— Ну, честно говоря, не очень. — Как же, очень надо коровниками любоваться, подольше бы не видеть этакой картины. — Но я тут подумал: может, мне отправиться с фургонами Кадира, раз они скоро уйдут?
Ранд молчал. Когда он наконец заговорил, легкий налет веселья исчез из его голоса:
— До самого Тар Валона?
Теперь уже заколебался Мэт. Он бы не отпустил меня в лапы Морейн. Или?…
— Может быть, — как ни в чем не бывало откликнулся Мэт. — Не знаю. Туда хочет отправить меня Морейн. Может, удастся вернуться в Двуречье.
Посмотреть, все ли в порядке дома. Посмотреть, жив ли Перрин. Узнать, как там мои сестренки, ма и па.
— Нам следует делать то, что мы должны, Мэт. Зачастую это не то, чего нам хочется. Нужно делать, что должны.
Все это походило на оправдание — для слуха Мэта. Ранд будто просил его понять. Только Мэт уже не раз поступал так, как должен. Не могу я винить его за Перрина, да и не мне его винить. Проклятье, никто ведь не заставлял меня идти за Рандом, будто какая гончая! Только и это не было верно. Его заставили. Но не Ранд.
— Ты разве не… не станешь меня останавливать?
— Мэт, я не стану ничего говорить тебе. Ни «оставайся», ни «иди», устало сказал Ранд. — Узор плетет Колесо, а не я, а Колесо плетет так, как угодно Колесу. — О-о, как все это похоже на проклятых Айз Седай! Уже повернувшись и собираясь уйти, Ранд добавил: — Не верь Кадиру, Мэт. В каком-то смысле он очень опасный человек. Таких ты едва ли встречал в жизни. Не верь ему ни на гран, а то он тебе глотку перережет, о чем будем горевать не только мы с тобой. — Он двинулся по улице дальше, в сгущающиеся сумерки; вокруг него, точно охотящиеся волчицы, мягко ступали Девы.
Мэт смотрел ему вслед. Купцу поверить? Я не доверился бы Кадиру, хоть засунь его в мешок и накрепко свяжи. Итак, не Ранд сплетает Узор? Да уж кто как не он! Еще до того, как им стало известно, о чем гласят Пророчества, причем тут они, трое друзей, и узнали, что Ранд — та'верен. Один из тех редких людей, которые, вместо того чтобы хочешь не хочешь быть вплетенными в Узор, сами вынуждают Узор формироваться вокруг себя. Мэт знал, что такое быть та'вереном; он и сам — та'верен, хотя и не столь сильный, как Ранд. Иногда одним своим присутствием в каком-нибудь городке Ранд мог воздействовать на жизнь его обитателей, изменять весь ход жизни людей. Перрин тоже был та'вереном или мог им оказаться. Отыскавшая ребят Морейн считала крайне значимым тот факт, что этим троим юношам, выросшим в одной деревне, уготована судьба та'веренов. И, кем бы они ни были, она намеревалась всех троих использовать в своих целях.
|
|
Судя по всему, замыслы у нее были грандиозные: все та'верены, о которых знал Мэт, были мужчинами вроде Артура Ястребиное Крыло или женщинами, похожими на Мабриам эн Шириид, которая, если верить преданиям, после Разлома основала Союз Десяти Государств. Но ни в одном сказании не говорилось, что случается с та'вереном, который оказывается близок к другому, такому сильному, как Ранд. Наверное, так крутит в водовороте листок.
К Мэту подошла Мелиндра и протянула ему черное копье и тяжело звякнувший мешок из грубой ткани.
— Я сложила сюда твой выигрыш. — Она и в самом деле была выше Мэта на добрых пару дюймов. Мелиндра поглядела вслед Ранду: — Я слышала, ты Ранду ал'Тору почти брат.
|
|
— Можно и так сказать, — отрезал Мэт.
— Да и неважно, — сказала она, подытоживая. Потом Мелиндра устремила свой взор на юношу, упершись кулаками в бедра. — Мэт Коутон, ты заинтересовал меня, причем до того, как преподнес мне дар расположения. Конечно, и речи быть не может о том, что ради тебя я откажусь от копья, но я несколько дней к тебе присматривалась. У тебя улыбка как у мальчишки, задумавшего очередную проказу. Мне это нравится. И эти глаза. — В тускнеющем свете она медленно и широко улыбнулась. С теплотой. — Мне нравятся твои глаза.
Мэт поправил шляпу, хотя та и так сидела безукоризненно. В мгновение ока превратиться из загонщика в догоняемую добычу. С айильскими женщинами так и случается. Особенно с Девами.
— Тебе что-нибудь говорит имя — Дочь Девяти Лун? — Порой он задавал такой вопрос женщинам. Неверный ответ — и этой же ночью он сматывается из Руидина, пусть даже придется выбираться из Пустыни пешедралом.
— Ничего не говорит, — сказала Мелиндра. — Но кое-что мне нравится делать при лунном свете.
Обняв Мэта за плечи, она сняла с его головы шляпу и принялась что-то шептать ему в ухо. И почти сразу же он ухмыльнулся — еще шире, чем Мелиндра.
Глава 4
СУМЕРКИ
Сопровождаемый эскортом Фар Дарайз Май, Ранд подошел к Руидинскому Крову Дев. Белые ступени шириной во все здание, каждая в три фута, взбегали к толстым, футов в шестьдесят высотой колоннам, которые сейчас, в сумраке, казались черными, но днем сияли яркой голубизной. Колонны были необычными, со спиральными каннелюрами. Перед высоким зданием была выложена из глазурованных плит узорчатая мозаика — вились белые и голубые спирали, казавшиеся глазу бесконечными. Прямо над колоннами находилось огромное многоцветное окно-витраж — черноволосая женщина пятнадцати футов высотой, в причудливом голубом одеянии, правая рука поднята то ли в благословении, то ли в повелении остановиться. Лицо ее было одновременно и безмятежным, и суровым. Кем бы она ни была, к айильцам она точно не принадлежала — о чем говорили очень светлая кожа и темные глаза. Скорей всего, Айз Седай. Ранд выбил трубку о каблук, сунул ее в карман куртки и начал подниматься по ступеням.
|
|
За исключением гай'шайн, мужчинам не дозволялось ступать под Кров Дев — ни одному, ни в одном из холдов-крепостей в Пустыне. За подобную попытку и вождь, и кровный родич Девы мог заплатить жизнью, да, по правде говоря, ни одному айильцу такая мысль и в голову бы не пришла. Точно так же дело обстояло и с другими айильскими воинскими союзами: входить под их кров разрешалось лишь их членам и гай'шайн.
У высоких бронзовых дверей стояли в карауле две Девы. Скосив глаза на проходившего мимо колонн Ранда, они быстро обменялись какими-то знаками на языке жестов Дев и коротко улыбнулись друг дружке. Ранд пожалел, что не понимает, о чем они переговариваются. Со временем бронза тускнеет даже в сухом воздухе Пустыни, но гай'шайн отполировали двери, и теперь они сияли как новые. Створки стояли распахнутые настежь, и пара часовых не шелохнулась, чтобы преградить юноше дорогу. Ранд вошел, Аделин с сестрами по копью не отставали ни шаг.
Внутри, в широких белых коридорах, в огромных комнатах, находилось множество Дев. Они сидели на цветных подушках, беседовали, точили и протирали оружие, играли в «Кошкину колыбельку», или в камни, или в «Тысячу цветков» — айильскую игру, в которой, помимо прочего, нужно выкладывать узоры из плоских камешков, а на камешках вырезано чуть ли не с сотню различных символов. Разумеется, повсюду, занятые разной домашней работой, бесшумно сновали гай'шайн. Они попадались везде; вытирали, подметали, разносили еду и питье, что-то прилаживали, подправляли, подливали масло в разнообразные светильники, от простых глиняных, покрытых глазурью плошек до золоченых ламп, — вероятно, взятая невесть где боевая добыча. Были тут и высокие напольные шандалы, отыскавшиеся в городе. Мозаичные полы и стены в большинстве комнат покрывали разноцветные ковры и гобелены всевозможных рисунков и стилей — ни одного похожего. Кроме того, сами стены и потолки представляли собой изысканные мозаичные панно: леса, реки, небеса — такого никогда не видывали в Пустыне.
Заметив Ранда, Девы, и юные, и в годах, улыбались, кое-кто фамильярно кивал, а то и похлопывал юношу по плечу. Ранда окликали, интересовались самочувствием, спрашивали, поел ли он, не желает ли, чтобы гай'шайн принесли ему вина или воды. Он отделывался краткими фразами, хотя и улыбался в ответ. С ним все хорошо, он здоров, не голоден и пить не хочет, спасибо. Ранд продолжал идти, не сбавляя шага. Замедли он шаг, для ответа и неизбежно придется остановиться, а сегодня в его планы не входило задерживаться.
Можно сказать, что Фар Дарайз Май его в какой-то мере усыновили. Некоторые и в самом деле обращались с ним как с сыном, другие принимали его как брата. И возраст Девы не играл роли: женщины с сединой в волосах могли за чашкой чая разговаривать с ним точно с братом, а Девы, в лучшем случае старше его на год, заботливо удостоверялись, что он одет надлежащим образом для жаркой погоды. Уклониться от такого материнского внимания не удавалось они просто делали то, что считали нужным, и Ранд никак не мог придумать, как от них отвязаться. Не использовать же Силу, да и чуть ли не против всех!
У Ранда появлялась пару раз мысль взять для своей охраны воинов из другого сообщества. Например, из Шае'ен М'таал, Каменных Псов, или из Аэтан Дор, Красных Щитов. Руарк, пока не стал вождем, принадлежал к Красным Щитам. Только какую причину придумать? Правду-то сказать никак нельзя. При мысли, как и что он станет объяснять Руарку и остальным вождям, Ранд почувствовал себя не в своей тарелке. У айильцев ведь такое чувство юмора, причем весьма необычное, что, скорей всего, даже вечно хмурый старик Ган со смеху надорвется. Не говоря уж о том, что любая причина оскорбит всех Дев, заденет честь каждой. По крайней мере, по-матерински, за крайне редким исключением, они с ним обращались только здесь, под Кровом, где кроме них никто этого не видел. А гай'шайн хорошо знали, что следует держать язык за зубами обо всем, что тут происходит. «Девы, — сказал однажды Ранд, — поддерживают мою честь». Эти слова помнили все, а Девы так гордились, будто он каждую одарил королевским троном. Но получилось так, что честь его они поддерживают по-своему, как желают сами.
Аделин и остальные четверо Дев отправились к своим подругам, но Ранд, поднимавшийся все выше по плавно изгибающимся пролетам широкой белой лестницы, не оставался в одиночестве. Практически на каждом шагу он отвечал на те же вопросы. Нет, он не голоден. Да, знает, что еще не вполне привык к жаре. Нет, много на солнце он не бывает. Ранд переносил все это стоически, но облегченно вздохнул, добравшись до второго, если считать вверх от огромного окна, этажа. Здесь, в широких коридорах и на лестнице, ведущей дальше вверх, не было ни Дев, ни гай'шайн. Голые стены и пустые апартаменты лишь подчеркивали безлюдье, но после суеты нижних этажей одиночество было благословенным даром.
Спальней Ранду служила комната в центре здания, окон здесь не было. Размеры ее, одной из немногих, не подавляли своим громадьем, хотя расстояние от пола до высокого потолка превосходило и длину, и ширину. Каково назначение этого зала, Ранд понятия не имел. Единственным украшением помещения являлась мозаика в виде виноградных лоз, обвившихся вокруг небольшого камина. Это вполне могла оказаться комната для прислуги, как решил бы Ранд, не будь дверь обшита бронзой, пусть и без всякой резьбы, таких в комнатах слуг не бывает. Войдя, Ранд прикрыл за собой дверь. Гай'шайн начистили металл до тусклого блеска. Вместо стульев на голубом мозаичном полу были разбросаны подушки с кистями, рядом, поверх сложенных стопкой пестрых ковров, лежал толстый соломенный тюфяк. Рядом с этой «постелью» на полу стояли простой глазурованный голубой кувшин с водой и темно-зеленая чашка. Вот и вся обстановка, не считая двух уже зажженных трехрогих светильников и стопки книг фута в три высотой в углу. Устало вздохнув, Ранд, не сняв ни сапог, ни куртки, растянулся на тюфяке — как ни поворачивайся, спать на таком ложе ничуть не мягче, чем на голом полу.
В комнату уже помаленьку вползала ночная прохлада, но Ранд и не думал разжигать сложенные в камине сухие коровьи лепешки — лучше уж терпеть холод, чем такой аромат. Асмодиан пытался показать способ сохранить в комнате тепло. Способ был прост, но у Ранда не хватало умения проделать этот трюк. Один раз он попробовал — и проснулся посреди ночи, хватая ртом воздух, края ковров уже затлевали от жара, накалившего пол. Больше Ранд экспериментировать не пытался.
Ранд выбрал это здание для жительства потому, что оно уцелело и находилось неподалеку от центральной площади; высокие потолки создавали ощущение прохлады даже в самые жаркие часы дня, а толстые стены не пропускали ночью сильные холода. Разумеется, тогда тут не было Крова Дев. Однажды утром Ранд проснулся и обнаружил, что во всех комнатах первых двух этажей поселились Девы, а возле его дверей выставлен караул. Через некоторое время он наконец понял, что Девы намерены разместить в этом здании Кров своего сообщества в Руидине, при этом они полагали, что он тут и останется. На самом-то деле они готовы были перенести Кров туда, куда отправится Ранд. Потому-то он и встречался с клановыми вождями в другом месте. Самое большее, что удалось Ранду, — это уговорить Дев не подниматься на тот этаж, где он спит. Они согласились оставаться внизу, но его просьба изрядно их повеселила. Даже Кар'а'карн не король, с кривой усмешкой напомнил он себе. Ранду уже дважды приходилось переезжать выше — Дев становилось больше. Из праздного любопытства он попытался прикинуть, сколько еще воительниц должно прибыть сюда, чтобы ему пришлось отправиться ночевать на крышу.
Лучше думать об этом, чем терзаться воспоминаниями о том, как он допустил, чтобы Морейн в печенках у него засела. До чего достала! Вывела из себя и выведала его планы, которые он хотел скрыть от нее, пока не выступят айильцы. А ей в точности известно, как манипулировать его чувствами, как заставить его рассердиться и сказать больше, чем он хочет. Я никогда раньше так не злился. Почему мне так тяжело держать себя в узде? Ладно, остановить его она все равно не в силах. По крайней мере, он так считал. Впредь нужно не забываться и быть с ней предельно осторожным. Изредка возросшие способности делали Ранда беспечным по отношению к ней, но, хоть он и стал намного сильнее, знает-то она куда больше его, пусть даже и обучающегося у Асмодиана.
То, что Асмодиан знает планы Ранда, не столь важно. Хуже, что его замыслы стали известны Айз Седай. Для Морейн я по-прежнему всего лишь пастух, которого она использует для целей Башни, но для Асмодиана я только хрупкая веточка, за которую можно ухватиться в хлынувшем половодье. Странное дело: он готов доверять Отрекшемуся больше, чем Морейн. Впрочем, ни ему, ни ей нельзя слишком доверять. Асмодиан… Если узы, связывавшие его с Темным, оберегали от порчи на саидин, значит, есть и другой способ защититься от нее. Или можно очистить саидин от этой скверны.
Вся беда в том, что до того, как переметнуться на сторону Тени, Отрекшиеся были среди наиболее могущественных Айз Седай Эпохи Легенд, а тогда обычными считались деяния, на которые Белая Башня никогда и в мечтах не замахивалась. И если Асмодиан не знает такого способа, скорей всего, его и не существует. Должен существовать. Что-то должно быть! Не сидеть же мне и ждать, когда сойду с ума и умру!
А вот это уже совершеннейшая глупость. Пророчество предрекает ему местом встречи Шайол Гул. Когда это произойдет, неизвестно; а после ему уже незачем будет волноваться о своем сумасшествии. Ранд вздрогнул и подумал, не развернуть ли одеяла.
Послышался тихий шорох шагов — кто-то в мягкой обувке двигался по коридору. Ранда как пружиной подбросило. Он сел. Я же говорил им! Если они не могут!.. Женщину, которая толчком открыла дверь, неся в руках толстые шерстяные одеяла, Ранд вовсе не ожидал увидеть.
Переступив порог, Авиенда остановилась и смерила Ранда холодным взглядом голубовато-зеленых глаз. Очень привлекательная женщина одних с ним лет, она была Девой, но не так давно отказалась от копья, чтобы стать Хранительницей Мудрости. Ее темные, с рыжинкой волосы еще не успели отрасти и не доходили даже до плеч и вряд ли нуждались в сложенной коричневой косынке, повязанной так, чтобы пряди не падали на лицо. Со своей коричневой шалью девушка, казалось, обращалась чуточку неловко, а длинные серые юбки вроде бы немножко стесняли ее нетерпеливые движения.
Увидев на шее девушки серебряное ожерелье — изящная нитка из тонко и изящно сработанных дисков, причем все разные, Ранд почувствовал укол ревности. Кто, интересно, подарил ей это ожерелье? Сама бы она вряд ли его выбрала; похоже, драгоценности она не жаловала. Авиенда носила еще одно украшение — широкий костяной браслет с изящно, во всех деталях вырезанными розами. Браслет Авиенде подарил Ранд, и он не был уверен, что девушка простила его за такой дар. Так или иначе, глупо ревновать.
— Я не видел тебя десять дней, — сказал он. — Мне уж казалось, Хранительницы тебя к моей руке привяжут, как только обнаружат, что я отгородил от них свои сны.
Асмодиана позабавило, когда он узнал, чему первым делом хочет обучиться Ранд, а затем он расстроился, обнаружив, как долго тому пришлось учиться такой простой вещи.
— Мне нужно заниматься, Ранд ал'Тор. — Она будет одной из немногих Хранительниц Мудрости, способных направлять Силу; ее учили в том числе и этому. — Я не из твоих мокроземок, чтобы все время болтаться рядом, дабы ты мог глядеть на меня, когда тебе захочется. — Хоть она знала и Эгвейн, и раз уж речь об этом, — Илэйн, у Авиенды сложилось весьма своеобразное мнение о тех, кого она называла мокроземками, да и обо всех жителях мокрых земель вообще. Вот втемяшилось ей это в голову — не выбьешь. — Они не в восторге от твоего поступка. — Авиенда имела в виду Бэйр, Эмис и Мелэйн — трех Хранительниц Мудрости, которые обучали ее, трех ходящих по снам, которые пытались следить за ним. Авиенда с сожалением качнула головой: — А особенно им не понравилось, что это от меня ты узнал о том, что они входят в твои сны.
Ранд уставился на девушку:
— Ты им так сказала? Но ведь ничего ты мне не говорила! Я сам до всего дошел. Да и в конце концов все равно бы сам догадался, даже и без твоего намека. Авиенда, они сами рассказали мне, что могут в снах с людьми разговаривать. Мне оставалось сделать всего шаг.
— Ты хочешь еще больше уронить мою честь? — Голос девушки был пока ровен, но от горящих глаз занялся бы огонь в камине. — Я не позволю ни тебе, ни другому мужчине бесчестить себя! На след тебя навела я, и пусть позор падет на мою голову. Лучше б ты тут замерз! — И она швырнула одеяла на голову Ранда.
Он стянул их с себя и уложил рядом на тюфяк, соображая, что сказать. Опять этот джи'и'тох. А сама Авиенда такая злючка-колючка, точно терновник. Считалось, что ей поручено обучать его айильским обычаям, но Ранд знал: ее истинная задача — шпионить за ним для Хранительниц Мудрости. Какой бы ущерб для чести ни был связан с подсматриванием за самими айильцами, Хранительниц это, по-видимому, не касалось. К тому же, похоже, просьбу шпионить за ним сами айильцы тоже не сочли бы предосудительной. Хранительницы знали, что Ранду все известно, но отчего-то их это нисколько не тревожило, как, впрочем, и его — лишь бы все оставалось, как есть. С одной стороны, шпион из Авиенды аховый. Почти никогда она не пыталась что-то выведать, и ее нрав вызывал у него то приступы гнева, то угрызения совести — почти так же на него воздействовала Морейн. С другой стороны, иногда, когда девушка забывала выпускать свои колючки, с ней было приятно провести время, поговорить. Кроме того, известно, кого Эмис с прочими к нему подослали, кто за ним шпионит. Если не Авиенда, будет кто-то другой, и придется теряться в догадках, кто теперь при нем соглядатай. Вдобавок Авиенда никогда не относилась к нему настороженно.
Мэт, Эгвейн и даже Морейн порой смотрели на Ранда так, что в глазах читалось: видят они Возрожденного Дракона. А иногда проглядывал страх перед способным направлять Силу мужчиной. Для вождей кланов и Хранительниц Мудрости Ранд был Тем-Кто-Приходит-с-Рассветом, человеком, которому предречено разломать Айил, точно сухой прутик; если они и не боялись его, то временами относились к нему как к алой гадюке, рядом с которой им приходится жить. Кого бы ни видела в Ранде Авиенда, это ее нисколько не останавливало если считала нужным, она не упускала случая подколоть, а то и обрушиться на него с упреками. И так почти всегда.
По сравнению со всем остальным, отношение Авиенды — утешение слабое, тем не менее какую-то поддержку Ранд чувствовал. Он, можно сказать, даже скучал по Авиенде. С полдюжины раз Ранд посылал ей цветы — собирая их с каких-то колючих растений, он оцарапался в кровь, пока не сообразил, что можно воспользоваться Силой. Эти букетики относили сами Девы, не посылая с ними гай'шайн. Разумеется, получила она цветы или нет, Авиенда его не уведомляла.
— Спасибо, — наконец промолвил Ранд, проведя ладонью по одеялам. Разговор о них представлялся вполне безобидным. — Наверное, они бы тебе самой в здешние ночи не помешали.
— Принести одеяла меня попросила Энайла. Она узнала, что я собираюсь заглянуть к тебе. — Губы девушки дрогнули в намеке на довольную улыбку. — Не одна и не две сестры по копью обеспокоились, не холодно ли тебе. Я прослежу, чтобы сегодня ты развел огонь, прошлой ночью ты не разжег камин.
Ранд почувствовал, как краска заиграла на щеках. Она знает. Что ж, все равно она узнала бы. Проклятые Девы могут не делиться с ней всеми новостями, но и утаивать от нее что-нибудь не станут.
— Зачем ты хотела меня видеть? — спросил Ранд.
К его изумлению, девушка сложила руки на груди и дважды пересекла узкую комнату от стены к стене, потом остановилась и повернулась, сердито глядя на юношу.
— Это вовсе не дар расположения, — заявила она обвиняющим тоном, тряхнув перед Рандом браслетом. — Ты сам признал. — Да, верно, хотя ему казалось, что она вонзит нож ему под ребра, рискни он не согласиться. — Это просто глупый подарок от мужчины, который не знает или которому дела нет до того, как мои… как это воспримут сестры по копью. Ладно, теперь это все равно ничего не значит. — Авиенда вынула что-то из поясного кошеля и бросила на тюфяк рядом с Рандом. — Я отдала тебе долг.
Ранд подобрал брошенный предмет и повертел его в руках. Пряжка для поясного ремня, выполненная в виде дракона, тонкой работы, из хорошей стали, с золотыми накладками.
— Спасибо. Какая красивая! Авиенда, ты мне ничего не была должна. Что за долг?
— Если не хочешь принять ее за мой долг, — твердо промолвила она, — выбрось. Я найду что-нибудь другое и верну тебе долг. Все равно это безделица, пустяк.
— Вряд ли это безделица! Наверняка ее на заказ делали.
— Не думай, будто это что-то значит, Ранд ал'Тор. Когда я… отказалась от копья, то мои копья, мой нож… — рука девушки невольно коснулась поясного ремня, где обычно висел нож с длинным клинком, — даже наконечники стрел у меня отобрали и отдали кузнецу, чтобы он сделал из них простые вещи. Их я должна была раздать. Большую часть я подарила подругам, но Хранительницы обязали меня назвать имена трех мужчин и трех женщин, которых я больше всего ненавижу. Каждому из них мне было велено вручить подарок, сделанный из моего оружия. Подарить из собственных рук. Бэйр заявила, что это учит смирению. — Девушка стояла, гордо выпрямив спину, сверкая глазами, зло бросая каждое слово — смирением тут и в помине не пахло. — Поэтому не думай, будто эта пряжка что-то значит.
— Ничего не значит, — подытожил Ранд, печально кивая. Нельзя сказать, чтобы ему хотелось получить от нее особый подарок, имеющий какое-то значение, но было бы приятно думать, что Авиенда, быть может, увидела в нем друга. Совершенная глупость ревновать ее. Интересно, кто же подарил ей ожерелье? — Авиенда, выходит, я — один из тех, кого ты так сильно ненавидишь?
— Да, Ранд ал'Тор. — Голос ее вдруг стал хриплым. На несколько секунд она отвернулась — глаза закрыты, веки подрагивают. — Я ненавижу тебя всей душой. Ненавижу. И всегда буду ненавидеть.
Почему она его ненавидит, Ранд не стал спрашивать. Однажды он поинтересовался у Авиенды, почему она его невзлюбила, — тогда она ему чуть нос не откусила. Правда, на вопрос так и не ответила. Но сейчас речь шла о чем-то большем, чем неприязнь, о которой она подчас словно забывала.
— Если ты в самом деле меня ненавидишь, — через силу промолвил Ранд, — я попрошу Хранительниц Мудрости прислать обучать меня кого-нибудь другого.
— Нет!
— Но если ты…
— Нет! — Пожалуй, на этот раз ее отказ был куда более упрямым и энергичным. Авиенда уперла кулаки в бедра и принялась выговаривать ему, словно намеревалась вбить в голову Ранду каждое свое слово: — Даже если Хранительницы разрешат мне прекратить занятия с тобой, у меня есть тох, обязательство и долг перед моей почти сестрой Илэйн. Ради нее я должна присматривать за тобой. Ты принадлежишь ей, Ранд ал'Тор. Ей и только ей! Запомни это.
Ранд почувствовал полное отчаяние. Хорошо хоть Авиенда не принялась опять описывать, какова Илэйн без одежды — к некоторым из айильских обычаев он, пожалуй, никогда не привыкнет. Иногда Ранд гадал, действительно ли Илэйн договорилась с Авиендой, чтобы та присматривала за ним. Поверить в это было невозможно, но ведь опять-таки иные женщины, даже не айилки, ведут себя зачастую крайне странно. Где уж тут понять айильскую женщину! Много чаще Ранд тщетно пытался понять, от кого же, от чьих посягательств должна защищать его Авиенда. Кроме Дев и Хранительниц Мудрости, половина айильских женщин смотрела на него точно на воплощение пророчества, а значит, как на существо из потустороннего мира. Вторая же половина косилась словно на мерзкую змею-кровопийцу, невесть как очутившуюся в гуще ребятишек. Хранительницы, когда стремятся заставить его поступить, как хочется им, ничем не лучше Морейн, а о Девах и думать не хотелось. Все эти мысли, отчаяние, бессильная злость смешались — и Ранд уже кипел от ярости.
— Теперь послушай-ка меня. Ну, я целовался с Илэйн, и не раз, и, по-моему, ей это нравилось не меньше, чем мне. Но я никому не давал слова, ничего не обещал. Я даже не уверен, что такое мое обещание ей теперь вообще нужно. — Ранд в один день получил от нее два письма; в одном Илэйн называла его возлюбленным светом своей души, а дальше писала такое, от чего у него уши загорелись. В другом же величала негодяем с жестоким ледяным сердцем, заявляла, что более не желает его видеть, а потом костерила вдоль и поперек почище Авиенды. М-да, женщины — явно странный народ. — Да у меня и времени-то на женщин нет, и думать-то о них некогда. У меня сейчас одно в голове как объединить Айил и даже, если сумею, Шайдо. Я…
Ранд осекся, застонал — сопровождаемая перестуком драгоценностей, в комнату покачивающейся походкой вошла женщина; она несла серебряный поднос с графином из дутого стекла и двумя серебряными чашами. Кого Ранд хотел видеть здесь меньше всего, так это ее.
Красная косынка из прозрачного шелка, повязанная вокруг головы, не скрывала красивого матово-томного лица Изендре. Ни у кого из айильцев не могло быть таких длинных темных волос и темных глаз. Сочные яркие губы манили всяческими соблазнами — пока Изендре не заметила Авиенду. Тогда ее обольстительная, влекущая улыбка превратилась в болезненную гримаску. Кроме косынки на ней было с дюжину, если не больше, ожерелий из золота и резной кости, в некоторых посверкивали жемчужины и самоцветы. Не меньше браслетов отягощали запястья, а еще больше их охватывало лодыжки. Это был весь ее наряд — более ничего. Ранд заставил себя смотреть только на лицо Изендре, но щеки его жарко горели.
Авиенда походила на грозовую тучу, готовую разразиться молниями, а Изендре выглядела так, словно только-только узнала, что сейчас ее живьем бросят в кипяток. Ранду захотелось очутиться где угодно, хоть в Бездне Рока, лишь бы не здесь. Тем не менее он поднялся — ему казалось, что, глядя на женщин сверху вниз, он добавит себе властности и уверенности.
— Авиенда… — начал он, но та не обратила на него никакого внимания.
— Тебя кто-то прислал? — холодно спросила Авиенда.
Изендре открыла рот — по лицу было видно, что она намерена солгать, потом тяжело сглотнула и прошептала:
— Нет.
— Тебя, сорда, предупреждали. — Сордой называлась разновидность пустынной крысы, айильцы считали ее хитрой, пронырливой и совершенно ни на что не годной; даже кошки, убив крысу, редко ее съедали, настолько мерзко на вкус было мясо. — Аделин считала, что в последний раз ты все усвоила.
Изендре содрогнулась и пошатнулась, словно вот-вот упадет в обморок.
Ранд наконец собрался с мыслями:
— Авиенда, прислали ее или нет, какая разница? У меня в горле пересохло, а если она оказалась настолько любезна, что принесла мне вина, то ее стоило бы поблагодарить. — Авиенда холодно взглянула на две чаши и многозначительно приподняла брови. Ранд глубоко вдохнул: — Незачем наказывать ее лишь за то, что она принесла мне выпить. — Сам Ранд предусмотрительно старался на поднос не смотреть. — Должно быть, половина Дев под Кровом только и спрашивали, не хочу ли я…
— Девы поймали ее с поличным, Ранд ал'Тор, когда она пыталась воровать у Дев. — Голос Авиенды был еще холоднее, чем когда она говорила с Изендре. — И без того ты чересчур часто вмешиваешься в дела Фар Дарайз Май. Куда чаще, чем следовало бы. Справедливому воздаянию не смеет препятствовать даже Кар'а'карн. Тебя это не касается.
Ранд поморщился, но махнул на все рукой. Что бы ни решили Девы, свое Изендре неминуемо получит. И не только за этот проступок. В Пустыню Изендре пришла с Хаднаном Кадиром, но Кадир и глазом не моргнул, когда Девы поймали ее с похищенными украшениями, которые та и носила сейчас. Ранду удалось лишь уговорить айильцев не отправлять Изендре в Шару связанной, точно коза; он же не дал им прогнать ее голой, с одним бурдюком воды, в сторону Драконовой Стены. Ранд не мог остаться в стороне, видя, как Изендре взмолилась о пощаде, едва поняла, какую участь ей готовят Девы. Когда-то Ранд убил женщину. Та пыталась убить его, но воспоминание об этом случае до сих пор жгло ему душу. Он сомневался, что когда-нибудь вновь поднимет руку на женщину, даже если на другой чаше весов будет его жизнь. Что за глупость, ведь женщины-Отрекшиеся, скорей всего, алчут его крови, если не замыслили чего-то худшего. Но тем не менее дело обстояло именно так. А коли он зарекся убивать женщин, разве можно стоять и смотреть, как погибает женщина? Пусть даже она заслужила смерть?