Долго Иоанн Грозный был загадочным лицом в нашей истории, долго его характер, его дела были предметом спора. Курбский указывает нам начало неприязни в самом собрании земли, в подчинении всех княжеств Северной Руси княжеству Московскому; как боярин и князь, Курбский указывает перемену в отношениях московских великих князей к дружине их, начало борьбы при Иоанне III, указывает на Софию Палеолог как на главную виновницу перемены, еще сильнее вооружается он против сына Иоанна III и Софии, Василия, и в Иоанне IV видит достойного наследника отцовского и дедовского, достойного продолжателя их стремлений. Слова Курбского вполне объясняют нам стремления Иоанна IV, стремления, обнаружившиеся очень рано, высказывавшиеся постоянно и сознательно. Нам понятно становится это поспешное принятие царского титула, желание сохранить его, желание выделить себя, возвыситься на высоту недосягаемую.
Мы видели, вследствие чего Иоанн дошел до раннего сознания борьбы, которую он должен был вести, до сознания начал, которые он должен был защищать от начал противоположных, усиленное еще новыми, известными нам обстоятельствами, характером главного деятеля, образовавшимся также под влиянием борьбы.
Вторая половина XVI века, царствование Иоанна IV, характеризуется преимущественно поднятием важных вопросов в государственной жизни, наибольшею выставкою этих вопросов, если начали подниматься они и прежде, ибо в истории ничто не делается вдруг. Так, опричнина, с одной стороны, была следствием враждебного отношения царя к своим старым боярам, но, с другой стороны, в этом учреждении высказался вопрос об отношении старых служилых родов, ревниво берегущих свою родовую честь и вместе свою исключительность посредством местничества, к многочисленному служилому сословию, день ото дня увеличивавшемуся вследствие государственных требований и вследствие свободного доступа в него отовсюду; подле личных стремлений Иоанна видим стремления целого разряда людей, которым было выгодно враждебное отношение царя к старшей дружине. Мы видели, что сам Иоанн в завещании сыновьям смотрел на опричнину как на вопрос, как на первый опыт. После мы увидим, как будет решаться этот важный вопрос об отношениях младшей дружины к старшей. Государство складывалось, новое сводило счеты со старым; понятно, что должен был явиться и громко высказаться вопрос о необходимых переменах в управлении, о недостаточности прежних средств, о злоупотреблениях, от них происходящих, являются попытки к решению вопроса — губные грамоты, новое положение дьяков относительно воевод и т. д. Понятно, что в то же время должен был возникнуть вопрос первой важности — вопрос о необходимости приобретения средств государственного благосостояния, которыми обладали другие европейские народы; и вот видим первую попытку относительно Ливонии. Век задавал важные вопросы, а во главе государства стоял человек, по характеру своему способный приступать немедленно к их решению.
К сказанному прежде об этом характере, о его образовании и постепенном развитии нам не нужно было бы прибавлять ничего более, если б в нашей исторической литературе не высказывались об нем мнения, совершенно противоположные. В то время как одни, преклоняясь пред его величием, старались оправдать Иоанна в тех поступках, которые назывались и должны называться своими очень нелестными именами, другие хотели отнять у него всякое участие в событиях, которые дают его царствованию беспрекословно важное значение. Эти два противоположных мнения проистекли из обычного стремления дать единство характерам исторических лиц. Так случилось и с Иоанном IV: явилось мнение, по которому у Иоанна должна быть отнята вся слава важных дел, совершенных в его царствование, ибо при их совершении царь был только слепым, бессознательным орудием в руках мудрых советников своих — Сильвестра и Адашева. Мнение это основывается на тех местах в переписке с Курбским, где Иоанн, по-видимому, сам признается, что при Сильвестре он не имел никакой власти. Но, читая эту знаменитую переписку, мы не должны забывать, что оба, как Иоанн, так и Курбский, пишут под влиянием страсти и потому оба преувеличивают, впадают в противоречия. Если основная мысль Курбского состоит в том, что царь должен слушаться советников, то основная мысль Иоанна состоит в том, что подданные должны повиноваться царю, а не стремиться к подчинению царской воли воле собственной.
Важное значение Сильвестра и Адашева, проистекавшее из полной доверенности к ним Иоанна в известное время, бесспорно, явственно из всех источников; но вместе явно также, что Иоанн никогда не был слепым орудием в руках этих близких к нему людей. Война Ливонская была предпринята вопреки их советам, они советовали покорить Крым. После взятия Казани, говорит Курбский, все мудрые и разумные (т. е. сторона Сильвестра) советовали царю остаться еще несколько времени в Казани, дабы совершенно окончить покорение страны; но царь "совета мудрых воевод своих не послушал, послушал совета шурей своих". Следовательно, Иоанн имел полную свободу поступать по совету тех или других, не находясь под исключительным влиянием какой-нибудь одной стороны. Когда в 1555 году царь выступил против крымского хана и пришла к нему весть, что один русский отряд уже разбит татарами, то многие советовали ему возвратиться, но храбрые настаивали на том, чтоб встретить татар, и царь склонился на совет последних, т. е. на совет приверженцев Сильвестра, потому что когда Курбский хвалит, то хвалит своих. Таким образом, мы видим, что Иоанн в одном случае действует по совету одних, в другом — других, в некоторых же случаях следует независимо своей мысли, выдерживая за нее борьбу с советниками.
Наконец, мы считаем за нужное сказать несколько слов о поведении Иоанна относительно крымского хана после сожжения Москвы Девлет-Гиреем, потом относительно короля шведского и особенно относительно Батория; неприятно поражает нас этот скорый переход от гордости к унижению; мы готовы и по своим понятиям имеем право видеть здесь робость. Но мы не должны забывать разности понятий, в каких воспитываемся мы и в каких воспитывались предки наши XVI века; мы не должны забывать, как воспитание в известных правилах, образованность укрепляют нас теперь, не позволяют нам обнаруживать этих резких переходов, хотя бы они и происходили внутри нас. Но люди веков предшествовавших не знали этих искусственных укреплений и сдерживаний и потому не стыдились резких переходов от одного чувства к другому, противоположному. Если некоторые историки заблагорассудили представить его вначале героем, покорителем царств, а потом человеком постыдно робким, то он нисколько в этом не виноват. Он предпринял поход под Казань по убеждению в его необходимости, подкреплялся в своем намерении религиозным одушевлением, сознанием, что поход предпринят для избавления христиан от неверных, но вовсе не вел себя Ахиллесом: сцена в церкви на рассвете, когда уже войска пошли на приступ, сцена, так просто и подробно рассказанная летописцем, дает самое верное понятие об Иоанне, который является здесь вовсе не героем.
Но если, с одной стороны, странно желание некоторых отнять у Иоанна значение важного самостоятельного деятеля в нашей истории; если, с другой стороны, странно выставлять Иоанна героем в начале его поприща и человеком постыдно робким в конце, то более чем странно желание некоторых оправдать Иоанна; более чем странно смешение исторического объяснения явлений с нравственным их оправданием. Характер, способ действий Иоанновых исторически объясняются борьбою старого с новым, событиями, происходившими в малолетство царя, во время его болезни и после; но могут ли они быть нравственно оправданы этою борьбою, этими событиями? Можно ли оправдать человека нравственною слабостию, неуменьем устоять против искушений, неуменьем совладать с порочными наклонностями своей природы? Иоанн сознавал ясно высокость своего положения, свои права, которые берег так ревниво; но он не сознал одного из самых высоких прав своих — права быть верховным наставником, воспитателем своего народа: как в воспитании частном и общественном, так и в воспитании всенародном могущественное влияние имеет пример наставника, человека, вверху стоящего, могущественное влияние имеет дух слов и дел его. Нравы народа были суровы, привыкли к мерам жестоким и кровавым; надобно было отучать от этого; но что сделал Иоанн? Человек плоти и крови, он не сознал нравственных, духовных средств для установления правды и наряда или, что еще хуже, сознавши, забыл о них; вместо целения он усилил болезнь, приучил еще более к пыткам, кострам и плахам; он сеял страшными семенами, и страшна была жатва — собственноручное убийство старшего сына, убиение младшего в Угличе, самозванство, ужасы Смутного времени! Не произнесет историк слово оправдания такому человеку; он может произнести только слово сожаления, если, вглядываясь внимательно в страшный образ, под мрачными чертами мучителя подмечает скорбные черты жертвы; ибо и здесь, как везде, историк обязан указать на связь явлений: своекорыстием, презрением общего блага, презрением жизни и чести ближнего сеяли Шуйские с товарищами — вырос Грозный.
Другую точку зрения на личность и деятельность Ивана IV высказал еще один русский историк 19 века - Погодин Михаил Петрович.
Оценивая личность и дела Ивана Грозного, М.П. Погодин писал: «Что есть в них высокого, благородного, прозорливого, государственного? Злодей, зверь, говорун-начетчик с подъяческим умом, — и только. Надо же ведь, чтобы такое существо, потерявшее даже образ человеческий, не только высокий лик царский, нашло себе прославителей.»
Он видел в деяниях Грозного «несчастные явления души человеческой», ставшей орудием «вечных судеб». Погодин объяснял поступки царя действиями «разъяренного гнева, взволнованной крови, необузданной страсти», «личным слепым произволом».
Имея доказательства в виде писем Иоанна 4 к Курбскому, историк рассуждал, что на протяжении всего своего правления царь не сделал ничего полезного для страны, а все добрые деяния Михаил Петрович приписывал боярам и священнику Сильвестру.
Ишимова Александра Осиповна – русская детская писательница 19в. «История России в рассказах для детей» - главная книга писательницы, принесшей ей всероссийскую славу.
ИшимоваАлександра Осиповна красочно и ясно описала этапы жизни Иоанна. Она четко делит ее на две части, между которыми переломным моментом является смерть первой жены Иоанна – Анастасии. Александра Осиповна считала, что до 1560 года Иоанн был добрым, заботящимся о благе страны правителем, а после смерти первой жены, Анастасии, его характер изменился в худшую сторону, и царь впал в отчаяние, что привело к появлению опричнины, принятию порывистых решений и вечному подозрению в измене.
«История России в рассказах для детей», отрывки.
Охота располагает сердце к жестокости, и дети, так легко воспринимающие все впечатления и не имеющие еще рассудка взрослых людей, чтобы предохранить себя от дурных, никогда не должны видеть охоту, а не только сами участвовать в ней. Бедный малютка Иоанн, глядя почти каждый день на травлю диких животных, невольно привык к такой жестокости, что уже для него сделалось удовольствием мучить и домашних.
С таким воспитанием вовсе неудивительно, что жестокость Иоанна постепенно увеличилась, и через несколько лет ему захотелось уже мучить и людей. Так царственное дитя, одаренное от природы редким умом и великими способностями, проводило драгоценное время свое во все правление Шуйских, которые старались отдалять от него всех умных, добродетельных и усердных бояр.
Но вскоре молодой правитель жестоко наказал Шуйских, и ещё несколько лет первой молодости Иоанна IV предвещали столько жестокостей и столько бедствий для его подданных.
Чудесная перемена. 1547 год
Иоанн, вскоре после того как ему исполнилось семнадцать лет, объявил митрополиту и вельможам, что он намерен короноваться
Вскоре после этого, Иоанн взял в жёны Анастасию, дочь небогатой вдовы Захарьиной.
Иоанн и после коронования своего мало думал о царских обязанностях и, не любя заниматься делами, предоставлял все на волю Глинских, родственников и любимцев своих, которые, не заботясь о пользе народа, думали только о своей собственной и бессовестно притесняли всех, кто хотя в безделице противоречил им, так что народ возненавидел не только их, но даже всех их друзей и знакомых.
Позже случился страшный пожар, Иоанн и все первые вельможи уехали в село Воробьево недалеко от Москвы.
У Иоанна было два любимца: митрополит Сильвестр и прекрасный молодой человек Алексей Федорович Адашев, которого современники называли земным ангелом. Вот эти два человека со дня исправления молодого государя сделались почти единственными советниками его. После пожара Великий государь хотел показать свое исправление не только перед Москвою, но и перед всей Россией, и для того велел созвать из всех городов избранных людей всех состояний. Они съехались, не зная, за каким делом призывает их государь в столицу, - и вот в одно воскресенье, после обедни, Иоанн вышел из Кремля со всем духовенством, боярами и войском на большую площадь, где находилось возвышение, называемое Лобным местом. Вся площадь была покрыта народом, но все было тихо. Отслужили молебен. Тогда Иоанн обратился к митрополиту и сказал: "Святой владыко! Знаю твою любовь к отечеству. Помоги мне в моих добрых намерениях! Рано Бог лишил меня отца и матери, а вельможи не старались обо мне - своевольничали, отнимали моим именем у людей чины и богатство, притесняли народ, и никто не останавливал их. В жалком детстве своем я был как будто глух и нем: не слушал бедных и не защищал их. Судьи несправедливые! Вы делали, что хотели. Сколько слез, сколько крови от вас пролилось! Я не виноват в этой крови и слезах!" Здесь молодой царь поклонился на все стороны и продолжал: "Люди Божий и Богом нам данные! Умоляю вашу веру к нему и любовь к нам: будьте великодушны! Нельзя исправить прошедшего зла! Я могу только вперед спасать вас от притеснений. Забудьте, чего уж нет и не будет! Соединимся все любовью христианской. С этого дня я ваш судья и защитник!"
О, как сильно кроткие слова его восхитили всех русских! Они увидели счастливую перемену в сердце царя, увидели исполнение молитв своих и с радостными слезами обнимали и поздравляли друг друга с новым правлением. Оно с этого дня в самом деле сделалось новое: власть бояр кончилась, и государь начал управлять не по их воле, а по своей собственной.
Казаки. 1547 - 1552 годы
Вместе с нравом Иоанна переменилось и все его окружение. Во время отдыха от трудов наслаждением его были не прежние жестокие забавы, а приятное общество добродетельной и прелестной супруги и умного друга его Адашева. Благочестивая, кроткая, прекрасная душа первой утверждала молодого царя во всех добрых намерениях его и молилась о продолжении их, а проницательный, твердый, деятельный ум второго помогал ему открывать несправедливость и защищать слабых от притеснений сильных. Великие способности Иоанна Васильевича с каждым днем более и более удивляли подданных его. Несмотря на множество различных и трудных занятий, несмотря на чрезвычайную молодость свою, он принялся за дело, самое важное для государства, - законодательство. Вместе с умнейшими боярами он рассмотрел все прежние законы великих князей и последнее "Уложение" Иоанна III и, дополнив его новыми постановлениями, издал в 1550 году книгу законов - "Судебник", или вторую "Русскую Правду".
Для лучшего образования юношества, приготовлявшегося к духовному званию, государь приказал завести училища в Москве и других городах.
Он хотел просветить не только духовенство, но и весь народ свой. <…>
Шла русско-казанская война, битва за Казань была в самом разгаре. Русские войска находились в тяжелом положении.
Но благоразумие, храбрость и более всего вера Иоанна спасли Россию! Надеясь на Бога, помогающего справедливости, он принял сам начальство над войском, несмотря на слезы царицы Анастасии и всего народа, которые умоляли его беречь драгоценную жизнь свою и остаться в Москве. Но он показал такую твердость, какой нельзя было ожидать от его молодости. Не прошло месяца, и крымский хан бежал из России скорее, нежели пришел туда, а победитель его уже отправился в поход на казанцев.
В то самое время, как Москва готовилась встретить возвращавшегося государя, судьба, казалось, хотела дать ему почувствовать все. счастье, возможное для человека: у него родился первый сын и наследник - царевич Димитрий. Эта новая радость восхитила сердце Иоанна: он не знал, как благодарить Бога за все милости, ему посылаемые.
Слава Иоанна IV и кончина Анастасии. 1552 - 1560 годы
Еще жители московские не успели наговориться о покорении Казани, еще не успели нарадоваться славе молодого царя своего, как вдруг разнеслась ужасная весть об его опасной болезни: Иоанн занемог сильной горячкой. Все встревожились, все с отчаянием говорили: "Видно, грехи наши страшно велики, если Бог отнимает у нас такого государя!" Это отчаяние было общее, начиная от дворца до самых бедных жилищ: все одинаково любили Иоанна - доброго, великого, обещавшего так много славы народу своему!
Иоанн провозгласил своим наследником малютку Дмитрия, но многие бояре отказались присягнуть ему в верности и хотели, чтобы новым правителем стал двоюродный брат Иоанна – Владимир Андреевич.
Несмотря на всю жестокость болезни, царь был в полной памяти и слышал весь этот спор. И без того невыразимо грустно было для него расставаться с жизнью, оставлять столько радостей, столько счастья, столько славы.
Но Бог, вероятно, хотел только испытать этой болезнью твердость молодого государя: к радости всех, он выздоровел, и хотя в нем осталось неприятное воспоминание о том, что люди, самые приближенные к нему, не хотели назвать царем сына его, но великая от природы душа Иоанна простила вину их. Может быть, и само воспоминание об этом жестоком оскорблении со временем совершенно изгладилось бы из его сердца, если б не следующий случай.
С этой минуты искра неудовольствия, таившаяся в сердце государя, начала разгораться и произвела впоследствии все пороки его и все несчастья России.
Возвратясь из путешествия в монастырь, Иоанн с прежним усердием занялся делами государственными, и, хотя в душе его скрывалось теперь больше неудовольствия на бояр, он ни одним словом, ни одним взглядом не показал его.
7 августа 1560 года скончалась Анастасия. Государь был в отчаянии. Все как будто предчувствовали, что вместе с прекрасной душой Анастасии отлетят на небо и добродетели царя, и счастье народа его. Они угадали: слава Иоанна добродетельного кончилась с жизнью супруги его, и, оплакав первую, незабвенную царицу свою, предки наши приготовлялись к тем горьким слезам, которые проливали они потом от жестокостей уже не великого, но грозного, но страшного своими пороками Иоанна.
Опричники и слобода Александровская. 1560 - 1569 годы
Вскоре после смерти царевны Иоанн начал отправлять в ссылки и назначать казни своим приближённым. Любимцами Иоанна сделались теперь люди, отличающиеся не благородством, не добротой души, а злостью, клеветой, низкими доносами; только они могли жить спокойно, добрые же бояре каждую минуту боялись смерти или опалы, т.е. гнева царского.
Находясь в таком беспокойном состоянии, выдумал он новое средство для своей безопасности. Послушайте, друзья мои, и подивитесь, до чего может дойти человек - это прекраснее создание Божие, когда даст волю своим порокам.
Иоанн объявил собравшимся боярам, что он намерен для своей и государственной безопасности учредить новых телохранителей. Сначала никто не удивился этой новости, потому что все знали боязливость его с тех пор, как он перестал быть добродетельным, но когда выяснилось, какие это будут телохранители, все ужаснулись!
Новые ужасы начались вместе с новым порядком в правлении и особенно вместе со страшной опричниной. В нее выбраны были молодые люди, отличные не достоинствами, а удальством и дерзкой готовностью на все. Царь взял с них присягу служить ему верой и правдой, доносить на изменников, не дружить с земскими, не водить с ними хлеба-соли, не знать отца и матери, знать одного государя. <…>
Прочие страны, соседствовавшие с Русским Государством боялись и опасались первого царя, но не таково было чувство русских к Иоанну: когда победы храбрых войск его раздавались, когда он торжественно въезжал в Москву и с обыкновенным своим великолепием принимал знаменитых послов иностранных, когда они со всеми знаками глубочайшего уважения стояли перед ним и слушали остроумные разговоры его о важных делах государственных, - добрый народ забывал свои страдания, забывал слободу Александровскую со всеми ее ужасами и, гордясь величием России, помнил только, что Иоанн - царь его! Это имя, священное для русских, производило в такие минуты свое чудесное действие над сердцами их: им казалось, что они любили Иоанна.
