Молдавские сказки
Что купил Пэкалэ
Какой-то боер послал Пэкалэ телегу купить. Долго пропадал где-то Пэкалэ. И время прошло, и деньги он растратил. Вернулся без телеги, а боер спрашивает его:
- Пэкалэ, где телега?
- Я ее съел, барин.
- Слушай, ведь телегу не едят. - Ну, раз не едят, я ее выпил.
- Нет, Пэкалэ, ее и не пьют!
- А коли ее и есть не едят, и пить не пьют, значит, это была не телега.
Кузнец и крынка
Жил-был кузнец. Как-то раз получил он за свою работу крынку молока. Понес молоко домой, а на дороге люди собрались побеседовать. Увидели кузнеца и смеяться стали. Поставил кузнец крынку на землю, глянул на шутников и говорит:
- Надо мной смеетесь, да? Так вот увидите: продам я эту крынку молока -куплю поросенка, он вырастет - мне еще двенадцать поросят принесет. А каждый из них - еще двенадцать народит. Тогда я всех их продам, разбогатею и стану вашим старостой. Придете вы ко мне с прошениями, а я всех вас пинками вытолкаю! Вот так!..
И пнул ногой крынку с молоком! Так ни с чем и остался, бедолага!
Тындалэ
В один прекрасный день послала жена Тындалэ на базар купить кислого молока и сметаны. Пойти Тындалэ пошел, а кувшина с собой не взял. Дошел он до базара, а там - наливай молоко и сметану хоть в пригоршню. Недолго думая, снял Тындалэ шляпу с головы и говорит сам себе:
- Вот во что куплю.
Подойдя к женщине, что продавала молоко, попросил ее:
- Лей, женщина, молоко в шляпу.
Та вылила простоквашу и получила деньги.
- Теперь - другая беда. Во что купить сметану? - Подумал-подумал Тындалэ и так решил:
- Переверну-ка я шляпу на левую сторону. Обрадовавшись, что нашел выход из положения, вывернул он шляпу и не заметил, что молоко вылилось. Купил сметану и - топ, топ, топ…- пустился в обратный путь.
Жена уж поджидала его и, увидев, что он купил только сметану, спрашивает:
- А где ж молоко, Тындалэ?
- Да вот же оно! - сказал Тындалэ и принялся переворачивать шляпу теперь уж на правую сторону. Сметана - бултых! - прямо на землю. Так донес Тындалэ покупки до дому,- чтоб ему пусто было!
Конь и Медведь
Жил-был мельник, и держал он при мельнице коня. Столько поездил мельник на нем, столько поклажи перевез, что остались от бедной скотины лишь кожа да кости. Увидал мельник, что не годится уж конь для работы, подвязал ему поводья к шее и отпустил — иди, мол, куда глаза глядят. Побрел конь по дороге и добрался до леса. Тут нашел он травку сочную, прохладу лесную, воду прозрачную, ключевую, и так все пасся, отдыхал да сил набирался: залоснилась шерсть, округлились бока, не проглядывают уж ребра сквозь кожу; хорошо, вольготно жилось коню, так что он по утрам да по вечерам даже резвиться начал, прыгать, на дыбы вздыматься, по траве зеленой кататься. Но вот однажды наступили и для него дни тяжелые, увязался за ним медведь и все норовит поймать да съесть. Заржал конь?,
— Выкинь ты дурь эту из головы, медведь, а то как бы не пришлось тебе проклясть тот миг, когда мы встретились с тобой.
— Что ж, по-твоему, у меня зубы сточились, и не могу я с тебя шкуру содрать да мясо сожрать?
— Неужто ты такой сильный?
— А как же.
— Тогда давай потягаемся. Покажи-ка, чего ты стоишь, — сказал конь. Поглядел медведь окрест, увидал скалу поваленную, подошел к ней да как сжал в объятиях — в песок раскрошил и по ветру пустил.
— И это все? — спросил конь.— А я, как стукну копытом о камень, так не пыль, огонь высеку.
— Вижу, горазд ты хвастать,— рассердился медведь.
— А выйдем-ка на дорогу, сам увидишь.
Пошли они. Стал медведь на задние лапы, смотрит, а конь отошел подальше, а потом как разогнался — вихрем промчался, искры из камней высекая.
Медведь даже присел от удивления и страха.
— Ну, что ты скажешь?
— В самом деле, в тебе куда больше силы, чем во мне, — ответил медведь.
— Как же наказать тебя за то, что посмел зубы на меня скалить? Убить тебя и то мало!
— Не убивай меня, добрый конь. Какую хочешь службу тебе сослужу, только жизни меня не решай.
— Так вот, в наказание будешь водить меня на поводу, выискивать траву повкуснее, пока я не усну.
Медведь и не пикнул в ответ, боялся, как бы не поднял конь ногу да не протопал ему копытом аллилуя. Стал медведь коня пасти, пасет, пасет, а сам ждет — когда ж он, проклятый, заснет. Да не тут-то было! Изморился Мишка, зубами скрежещет, ругается на чем свет стоит, да все про себя, чтобы конь не услыхал. Как-то раз набрался он духу и робко так говорит коню:
— Ваша конская милость, неплохо бы отдохнуть тебе. — А я и так слишком много отдыхаю.
— Когда же ты отдыхаешь, я ни разу не видел, чтоб ты прилег, глаза закрыл и хоть чуточку вздремнул,— Разве не знаешь ты, что конь одним ухом спит, другим слышит?
— Но когда же ты спишь?
— Да вот, тогда и сплю, когда не пасусь, а так стою, с ноги на ногу переминаюсь.
Намотал себе медведь на ус слова эти, да и начал он примечать, когда пасется конь, как воду пьет, когда на месте застывает. Вот однажды увидал Мишка, что конь стоит без движенья, глаза в одну точку вперил да с ноги на ногу переминается, и попробовал выпустить из лап поводья. Стоит конь, как ни в чем не бывало. Медведь сделал шаг назад, другой, весь дрожит, потом обливается. Конь ни с места. Тогда Мишка — ноги на плечи и ну улепетывать. Бежит он так во все лопатки, не разбирая дороги, а навстречу волк.
— Что ты бежишь так, куманек, точно от смерти спасаешься?
— От нее и бегу.
— Неужто?
— Ей-ей! Тут неподалеку конь спит.
— Конь?!
— Да.
— Ну и что ж. Чай, не его испугался.
— Вот именно его. Глядишь, проснется, да как лягнет, тут тебе и смерть.
— Ну и трус же ты и глуп, Мишка! Где конь-то?
— Погляди-ка туда, откуда я прибежал. — Не видно.
— Поднимись повыше.
— Ничего не видать.
Повернулся медведь, смотрит назад, на цыпочки поднимается, а ничего не видит. Конь-то за пригорком остался.
— Где же он? — не стерпел волк.
— Давай подниму я тебя, тогда увидишь.
Как обхватил он волка лапами своими могучими, чтоб поднять повыше, волк только пасть разинул, да так и дух испустил, не успев даже пикнуть. Но медведь и не почувствовал, как сжал его в своих лапах и смерть ему уготовил. А увидав, что волк сдох, вздохнул косолапый и молвит:
— Эх, бедняжка, ты только увидал коня, и то сдох, каково же мне, когда я его столько времени пас?
И, охваченный ужасом, пуще прежнего бросился медведь вновь наутек,-может, и поныне бежит без оглядки.
Повар и боярин
Однажды некий боярин, отправляясь в карете на гуляние, велел повару своему зажарить к его возвращению гуся.
- Но если попутает тебя лукавый съесть хоть кусочек, прикажу связать тебя по рукам и по ногам и столько палок отсчитаю - впредь неповадно будет даже думать о мясе.
- Понятно, барин.
- Гляди же: если понятно, так понятно; и к моему приезду чтоб гусь был готов, не горячий, не холодный, а в самый раз на желудок голодный. Принялся повар за дело, зажарил гуся на славу, румяный, пахучий - у самого слюнки текут.
Терпел он, терпел, да не вытерпел, отрезал ножку гусиную и съел. Приехал боярин и, увидав, что гусь об одной ноге, чуть не лопнул от досады и гнева.
- Вот, значит, каков ты, обжора. Аль не наказывал я тебе не притрагиваться к гусю, если не хочешь бабушку с того света увидеть?
- Да ведь гусь-то цел, барин.
- А ножку кто слопал, пусть едят тебя черви могильные?
- Барин, у гуся была только одна ножка.
- Да что ты мелешь, где это видано, чтоб гуси одноногими были! -воскликнул боярин, уписывая птицу.
- Коли не веришь, барин, пойдем к пруду, своими глазами посмотри.
- Хорошо, но коли не так, то я уж знаю, что с тобой сделать.
Пошли они к пруду. Долго ли шли они, скоро ли, вот и на берег вышли. Солнце припекало вовсю, день был прекрасный, и гуси стояли на одной ноге, клювами крылья теребили, охорашивались.
- Ну вот, барин, видишь, гуси все одноногие. А боярин как хлопнет в ладоши, да как вскрикнет:
- Хышшш… халя… халя… халя… Встрепенулись гуси, испугались и разбежались по берегу кто куда.
- Видишь, мэй, у них у всех по две ноги.
- Так что ж, барин… почему же ты не крикнул и тому гусю: хыш… халя… халя… халя…
Уставился на него боярин, а крыть нечем; понурил голову и промолчал, и с тех пор больше не наказывал повару не пробовать то, что настряпал.
Сколько у Пэкалэ было овец
Как-то раз Тындалэ встретил на дороге Пэкалэ с котомкой на палке и спрашивает у него:
- Послушай, дружище, куда ты идешь?
- Иду к пастухам, хочу им овец своих на лето, отдать. - А много ли овец у тебя?
- Белых ни одной, а черных немного меньше.
Повар и царь
Жил-был царь. Пригласил он как-то чужеземных царей, королей и советников разных на честной пир с музыкантами.
За три дня до пира вызвал царь к себе повара, дал ему денег и приказал пойти на базар и купить там самое лучшее и самое дорогое, что только на свете есть, чтобы на столе были только отборные кушанья.
Пошёл повар на базар, накупил там языков на все деньги, принёс на кухню, сварил с разными специями и приготовил блюда к царскому столу.
Вот и гости собрались. Рассадил их царь за столами и приказал подавать кушанья.
Подал повар каждому по куску языка. Съели гости язык, и приказал царь следующее блюдо нести.
А повар опять раздал по куску языка каждому. Гости ничего понять не могут. Смотрят удивленно друг на друга - почему им подают только блюда из языка? Может, такой здесь обычай?
Съели гости, что подано, и ждут, чего ещё подадут.
Приказал царь нести следующую перемену. Повар опять принёс язык!
- Почему нас ничем другим не угощают, а только языком? - спрашивают гости.
Призвал царь повара:
- Разве не приказывал я тебе купить на базаре самое лучшее, самое дорогое, что только есть на свете?! А повар отвечает:
- Пресветлый царь! Разве может что-нибудь на свете быть лучше и дороже языка? Язык всё может - царей на престол возводить, войны прекращать и мир заключать!
Подивились гости словам повара, за смекалку его похвалили. Потом поговорили между собой и решили так: пусть повар ещё раз на базар сходит и купит там самое плохое, что только на свете есть.
Пошёл повар и принёс с базара... язык!
Говорит ему царь:
- Разве не приказал я тебе купить самое плохое, что только на свете есть?! А повар отвечает:
- Пресветлый царь! Разве может что-нибудь на свете быть хуже языка? Ведь язык всё может испортить и разрушить - и дружбу, и согласие, и мир
Пэкалэ и Тындалэ
Нёс однажды Пэкалэ мешок с ореховой скорлупой и кричал: - Хей, вот орехи!
А навстречу ему шел Тындалэ, тоже с мешком на спине. В мешке у него была болотная трава, но он кричал:
- Хей, вот шёлк!
Повстречались они, и Пэкалэ, конечно, заговорил первый:
- Слушай, брат, ты не поменяешь свой мешок на мой? Тындалэ подумал, подумал, почесал затылок, решил, что сделка будет неплохой, да и согласился. В минуту они покончили с делом и пошли - один туда, другой сюда.
И видели бы вы, как они обрадовались, заглянув в мешки и увидев свою добычу!
- Ох, хитер же этот человек! - сказал один. - Ну и гусь этот прохожий! - сказал другой.
И вот то ли земля кончилась, то ли еще почему, но, как и следовало, Пэкалэ опять встретился с Тындалэ.
- Привет, брат! - кричит Тындалэ.- Скажи, как тебя зовут? Очень уж мы подходим друг к другу!
- Меня Пэкалэ зовут,- ответил тот, смеясь,- а тебя как кличут?
- Меня Тындалэ.
Так они друг друга узнали, подружились и даже побратались.
Пэкалэ и боярин
Сидел как-то Пэкалэ на лесной опушке и думал, чем бы ему заняться. Взглянул он на дорогу и видит - прямо к нему коляска катит. Поставил Пэкалэ большое бревно торчком, обхватил руками и держит, чтобы не падало.
А в коляске ехал боярин с боярыней, и кучер лошадьми правил.
Увидел боярин Пэкалэ, приказал кучеру остановиться.
- Доброго,- говорит,- тебе здоровья!
- Благодарствую,- отвечает Пэкалэ.
- Что ты здесь делаешь?
- Да вот, боярин, срубил я эту лесину. Даю ей отдохнуть малость. Отдохнет - домой понесу. А ты куда путь держишь?
- Наслышан я о Пэкалэ, который всех перехитрить может. Вот и еду его искать, чтобы он и меня перехитрил.
Говорит Пэкалэ боярину:
- Далеко тебе не надо ехать. Я и есть тот самый Пэкалэ.
Только перехитрить тебя не могу - хитрость свою дома оставил. Если хочешь - схожу домой, принесу хитрость, тогда и перехитрю. А чтобы мне быстрей управиться - дай мне свою коляску. А ты здесь обожди с боярыней и с кучером. Подержи пока эту лесину. Только крепко держи, чтобы на стороны не клонилась. А я мигом обернусь.
Вышли из коляски. Боярин бревно обхватил, изо всех сил держит, а Пэкалэ сел в коляску, лошадей хлестанул, да и был таков!
Ночь наступила - Пэкалэ не едет. День настал, и уже к закату близится.
Проходил мимо прохожий:
- Добрый день!
- Да не очень! - отвечает боярин.
- Чего ты, боярин, там стоишь?
Боярин и рассказал прохожему, что держит, дескать, бревно, чтобы оно прямо стояло и на стороны не клонилось, пока Пэкалэ из деревни хитрость свою не принесет и его, боярина, не перехитрит.
- Сказал, что на моей коляске быстро обернется, да вот до сих пор что-то не едет,- закончил свой рассказ боярин.
Говорит тогда прохожий боярину:
- Неужто мало тебе той хитрости, что ты без коляски и без лошадей остался?
Спиридон Вангели
Шапка Гугуцэ
Всё началось с того, что отец сшил для Гугуцэ слишком большую шапку.
- Она падает на глаза, отец.
- А ты подымай её, Гугуцэ. Вот и найдётся у тебя дело на всю зиму.
Ах, вот как! Значит, других дел у Гугуцэ нет? Ну, это мы ещё посмотрим!
Утром Гугуцэ поднялся раньше всех, вышел на цыпочках во двор и потихоньку накормил овец. Отец приходит, а Гугуцэ уже катается по загону верхом на баране.
- Доброе утро, Гугуцэ!
- А-а! Привет, отец! - и машет рукою: неси, мол, корм обратно.
Так Гугуцэ начал ухаживать за овцами.
А мороз силу набирает. Идёшь по улице, снег под ногами скрипит, как будто наступаешь на струны.
Шёл Гугуцэ по дороге, догнал девочку-первоклассницу. Бедняжка вся посинела от холода. Взял Гугуцэ у неё книжки, а девочка - руки в рукава и вприпрыжку за ним. Нёс-нёс Гугуцэ книжки под мышкой, и вдруг пришла ему в голову прекрасная мысль. Дай, думает, суну их в шапку, хватит в ней места и для книжек и для головы. Снял Гугуцэ шапку, но тут он поглядел на девочку и спросил:
- Холодно тебе? Скажи правду.
- Немножко, - стучит зубами девочка.
- Так возьми мою шапку.
- Нет, Гугуцэ. Ты же замёрзнешь. Да и не носят девочки таких шапок.
- Не хочешь - не надо, сказал Гугуцэ. Пусть остаётся на дороге.
И поставил шапку на снег.
Идут они - впереди Гугуцэ, за ним девочка. Идут и оглядываются. Стоит шапка на дороге одна-одинёшенька, бросил её хозяин.
Постояла шапка, постояла, собралась с силами и как вдохнёт в себя воздух. Вдохнула и выросла.
Заметил это Гугуцэ, вернулся, поднял шапку, надел её сразу на себя и на девочку. Идут они вместе, шапка их от мороза прячет.
С тех пор не успеет первый класс выйти из школьных ворот, а Гугуцэ уже тут как тут. Спрячет под шапку семь или восемь девочек и отведёт их домой. Даже учительница однажды шла под ней из школы вместе с ребятами. Люди смотрели на это и руками разводили:
- Ну и шапка! С хороший стог сена! Чудеса, да и только!
Отведёт Гугуцэ детей, и шапка сразу становится маленькой, чтобы её можно было на вешалку повесить.
Но однажды шапка подвела мальчика. Он ей и то обещал, и другое, и гладил её, и упрашивал - шапка не растёт. И надо же было этому случиться как раз тогда, когда от мороза в школе звонок охрип и во всём селе ни одна собака лаять не могла.
Пришёл Гугуцэ домой и всё понял: он же утром овец не накормил! Хлопнул Гугуцэ себя по лбу - не забывай про дела. И шапка опять стала его слушаться.
И вот захотелось Гугуцэ укрыть под шапкой всё село со всеми домами. И он стал кормить соседских овечек. Шапка стала расти, расти, пока всё небо собой не заполнила.
Под шапкою наступила весна. Правда, электричество горело и днём. Но жизнь под шапкой шла как ни в чём не бывало: гудели машины, скрипели журавли колодцев. А люди ходили без шапок. Во-первых, и так тепло, а во-вторых, все их шапки вошли в огромную шапку Гугуцэ. На всё село осталось несколько шапок. Для тех, кому в город ехать за халвой, за бубликами или по делам. Ведь стоит выйти из-под волшебной шапки Гугуцэ, как снова попадёшь туда, где хозяйничает зима...