Глаза Суан превратились в узкие щелочки.
— Если тебе угодно этого, лорд Гарет Брин, то лучше бы ты выбрал Лиане. Вот она может оказаться настолько глупой!
Брин с превеликим трудом сдержал довольный смешок. Он никогда не переставал удивляться, как у женщин мозги устроены и в какую сторону вечно сворачивают их мысли.
— Ты поклялась служить мне, какой бы службы я ни потребовал, — со смешком выдавил из себя Брин. И зачем он так? Ему ведь известно, кем она была и какой она была. Но эти глаза преследовали Брина, не оставляли в покое, бросали вызов даже в безнадежной для Суан ситуации — как сейчас. — Ты еще узнаешь, Суан, что я за человек!
Брин попытался смягчить остроту своей насмешки, но, судя по тому, как Суан развернула плечи, она восприняла его слова как угрозу.
Брин вдруг сообразил, что вновь слышит голоса Айз Седай — приглушенный шепот, который сразу же стих. Они стояли вместе, глядя на него, лица непроницаемы. Нет, не на него они глядели, а на Суан. Шесть Айз Седай провожали ее взглядами, пока она возвращалась к Лиане; Суан чувствовала на себе эти тяжелые, давящие взоры, что будто подталкивали ее в спину, и каждый шаг делала чуть быстрее предыдущего. Когда у камина Суан опять повернулась лицом к Айз Седай, лицо ее не выражало ничего — как и их лица. Замечательная женщина. Брин не был уверен, что держался бы столь же достойно, окажись он на ее месте.
Айз Седай же явно ожидали, что он подойдет к ним. Брин так и поступил, и Шириам сказала:
— Лорд Брин, мы принимаем ваши условия без всяких оговорок и обязуемся выполнять их. Они весьма умеренны и весьма разумны.
По крайней мере у Карлинии был такой вид, словно она вовсе не считала их разумными, но какое дело до того Брину? Если понадобится, он готов отказаться от всех своих требований, кроме последнего. Но на нем он настаивал бы до конца — раз начали, обратно ходу нет.
|
|
Брин опустился на колено, уперев правый кулак в коврик, а Айз Седай окружили его кольцом; каждая положила ладонь на его склоненную голову. Брину же было все равно, воздействуют ли на него Силой, чтобы связать его с этим обетом, или хотят знать правду. Брин не был убежден, что они не могут делать и то и другое разом, но кто знает, на что способны Айз Седай? Если же они задумали нечто иное, то он никак не мог им помешать. Завлеченный в капкан парой глазок, точно какой-то деревенский лоботряс, втюрившийся по уши, до одурения. Нет, все-таки он и вправду болван с рыбьими мозгами.
— Я даю клятву и обязуюсь служить вам верой и правдой, пока Белая Башня не станет вашей… — А сам уже прикидывал в уме, планировал. Послать за реку Тэда и пару Стражей — проверить, что затевают Белоплащники. Джони, Бэрима и еще нескольких отправить в Эбу Дар. Тогда Джони не станет всякий раз, узрев «Мару» или «Амаену», застывать на месте, проглотив язык. И каждый из посланцев будет знать, как набирать солдат. — …создать для вас армию и командовать вашими войсками по мере своих сил и умения…
* * *
Когда в общем зале стих низкий гул разговоров, Мин подняла взор от рисунков, которые меланхолично выводила на столе, окунув палец в вино. Как ни удивительно, Логайн тоже зашевелился, но он лишь глядел на людей в комнате, а может, и сквозь них — трудно сказать.
Первыми из задней комнаты вышли Гарет Брин и тот рослый Страж-иллианец. В настороженной тишине девушка услышала, как Брин сказал:
|
|
— Скажешь им, что тебя прислала девка из таверны в Эбу Дар, а не то они твою голову на кол насадят.
Иллианец раскатисто расхохотался:
— Опасный город этот Эбу Дар! — И, вытащив из-за пояса с мечом латные перчатки, он, натягивая их, вышел на улицу.
Когда появилась Суан, вновь зашелестели тихие разговоры. Мин не расслышала, что ей сказал Брин, но она брюзжа зашагала вслед за Стражем. У Мин сжалось сердце. Наверное, Айз Седай решили, что Суан, Лиане, а с ними и Мин обязаны исполнить ту дурацкую клятву, которую столь гордо дала Суан, причем исполнить немедленно. Если б девушка сумела убедить себя, что пара Стражей, подпирающих стену рядом, не заметят, как она выйдет из гостиницы, то еще через миг она вскочила бы в седло Дикой Розы.
Наконец появились Шириам с остальными Айз Седай и Лиане. Мирелле усадила Лиане за один из столов и начала что-то обсуждать с ней, прочие же принялись ходить по комнате, останавливаясь возле каждой Айз Седай и коротко переговариваясь с ними. Что бы они им ни говорили, сказанное, вопреки хваленому бесстрастию Айз Седай, вызывало необычную реакцию — от нескрываемого потрясения до довольных ухмылок.
— Сиди тут, — бросила Мин Логайну, со скрежетом отодвигая свой расшатанный стул. Девушка надеялась, что Логайн не натворит бед. Он смотрел на лица Айз Седай, переводя взор с одной на другую, и, по-видимому, видел сейчас много больше, чем за несколько прошлых дней. — Просто подожди тут, Далин, пока я не вернусь. — Мин уже отвыкла от того, что вокруг люди, которым известно его подлинное имя. — Пожалуйста, никуда не уходи.
|
|
— Она продала меня Айз Седай. — Девушка была потрясена, услышав заговорившего после долгого молчания Логайна. Он содрогнулся и кивнул: — Я подожду.
Мин заколебалась, но если от какой-нибудь глупости Логайна не остановят два Стража, то в комнате полно Айз Седай, которые наверняка уж с ним справятся. Когда девушка добралась до входной двери, какой-то мужчина, смахивающий на конюха, уводил коренастого гнедого мерина. Она решила, что это конь Брина. Лошадей их четверки на виду не было. Всего-то и нужно — короткий рывок к свободе. Выполню я эту проклятую клятву! Выполню! Но они не смеют теперь удерживать меня вдали от Ранда! Чего хотела Суан, я сделала. Они обязаны отпустить меня к нему! Оставалась одна закавыка: что же решили относительно Мин, Суан и Лиане Айз Седай? Ведь обычно другим приходилось подчиняться их решениям.
Возвращавшаяся в гостиницу Суан чуть не сбила девушку с ног. Вид у нее был мрачнее тучи, под мышкой Суан держала скатанное одеяло, а на плече седельные сумы.
— Приглядывай за Логайном, — еле слышно прошипела она, не замедляя шага. — Не давай никому с ним разговаривать.
И она направилась к подножию лестницы, по которой седовласая женщина, видимо, служанка, уже вела наверх Брина. Суан пристроилась за ними. Судя по взгляду, которым она буравила спину Брина, ему лучше молиться, чтобы она не дотянулась до своего поясного ножа.
Мин улыбнулась высокому стройному Стражу, который шагнул следом за ней к двери. Он стоял футах в десяти от нее, едва глядя на девушку, но у нее не было никаких иллюзий.
— Мы здесь гости. Друзья.
На улыбку тот не ответил. Проклятые каменнолицые мужики! Почему бы им хоть намеком не подсказать, о чем они думают?
Когда Мин вернулась к столику, Логайн все разглядывал Айз Седай. Вовремя же Суан захотелось заткнуть ему рот — именно тогда, когда он вновь начал проявлять признаки жизни. А Мин нужно обязательно переговорить с Суан.
— Логайн, — негромко промолвила Мин, надеясь, что ни один из Стражей у стены не услышит ее слов. Казалось, с того момента, как Стражи заняли свой пост, они даже не вздохнули, не считая того, что один из них проводил девушку к двери. — По-моему, тебе ничего не надо говорить, пока Мара не расскажет, что она задумала. Не говори ни с кем.
— Мара? — Логайн мрачно усмехнулся. — Ты хочешь сказать — Суан Санчей? — Значит, он слышал все, хотя и пребывал в оцепенении. — Разве кто-то тут захочет со мной поговорить? Только погляди на них. — И Логайн вновь принялся хмуро рассматривать Айз Седай.
Да, как видно, беседовать с укрощенным Лжедраконом ни у кого не было охоты. Не считая двух Стражей, на Логайна вообще никто внимания не обращал. Не знай Мин Айз Седай, то сказала бы, что они взволнованы. Их и раньше-то нельзя было назвать летаргически сонными, но сейчас в них будто прибавилось энергии, они переговаривались, отдавали отрывистые приказы Стражам. Бумаги, раньше внимательно просматриваемые, валялись позабытые. Шириам и те пятеро Айз Седай, что вышли с Суан, вновь вернулись в заднюю комнату, но за столом рядом с Лиане появились две переписчицы, и обе быстро-быстро водили перьями по пергаментам. И в гостиницу втекал постоянный ручеек Айз Седай, исчезая за дальней дверью из неструганых досок. Однако оттуда никто не выходил. Что бы тут ни происходило, наверняка Суан всех расшевелила.
Мин пожалела, что Суан нет рядом, но еще лучше, чтобы та оказалась где-нибудь одна, хоть на пяток минут. Несомненно, в этот самый миг она лупит своими переметными сумами Брина по голове. Нет, до этого Суан не докатится, несмотря на все свои яростные взгляды. Брин — не чета Логайну, тот превосходил старого солдата энергией и силой, да и эмоций своих не стеснялся. На время Логайн сумел перебороть Суан — но лишь за счет своих роста и стати. Брин же спокойный, сдержанный и уж никак не мелочный, но вряд ли властный. Девушка не хотела бы иметь врагом мужчину, которого она помнила по Корийским Ключам, но она не думала, что Брин долго продержится под натиском Суан. Может, он и полагает, что Суан смиренно отслужит ему весь срок, но Мин ничуть не сомневалась, кто в конце концов пойдет на поводу у другого. Ей просто нужно поговорить с Суан о Брине.
Будто откликнувшись на мысленный призыв девушки, по лестнице, тяжело ступая, спустилась Суан, зажав под мышкой какой-то белый сверток. У нее был такой вид, что, будь у нее хвост, она, точно рассерженная кошка, била бы им из стороны в сторону. На миг она задержалась, глядя на Мин и Логайна, потом направилась к двери, ведущей на кухню.
— Никуда не уходи, — предостерегла Мин Логайна. — И пожалуйста, ничего не говори, пока… Суан не переговорит с тобой. — Пора бы уж Мин привыкать называть своих спутников опять настоящими именами. Логайн на девушку даже не взглянул.
Мин нагнала Суан в коридоре возле кухни; сквозь щели в рассохшемся полотне кухонной двери доносились громыхание кастрюль и тарелок, бульканье воды и скрежет отчищаемых котлов.
Глаза Суан встревоженно расширились:
— Почему ты его бросила? Он, часом, не умер?
— Судя по тому, что я видела, он вечно жить будет. Не бойся, Суан, говорить с ним никто не хочет. Но мне нужно поговорить с тобой. — Суан сунула в руки Мин белый узелок. Рубашки. — Что это?
— Мерзкого Гарета Брина растреклятое белье! — огрызнулась та. — Поскольку ты тоже одна из прислужниц, то и постираешь их. Мне же надо с Логайном поговорить, а то еще опередит кто.
Суан устремилась мимо девушки, но Мин успела схватить ее за локоть:
— Можешь и мне минутку уделить! Послушай, когда Брин вошел, у меня было видение. Аура… бык, срывающий со своей шеи розы, и… Кроме ауры, ничего особо важного. До конца я и сама мало что поняла, но кое в чем разобралась.
— Что же ты поняла?
— Если хочешь остаться в живых, лучше тебе держаться к нему поближе. — Несмотря на жару. Мин пробрала дрожь. Не считая сегодняшнего случая, ей лишь единожды представало видение, которое имело толкование «если», и оба этих видения таили в себе скрытую, но смертельную опасность. Мин и без того приходилось несладко оттого, что иногда она знала, что неизбежно случится, а теперь она начала видеть еще и что может случиться… — Вот и все, что я поняла. Если он рядом с тобой — ты жива. Если же он окажется вдали от тебя или расстанется с тобой надолго, ты погибнешь. Погибнете вы оба. Не понимаю, почему в его ауре я вообще увидела что-то о тебе, но, похоже, ты вроде как часть этого ореола.
Поставь рядом подойник, и от улыбки Суан молоко в нем тотчас же скисло бы.
— Я скорей в море отплыву на дырявом корыте, полном тухлых угрей!
— Никогда бы не подумала, что он за нами погонится! Они и вправду решили нас с ним отправить?
— О нет, Мин. Он намерен повести наши войска к победе. И превратить мою жизнь в Преисподнюю Рока! Выходит, он мне жизнь спасет, вот как? Не знаю, стоит ли. — Глубоко вздохнув, Суан расправила юбки. — Когда выстираешь и выгладишь рубашки, принеси их мне. Я сама их ему отнесу. А перед тем, как спать лечь, можешь начистить его сапоги. Нам рядом с ним комнату отвели — сущую конуру! Мы будем совсем рядом, коли ему вздумается позвать нас подушки взбить!
Не успела Мин возразить, как Суан ушла.
Уставясь на скомканные рубашки, девушка почувствовала уверенность, что знает, на чью долю выпадут постирушки для Гарета Брина. Отнюдь не Суан Санчей. Ох, Ранд, проклятый ал'Тор! Влюбиться в него и кончить свои дни, стирая белье, вдобавок еще и не ему! Решительной походкой направившись на кухню за горячей водой и лоханью, Мин рычала не хуже Суан.
Глава 29
ВОСПОМИНАНИЯ О САЛДЭЙЕ
Кадир лежал в одной рубашке на своей кровати и бесцельно мял и крутил в руках большой шейный платок. В открытые настежь окна фургона щедро вливался лунный свет, но совсем мало ветерка. Хорошо, что в Кайриэне чуть прохладней, чем в Пустыне. Кадир надеялся, что в один прекрасный день вернется в Салдэйю, прогуляется по тенистому саду, где его сестра Теодора учила маленького Хаднана письму и арифметике, первым в его жизни буквам и цифрам. Кадир скучал по Теодоре так же сильно, как и по Салдэйе, где зимой, в трескучие морозы, деревья лопаются от замерзшего сока, а единственный способ передвижения — либо лыжи, либо снегоступы. А в этих южных краях весной все равно что лето, а летом чувствуешь себя точно в Бездне Рока. Пот ручьями стекал по лицу и телу.
Купец с тяжелым вздохом запустил пальцы в узенькую щелочку между кроватью и стенкой фургона, к которой та крепилась. Зашуршал сложенный в несколько раз клочок пергамента. Однако записку Кадир оставил на месте — он наизусть помнил написанные в ней слова.
«Среди чужаков ты не одинок. Путь избран».
Только эти несколько слов и, разумеется, без подписи. Собираясь сегодня вечером лечь спать, Кадир обнаружил подсунутое под дверь послание. Не более чем в четверти мили отсюда находился городок под названием Эйанрод, но купец сомневался, что айильцы позволят ему отойти от фургонов, пусть даже на ночлег, останься в городке незанятой хоть какая-нибудь постель помягче. Или его не отпустила бы Айз Седай. Но на данный момент планы Кадира вполне совпадали с намерениями Морейн. Может, ему вновь доведется узреть Тар Валон. Правда, для людей его сорта город этот — опасное место, но работа там всегда была важной и вселяла в него уверенность.
Кадир вновь вернулся мыслями к записке, хотя ему очень хотелось о ней забыть. Но он не мог себе такого позволить. Слово «избран» с уверенностью свидетельствовало, что записка — от другого Приспешника Темного. Первой неожиданностью стало то, что получил ее Кадир только сейчас, когда позади осталась большая часть Кайриэна. Два месяца назад Джасин Натаэль прилип к Ранду ал'Тору точно приклеенный — по каким-то причинам, до объяснения которых этот человек ни разу не снизошел. Новый компаньон Кадира в делах, Кейлли Шаоги, исчезла — купец подозревал, что она зарыта где-то в Пустыне, а сердце ее пронзено ножом Натаэля. Ну, туда ей и дорога! А вскоре после этого Кадира посетила одна из Избранных. Сама Ланфир! И она указала, что ему необходимо делать.
Рука Кадира непроизвольно коснулась груди, пальцы нащупали сквозь рубашку выжженные шрамы. Купец промокнул мокрое лицо платком. Какая-то часть его разума холодно отмечала, как происходило с той поры по меньшей мере раз в день, что эти рубцы — действенный способ доказать: происшедшее с ним вовсе не заурядный сон. Не обычный кошмар. А другая часть от облегчения, что Ланфир не вернулась, едва в пляс не пускалась.
Вторая неожиданность в записке — почерк. Рука была женская, если только Кадир в своей догадке не дал маху эдак на милю, а некоторые буквы были выписаны в айильской манере — ее купец определять научился. Натаэль сказал ему, что, должно быть, среди Айил есть Приспешники Темного — они ведь есть в каждой стране, среди каждого народа. Но Кадиру не хотелось встретить собратьев в Пустыне. Айильцы ведь такой люд — могут убить, едва взглянув на тебя, а попасть с ними впросак легче легкого.
Если все сложить вместе, то записка сулит беду. Вероятно, Натаэль обмолвился какому-то айильскому Приспешнику Тьмы, кто такой Кадир, открыл подлинную личину купца. Сердито скрутив шейный платок в длинный тонкий жгут, Кадир, резко разведя руки, с щелчком натянул его. Если б менестрель и Кейлли не предъявили доказательств, что в советах Приспешников Темного занимают высокое положение, Кадир убил бы обоих перед тем, как вступить в Пустыню. Единственная иная возможность заставила его почувствовать, будто нутро его превратилось в свинцовую чушку. «Путь избран». Может, «избран» — просто слово, а может, купцу таким образом сообщают, что кто-то из Избранных намерен использовать его в своих целях. Записка не от Ланфир — она бы попросту вновь переговорила с ним во сне.
Несмотря на жару, Кадир задрожал, будто в ознобе, но ему опять пришлось утереть лицо. У него было чувство, что Ланфир весьма ревниво относится к тем, кто ей служит, однако если кто-то из Избранных требует его службы, у Кадира нет другого выбора. Несмотря на все, что купцу наобещали, когда он еще мальчишкой давал свои клятвы, у него было очень мало иллюзий. Если он очутится между двумя Избранными, его раздавят, точно котенка колесом фургона. И заметят те двое даже меньше, чем возница того фургона. Как же хочется вновь оказаться дома, в Салдэйе! Как хочется вновь увидеть Теодору…
Послышалось царапанье в дверь, и Кадир мигом вскочил с кровати. Несмотря на свою дородность, он был на удивление проворен, хотя и не показывал этого. Утирая лицо и шею, купец прошел мимо кирпичной печки, в которой не было никакой нужды, мимо шкафчиков и ларцов с затейливой резьбой и раскрашенными крышками. Кадир рывком распахнул дверь, и тонкая фигурка, закутанная в черный балахон, метнулась мимо него в фургон. Он кинул быстрый взгляд по сторонам, удостоверясь, что из темноты и лунных теней никто не наблюдает — возчики сопели и храпели под своими повозками, а караульные айильцы никогда не совали носа между фургонов. Кадир быстро затворил дверь.
— Ты, Изендре, видать, перегрелась, — со смешком заметил он. — Скидывай свой балахон и устраивайся как дома.
— Нет, спасибо, — с горечью промолвила женщина из затененных недр своего капюшона. Она стояла как деревянная, но то и дело вздрагивала. Сегодня, должно быть, шерсть ее одеяния кололась больше обычного и кожа страшно чесалась.
Кадир опять хохотнул:
— Ну, как хочешь.
Как он подозревал, Девы Копья до сих пор не разрешали ей ничего носить под этими черными одеждами. Ну, кроме разве что украденных украшений. Похоже, она, как угодила в руки Дев, стала даже несколько стыдливой. Кадир никак в толк не мог взять, зачем этой женщине красть понадобилось? Почему она оказалась настолько глупа? Разумеется, Кадир ни словом, ни жестом не посмел возразить, когда вопящую Изендре за волосы поволокли от фургона, лишь радовался, что айильцы не сочли его причастным к краже. Несомненно, алчность этой дуры только затруднила ему задачу.
— У тебя есть что сообщить об ал'Торе или Натаэле? — осведомился Кадир.
Основная часть инструкций, данных ему Ланфир, касалась именно этой парочки. Ему велено глаз с них не спускать, а Кадир знал: нет лучшего способа следить за мужчиной, чем подсунуть ему в постель женщину. Всякий мужчина выбалтывает своей подружке то, что поклялся хранить в тайне, расхваливает свои планы, открывает потаенные слабости, будь он Возрожденным Драконом или этим Рассветным малым, как его зовут аийльцы.
Изендре явственно содрогнулась.
— По крайней мере я могу подобраться поближе к Натаэлю. — Подобраться к нему поближе? Однажды ночью Девы поймали Изендре, когда та пыталась подкрасться к его палатке, и с тех пор они каждый вечер ее чуть ли не силком туда впихивают. Вечно она старается все приукрасить без всякой надобности. — Правда, он мне ничего особенного не говорит. Подожди. Наберись терпения. Храни молчание. Приспосабливайся к судьбе — что бы это ни значило. Это он говорит всякий раз, как я пытаюсь вопрос задать. А сам почти все время хочет лишь играть музыку, какой я никогда не слыхивала, да любовью заниматься.
Большего о менестреле она сказать не могла. В сотый раз Кадир задавался вопросом, зачем Ланфир понадобилось следить за Натаэлем. Ведь, судя по всему, он возвысился среди Приспешников Темного настолько, насколько сие возможно, будучи всего ступенькой ниже самих Избранных.
— Иными словами, тебе еще не удалось заползти в постель к ал'Тору? — сказал Кадир, пройдя мимо женщины и усаживаясь на кровать.
— Нет. — Изендре передернуло.
— Так постараться надо! И как следует, ясно? Изендре, я уже начал уставать от неудач, а наши хозяева, в отличие от меня, не так терпеливы. Он всего лишь мужчина, какими бы звонкими титулами его ни называли. — Сама так часто хвасталась ему, что с легкостью заполучит любого мужчину, какого пожелает, и заставит его делать то, что ей угодно. И вот какой правдой обернулось ее бахвальство. Незачем было красть драгоценности — Кадир купил бы ей все, чего бы она ни захотела. Он и покупал ей гораздо более дорогие подарки, чем мог себе позволить. — Не каждую же секунду следят за ним эти проклятые Девы, а как только ты окажешься у него под боком, он не даст тебя в обиду. — Достаточно лишь попробовать такой лакомый кусочек. — Я верю в тебя и ничуть не сомневаюсь в твоих способностях.
— Нет. — Пожалуй, сейчас ее ответ прозвучал еще короче.
В раздражении Кадир скручивал платок в жгут и снова разматывал.
— Изендре, слово «нет» наши господа слышать не любят. — Кадир имел в виду их повелителей из числа Приспешников Темного, а никоим образом не каких-то там лордов или леди: конюх мог приказывать благородной леди, а нищий бродяга — городскому судье. Но подобные приказы исполнялись не менее точно и послушно, чем повеления какой-нибудь титулованной особы, обычно даже с большим рвением. — И нашей госпоже такой ответ тоже не понравится.
Изендре била дрожь. Рассказу Кадира о Ланфир она не поверила, пока тот не продемонстрировал ей ожоги на груди. После чего одно лишь упоминание о Ланфир в корне подавляло всякое сопротивление со стороны Изендре. На этот раз она залилась слезами.
— Я не могу, Хаднан. Когда мы сегодня остановились, я думала, что в городке у меня получится лучше, чем в палатках, но они поймали меня раньше, чем я к нему и на десять шагов подобралась. — Она откинула капюшон, и Кадир от удивления даже рот раскрыл, когда лунный свет заиграл на ее наголо обритой голове. Даже бровей не было. — Они обрили меня, Хаднан. Аделин, Энайла, Джолиен. Держали меня и сбривали каждый волосок, Хаднан. И еще отхлестали крапивой! — Она закачалась, словно молодое деревце под сильным ветром, всхлипывая и бормоча трясущимися губами: — У меня все чешется, от плеч до колен. И жжет так, что я и чесаться не могу! Они сказали, что заставят меня на себе крапиву носить, если я даже взглянуть в его сторону посмею. Хаднан, они так и сделают! Да! Сказали, что отдадут меня Авиенде, и рассказали, что она со мной сделает. Я не могу, Хаднан! Нет, больше не могу.
Ошеломленный, он смотрел на нее. У Изендре были такие роскошные темные волосы. Однако она все равно оставалась красивой; голова, лишенная волос, будто гладкое яйцо, только придавала Изендре какой-то экзотический облик. Слезы и обвисшие щеки лишь самую чуточку портили ее красоту. Если б она сумела хоть на одну ночь оказаться в постели ал'Тора… Нет, этого не будет. Девы сломили ее. Кадиру и самому доводилось ломать волю людей, и он хорошо знал эти признаки. Желание избежать большего наказания стало готовностью подчиняться приказу. Разум никогда не признает, что из страха бежит от чего-то, поэтому очень скоро Изендре убедит себя, будто искренне желает подчиняться, в самом деле не хочет ничего другого, кроме как угодить Девам.
— А при чем тут Авиенда? — пробормотал Кадир. Когда же Изендре ощутит желание признаться во всех своих грехах?
— Ал'Тор спит с ней с самого Руидина! Ясно тебе, дурень? Она каждую ночь с ним проводит. Девы считают, что она выйдет за него замуж. — Даже сквозь ее всхлипы ухо Кадира уловило обиду и ярость. Ей не понравилось, что другая добилась успеха там, где она сплоховала. Несомненно потому-то раньше Изендре ничего ему и не рассказывала.
Несмотря на свирепый блеск глаз, Авиенда была красива и, не в пример большинству Дев, полногруда, однако он поставил бы не на нее, а на Изендре, если бы только… Лунный свет, вливавшийся в окна, падал на Изендре — та стояла с поникшими плечами, дрожа с головы до пят, взахлеб всхлипывая, слезы катились по ее щекам — у нее не нашлось сил даже их утереть. Стоит Авиенде нахмуриться, и она в ноги ей повалится!
— Ну ладно, ладно, — мягко сказал Кадир. — Не можешь, значит, не можешь. У тебя есть шансы выудить что-нибудь из Натаэля. Знаю, у тебя получится. — Встав, купец взял женщину за плечи, легонько разворачивая лицом к двери.
От прикосновения Изендре вздрогнула, отшатнулась, но к двери повернулась.
— Натаэль на меня и глядеть-то теперь не захочет, — раздраженно произнесла она, икая и всхлипывая. В любой миг Изендре готова была вновь разрыдаться, но ласковый тон Кадира, кажется, немного успокоил ее. — Хаднан, я вся красная. Красная, будто целый день голой на солнце пролежала. И мои волосы… Пройдет вечность, пока они отрастут хо…
Изендре шагнула к двери, взор ее упал на ручку двери, и в тот же миг Кадир скрутил платок в жгут и захлестнул его вокруг шеи женщины. Он старался не слышать режущие слух хрипы, отчаянное шарканье ног по полу. Ее ногти впились в его руки точно когти, но он смотрел прямо перед собой. Даже с открытыми глазами Кадир видел Теодору — так бывало всегда, когда он убивал женщину. Кадир любил сестру, но она узнала, кем он был, и молчать не стала бы. Изендре яростно замолотила пятками, но через некоторое время — Кадиру эти минуты показались вечностью — движения ее замедлились, стали судорожнее, и наконец она затихла и мертвой тяжестью повисла у него на руках. Кадир туго стянул концы скрученного в жгут платка и держал так, считая до шестидесяти, затем выпустил тело из удавки. Еще немного, и Изендре призналась бы во всем. Призналась, что была Другом Темного. И выдала бы его, сама пальцем бы на него указала.
Пошарив на ощупь в рундуках, Кадир вытащил мясницкий нож. Избавиться от тела непросто, но, к счастью, от мертвой крови будет немного, а эту малость впитает черное одеяние. Может, он отыщет женщину, подсунувшую ему под дверь записку. Если она окажется не очень хороша собой, то наверняка у нее есть подруги, тоже Приспешницы Темного. Натаэлю, скорей всего, глубоко наплевать, если к нему станет ходить айилка. Сам Кадир, говоря откровенно, скорей согласился бы с гадюкой ложе разделить, чем с айилкой, — змея, пожалуй, менее опасна. К тому же против Авиенды шансы у айилки могут быть повыше, чем у Изендре. Стоя на коленях и орудуя ножом, Кадир тихонько напевал себе под нос колыбельную, которой научила его Теодора.
Глава 30
ПАРИ
Легкий ночной ветерок лениво пробежал через маленький городок Эйанрод и стих. Ранд сидел на каменном парапете широкого низкого моста в центре городка. Он счел бы ветерок жарким, однако после горнила Пустыни его вряд ли можно назвать таким. Скорее теплым для ночной поры, но не настолько, чтобы Ранд расстегнул красную куртку. Речка под мостом и в лучшие-то времена не была широкой, а теперь и вовсе уменьшилась до половины своей обычной ширины, однако Ранд с удовольствием наблюдал, как поток неспешно несет воду на север, как на темной мерцающей глади играют отбрасываемые бегущими по небу облаками лунные тени. Вообще-то именно поэтому он сидел тут ночью: чтобы полюбоваться немного бегущим потоком. Своих малых стражей он уже выставил, окружив ими айильский лагерь, который, в свою очередь, сам кольцом опоясал городок. А мимо выставленных айильцами дозорных не пролетит незамеченным и воробей. Вполне можно потратить часок, наслаждаясь созерцанием реки, а потом Ранд, успокоенный ее течением, вернется к своим делам.
Наверняка эта ночь лучше той, когда ему пришлось приказать Морейн уйти — иначе он не смог бы позаниматься с Асмодианом. Она даже принесла ему ужин и, пока он ел, все говорила и говорила, словно хотела втиснуть ему в голову все, что знала сама, словно желала успеть рассказать ему обо всем до того, как они достигнут столицы Кайриэна. Он не выдержал бы ее мольбы — она и в самом деле умоляла его разрешить ей остаться! — так случилось предыдущей ночью. Для такой женщины, как Морейн, подобное поведение столь неестественно, что он согласился, просто чтобы прекратить ее упрашивания. Очень может быть, поэтому-то Морейн так и поступила. Куда лучше провести час, слушая тихое мелодичное журчание реки. Если Ранду улыбнется удача, Морейн махнет рукой на свои наставления и не станет сегодня приставать к нему.
Воду под мостом и траву на обоих берегах разделяли полосы высохшей и потрескавшейся глины в восемь-десять шагов шириной. Ранд вгляделся в облака, набегавшие на луну. Из этих облаков можно попробовать вызвать дождь. Оба городских фонтана пересохли, большая часть колодцев засорена так, что и не вычистить, а в трети оставшихся лежат пыль и песок. Хотя «попробовать» верное слово. Однажды Ранд сумел вызвать дождь — вся загвоздка в том, чтобы вспомнить, как ему это удалось. Если он вспомнит, то не обрушит с неба ливень, грозящий обернуться наводнением, и на этот раз не поднимется буря, с легкостью переламывающая деревья.
Асмодиан помочь бессилен, по-видимому, он вообще мало что знает о погоде. На каждый прием, которому Асмодиан научил Ранда, обязательно отыскивалось два других, которые юноше оказывались не по зубам. Неудачи Ранда заставляли Асмодиана горестно вскидывать руки либо нервно облизывать губы и отделываться обещаниями. Когда-то Ранд полагал, что Отрекшимся ведомо все, что они чуть ли не всемогущи. Но коли остальные похожи на Асмодиана, то у них есть и слабые места, и пробелы в знаниях. На деле могло быть и так, что Ранд кое о чем уже знал поболе их. Если не всех, то по крайней мере некоторых. Задача в том, чтобы понять, кого именно. Семираг была почти столь же беспомощна в управлении погодой, как и Асмодиан.