королевских гусар? Был ли на самом деле Гитлер отцом метамфетамина, а значит, напрямую ответственным за появление на свет моего любимого сериала «Во все тяжкие»? Возможностей непочатый край!

 

Когда я закончила свое выступление, Рейес развалился в углу мягкого дивана и вытянул ноги. В руках у него был наполовину полный бокал чего‑то янтарного. Легко поддерживая длинными пальцами, он поставил его на обтянутое джинсами бедро. Пальцами второй руки Рейес задумчиво поглаживал висок, упершись локтем в подлокотник. Рубашка натянулась на широкой груди, демонстрируя крошечный кусочек кожи. Верхняя пуговица готова была вот‑вот оторваться.

 

Cтоило немалого труда побороть желание улечься сверху, запутаться пальцами в густых темных волосах и утонуть в поцелуе. Но нужно было думать о работе, то есть о хобби, и никакие тонны сексуальности не заставят меня отказаться от намеченной цели. В конце концов, мне предстояло провести интервью века, в котором сын Сатаны даст ответы на вопросы мне и только мне.

 

Ужасно хотелось больше узнать о нем самом, о его прошлом – и на Земле, и в аду. Поэтому я придумала по‑настоящему гениальный, на мой взгляд, план, в котором якобы пишу о нем статью для «Нью‑Йорк таймс». Или «Нэшнл инквайрер». А может, для обоих сразу.

 

Рейес наградил меня мерцающим взглядом из‑под ресниц. Приложил палец к чувственным губам. Замедлил свое сердцебиение и посмотрел на меня, как хищник на добычу:

 

‑ Если и дальше будешь так на меня смотреть, интервью надолго не затянется.

 

Его невообразимая, гипнотическая привлекательность завораживала. Прошло немало времени, прежде чем мне удалось отвести от него взгляд.

 

‑ Да, точно, ‑ сказала я, откашлялась и на ощупь нашла блокнот и ручку. – Ты прав. Значит, я могу задать тебе несколько вопросов?

 

‑ Можешь спрашивать о чем угодно.

 

Конечно, могу. Только это вовсе не значит, что он ответит.

 

‑ Пожалуй, перефразирую, ‑ сказала я, постукивая ручкой по подбородку. – Ты будешь отвечать на мои вопросы?

 

‑ Я отвечу на все твои вопросы, ‑ отозвался Рейес, на секунду задумавшись.

 

Да ладно! От необъяснимой головокружительной радости я вся покрылась мурашками. Он почувствовал перемену в моем настроении, улыбнулся, не убирая ото рта руки, и сказал:

 

‑ Поехали.

 

Ох ты ж ежик! Сегодняшний вечер намного круче вчерашнего, когда я убегала от голой дамочки с ножом, которая всю дорогу кричала «Смерть убогим!».

 

Ну правда, чем ей убогие насолили?

 

‑ Ладно, ‑ протянула я, упершись локтями в колени. – Каково было расти в аду?

 

‑ Да.

 

Я записала ответ, чтобы не упустить ни единого слова, ни единого слога. У журналистов от такого могут возникнуть большие проблемы.

 

‑ Прекрасно. И, пока мы не сменили тему, на что это похоже, когда твой отец – первый падший ангел?

 

‑ Иногда.

 

Я склонилась над блокнотом, записывая ответ.

 

‑ Угу, а почему ты так не любишь Рождество?

 

‑ Цельнозерновые злаки.

 

Я продолжала записывать, чувствуя, как испаряется надежда. Сама виновата. Он сказал, что ответит на все мои вопросы. И не говорил, что ответы будут честными и искренними. Когда‑нибудь жизнь меня научит.

 

Решив подыграть, я уставилась Рейесу в глаза:

 

‑ Исчерпывающе. Я тронута.

 

Уголок его рта соблазнительно приподнялся.

 

‑ Я могу тронуть тебя намного глубже.

 

Мое сердце готово было с минуты на минуту остановиться. На всякий случай я осмотрелась в поисках дефибриллятора.

 

Рейес прищурился:

 

‑ Все это случайно никак не связано с коробкой, которую я нашел сегодня утром у себя под дверью?

 

‑ Что? – ахнула я. Не ведись, детка. Продолжай в том же духе. – С какой коробкой? – Прикидываясь оскорбленной до глубины души, я бросила ручку на блокнот. – В жизни никаких коробок не видела.

 

У Рейеса появилось то самое выражение лица – полнейшее безразличие к поднятому вопросу. Блин, вот от него никак не ожидала.

 

Посидев еще несколько минут в полной прострации, я решила поогрызаться:

 

‑ Ну и ладно, фиг с тобой. Допустим, ну так, в порядке бреда, что некую коробку неопределенного размера и неясной формы и правда видели где‑то недалеко от твоего порога. Ты ее открывал?

 

‑ Кажется, мы с тобой договорились.

 

‑ Договорились. Клянусь, ‑ я изобразила бойскаутский салют, потому что ничто другое так мощно не убеждает в искренности. – Но это нечестно, что ты можешь купить мне подарок на Рождество, а я тебе нет.

 

Рейес беззаботно пожал плечами:

 

‑ Мы договорились.

 

Я закатила глаза:

 

‑ Мы договорились только потому, что голая дамочка с ножом приняла меня за нищую и мне нужна была помощь. Та барышня любую триатлонистку бы переплюнула.

 

‑ Не важно. Уговор есть уговор.

 

‑ Тьфу ты. – Я раздраженно откинулась на спинку дивана. – Ну почему, Рейес? Истинный дух Рождества заключается в том, чтобы отдавать. Если ты не позволишь мне подарить тебе подарок, то высосешь радость из всего следующего года, как трубопылесос на бензине.

 

‑ Не мои проблемы, ‑ тихо рассмеялся Рейес.

 

Он прав. К тому же я понимала, почему он не празднует Рождество. Честно‑честно. Его детство было настоящим кошмаром. Его растил монстр. И я уверена, что Рождество в этой семье было таким же, как и любой другой день в году. Ужасным. Но мне хотелось, чтобы он познал радость Рождества. Испытал удовольствие, открывая подарок от того, кто любит его больше жизни. Вряд ли, конечно, мой подарок даже намекает на это, но все‑таки. Скорее вроде как подразумевает нечто подобное.

 

‑ Ну ладно, ‑ уступчиво проговорил Рейес, и я слетела с дивана на крыльях новой надежды. – Может, я и открыл коробку.

 

Я сцепила руки в замок:

 

‑ И?

 

‑ И… ‑ Он помолчал, подыскивая подходящие слова. – Лучше тебе увидеть собственными глазами.

 

Мой взгляд так быстро опустился на его ширинку, что даже голова закружилась.

 

‑ Правда? Прямо сейчас?

 

От предвкушения его губы приоткрылись.

 

‑ Самое время.

 

Одной рукой он все еще упирался в подлокотник, другую положил на спинку дивана, не выпуская бокала. Ни дать ни взять супермодель на фотосессии. Картинка перед глазами излучала чистую, ничем не замутненную мужественность, от которой покалывало кожу и в животе разливался обжигающий жар.

 

Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, я стала бороться с порывом наброситься на него сию же секунду. Сорвать одежду и разодрать на ленточки. Я собрала оставшиеся крупицы самообладания в кулак. Сосредоточилась. Со всем изяществом, на какое была способна, и чувством собственного достоинства, которому позавидовал бы любой дипломат, я протянула руку, чтобы расстегнуть джинсы на Рейесе. Правда, вряд ли дипломат сделал бы что‑то подобное.

 

Меня охватил трепет, с которым ничего поделать было нельзя. Трясущимися пальцами я кое‑как справилась с пуговицей. Рейес не сводил с меня пристального взгляда, позволяя растягивать удовольствие, пока я медленно расстегивала «молнию». Не важно, сколько раз я трогала его раньше. Каждый раз, когда моя кожа соприкасалась с его, внутри вспыхивал фейерверк острейшего удовольствия. Тем более что сейчас речь шла о его коже в таких местах, что интимнее просто некуда.

 

Под боксерами отчетливо угадывались очертания самого главного. Давным‑давно забыв о своем подарке, я села сверху и наклонилась к Рейесу, пока между нашими губами не остались сущие миллиметры. Богатый аромат какого‑то ликера смешался с моим дыханием. Забравшись рукой под боксеры, я обхватила твердый как камень член, в который раз поражаясь, что не могу соединить пальцы.

 

И услышала, как на толстый ковер с глухим стуком упал бокал. Спустившись на пол и стащив с Рейеса джинсы, я взяла его в рот. Его мышцы напряглись, и он едва слышно втянул носом воздух, взяв меня за волосы, чтобы контролировать темп. Языком я почувствовала прилив крови, когда он стал еще тверже, хотя это казалось невозможным. Не обращая внимания на стальную хватку, я вобрала его целиком, подалась обратно, подождала одно мучительное мгновение и снова опустилась.

 

Рейес откинул голову. Его бедра приподнимались мне навстречу.

 

‑ Датч, ‑ процедил он сквозь зубы, как будто предостерегая меня. Как будто ему было больно.

 

Жар в животе разгорелся настоящим пожаром. Одно прикосновение Рейеса могло подтолкнуть меня к краю оргазма. Я чувствовала то же, что и он. Чувствовала, как по его венам обжигающими волнами течет наслаждение. Он взял меня за волосы второй рукой, оторвал от себя и грубо потянул вверх, пока я не очутилась на нем. Казалось, ему нужна минута перевести дух, но Рейес тут же расстегнул мои джинсы и стащил их вниз по заднице. От прохладного воздуха обнаженная кожа сразу покрылась мурашками.

 

Одним гладким, как стекло, движением Рейес полностью стащил с меня джинсы и трусики, положил руки мне на бедра, приподнял и подвинул, открывая своим губам доступ к самому чувствительному местечку.

 

В тот миг, когда язык коснулся клитора, я резко втянула носом воздух. Между ног разгорелся настоящий пожар, от которого каждую молекулу затопило жидким пламенем. Я схватилась за диван, чтобы не упасть, но это было лишним – Рейес крепко держал меня над собой, словно я ничего не весила, то опуская ниже, когда хотел оказаться глубже, то приподнимая, чтобы легко, словно перышком, погладить разбухшую от желания плоть. От прикосновений языка внутри меня кипела и клубилась расплавленная лава, с каждой секундой подводя все ближе и ближе к самой вершине наслаждения.

 

Я была на грани экстаза. Чувствовала, как мчусь ему навстречу. Но ужасно хотелось, чтобы Рейес был во мне, когда это произойдет. Хотелось, чтобы он достиг оргазма вместе со мной. За свободу пришлось бороться, вцепившись ему в запястья и царапая кожу ногтями. Оказавшись наконец у него на груди, я наклонилась, зарылась пальцами ему в волосы и прошептала на ухо:

 

‑ Хочу, чтобы твой член был внутри меня. Хочу почувствовать, как сотрясается земля, когда ты кончишь.

 

Застонав, он незамедлительно послушался. Прижал меня к себе, перекатился и, оказавшись сверху, вошел в меня одним быстрым движением. Я была более чем готова его встретить и громко ахнула, когда меня одновременно с идеальной наполненностью пронзила вспышка невыносимого удовольствия.

 

Погрузившись на всю длину, Рейес замер, но только на мгновение. Ровно на столько, чтобы я успела привыкнуть к его размерам. Потом подался назад и снова наполнил до краев. У меня вырвался крик, но на этот раз он не дал мне ни доли секунды на передышку. Темп нарастал, нарастала и сила ударов, пока Рейес подталкивал меня все ближе и ближе к краю. Я цеплялась за его спину, чувствуя острые, почти болезненные укусы растущего возбуждения. И с последним скачком обжигающей энергии на меня обрушилась волна мерцающего света.

 

Внутри словно взорвались миллионы звезд, осыпаясь искрами на кости. Я до боли стиснула зубы, легкие ныли от нехватки воздуха. На волне неописуемого экстаза я летела прямиком на край вселенной. Толчки Рейеса стали быстрее, отчаяннее, снова и снова вызывая во мне спазмы восхитительного удовольствия. Он сжал меня так сильно, что я едва могла дышать. С его губ сорвался низкий стон, когда Рейес изогнулся в тисках собственного оргазма и вздрогнул от нахлынувшей волны наслаждения. Под нами сдвинулась земля. Столкнувшись и объединившись, наши энергии создали мощную трещину в пространственно‑временном континууме, и земля загрохотала в знак протеста, пока атомы внутри нас не успокоились, пока не угасло возбуждение.

 

Выбившись из сил, мы лежали, пытаясь отдышаться. Все еще наполовину одетые. Переплетясь руками и ногами. Неприкрытая одеждой кожа мерцала в свете камина. Каким‑то чудом мы оказались на коврике. Кофейный столик сдвинулся в сторону (даже дальше, чем можно было ожидать), а журнальный валялся вверх ногами. Понятия не имею почему.

 

Рейес лежал на мне, и я ничего не могла с собой поделать – забравшись руками под рубашку, погладила его по спине, спустилась ниже и обхватила ладонями стальные ягодицы. В ответ он еще глубже уткнулся носом мне в шею.

 

‑ Ну и как тебе твой подарок? – поинтересовался он.

 

Только теперь я вспомнила, что купила ему подарок на Рождество. Оглядела разбросанную как попало по гостиной одежду и усмехнулась:

 

‑ Думаю, на полу эти боксеры смотрятся лучше, чем на тебе.

 

Рейес отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза.

 

‑ Ты оскорбляешь мои рождественские трусы в колокольчики?

 

‑ Вовсе нет, ‑ поспешила заверить его я. – Просто… просто ты лучше выглядишь в чем мать родила.

 

Он опять расслабился.

 

‑ Я буду носить их каждый день до конца моей жизни.

 

‑ Не посмеешь, ‑ громко рассмеялась я.

 

‑ Увидишь.

 

‑ Я их сожгу.

 

‑ Тогда и меня придется сжечь, потому что я больше ни за что их не сниму.

 

Я укусила его за плечо. Тонкая ткань рубашки предлагала всего лишь намек на преграду. Рейес схватил меня за волосы и несколько долгих секунд прижимал мою голову к себе. Потом снова приподнялся и посмотрел на меня сверху вниз. От его взгляда в животе опять запорхали бабочки. Причем бабочки‑камикадзе. Они отчаянно атаковали мои внутренние органы, совершенно не заботясь о собственном благополучии.

 

Только через минуту мне удалось выдавить:

 

‑ Кстати о подарках. Что ты мне приготовил?

 

Он приподнял брови:

 

‑ То есть этого было мало?

 

Я хохотнула самым непристойным образом:

 

‑ Ты об этом нашем маленьком свиданьице? Ну уж нет, так легко ты не отделаешься.

 

Взгляд Рейеса остановился на ящике в кофейном столике – том самом, который оказался не на своем месте. Я дернулась к ящику, но не дотянулась. Судя по выражению лица, Рейес не собирался мне помогать. То есть не собирался с меня слезать. Целую вечность я терпела одно поражение за другим, но в конце концов мне удалось открыть ящик и даже вслепую пошарить в нем рукой, пока я на что‑то не наткнулась. Я вытащила подарок. Он был обернут золотистой фольгой и перевязан красным бантом.

 

‑ Это мне? – взволнованно спросила я.

 

Рейес выгнул бровь:

 

‑ В жизни не видел этой коробки.

 

Я улеглась обратно на ковер и захихикала:

 

‑ Это простой вопрос, на который можно ответить «да» или «нет».

 

‑ Прямо с языка сняла.

 

‑ Вот оно что, ‑ понимающе протянула я. Он имел в виду вопрос, который задал мне – точнее которым меня огорошил – буквально на днях. А я все еще не дала ответа. – Можно открыть?

 

‑ Он твой, так что делай с ним, что хочешь. – В его глазах так и плясали черти, когда он скатился с меня, растянулся рядом и подпер кулаком голову, чтобы наблюдать за мной и ничего не пропустить.

 

Разорвав обертку, я почувствовала, как округляются мои глаза. Там оказался синий бархатный футлярчик. Я снова взглянула на Рейеса. Поверить не могу, что какой‑то бриллиант (или даже перспектива его получить) способен превратить меня в легкомысленную дурочку. Закусив нижнюю губу, я открыла коробочку. Между двумя бархатными подушечками был зазор для кольца. Вот только кольца там не было.

 

От обиды у меня отвисла челюсть.

 

‑ Это еще что? – спросила я, потрясенно уставившись на Рейеса.

 

‑ Простой вопрос, на который можно ответить «да» или «нет», ‑ ответил он. Его голос был богатым, густым и тягучим, как ириски. Он лег на спину, сложив руки под головой. – Когда я получу ответ, ты получишь оставшуюся часть подарка.

 

‑ Это шантаж.

 

‑ Так ведут дела разумные люди. Не вижу смысла дарить тебе кольцо, если ты скажешь «нет». Только зря потрачу уйму времени и денег. Все зависит от одного короткого английского слова.

 

Я подвинулась ближе и прижалась к Рейесу, глядя на пустую коробочку так, словно там действительно был сверкающий бриллиант размером с Китай.

 

‑ А если я отвечу на «поросячьей латыни» (1), то получу кольцо?

 

‑ Нет.

 

‑ Ты ведь знаешь «поросячью латынь» не хуже меня.

 

‑ Если ты не можешь сказать «да» или «нет» на простом английском, сделка отменяется.

 

Я резко приподнялась на локте.

 

‑ «Да» или «нет» на простом английском! – Господи, да я гений уловок.

 

‑ Даже немножко жаль, ‑ заявил Рейес, ни на секунду не купившись на мою хитрость. – Огранка воистину изысканна.

 

Я вздохнула и положила голову ему на плечо, постаравшись, само собой, чтобы несколько спутанных прядей упало на него. Он сдул прядь с губ, но в остальном, похоже, был совершенно не против моей копны на лице. Блин.

 

‑ Ничего не получится, ‑ сказала я, все еще глядя на коробочку. – Шантажом ты не заставишь меня выйти за тебя замуж.

 

Взяв за подбородок, Рейес приподнял мое лицо.

 

‑ Родная, я сын Сатаны. Если мне припечет, я могу шантажом заставить тебя отдать первенца в цирк‑шапито.

 

Он прав. В чем именно, я мигом забыла, как только его губы коснулись моих, но точно прав. И все‑таки мучить его, не давая ответа, было куда забавнее, чем получить кольцо, бриллиант или что‑то еще. Я просто должна была еще немного потянуть время. Пусть поерзает. Тем более что то же самое он сделал со мной, раздвинув коленом мои ноги, а пальцами – складки между ними. Только ерзать мне и осталось.

__________________

 

(1) «Поросячья латынь» – форма детского жаргона, при котором первая и вторая половина слова меняются местами, после чего к слову добавляется условленное окончание.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2023-02-04 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: