Итак, чтение (и как занятие, и как символическая ценность) стало и продолжает становиться менее значимым. Это объективно, это одно из следствий модернизации общества, модернизации культуры.
Сокращается "читательское время". И сокращается оно не только за счет серьезного "свободного" чтения, но и за счет чтения легкого, которое стремительно теряет свои позиции как способ отдыха и развлечения. Позиции делового (учебного, инструментального) чтения пока остаются достаточно прочными, поскольку потребность в соответствующей информации удовлетворяется, в основном, с помощью печатных источников. Можно предположить, однако, что современные информационные технологии в скором времени изменят ситуацию.
Уменьшается количество читателей - точнее, количество тех, кто читает активно, регулярно; безусловно уменьшается число читателей книг.
Около 30% респондентов нашего исследования "Молодежь и классика" так или иначе соглашаются, что чтение - в частности, чтение художественной литературы - не занимает большого места в их жизни. Примерно каждый десятый из сегодняшних молодых посетителей библиотек говорит, что не любит читать. А проводя опросы в московских учебных заведениях, мы получили еще более красноречивые цифры: не любит читать каждый пятый школьник и каждый третий учащийся ПТУ.
Очевидно, для новых поколений чтение будет играть все меньшую роль. Чем доступнее становятся другие источники информации и другие способы проведения свободного времени, тем ярче проявляются все названные тенденции. И читать будут те, кто любит читать. (Между прочим, это не только любители Толстого, Пастернака или Хейзинги, но и любители женских романов - любящие именно читать, а не смотреть сериалы.)
|
|
Только те, кто любит. Можно сказать: "не больше - но и не меньше". Но лично мне - как человеку книжному и как (пусть это ужасно немодно и несовременно) интеллигенту - хочется, чтобы любящих было больше.
Читая (в частности, у глубоко мною уважаемого Б.В. Дубина) о том, как интеллигенция не принимает современность вообще и современную культуру в частности, потому что перемены разрушили ее социальный статус и единство, ее авторитет, ее "доминантные позиции носителей образцов", ее привилегии, ее "социально-цензурные возможности", - и со многим соглашаясь, я все же испытываю большие сложности с самоидентификацией. Вспоминается сцена из "Тимура и его команды". Там героиня спрашивает свою старшую сестру, кто такой Тимур. Та отвечает: "Это царь - злой, хромой, из средней истории". Но такой ответ явно не ложится на реальность знания героини о том Тимуре, который живет рядом. Поэтому она не унимается: "А если не злой, и не хромой, и не из средней истории - тогда кто?" "Тогда, - говорит сестра, - не знаю".
Может быть, никакой единой интеллигенции не было и раньше; точнее - и тогда не ощущала она себя единой?.. Ведь очень разными были "образцы", различными способами и с различными целями использовались (или вовсе не использовались) "социально-цензурные возможности". А неприятие современности (многих ее аспектов) связано, как показывают наши исследования, не просто с разрушением статуса, а с социальным и профессиональным унижением.
Интеллигенция, попадающая в наши "социологические сети", безусловно, хочет хранить и развивать свою, книжную, нишу культуры. А для этого надо поддерживать любовь к чтению (ведь всякая любовь требует поддержки). Родителям - в своих детях и внуках, библиотекарям - в посетителях библиотек, преподавателям - в учениках. "Количество" такой любви станет, думаю, одним из факторов, определяющих и роль печатного слова в культуре, и роль каналов, по которым это слово идет к читателю. "Защитники" чтения (к ним я отношу и себя) должны смириться с тем, что другие факторы будут более значимыми. Однако, чтобы оставаться (или стать) "носителями образцов", не обязательно, мне кажется, настаивать на монополии и на том, что эти образцы - единственные. Достаточно просто считать их своими.
|
|
Список литературы
1 См.: Самохина М.М. Читающая молодежь Москвы (по результатам двух исследований 1997-1998 гг.) // Библиотековедение. 1999. № 1. С. 42-49.
2 См. об этом, напр.: Стельмах В.Д. Чтение в постсоветской России // Библиотеки и чтение в ситуации культурных изменений. М., 1996. С. 197-208.
3 Менцель Б. Что такое "популярная литература" // Новое литературное обозрение. 1999. № 40. С. 393.
4 См.: Либова О.С., Муравьева Е.Г. Что читали и читают в провинциальной России // Что мы читаем? Какие мы? Вып. 3. СПб., 1999. С. 54-56.
5 Дубин Б.В. Слово - письмо - литература: Очерки по социологии современной культуры. М., 2001. С. 176.
6 Ю.А. Левада считает восприятие информации через масс-медиа ("зрительское участие") новым типом социальной активности, характерным для эпохи утверждения массовой культуры. См.: Левада Ю. От мнений к пониманию: Социологические очерки. М., 2000. С. 310-311.
7 Подробно эта ситуация рассмотрена мною еще пять лет назад, но сейчас она только усугубилась. См.: Самохина М.М. Гуманитаризация образования: взгляд из библиотеки // Человек. 1996. № 4. C. 75-87.
8 Мошков М. Книгам на бумаге придется потесниться // Книжное обозрение. 2001. № 6. 12 февраля. С. 17.
9 Сонькин В. Отцы и дети в Интернете // Новое литературное обозрение. 2000. № 3 (43). С. 323.
10 Кантор В.К. "Ворованный воздух" // Книжное обозрение. 2000. № 2. 10 января. С. 6.
11 См.: Эко У. От Интернета к Гутенбергу // Новое литературное обозрение. 1998. № 4 (32). С. 9.