Чёрный хлеб и кружка чая
Отсыпался Хань впрок. Как медведь в берлоге. Проснулся один на кровати, которую отдали в распоряжение Чонину. Да и проснулся больше с помощью — в бок остро кололо. Сонно приоткрыв глаза, Хань пошарил рукой в складках простыни и полюбовался после на чёрную фигурку соболя. Фигурка симпатичная и милая, но в качестве замены — так себе. Хань предпочёл бы найти под боком Соболя покрупнее и попушистее.
Хань успел освежиться в душе и похозяйничать на территории Чанёля — Щеноча заботливо оставил ему харчи в трёх контейнерах, осталось только разогреть. Потом Хань с опаской сунулся в «гостиную».
Подобравшись на цыпочках к паучатнику, Хань наклонился и попытался на глаз определить, где затаился паук. Поскольку паучатник прикрывала крышка, пауку полагалось быть внутри, но Хань видел там только останки таракана. Паук либо куда-то заныкался, либо слился с корягой. Но Хань не мог чувствовать себя в безопасности, не убедившись на все сто, что меховая пакость внутри и под замком.
Так и не выяснил, потому что по выставленной заднице смачно прилетело ладонью. От неожиданности Хань качнулся вперёд и едва не поцеловал прозрачную стенку паучатника. Разъярённо подскочив на месте и развернувшись, Хань увидел перед собой широко улыбающегося Чонина.
— Шикарно смотришься. Надеюсь, под полотенцем ничего нет?
— А если есть, дашь задний ход? — не удержался от подколки Хань. Случившееся накануне казалось спонтанным. По крайней мере, Хань считал, что их с Чонином мало что связывало, поэтому вряд ли стоило рассчитывать на продолжение, хотя от продолжения Хань не отказался бы. Ну вот просто потому, что секс вышел шикарный, а таким Ханя не часто баловали. Кроме того, ему действительно хотелось трахаться. А что терять-то в итоге? Хань не мог пожаловаться на прежнюю жизнь — у него всё было, без огонька разве что, но было. Скучно, конечно, но терпимо. До свадьбы, которая так и не состоялась.
|
|
Сейчас же жизнь Ханя словно поделилась на две неравные части. Прежняя, что подлиннее, выглядела скучной и лицемерной благодаря женишку и Цзя. Для них, как и для многих других, Хань был лишь способом разжиться деньгами. В нынешней части жизни — покороче — все плевать хотели на его деньги. В крайнем случае, его бы от денег освободили посредством кражи, не покусившись на руки, ноги или жизнь. И этот лихой задор передавался, видимо, воздушно-капельным путём, потому что Ханю хотелось жить вот точно так же, как жили эти безбашенные ребята — сочно, ярко и на всю катушку.
— Мне кажется, или ты серьёзно просишься на член? — Чонин задний ход давать не намеревался и нагло ухватил Ханя за полотенце кончиками пальцев.
— А если да, то что? Сбежишь?
Чонин криво усмехнулся и дёрнул за полотенце сильнее, вынудив Ханя шагнуть вперёд и почти прижаться к нему.
— Уверен, булочка моя? Ребята должны скоро вернуться — у нас маловато времени. На всё точно не хватит.
— Тебе не целку распечатывать... — Хань обхватил Чонина за шею руками и приоткрыл губы, позволяя себя целовать с жадностью и несдержанностью. Потом выдохнул за миг до нового поцелуя: — Успеем.
Он глухо замычал в поцелуй, когда широкими ладонями Чонин накрыл его ягодицы, жёстко смял, подхватил и рывком приподнял. Послушно охватил ногами узкие бёдра и зажмурился довольным котом — его несли в нужном направлении.
|
|
Свалившись на незаправленную кровать, Хань лихорадочно завозился, избавляясь от единственного предмета одежды — полотенца. Заодно подгрёб к себе подушки, через которые его буквально перекинули спустя миг. Он прижимался к валику из подушек животом, упирался коленями в матрас на краю кровати и сминал в кулаках простыню. Тонко поскуливал от прохлады смазки между ягодицами и в промежности. Чонин ещё и надавил немного на податливые края узким горлышком тюбика, чтобы смазать Ханя внутри. Предусмотрительно для жаркого и быстрого траха, хотя прямо сейчас Ханю было наплевать на такие детали — он покрутил бёдрами вызывающе, чтобы поторопить Чонина.
Звук, с которым расстегнули молнию на брюках, и шорох рвущейся упаковки презерватива окончательно сорвали резьбу. Хань дёрнулся от внезапного сильного шлепка по заднице и рефлекторно подался назад. Подался назад с долгим стоном, потому что почувствовал скользкую головку. Задница горела огнём, и в неё тягуче-плавно вгоняли толстый ствол. Хань потёрся невольно собственным вставшим членом о подушку, немного сдвинулся и рывком насадился обратно. Задохнулся от жёсткого прикосновения — Чонин ухватился за его бёдра, чтобы задать темп. И этот темп более чем Ханя устраивал и полностью соответствовал сиюминутному помешательству. Именно так, как надо.
Шорох ткани смешивался с поскрипываниями, шумным дыханием и отрывистыми шлепками. Хань утыкался лицом в матрас, пластался по нему и всё круче выставлял ягодицы, старательно подлаживаясь под резкие толчки. Подрагивал, когда разгоряченную кожу ягодиц слегка оцарапывало молнией или короткими касаниями джинсовой ткани, или когда чувствовал мягкие шлепки тяжёлой мошонкой.
|
|
Чонин сильнее сжимал его пальцами, до синяков, насаживал на член с азартом, но темп менять не забывал. И хотя оба согласились, что времени в обрез, Чонина это явно не устраивало. Хань не возражал — он хотел секса и хотел кончить, а как именно — пусть бы Чонин и решал.
— Да вы совсем охренели?! Двери для кого придумали? Фань, только посмотри... Нет, не смотри! Но это же...
Вопли Чанёля произвели эффект удара под дых. На Ханя — точно. Что хуже, Чонин немедленно отпрянул, оставив Ханя открытым и, чёрт бы всё побрал, пустым. Спасибо уж, что торопливо накинул на призывно выставленный зад полотенце.
Хань сильнее вжался лицом в матрас, не желая смотреть на Чанёля и Фаня. Низ живота тянуло почти болезненно. Хотелось кончить, но удовольствие неумолимо отползало и становилось всё недостижимее. Судя по шорохам, Чонин приводил себя в порядок и застёгивал джинсы, одновременно запихивая снятый презерватив под кровать.
— Щеноча, верни веник на место, — флегматичным голосом уговаривал Фань. — Даже думать не хочу, что ты собираешься воткнуть беднягу в этот зад и сделать нашу красотку хвостатой. Поверь, ценности красотке это не прибавит, скорее, уменьшит. И придётся на врача потратиться.
— Средь бела дня... — продолжал возмущаться Чанёль.
— Можно подумать, вы оба трахаетесь только под покровом ночи, — не преминул показать зубы Чонин, накидывая на Ханя ещё и одеяло.
— Это ты его так замаскировать пытаешься? Напрасно. Мы всё разглядели в деталях. Научись уже держать член в штанах, а?
— И это мне ты говоришь?
— А то ты Щеночу не знаешь? Он, может, штучка и горячая, но не публичная. Хоть бы дверь прикрыли. Красавица, у тебя пятнадцать минут на душ. У всех остальных тоже пятнадцать минут на акклиматизацию. Потом — сбор штаба. У нас плохие новости.
— Когда новости бывают хорошими? — проворчал Чонин уже от порога, и Хань рискнул выглянуть из-под одеяла. Придерживая полотенце на бёдрах, сполз с кровати и опрометью кинулся в душ. Хотелось убить кого-нибудь, потому что уже меньше пятнадцати минут — точно не хватит на шаловливые пальцы и хотя бы слабенький оргазм. И если бы Хань знал заранее, что его ждёт в скором будущем, приковал бы Чонина к себе наручниками и заставил бы довести дело до конца. И хрен с ним, с Щеночей, пускай бы удар хватил от такого непотребства.
Но Хань не знал, поэтому позволил себя обломать.
Из душа Хань вышел уже в шортах и футболке, но спешить с заходом в гостиную не стал — услышал кое-что любопытное.
—...приключений мало? Хочешь ещё и за это огрести? — бушевал Чанёль.
— Можно подумать, в его жизни это впервые. Он достаточно искушён, чтобы понимать, какими будут последствия. Или ты из-за меня переживаешь? Поматросит и бросит? Щеноча, я не вчера родился и вполне отдаю себе отчёт, что богатой фифе даром не сдался такой тип, как я. Он через день уже забудет, как меня вообще зовут. Отстань.
— Пускай сами разбираются, — поддержал Чонина Фань. — Если бы он свою буханку заставил, та б сейчас орала как резаная. А раз тихо, то оба и виноваты.
Плотно сжав губы, Хань зашёл в гостиную и тихо примостился на свободном месте. На Чонина старался не смотреть. Не то чтобы обиделся — Чонин всё верно сказал: делать Ханю в такой компании особо нечего, обстоятельства временные и форс-мажорные, а эти парни с колокольни Ханя и вовсе никто и звать их никак, но готовность Чонина к такому повороту...
Готовность закономерная и здравая, но Ханю отчего-то было неуютно её осознавать. В мысли настырно лез их совместный выход в выставочном центре, когда все вокруг безоговорочно поверили в их образы. Все на них и смотрели тогда по-особенному. На Чонина с завистью поглядывали мужчины, а на Ханя — женщины, и их пару явно сочли яркой и жгучей. И Ханю это понравилось. Без дураков — понравилось. И плевать, что он сам был в женских шмотках. Но всё это разбивалось о реальность.
Вдребезги. В мелкие осколки.
Потому что Фань выложил на стол, чтоб было всем отлично видно, газету с огромным фото.
— Это везде. На улицах, в новостях, по телевизору, на каждом долбаном столбе. Ещё и снимок удачный. Нашу красотку опознает каждая собака в этом городе. Ещё и Цзао требует вернуть должок. Пока нас ищут, мы должны придумать, как избавиться от Цзя, вернуть долг и припрятать буханку Чонина. У кого есть предложения?
— Как спрятать мою булочку, я уже знаю, — безмятежно отозвался Чонин. — Договорился с Агнессой.
Чанёль, активно пихавший в рот стащенный из вазы на столе маффин, поперхнулся и зашёлся в кашле. Фань отреагировал спокойнее, просто на время замер, а потом принялся похлопывать Чанёля ладонью по спине, помогая прокашляться. Вид при этом у него был такой, будто он пытался в уме извлечь квадратный корень из восьмизначного числа. Хань не догонял вообще, что происходит.
— По крайней мере, пару недель прикрытия это обеспечит, — развёл руками Чонин. — Никто не догадается. И искать там точно никто не станет.
— Вы о чём вообще?
Чанёль раскрыл рот, собираясь просветить Ханя. Но рот ему твёрдо зажал ладонью Чонин.
— Сам всё увидишь. Собирайся пока. Твои вещи в комнате. Как недавно, булочка моя.
— Я тебе не булочка! И что значит «как недавно»?
— Платье надень, — подсказал Фань. — Сам же справишься? Я бы не против, чтобы Чонин тебе помог, но у нас нет времени на ваши оргии и игрища. Если так уж горит, можешь присесть ему на член в машине.
— Как-нибудь перетопчусь, — огрызнулся Хань и поспешил уединиться. Переодеваться и куда-то ехать он не рвался, но сейчас ему хотелось побыть одному. Он злился на всех разом. На себя — в том числе. Потому что вот по логике Чонин всё верно говорил, и Хань отлично понимал — скоро это всё кончится и забудется. Их жизни совершенно отличались и всегда будут отличаться. Для Ханя все эти парни ну вот как инопланетяне. И дело даже не в том, что они с высоты положения Ханя плебеи. Дело в том, что они — преступники. В них стреляли другие преступники. В них стреляла полиция. И в них всегда будут стрелять, потому что так и должно быть. А Хань... Хань не такой.
Подумаешь, попрыгал на члене и кончил. Да, понравилось. Да, повторить бы ещё пару сотен раз. Но как только проблема решится — если решится, Хань вернётся домой. Дома Чонина не будет, потому что его не может там быть никогда. Потому что Чонину путь в мир Ханя заказан. Дома будет очередной «женишок» Чжоу, который если и не продаст с потрохами следующему Цзя, то попытается на совесть Ханя ощипать и содрать побольше бабла за посредственный секс. Дома Хань снова будет изгоем, вынужденным изображать воспитанную фифу и перебивающимся лицемерными любовниками.
Изображать собой воровку Ханю понравилось куда больше. Женские тряпки тогда хотя бы оправдывали себя на все сто. Им окружающие восхищались, пока он сам их ощипывал. И им восхищались подельники. Причём не как женщиной, а как профи в своём деле.
Хань поправил блузку и юбку и окинул отражение в зеркале придирчивым взглядом. Ничего нового. Он к этому давно привык и во многих вещах разбирался получше некоторых девиц. Только результат воспринимался иначе. И сейчас у него был дополнительный стимул. Хотелось произвести впечатление. Незабываемое. Поразить до глубины души. Чтобы Чонин рот раскрыл, пусть и знал отлично, что под юбкой у Ханя в трусиках есть член.
Рты раскрыли все, когда Хань соизволил покинуть комнату, звонко цокая каблуками.
— Я готова, мальчики. Куда едем?
На вопрос ответ Хань так и не получил, зато в машине наслаждался тем, что Чонин сидел рядом и нахально запускал руку под юбку Ханя, чтобы оглаживать бедро с внутренней стороны. Было приятно до той степени, что Хань непозволительно расслабился и кайфовал, пока машина не притормозила у крыльца серого здания. Только выбравшись из салона, Хань медленно осознал, где они оказались. Он пытался схватить воздух широко открытым ртом, когда мимо величественно проплывали две монахини.
Натуральные монахини. В чёрном и белом, в тряпках от макушки до пят.
Дар речи к Ханю вернуться не успел — Чонин ухватил его под руку цепко, не вырвешься, и поволок к ступеням. Хань даже не пытался запомнить дорогу.
— Сестра Агнесса, вот ваша подопечная.
Хань немо открывал и закрывал рот, глядя на ожидавшую их даму в монашеском облачении. Даме на вид было около пятидесяти, и она лихо курила сигару, перекладывая на столе пакеты с сухой травкой. Небось, марихуана. Хань баловался этой дрянью иногда, так что уж хотя бы по запаху узнавал без труда.
— У тебя губа не дура, как я погляжу, — кивнула Агнесса, окинув Ханя быстрым взглядом. — Окей, Соболь. Донеси до крали простые правила. — Поднявшись из-за стола, Агнесса подошла к ним вплотную и устремила на Ханя цепкий взор. — Во-первых, соблюдать внутренние правила монастыря и не выделяться. Во-вторых, не лезть куда не надо, а если влезла, то молчать об увиденном как рыба, иначе прирежем прямо здесь. Всё понятно? В таком случае, пойду и порадую мать-настоятельницу временным прибавлением. Вы пока можете попрощаться. Попрощаться, а не согрешить, Соболь. Иначе — гнев Господень и мозги по барельефам.
Едва за Агнессой закрылась дверь, как Хань возопил фальцетом от переполнявшего его возмущения:
— Монастырь? Женский? Да ты охренел? Что я тут делать буду?
— Молиться и причащаться. Не ори. Лучшего места, чтобы тебя спрятать, просто нет. Никто не станет искать парня в женском монастыре. Тем более, никто не полезет к сёстрам — у них торговля марихуаной и оружием в руках. Кому нужны такие проблемы? Скажи спасибо, что Агнесса пошла мне навстречу. И лучше бы ей не знать, что ты парень.
— А если узнает, то что?
— Сначала оскопит тупым ножом, потом вышибет мозги. За нарушение внутренних правил монастыря. Если ты пропустил мимо ушей, повторяю — они торговцы травкой и оружием. Не обманывайся их видом. Или ты думаешь, что такой монастырь на одних пожертвованиях можно содержать? В нынешнее-то время? В общем, продержись хоть неделю. За неделю мы разберёмся с Цзя.
— Но я могу вам помочь, — уцепился Хань за соломинку.
— Нет, не можешь. Смотри на вещи здраво. Они пустили данные о тебе везде. Если ты останешься с нами и на виду, нас всех быстро повяжут. Тебя не только Цзя ищет, но и полиция. И да, ты нам связываешь руки. Территория монастыря закрыта. Мало того, что тебя искать тут не будут, так и случайностей тут не будет. Закончим с Цзя, сразу тебя заберём и посадим на паром — папочка будет счастлив тебя видеть целым и невредимым.
— Ага, чудесно просто. — Хань не пытался скрыть отчаяние и разочарование. Он отдавал должное находчивости Чонина и его усилиям для защиты, но, твою же налево, в монастыре же не потрахаешься. Перспектива сидеть среди толпы баб и ждать у моря погоды Ханя ничуть не радовала. При этом ему ещё и полагалось ничем и никак не выдать истинную сущность. — Тут хоть огород есть какой?
— Зачем? — опешил от вопроса Чонин.
— Затем, что я в курсе, для чего нужен огород. Чтобы украсть морковь или огурец. Что Бог пошлёт. А то подозреваю, что на стол они попадают только в натёртом или нарезанном виде. И только попробуй сказать что-нибудь о воздержании. Мне тут целую неделю сидеть после того, как ты засадил мне и дело до конца не довёл.
— Так я же не нарочно... — немного смутился Чонин. — От воплей Щеночи у кого угодно всё упадёт.
— Тогда ему и скажи, что если я тут загнусь от недотраха, то буду до конца жизни ему являться в самый ответственный момент.
С уходом Чонина вся напускная бравада Ханя схлынула, и в монашеские тряпки он облачался без энтузиазма. Сестра Агнесса порадовала его обетом молчания и велела просто следовать правилам и всё повторять за другими монахинями. Заодно и келью показала — тёмную и сырую, где Хань рисковал схватить радикулит раньше срока, зато на всю жизнь. Особенно яркие впечатления Ханю подарил личный «душ» — неказистый тазик на тумбочке и глиняный кувшин с холодной водой. Под узкую кровать с жёстким матрасом Хань и вовсе заглянуть не рискнул, опасаясь узреть там антикварный ночной горшок.
А ещё монахини делали кучу всего такого, чего Хань не делал никогда. И за каждый промах Хань огребал толстым томиком с псалмами от сестры Марии по рукам. Причём сестра Мария с удовольствием отправила его на кухню и поручила чистить морковь — хотя бы с этим Хань справился. Правда, мысли припрятать одну морковину в рукаве посещали Ханя всё чаще. Останавливали Ханя исключительно соображения об отличной акустике в том крыле, где располагались кельи. Даже тихий стон там мгновенно разносился по коридорам.
Засада по всем фронтам. Вот что ты будешь делать?
***
В салон Чонин вернулся не с пустыми руками — сестра Агнесса продала два неплохих ствола и патроны к ним.
— А как же... — хмуро начал Чанёль при виде оружия.
— Это не для дела. Это для Цзя. Или ты предлагаешь от него камешками отбиваться?
Чанёль потянулся к пистолетам и получил по руке от Фаня.
— Не трожь. Это нам с Соболем. Ты на координации. Тебе оружие не нужно. Так какой у нас план? — Фань покосился на Чонина, выруливая из ворот монастыря.
— Предельно простой. Чем проще, тем надёжнее. Выясняем, где Цзя сидит, идём с визитом и выносим. Стволы чистые. Не наследим — отделаемся без потерь.
— Серьёзно?
— А у нас есть выбор? Ты знаешь, что он за птица. А он знает нас. Если не сделаем его в ноль, он не отстанет. Ты видишь другой выход? Лично я — нет. Мне это не нравится, как и тебе, но других вариантов нет. Даже если мы преподнесём ему нашу булочку на блюдце, он не уймётся, пока не отправит нас на тот свет. Или он, или мы. Выбирай.
Чанёль притих на заднем сиденье. Должно быть, тоже понял, что шутки кончились. Да и не в первый раз, конечно. Чонин и Фань подобным не занимались, но случалось и так, что приходилось порой. Если уж нарушаешь закон, то и к такому повороту следует быть готовым.
— Щеноча, на тебе разведка и сбор предварительной информации, — вздохнул Фань. — Времени мало, поэтому напрягись. Пока мы займёмся долгом, ты должен выяснить все ключевые детали.
— С долгом что?
— Ничего сложного. Депозит в банке. Зайти, очистить ящик, выйти. Для тебя сущая ерунда. Это с Цзя придётся повозиться, мы же не знаем, сколько у него народа. Скажи спасибо, что наши фото нигде не засветились, а то было бы сейчас весело.
Чанёль оживлённо поворочался на заднем сиденье и выразительно кашлянул.
— А что, если нам просто подкинуть Цзя адресок булочки и сделать ноги? На Филиппины, например. Или в Новую Зеландию. Вряд ли у Цзя всюду свои люди.
— Щеноча, — Чонин тяжко вздохнул, — китайцы повсюду. Даже с нами тут один сидит.
— Но-но, я канадец, — возмутился Фань.
— В жизни бы не догадался.
— Могу паспорт показать.
— Тот, что ниже пояса? — невинно уточнил Чанёль, но осёкся под сердитыми взглядами с двух сторон. — Я про пистолет.
— Мы так и поняли.
— Про обычный пистолет, — для ясности добавил Чанёль и густо покраснел.
— Поздравляю, Фань, тогда ты еврей, — хмыкнул Чонин, намекнув на марку «Джерико» прямиком из Израиля.
— Ты тоже, так что не звени. Не нравится мне всё это. — Фань хмуро вытянул из пачки сигарету и сжал фильтр губами, подкурил. — У Цзя тут связи. И эти связи поширше наших будут раз в десять.
— Именно поэтому Цзя полагается расслабиться. Он и мысли не допустит...
— А если допустит? Он же наверняка в курсе нашего армейского прошлого. Может и решить, что мы совсем с катушек слетим.
— Будь на его месте ты, так оно и было бы. Потому что ты патологически мнителен и подозрителен. Но ты и Цзя рядом не валялись. Цзя волнуют только его доходы, а сам он трус, каких мало. Нет, он в жизни не подумает, что мы вдвоём припрёмся по его душу.
— Точно, потому что с точки зрения любого нормального человека это самоубийство, — напомнил о себе всё ещё красный и обиженный Чанёль. — Вот грохнут вас там, и что я скажу твоей булочке?
— Что я безвременно погиб, спасая роскошную задницу от неприятностей. Он оценит. Наверное. Быть может, никогда меня не забудет. Хотелось бы надеяться.
— Он тебя точно никогда не забудет — это ж ты упёк бедолагу в монастырь. Монашкой.
— Фань, как думаешь, может, Щеночу бы тоже припрятать?
Фань всерьёз задумался, а Чанёль предсказуемо запаниковал.
— Не мешало бы, но без Щеночи мы будем слишком долго возиться. Щеноча, не митусись и работай уже. Соболь, не пугай его, а то он нам такое наработает...
В общем, пока Чанёль работал, Чонин и Фань занимались долгом. С практической стороны ничего сложного не предвиделось: маскировка, аренда ящичка, визит в хранилище, взлом и вынос. Сложности имелись с технической стороны: наблюдение, сеть камер, сигнализация и видеозапись. Навыков Фаня для работы с этими сложностями хватало, как и припасённых инструментов. Успех операции заключался в безупречной согласованности действий, к чему привыкать не требовалось — Чонин достаточно поработал с Фанем, чтобы они представляли собой отлично сыгранную команду.
Содержимое ящика Чонин вынес из банка в течение двадцати минут. Ещё полчаса ушло на смену маскировки и доставку заказа по нужному адресу. С них списали долг, и этот пункт можно было вычеркнуть из плана.
Чанёль трудился в поте лица на кладбище кораблей. Там Чонина и Фаня ждали обед и нарытые Чанёлем сведенья.
Цзя опасался торчать на суше, поэтому проживал временно на своей яхте. Разумеется, подступы к яхте тщательно охранялись, да и на самой яхте постоянно дежурил десяток головорезов. Но простоту схемы это не отменяло — отруби змее голову, и она издохнет.
— Лучше по воде, — проанализировав данные, решил Фань. — Через порт долго и муторно. Добираемся до яхты, забираемся, выносим всех, кто попадётся на пути, приканчиваем Цзя и рвём когти. Если не оставлять следов, потом нас никто не найдёт.
— Звучит как-то уж совсем незатейливо, — с сомнением пробормотал Чанёль. — Там же десять человек. С оружием. И Цзя ещё. У него наверняка найдётся пистолет, а не только клизма.
— Чанёль, какая разница между Фанем с пушкой и Цзя с пушкой? — Чонин сладко потянулся и зажмурился.
— Э-э-э...
— Фань умеет пушкой пользоваться. Не волнуйся, Фань бывал и в худших передрягах.
Дело в самом деле выглядело несложным. Особенно с позиции военного опыта Чонина и Фаня. Проникнуть в тыл врага, снять часовых, грохнуть цель и тихо уйти. На счету у них обоих подобных операций хватало, и они считались максимально простыми. Достаточно лишь выбрать идеальное время для нападения и действовать быстро, без колебаний. Ну вот что могло пойти не так?
В час ночи Чонин и Фань упаковались в облегающие костюмы для подводной охоты, взяли дежурную лодку, позаботились об оружии и проверили ножи. На лодке они добрались до порта, стараясь держаться тех участков, что освещались слабо, и где шанс нарваться на патруль был минимален — спасибо Щеноче за пробитые маршруты.
Дальше вот пришлось двигаться вплавь, а потом и вовсе уйти на глубину — даже ночью в порту царило оживление, и над головами у них то и дело шныряли суда разных калибров и мастей, включая утлые рыбацкие лодчонки.
Чонин взбирался на борт яхты первым, цепляясь руками за скользкие перекладины. В этом был свой смысл — в скорости и вёрткости Чонин Фаня превосходил, и даже если бы его заметили, он успел бы убить охранника раньше, чем тот поднял бы тревогу. К счастью, обошлось. Чонина никто не заметил. Он спокойно подобрался к дремавшему часовому на нижней палубе, стремительным движением перерезал бедняге горло, удержал и аккуратно прислонил уже неподвижное тело к канатной бухте. Как раз вовремя — через борт перелез Фань.
Чонин жестом указал Фаню на верхнюю палубу, предложив зачистить объект там, а себе оставил на десерт каюты и трюм.
Нет, ну вот что могло пойти не так, если охрана Цзя, измотанная очередным дежурством, расслаблялась по мере сил и возможностей? Ни о какой армейской дисциплине и речь не шла. Чонин двигался к цели, практически не встречая сопротивления. Всё равно что конфету у ребёнка отобрать.
Но вот потом всё пошло не так, ибо Цзя приспичило скрасить досуг. Для этой цели он воспользовался услугами девиц известного поведения, полюбоваться на которых Чонин смог без проблем, едва кубарем влетел в каюту. В принципе, орущие и визжащие девицы не мешали Чонину делать дело — всего-то навести ствол на Цзя, мило улыбнуться и потянуть за спусковой крючок. Орать и визжать забрызганные кровью девицы стали громче и истеричнее, но убивать их Чонин как-то совсем не планировал. Вообще они видели, что Чонин учинил. Конечно, измазанное чёрным лицо до некоторой степени делало опознание проблематичным, но...
— Мы в заднице, — шепнул ввалившийся следом за Чонином в каюту Фань.
— Я вижу.
— Да не эти. Снаружи. Там полно полиции. Уйти никак. Блокада грамотная, но я сомневаюсь, что по нашу душу.
Дело выглядело паршиво со всех сторон, и единственное, что они ещё успевали — избавиться от оружия, выбросив его за борт. Полиция застукала обоих, когда они пытались сделать искусственное дыхание одному из трупов. Трупу это, конечно же, ничуть не помогло, зато помогло живым поддержать имидж идиотов со стажем.
Слушать их никто не стал — просто свалили на палубу, надели наручники и отправили прямиком в горячие объятия некоего капитана Линя. По пути из порта в участок удалось выяснить из коротких переговоров, что против Цзя полиция тщательно готовила операцию уже чёрт знает сколько времени, чтобы накрыть и Цзя, и его связи, а какие-то ослы испортили полиции всю малину, грохнули цель и поставили жирный крест на возможных выходах на наркоторговцев и оружейников.
«Ослы» честно молчали и на все вопросы бормотали неразборчиво на плохом английском, что они ничего не понимают. Отмытых Чонина и Фаня никто не опознал, конечно же, а бьющиеся в истерике девицы из каюты Цзя вообще отказались давать показания. Не так уж и плохо у девиц было с мозгами — поводившись с Цзя и ему подобными, они уяснили, что молчание — это жизнь, а длинный язык — смерть.
— Могло быть и хуже, — шепнул Чонин при случае Фаню.
— Да куда уж хуже? Мы в полиции и в наручниках, а взяли нас на месте преступления. Или ты ждёшь, что они сдуреют и отпустят нас на радостях?
Фань оказался прав — их никто отпускать не собирался. Отсутствие орудия преступления и показаний никого не остановило. Орудие преступления искали, а пока его искали, задержанных спровадили за решётку в комплекс Бэй. Чонин о нём слышал, но ни разу не видел. Теперь зато мог посмотреть на старинные стены крепости. Их с Фанем доставили в комплекс на рассвете в полицейском фургоне. В комплексе им ещё и ноги сковали, наручники надели спереди и провели в крыло для задержанных. Оно, впрочем, мало отличалось от крыла для осуждённых.
Камеры выделили отдельные, но на одном ярусе. Зато в камерах наконец сняли и наручники, и цепи с ног. Потом явился лейтенант с чемоданчиком и принялся снимать отпечатки пальцев. Чонин и Фань по-прежнему изображали залётных птиц, делали вид, что ничего не понимают, и на плохом английском требовали адвоката.
В целом всё выглядело отвратнее некуда. На свободе был только Чанёль, который уж точно не годился для штурма старинной крепости и вызволения Чонина и Фаня из-за решётки. Чонин и Фань облазили камеры и убедились, что строили крепость на века, так что идея с подкопом или расковыриванием стен никуда не годилась.
Короче говоря, пока ничто не давало никакой надежды, что им удастся выбраться на свободу в обозримом будущем.
Хотя имелся и плюс: после кончины Цзя «булочка» Хань мог спокойно вернуться в лоно семьи.
Пошептаться с Фанем удалось только в столовой во время завтрака, стараясь при этом не засветить беседу. Оба ковырялись приборами из паршивого пластика в содержимом картонных тарелок на подносах и украдкой оглядывали других заключённых и охрану.
— Мы в полной заднице, — не преминул блеснуть мрачным настроением Фань, поддел кусок чего-то на тарелке и с подозрением осмотрел.
— У нас ещё есть Щеноча. — Сдаваться Чонин очень не любил, можно сказать, ненавидел. — Что-нибудь да накрутит.
— Щеноча? О да, он мастер по накручиванию себя. До полной истерики. Без твёрдой направляющей руки толку не будет. А если он узнает, что мы за решёткой... его удар хватит. Фатально. Что у нас осталось ещё?
— Агнесса?
— Пальцем не пошевелит без весомого стимула. А у нас нет ничего, что мы могли бы ей в качестве стимула предложить. Или я чего-то не знаю, и у тебя завалялась где-то партия оружия?
— Всё, что у нас, — Чонин тоном подчеркнул «нас», — завалялось, давно уже Агнессе продано. Скажи спасибо, что хоть с долгами расплатиться успели до экскурсии в это чудное местечко. Кажется, я тут помру с голодухи. — Есть местную «пищу» Чонин не собирался вовсе — это даже выглядело несъедобным. После шедевров Щеночи — так вообще.
— Поэтому мы в полной заднице, — снова мрачно подытожил Фань. — Хватило бы денег на хорошего адвоката, хотя нам и это не поможет. Наши данные в закрытых базах, и когда эти олухи ничего на нас не найдут, они застопорят дело. И о нас могут «забыть». На пару лет — так точно. Местные бюрократические штучки — это то ещё дерьмо, и полиция им пользуется регулярно и с особым рвением. После смены власти они вообще пускаются во все тяжкие без стыда и совести.
— Мне не улыбается торчать тут до морковкина заговенья, — недовольно пробурчал Чонин, изучая на сей раз содержимое пластикового стакана.
— Угу. Ну так ты у нас гениальный вор. Вот и сообрази, как нас можно отсюда украсть.
— Было бы всё так просто...
Нас не догонят!
"Сейчас будет больно" (с) Не всем и не сильно, но это предпоследний кусь, чтобы все морально подготовились к финалу из разряда "позади всё горит, впереди всё рыдает")))
Нас не догонят!
— Восемь-два-два-один, подъём!
Над головой намеренно загремели железом. Сволочи, за две минуты до сигнала побудки! Хоть бы доспать дали...
— Подъём, кому сказано?
— Что надо? — хрипло спросил спросонья Чонин, протирая глаза.
— Посещение. К тебе тут супруга пожаловала.
По счастью, вслух Чонин брякнуть ничего не успел, а слабый свет из коридора и до середины камеры не добирался, так что его изумление осталось незамеченным. А вот голова заработала в ускоренном режиме.
Жениться в этой жизни он ещё точно не успел, а единственный человек, которому хватило бы дурости добровольно назваться его «женой», должен был причащать свою напрашивающуюся на член задницу в монастыре под суровым надзором сестры Агнессы.
Меньше всего Чонин верил, что Хань способен от сестры Агнессы улизнуть или хоть как-то смягчить её каменное сердце и выбраться из-под монастырской крыши — Агнесса серьёзно относилась к собственным обещаниям, и на её слово всегда можно было положиться.
Однако же в комнате для посещений торчал за стеклом Хань собственной персоной — в рыжекудром парике с двумя школьными хвостиками и в практически невесомом голубом сарафане. Хань увлечённо сосал леденец на палочке и косился на застывшего у двери охранника, который явно мечтал запустить лапу в трусы и со смаком подрочить.
Чонин молчал, пока его руки пристёгивали наручниками к перекладине у прозрачной перегородки, молчал и тогда, когда охрана проверяла, всё ли в порядке. Они остались с Ханем наедине через минуту. Хань деловито снял трубку и приложил к уху, выпустил изо рта леденец с причмокиванием, чтобы рассерженно зашипеть:
— Ну и как это понимать?
— Ты что здесь делаешь? — ответил вопросом на вопрос Чонин с холодной яростью. Вот только этого им с Фанем и не хватало!
Возможно, розыск Ханя и отменили уже, но гарантий никаких. Они тут жилы себе рвали, чтобы уберечь случайную красотку от не менее случайной пули или лишения конечностей, а красотка сама лезла на амбразуру. По-хорошему, чониновой «буханке» следовало мотать на Тайвань в темпе вальса и названивать папочке, а не бегать в платьях и не носить сухари парочке воришек, угодивших за решётку по подозрению в убийстве. Тот факт, что убийство Цзя спасало голову Чонина, Чонин предпочитал сейчас затолкать под ковёр, чтоб не торчало.
Тем временем Хань сухо объяснил, что принёс в полицию документы «двух туристов», увлекающихся дайвингом. По этим документам сам Хань являлся супругой некоего Джона Доу. Разумеется, Джоном Доу стал именно Чонин, с пелёнок пребывавший безвыездно в Канаде, — прелесть какая.
— И передай привет Дику от его невесты Элли.
— Она вообще жива?
— Ага, прибыла к Агнессе, не приходя в сознание, и Агнесса решила, что лучше отдать Элли меня без споров, лишь бы в монастыре воцарилась наконец тишина. Есть идеи? Потому что у меня — ни одной.
— Потому и припёрся?
— А почему ж ещё?
— А подумать головой и свалить к папочке?
— Папочка подождёт. Я звонил ему и сказал, что жив, здоров и не кашляю. А ты мне крупно должен.
— С чего бы это?
— А с того! — Хань сердито засопел в трубку, продолжая сверлить Чонина негодующим взглядом. — Или у тебя есть предложение, как снести эту прозрачную хрень и закончить начатое?
— А... — с запоздалым пониманием протянул Чонин.
— Я без белья, кстати. — И Хань с детской непосредственностью раздвинул ноги и приподнял подол сарафана, чтобы доказать правдивость этих слов.
Чонин облизнул враз пересохшие губы, потому что между раздвинутых бёдер Ханя на стуле лежала цепочка с колокольчиком на конце. Знакомая такая цепочка.
Насколько Чонин помнил, другим концом цепочка крепилась к анальной пробке, которую подарил Щеноче Фань год назад, и Щеноча потом целую неделю показывал игрушку всем жертвам своего праведного возмущения: дескать, что за лодыри пошли, которые даже не могут исполнить супружеский долг собственными силами. Фань флегматично нудел, что кое-кто в браке не состоит и супружеским долгом не обременён, чем только изрядно масла в огонь подлил. И лишь когда Чонин отобрал наконец игрушку у Чанёля и пригрозил вставить Чанёлю её куда следует собственноручно, парочка опомнилась. Тем самым инцидент себя и исчерпал.
Чонин не знал, пользовался ли игрушкой по назначению Чанёль, но сейчас она явно оказалась у просвещённого извращенца.
— Помучайся теперь, — злорадно добавил Хань и опустил подол сарафана, спрятав от глаз Чонина всё самое сладкое. — На самом деле это типа стимул. Для твоего мозга. Или считай, что я тебя нанимаю, чтобы ты украл эту прелесть. — Хань поёрзал на стуле, и колокольчик пару раз звякнул.
— Ты тачку водить умеешь? — задумчиво поинтересовался Чонин, пытаясь одним взглядом снова приподнять подол сарафана.
— Ну да...
— А экстремально водить?
— Что?