— Он придет, — ровным голосом сказала Морейн, — и мы сделаем то, что должно быть сделано.
— Если б я думала, что из этого будет какой-то толк, то оторвала бы от книг нос Аделис и отправилась в Белую Башню. Но мне здесь хорошо, и я рада, что я здесь, а не там. Вдруг у нас будет время закончить нашу историю.
— Надеюсь, сестра, что будет.
Вандене встала:
— Ладно, у меня еще есть дела перед сном. Если вопросов больше нет, то я оставлю тебя, продолжай свои поиски. — Но помедлила, и тут обнаружилось, что, сколько бы она ни провела времени с книгами, она по-прежнему оставалась сестрой из Зеленой Айя. — Ты что-то должна решить с Ланом, Морейн. В душе этот мужчина клокочет похлеще Драконовой Горы. Рано или поздно, но его прорвет. Я достаточно знаю мужчин и понимаю, когда мужчина взволнован из-за женщины. Вы долго были вместе. Может, он наконец-то увидел в тебе не только Айз Седай, но и женщину.
— Лан видит во мне ту, кто я есть, Вандене. Айз Седай. И по-прежнему, как я надеюсь, друга.
— Ох уж эти Голубые. Всегда готовы спасать мир, а теряют сами себя.
Беловолосая Айз Седай ушла, и чуть погода Морейн взяла плащ и, бормоча, вышла в сад. Что-то из сказанного Вандене зацепило ее мысли, но ей не удавалось вспомнить, какие именно слова стали тому причиной. Ответ, или намек на ответ, на вопрос, который она не задала, — но все равно вопрос упрямо не давался, не облекался в осмысленные слова.
Сад, как и дом, был небольшим, но аккуратным даже в лунном свечении, смешанном с желтыми пятнами из окошек домика, между ухоженными клумбами с цветами бежали песчаные дорожки. От мягкой прохлады ночи Морейн накинула на плечи плащ. Каков же был ответ и каков же был вопрос?
Позади заскрипел песок, и она повернулась, думая, что это Лан.
В нескольких шагах от нее в полутьме смутно вырисовывалась тень — тень, казавшаяся очень высоким человеком, закутанным в плащ. Но лунные отсветы выхватили лицо: со впалыми щеками, бледное, с черными, чрезмерно большими глазами над морщинистым красногубым ртом. Плащ распахнулся, распластавшись в громадные крылья, наподобие крыльев летучей мыши.
Понимая, что опоздала, она открыла себя саидар, но Драгкар уже начал еле слышно напевать, и это тихое воркование наполнило ее, разбивая ее волю. Саидар ускользнула прочь. Она ощутила лишь неопределенную печаль, шагнув к этому созданию; низкий напев, что притягивал все ближе, притуплял, подавлял чувства. Белые-белые руки — как человеческие, но оснащенные когтями, — протянулись навстречу Морейн, и губы цвета крови изогнулись в пародии на улыбку, обнажая острые зубы, но смутно, совсем смутно, она понимала — он не будет ни кусать, ни рвать. Бойся Драгкарова поцелуя. Как только эти губы коснутся ее, она будет все равно что мертва, они высосут душу, после — жизнь. Кто бы ни нашел ее, пусть даже Драгкар выпустит ее, когда они придут, но обнаружат тело без единой раны и холодное, как двухдневный труп. А если они появятся прежде, чем она умрет, обнаружат они куда худшее и на самом деле не ее вовсе. Напев тянул ее все ближе, к этим бледным рукам, и уже голова Драгкара медленно склонилась к ней.
Когда клинок мелькнул над плечом Морейн и пронзил Драгкару грудь, она почувствовала слабое — слабее некуда — удивление, и лишь чуть побольше, когда второй меч накрест блеснул над другим ее плечом и ударил вослед первому.
Ошеломленная, покачиваясь на слабых ногах, она словно бы издалека наблюдала, как тварь отбросили назад, прочь от нее. Потом появился Лан, затем Джаэм. Костистые руки седоволосого Стража сжимали меч так же уверенно и крепко, как и у мужчины помоложе. Скребущие по острой стали бледные руки Драгкара окровавились, крылья оглушительно хлопали по двум мужчинам. Вдруг, израненный и истекающий кровью, он вновь начал тихо напевать. Теперь — Стражам.
С усилием Морейн собрала волю в кулак; она чувствовала себя опустошенной, словно бы твари удалось ее поцеловать. Нет времени быть слабой. Мгновенно она открыла себя саидар и, когда Сила наполнила ее, собралась с духом, чтобы непосредственно дотронуться до исчадия Тени. Двое людей были слишком близко; что-нибудь иное неизбежно заденет и их. Даже используя Единую Силу, она знала, что почувствует себя запачканной Драгкаром.
Но когда она шагнула вперед, Лан выкрикнул:
— Прими смерть!
Эхом твердо отозвался Джаэм:
— Прими смерть!
И оба шагнули вплотную к Драгкару, по рукоять вбивая клинки.
Запрокинув голову, Драгкар взвыл, его пронзительный крик, сорвавшись на визг, тысячью иголок вонзился в голову Морейн. Даже в коконе саидар Морейн ощущала этот визг. Словно подрубленное дерево, Драгкар завалился на спину, ударом крыла сбив Джаэма на колени. Лан, как будто обессилев, осел на землю.
От дома спешили фонари, это подбегали Вандене и Аделис.
— Что тут за шум? — спросила Аделис. Она была почти зеркальным отражением своей сестры. — Ушел Джаэм и… — Свет фонаря упал на Драгкара; слова замерли у нее на языке.
Вандене взяла Морейн за руки.
— Он не?…
Она не договорила, как взору Морейн предстал сияющий нимб, окруживший Вандене. Чувствуя силу, втекающую в нее от другой женщины, Морейн уже не в первый раз пожалела, что Айз Седай не могут сделать для себя столь же многого, как в состоянии сделать другим.
— Нет, — благодарно произнесла она. — Он не сумел. Посмотри, что с Гайдином.
Лан с напряженным выражением на лице посмотрел на Морейн.
— Если бы ты не рассердила меня настолько, что я пошел отрабатывать приемы вместе с Джаэмом, настолько, что бросил их и решил вернуться в дом…
— Но я рассердила, — сказала она. — Узор все включает в плетение. — Джаэм заворчал, но позволил Вандене осмотреть плечо. Он был костистый и жилистый, но выглядел будто старое корневище — таким же крепким.
— Каким образом, — спросила Аделис, — какое из порождений Тени смогло приблизиться настолько, а мы его и не почувствовали?
— Его опекали, — сказала Морейн.
— Невозможно, — отрезала Аделис. — Только сестра могла бы… — Она осеклась, и Вандене, отвернувшись от Джаэма, посмотрела на Морейн.
Морейн произнесла слова, которые ни одна из них не хотела услышать.
— Черные Айя. — От деревни раздались крики. — Лучше вам спрятать это, — она указала на Драгкара, распростертого на цветочной клумбе, — и поскорее. Они придут и станут спрашивать, не нужна ли вам помощь, но вид этого вызовет толки, которые вам ни к чему.
— Да, разумеется, — сказала Аделис. — Джаэм, иди встреть их. Скажи, что не знаешь, откуда такой шум, но у нас все хорошо. Задержи их подольше.
Седоволосый Страж торопливо зашагал в ночь на голоса приближающихся селян. Аделис повернулась, разглядывая Драгкара, словно тот был запутанным абзацем в ее книгах, какой-то головоломкой.
— Вовлечены в это дело Айз Седай или нет, но что привело его сюда?
Вандене молча смотрела на Морейн.
— Боюсь, мне нужно от вас уезжать, — сказала Морейн. — Лан, не подготовишь ли лошадей? — Когда он ушел, она сказала: — Я оставлю вам письма, которые надо отправить в Белую Башню. Сумеете их отослать?
Аделис молча кивнула, не отрывая взора от твари на земле.
— А там, куда ты уходишь, ты найдешь ответы? — спросила Вандене.
— Видимо, я уже нашла один ответ, который искала, не зная об этом. Я лишь надеюсь, что не слишком опоздаю. Мне нужно перо и пергамент.
Она увлекла Вандене к дому, оставив Аделис разбираться с Драгкаром.
Глава 23
ИСПЫТАНИЕ
Найнив с опаской разглядывала огромный зал, расположенный глубоко под Белой Башней, и с той же опаской посматривала на стоящую рядом Шириам. Наставница Послушниц, казалось, чего-то ожидала, даже с некоторым нетерпением. За несколько дней пребывания в Тар Валоне Найнив всегда видела на лицах Айз Седай только безмятежность, и они с улыбкой принимали то, что случилось и случится.
Купольный зал был высечен в скальном основании острова; свет фонарей на высоких стойках отражался от бледных гладких каменных стен. В самом центре купола находилось сооружение из трех закругленных серебряных арок — высоких, в них можно было пройти во весь рост, — посаженных на толстое серебряное же кольцо-основание; боковинами арки касались друг друга. Арки и кольцо составляли единое целое. Внутренность арок Найнив разглядеть не могла; там странно мерцал свет, а если смотреть слишком долго, возникало сосущее чувство под ложечкой. Там, где арки соединялись с кольцом, на голом камне пола, скрестив ноги и созерцая серебряную конструкцию, сидели Айз Седай. Еще одна была поблизости, возле обыкновенного стола, на котором стояли три больших серебряных кубка. Каждый, как знала Найнив — или же так ей говорили, — наполнен ключевой водой. Все четыре Айз Седай были в шалях, как и Шириам; с голубой бахромой — у Шириам, красная — у смуглой женщины у стола, с зеленой, белой и серой — у трех, что расположились у арок. На Найнив был одно из платьев, подаренных ей в Фал Дара, — бледно-зеленое, вышитое мелкими белыми цветками.
— Сначала вы оставляете меня с утра до ночи пялиться на свои большие пальцы, — проворчала Найнив, — а теперь гоните, как на пожар.
— Сей час ни одной женщине не слуга, — ответила Шириам. — Колесо плетет так, как угодно Колесу, — и тогда, когда оно желает. Терпение — добродетель и качество характера, которому должно научиться, но мы все должны быть готовы к мгновенным переменам.
Найнив удержалась от яростного взгляда. Самой раздражающей чертой характера рыжеволосой Айз Седай, которую Найнив успела для себя открыть, была та, что порой Шириам говорила так, словно цитировала некое высказывание, пусть даже обстояло все совсем по-иному.
— Что это за штука?
— Тер'ангриал.
— Ну, это мне ровным счетом ничего не говорит. Что она делает?
— Тер'ангриал, дитя мое, многое делает. Подобно ангриалам и са'ангриалам, они остались от Эпохи Легенд и используют Единую Силу, хотя и не столь редки, как другие два. Некоторые тер'ангриалы, вероятно, предназначены для работы с Айз Седай, как этот вот, а другие срабатывают просто в присутствии женщины, способной направлять. Считают даже, будто есть и такие, что будут действовать в руках любого. В отличие от ангриалов и са'ангриалов, они предназначены для исполнения чего-то определенного. В Белой Башне имеется один такой, его назначение — скреплять клятвы. Когда ты станешь полноправной сестрой, свои завершающие обеты ты принесешь, держа в руках тот тер'ангриал. Не говорить ни единого слова, которое не является правдой. Не создавать никакого оружия, чтобы с его помощью один человек убивал другого. Никогда не использовать Единую Силу как оружие иначе как против Друзей Темного или исчадий Тени, или как крайнее средство для защиты собственной жизни, или жизни своего Стража, или жизни другой сестры.
Найнив покачала головой. Для клятвы это звучало или слишком много, или чересчур мало, и она не преминула так и заявить.
— Когда-то от Айз Седай не требовалось приносить клятвы. Было общеизвестно, кто такие Айз Седай, что они защищают, и в большем не было необходимости. Многие из нас хотели бы, чтобы так было и впредь. Но Колесо поворачивается, и времена меняются. Поэтому мы даем клятвы и поэтому известно, что мы ими связаны, это и позволяет государствам иметь с нами дела без боязни, что мы бросим свою мощь, Единую Силу, против них. Этот выбор мы сделали между Троллоковыми Войнами и Войной Ста Лет, и благодаря такому решению Белая Башня еще стоит и мы можем делать все, что в наших силах, в борьбе с Тенью. — Шириам глубоко вздохнула. — О Свет, дитя мое, я пытаюсь научить тебя тому, что всякая другая женщина, стоящая на твоем месте, постигала бы в течение целых лет. Так нельзя. Сейчас твои мысли должны занимать тер'ангриалы. — Нам неведомо, для какой цели они созданы. Мы осмеливаемся пользоваться лишь горсточкой их, и способ, каким мы смеем их использовать, может не иметь ничего общего с целями, для которых их предназначали создатели. Большинство из тер'ангриалов — как мы узнали по горькому опыту — лучше — а то и необходимо — избегать. За минувшие годы немало Айз Седай погибли или их Талант выжгло, когда они пытались узнать о них больше.
Найнив ощутила внутренний трепет:
— И вы хотите, чтобы я шагнула в этот?…
Свет в арках мерцал теперь меньше, но, что лежит за ними, она видела ничуть не лучше.
— Нам известно, что он делает. Он поставит тебя лицом к лицу с твоими самыми большими страхами. — Шириам мило улыбнулась. — Никто не спросит тебя, с чем ты столкнулась; тебе не нужно рассказывать больше того, что пожелаешь. Страхи любой женщины — ее личное дело.
Туманно Найнив подумала о своем нервном отношении к паукам, особенно в темноте, но вряд ли Шириам имела в виду именно это.
— Я просто шагну в одну арку и выйду из другой? Три раза пройти, и все?
Айз Седай, раздраженно дернув плечом, поправила шаль.
— Если тебе угодно свести к такому, то да, — сухо ответила она. — По пути сюда я рассказала тебе, что ты должна знать о церемонии заранее, и не более того, что положено знать. Если бы ты пришла сюда послушницей, то знала бы все наизусть, но не волнуйся об ошибках. Надо будет, я тебе напомню. Ты уверена, что готова к испытанию? Если хочешь остановиться сейчас, я могу еще записать твое имя в книгу послушниц.
— Нет!
— Тогда ладно. Теперь я скажу тебе две вещи, которые ни одна женщина не услышит, не оказавшись в этом зале. Первое. Начав, ты должна продолжать до конца. Откажешься — и, каков бы ни был твой потенциал, тебя очень вежливо выпроводят из Башни, снабдив серебром в достатке, чтобы поддержать тебя год, и тебе никогда не будет позволено вернуться. — Найнив открыла было рот, чтобы заявить, что не откажется, но Шириам оборвала ее резким жестом. — Слушай и говори лишь когда знаешь, что сказать. Второе. Чтобы добиваться чего-то, чтобы бороться с чем-то, должно знать опасность. Здесь ты осознаешь опасность. Некоторые женщины вошли туда и никогда не вышли. Когда тер'ангриалу дали время успокоиться, их — там — не было. И больше их не видели. Чтобы выжить, ты должна быть стойкой. Дрогни, потеряйся, и… — Ее молчание было красноречивей любых слов. — Это твой последний шанс, дитя. Сейчас еще, прямо сейчас, ты можешь повернуться и уйти, и я впишу твое имя в книгу послушниц, и против тебя будет одна-единственная пометка. Дважды еще тебе будет позволено прийти сюда, и лишь после третьего отказа тебя выставят вон из Башни. В отказе нет ничего позорного. Многие так делали. В первый раз я тоже не смогла войти. Теперь можешь говорить.
Найнив покосилась на серебряные арки. Свечение в них больше не дрожало; они были наполнены мягким белым сиянием. Чтобы узнать, что она хочет узнать, ей нужна свобода Принятой — свобода задавать вопросы, заниматься по своему собственному усмотрению, без руководства со стороны, сверх того, что она сама попросит. Я должна заставить Морейн заплатить за то, что она содеяла с нами. Должна.
— Я готова.
Шириам медленно двинулась внутрь зала. Найнив шла рядом с ней.
И, словно по сигналу, громким церемонным тоном заговорила Красная:
— Кого ты привела с собой, сестра? — Три Айз Седай вокруг тер'ангриала продолжали неотрывно смотреть на него.
— Та, кто пришла кандидатом к Принятию, сестра, — столь же церемонно отозвалась Шириам.
— Готова ли она?
— Она готова отринуть все, чем была, и, пройдя через свои страхи, добиться Принятия.
— Знает ли она свои страхи?
— Она никогда с ними не сталкивалась, но таково ее желание.
— Тогда пусть она встретится с тем, чего страшится.
В двух шагах от арок Шириам встала, и рядом остановилась Найнив.
— Твое платье, — не глядя на нее, прошептала Шириам.
Щеки Найнив порозовели — она успела забыть, что говорила Шириам по пути из ее комнаты. Торопливо она сняла платье, сбросила туфли чулки. Сворачивая одежду и аккуратно укладывая ее рядом, она почти позабыла об арках. Под платье она тщательно запрятала Ланово кольцо; она не хотела, чтобы его видели. Потом с одеждой было покончено; а тер'ангриал был по-прежнему тут, он по-прежнему ждал.
Камень холодил голые ступни, и Найнив тут же вся покрылась гусиной кожей, но стояла прямо и дышала медленно. Она никому не позволит увидеть, что она боится.
— Первый раз, — произнесла Шириам, — за то, что было. Путь обратно появится, но лишь единожды. Будь стойкой.
Найнив заколебалась. Потом шагнула вперед, через арку и в свечение. Оно окружило ее, словно сиял сам воздух, она будто погружалась в свет. Свет был везде. Свет был всем.
* * *
Сообразив, что она нага, Найнив вздрогнула, потом изумленно оглянулась. По бокам от нее стояли каменные стены, вдвое выше ее роста и гладкие, будто обтесанные. Под пальцами ног чувствовались пыльные шероховатые каменные плиты. Блеклое небо над головой было будто свинцовое, лишенное облаков, и в нем висело распухшее красное солнце. В стенах в обоих направлениях имелись проемы, отмеченные короткими квадратными приворотными тумбами. На краю зрения стены сходились, но от места, где она стояла, уровень земли понижался — и впереди, и позади. Через ворота она разглядела дальше еще больше толстых стен и проходов за ними. Она очутилась в гигантском лабиринте.
Где это? Как я сюда попала? Будто сказанная другим голосом, явилась мысль. Выход появится, но лишь единожды.
Она помотала головой.
— Если есть лишь один выход, то, стоя тут, я его не найду. — Хорошо хоть воздух был сухим и теплым. — Надеюсь, до того как наткнусь на людей, я найду какую-нибудь одежду.
Смутно она припомнила, как маленькой девочкой играла на бумаге в лабиринты; был прием, как отыскивать выход, но на память он не приходил. Прошлое казалось неясным, словно прячущимся в дымке, словно все случилось с кем-то другим. Ведя рукой по стене, она зашагала вперед, и облачка пыли закружились из-под ног. У первого проема в стене она поймала себя на том, что вглядывается вдоль второго прохода, который, по-видимому, ничем не отличался от того, в котором находилась она. Глубоко вздохнув, она зашагала прямо, мимо бесчисленных ворот, которые в точности походили друг на друга. Вскоре она наткнулась на нечто иное. Путь раздваивался. Она свернула налево и в конце концов вновь оказалась у развилки. Еще раз она пошла налево. У третьей развилки поворот налево привел к глухой стене.
С мрачным видом она вернулась к последней развилке и оттуда пошла направо. Теперь в тупик она уперлась после четырех поворотов направо. Несколько мгновений она зло смотрела на стену.
— Как я здесь очутилась? — вслух поинтересовалась она. — Где это место?
Выход появится лишь единожды.
Еще раз она вернулась обратно. Она была уверена: есть способ выбраться из лабиринта. У последней развилки она пошла налево, у следующей — свернула направо. Так и решив поступать, она двинулась дальше. Налево, потом направо. Прямо до развилки. Налево, потом направо. Ей показалось, что этот трюк действует. По крайней мере она миновала с дюжину развилок, а тупика на сей раз не встретилось. Она подошла к очередному разветвлению.
Уголком глаза она уловила мимолетное движение. Повернулась и увидела лишь пыльный проход между гладкими каменными стенами. Она шагнула было на левую дорожку… крутанулась волчком на другой промельк движения. Ничего не было, но на этот раз она чувствовала уверенность. Кто-то был позади нее. Кто-то был. Взволнованной рысцой она сорвалась с места, устремившись в противоположную сторону.
Теперь вновь и вновь, на самой границе зрения, дальше по тому проходу или по этому, она замечала какое-то движение, неразличимое — слишком быстрое, пропадавшее, не успевала она повернуть голову и присмотреться получше. Она рванула бегом. В Двуречье, когда она была девчонкой, немногие мальчишки могли обогнать ее. Двуречье? Что это такое?
Из проема впереди нее выступил мужчина. Темные одежды имели затхлый, наполовину сгнивший вид, а сам он был стар. Старее, чем стар. Кожа, смахивающая на пергамент с тонкими трещинками, слишком туго обтягивала череп, под нею будто не было плоти. Редкие пучки ломких волос топорщились на покрытом струпьями скальпе, а запавшие глаза выглядывали, будто из двух пещер.
Она остановилась, тормозя ногами и обдирая их о шершавые каменные плиты.
— Я — Агинор, — произнес он, улыбаясь, — и я пришел за тобой.
Сердце у нее чуть из груди не выпрыгнуло. Один из Отрекшихся.
— Нет. Нет, этого не может быть!
— А ты хорошенькая, девочка. Я тобой потешусь.
Вдруг Найнив вспомнила, что на ней ни лоскутка, ни ниточки нет. Завизжав, с красным — лишь отчасти от гнева — лицом, она юркнула в ближайший поперечный коридор. Кудахтающий смех погнался за нею, и звуки шаркающего бега, которые не отставали от нее, бегущей во всю прыть, и шепоток обещаний того, что он с нею сделает, когда поймает. От этих обещаний, услышанных даже наполовину, крепко сдавило и скрутило желудок.
Отчаянно она искала выход, с яростью высматривая его, а сама бежала, стискивая кулаки. Выход появится, но лишь единожды. Будь стойкой. Ничего не было, один только бесконечный лабиринт. Как ни быстро бежала она, за спиной беспрестанно раздавались непристойные слова. Мало-помалу страх совершенно переплавился в ярость.
— Чтоб тебе сгореть! — всхлипнула она. — Сожги его Свет! Он не смеет!
Внутри себя она почувствовала цветок, он распускается разворачивает лепестки к свету.
Оскалив зубы, она повернулась лицом к преследователю и тут же появился Агинор, смеющийся, приближающийся галопом, вперевалку.
— Ты не смеешь! — Она выбросила кулак в его сторону, пальцы раскрылись, будто она что-то швырнула. Вид сорвавшегося с руки огненного шара мало удивил ее.
Шар взорвался на груди Агинора, сбив его наземь. Лишь мгновение он лежал распростершись, потом, пошатываясь, встал. Он словно не замечал тлеющей на груди одежды.
— Ты осмелилась? Ты осмелилась! — Он затрясся, и струйка слюны сбежала по подбородку.
Внезапно в небе набухли облака, грозные серые и черные валы. С тучи сорвалась, прямо в сердце Найнив, молния.
Так ей показалось — всего на одно биение сердца, — время будто остановилось, удар сердца как будто длился вечно. Она ощутила в себе поток — саидар, пришла отдаленная мысль, — почувствовала ответный поток в молнии. И она изменила направление потока. Время устремилось вперед.
С грохотом молния разнесла камень над головой Агинора. Запавшие глаза Отрекшегося раскрылись, и он отшатнулся.
— Ты не можешь! Этого не может быть! — Он отскочил в сторону, когда туда, где он стоял, взметнув фонтан каменных осколков, ударила молния.
Найнив неумолимо двинулась к Агинору. И тот побежал. Саидар превратилась в несущийся через нее поток. Она чувствовала скалы вокруг нее и воздух, чувствовала крошечные струящиеся потоки Единой Силы, что пропитывали их, образовывали их. И она чувствовала, что Агинор делает… что-то. Она чувствовала это неопределенно, как бы издалека, словно никогда такого по-настоящему не знала, но видела вокруг себя результаты этого и понимала, что к чему.
Под ее ногами рокотала и колебалась земля. Впереди нее рушились стены, груды камня перекрывали путь. Она карабкалась по обломкам, не замечая, как острый щебень режет ступни, и старалась не терять Агинора из виду. Поднялся ветер, завывая по коридорам ей в лицо, неистовствуя, пока он не разгладил ее щеки и пока от него не заслезились глаза; и пока он пытался сбить ее с ног, она изменила поток, и Агинор кубарем покатился по проходу, закувыркался, будто вырванный с корнем куст. Она коснулась потока в толще земли, изменила его направление, и каменные стены обрушились на Агинора, замуровывая его. Вслед за ее яростным взором пала молния, другая, ударяя возле него, камень лопался, выплевывая крошку, все ближе и ближе. Она чувствовала, как он борется, пытаясь обратить все на нее, но фут за футом слепящие стрелы придвигались к Отрекшемуся.
Что-то заблестело справа от нее, что-то открывшееся за опрокинувшимися стенами.
Найнив чувствовала, как слабеет Агинор, чувствовала, что его попытки ударить по ней все отчаяннее и немощнее. Однако откуда-то знала, что он не сдался. Отпусти она его сейчас, он погонится за нею с прежним упорством, убежденный, что в конце концов она оказалась чересчур слаба, чтобы остановить, не дать сделать с ней то, чего он желает.
Серебряная арка высилась там, где некогда темнел камень, арка, наполненная мягким серебристым сиянием. Выход…
Когда Отрекшийся не стал больше атаковать, она поняла, что наступил перелом — тот момент, когда все его силы уходят на то, чтобы отвести направленные на него удары. И его сил не хватало, он не мог больше отражать их. Теперь ему приходилось уворачиваться от брызжущих камней, выбиваемых молниями, и взрывы опять сбросили его наземь.
Путь обратно появится, но лишь единожды. Будь стойкой.
Молнии больше не падали. Найнив отвернулась от ползающего на четвереньках Агинора и взглянула на арку. Опять обернулась она к Агинору, а тот уже скрывался из виду за курганом каменных обломков. Она расстроенно зашипела. От лабиринта многое, очень многое еще уцелело, и Отрекшийся мог спрятаться в сотне других мест, хоть в булыжных нагромождениях, что учинили они с Агинором. Вновь отыскать его потребует уймы времени, но она была уверена: если она не найдет его первой, он сам ее найдет. Собрав все свои силы, он нападет на нее, когда она менее всего ожидает.
Путь обратно появится, но лишь единожды.
Испугавшись, она повернулась и с облегчением увидела, что арка по-прежнему тут. Если она сумеет по-быстрому отыскать Агинора…
Будь стойкой.
В ярости и досаде сна зарычала и стела карабкаться по опрокинутым каменным блокам к арке.
— Кто бы ни был виновен, что я очутилась тут, — проворчала она, — они у меня попляшут. По сравнению с ними Агинор еще счастливо отделался. Я… — Она шагнула в арку, и свет затопил ее.
* * *
— Я… — Найнив ступила из арки и замерла, оглядываясь. Все было так, как она и помнила: серебряный тер'ангриал, Айз Седай, зал, но воспоминание походило на удар, отсутствующая память обрушилась в разум. Она вышла из той же арки, в которую входила.
Красная сестра высоко подняла одну из серебряных чаш, и струйка холодной чистой воды потекла по голове Найнив.
— Ты омыта от того греха, который могла свершить, — нараспев произнесла Айз Седай, — и от тех, что свершены против тебя. Ты омыта от того злодеяния, которое могла совершить, и от тех, что совершили против тебя. Ты явилась к нам омытая, свободная и очищенная, душой и сердцем.
Найнив задрожала, когда вода побежала по телу, капая на пол.
Шириам с успокаивающей улыбкой взяла ее за руку, но в голосе Наставницы Послушниц не было ни намека на прошлую тревогу.
— Пока ты все делаешь хорошо. Вернулась — уже хорошо. Помни, что является твоей целью, и все будет хорошо и дальше. — Рыжеволосая Айз Седай повела Найнив вокруг тер'ангриала к другой арке.
— Это было так по-настоящему, — шепотом произнесла Найнив. Она смогла вспомнить все, вспомнила, как направляла Единую Силу — с той же легкостью, что поднимала руку. Она смогла вспомнить Агинора и то, что Отрекшийся хотел с ней сделать. Ее опять прошибла дрожь. — Это было по-настоящему?
— Никто не знает, — ответила Шириам. — В воспоминаниях все выглядит настоящим, и бывало, возвращались с реальными ранами, полученными там. Другие же рассекали тело до кости и появлялись оттуда без царапинки. Каждый раз для всех женщин, входящих в арку, все по-разному. Древние утверждали, что существует множество миров. Вероятно, тер'ангриал переносит тебя в них. Даже если так, это происходит при соблюдении очень строгих правил, что весьма необычно для устройства, предназначенного просто для переноса из одного места в другое. Я полагаю, это все — не по-настоящему. Но помни: реально или нет происходящее, опасность — реальна, как реален нож, вонзающийся тебе в сердце.
— Я направляла Силу. Это было так легко.
Шириам запнулась.
— Считается, что такое невозможно. Ты даже вспомнить не должна была, что способна направлять. — Она изучала Найнив пытливым взглядом. — И с тобой ничего плохого не случилось. Я ощущаю по-прежнему в тебе эту способность, столь же сильную, как и прежде.
— Вы говорите так, будто это было опасно, — медленно произнесла Найнив, и Шириам перед ответом немного помолчала.
— Незачем задумываться о необходимости предупреждения, раз ты его не в состоянии вспомнить, но… Этот тер'ангриал был обнаружен во время Троллоковых Войн. В архивах у нас есть записи о его исследовании. Первую вошедшую туда сестру охраняли, как только возможно, поскольку никто не знал, что случится. Память у нее осталась, и она при угрозе ее жизни направляла Единую Силу. И она вышла — все способности выжжены дотла неспособная направлять, утратившая даже возможность почувствовать Истинный Источник. Вторую вошедшую туда, также охраняли, и она тоже была уничтожена схожим образом. Третья отправилась без защиты, утратив воспоминания, едва вступила туда, и вернулась невредимой. Это одна причина, почему мы послали тебя совершенно беззащитной. Найнив, ты не должна больше направлять, будучи внутри тер'ангриала. Я понимаю, что-либо помнить трудно, но постарайся.
Найнив сглотнула. Она могла помнить, могла помнить не вспоминая.