Распрощавшись с Рандом, Перрин глубоко вздохнул и побрел по коридору, жалея, что с ним нет топора. Башир, тот носил меч.
— Лорд Башир? — Перрин поклонился, но ответного поклона не последовало. Этот человек источал холодную ярость. — Я — Перрин Айбара.
— Нам надо поговорить, — бросил Башир и повернулся на каблуках.
Перрину ничего не оставалось, кроме как последовать за ним; он едва поспевал, хотя и был выше ростом.
Миновав два поворота, Башир вошел в небольшую гостиную и, впустив Перрина, закрыл дверь. В высокие окна врывался солнечный свет, а высокий потолок не спасал от духоты. Два мягких кресла с высокими резными спинками стояли напротив друг друга возле инкрустированного лазуритом столика, на котором красовался серебряный кувшин с тонким горлышком и два серебряных же кубка. Судя по запаху, в кувшине был не пунш, а чистое крепкое вино.
Наполнив кубки, Башир протянул один из них Перрину, властным жестом указав на одно из кресел. Губы его кривились в улыбке, но казалось, что губы и глаза принадлежат разным людям. Таким взглядом можно забивать гвозди.Я полагаю, перед вашей… свадьбой Заринэ немало порассказала тебе о моих владениях. О Сломанной Короне. Она всегда была не в меру разговорчивой девушкой.
Башир продолжал стоять, поэтому не садился и Перрин. Что еще за сломанная корона? Фэйли ни разу не упоминала ни о чем подобном.
— Сначала она говорила, будто вы торгуете мехами. Или, может, сперва сказала, что строевым лесом, а уж потом мехами. А еще говорила про ледяные перцы, дескать, вы и их продаете.
— Торгую мехами? — удивленно пробормотал Башир.
— То одним, то другим, она и сама путалась, — продолжал Перрин. — Ну а со временем я приметил:
|
|
больно уж часто она повторяет ваши слова насчет того, что да как должен делать военачальник. Пришлось спросить ее напрямик и… — Он опустил голову, но потом заставил себя встретиться с собеседником взглядом. — Узнав, кто вы такой, я чуть было не раздумал на ней жениться, да только Фэйли уже все для себя решила, а уж коли она чего решит, ее с места не сдвинешь. Ровно упряжку мулов, коли они заартачатся. Ну и потом, я любил ее… Люблю ее.
— Фэйли? — рявкнул Башир. — Что еще за Фэйли, провались она в Бездну Рока? Мы говорим о Заринэ, моей дочери!
— Она назвалась Фэйли, став Охотницей за Рогом, — терпеливо пояснил Перрин, желая произвести на Башира хорошее впечатление. Ведь не ладить с тестем все равно что не ладить с тещей. — Давно, еще до того, как мы встретились.
— Охотницей? — Башир неожиданно ухмыльнулся, и в его голосе прозвучала гордость. Запах гнева почти исчез. — Надо же, озорница, а мне и словечком не обмолвилась. Должен признать, имя Фэйли подходит ей больше, чем Заринэ. Это ее матушка настояла, а я… — Он вдруг встрепенулся и с подозрением уставился на Перрина. В воздухе повис гнев. — Слушай, парень, не пытайся заморочить мне голову! Мы говорим о моей дочери и о вашем так называемом браке..
— Так называемом! — Перрин всегда умел держать себя в руках, даже госпожа Лухан ставила его в Пример другим. Это не так трудно. Если ты гораздо сильнее большинства сверстников и в драке можешь кого-нибудь ненароком покалечить, поневоле научишься сдерживаться. Но сейчас спокойствие давалось ему с трудом. — Обряд совершила Мудрая, в присутствии свидетелей, как ведется в Двуречье испокон веку!
|
|
— Да хоть бы его совершил огирский Старейшина, а свидетельницами были шесть Айз Седай! Заринэ еще не достигла тех лет, когда можно выходить замуж без согласия матери. Она такого согласия не испрашивала и, само собой, не получала. Сейчас она как раз беседует с Дейрой. Уж не знаю, удастся ли моей дочке убедить мать в том, что она созрела для замужества. Не удастся — Дейра заберет ее в мой лагерь. И задаст ей хорошую трепку. Ну а тебя… — Пальцы Башира невольно поглаживали рукоятку меча. — Ну а тебя я убью. — Слова эти прозвучали почти весело.
— Фэйли моя! — прорычал Перрин. Вино пролилось ему на запястье, и он с удивлением понял, что сплющил в кулаке кубок. Искореженный кусок серебра Перрин осторожно положил на стол, рядом с кувшином, но со своим голосом ничего поделать не мог. — Никто не отберет ее у меня. Никто! Попробуйте забрать ее в свой лагерь или куда угодно, и я явлюсь за ней.
— Со мной девять тысяч человек, — промолвил Башир на удивление мягким тоном.
— И что, их трудней убивать, чем троллоков? Попробуйте забрать ее, и мы выясним. — Перрина била дрожь, а кулаки он сжал так, что они заболели. Он и припомнить не мог, когда ему случалось впасть в такой гнев.
Башир оглядел его с головы до пят и покачал головой:
— Пожалуй, убив тебя, я совершил бы позорную ошибку. Наш Дом нуждается в притоке свежей крови. Еще мой дед говорил, что мы становимся все мягче, и он был прав. Я, хоть и стыдно в этом признаться, и вполовину не таков, как он. А уж Заринэ, она совсем мягкая. Не слабая, заметь… — Он помолчал и кивнул, видимо, поняв, что Перрин не собирается утверждать, будто Фэйли слабая. — Но все равно слишком мягкая.
|
|
Услышанное настолько потрясло Перрина, что он даже не заметил, как уселся в кресло. Уж не спятил ли этот человек, с его перепадами настроения? И надо же такое сказать, Фэйли слишком мягкая! Конечно, она умеет быть восхитительно мягкой, но вовсе не в том смысле, какой имел в виду ее отец.
Башир поднял со стола искореженный кубок, внимательно осмотрел его, положил на место и уселся сам.
— Ладно. Прежде чем Заринэ отправилась к матери, она немало порассказала мне о лорде Перрине Двуреченском, грозе троллоков. Это неплохо. Мне по нраву люди, не отступающие перед троллоками. Но я хочу узнать о тебе побольше.
Перрин пожалел, что не захватил с собой от Ранда дынного пуншу. В горле пересохло, и он даже не помнил, успел ли отпить вина из своего кубка. Как ни хотелось ему произвести хорошее впечатление, но начинать приходилось с правды.
— Дело в том, что на самом деле я никакой не лорд. Я кузнец. Просто так вышло — когда нагрянули троллоки… — Он осекся, увидев, что Башир так смеется, что ему приходится утирать слезы.
— Парень, Творец никогда не создавал Домов. Некоторые об этом забыли, но покопайся в любой родословной — и непременно доберешься до простолюдина, который не струсил и в трудную минуту, когда все бегали и гоготали, как ощипанные гуси, взял ответственность на себя. И заметь, многие забывают и о другом: путь вниз может оказаться столь же скорым и неожиданным. В Тайре у меня есть две горничные: они были бы леди, не сваляй их предки дурака лет двести назад. А один сидонский дровосек уверяет, будто он потомок древних королей, правивших еще до Артура Ястребиное Крыло. Может, и не врет, дровосек-то хороший. Дорог вниз столько же, сколько и наверх, причем все они скользкие и крутые. — Башир фыркнул, так что у него зашевелились усы. — Глупец стонет, когда судьба сталкивает его вниз, но дважды глупец тот, кто стонет, ежели судьба его возносит. Я хочу знать, не кем ты был и даже не кем ты стал, — для меня важно, что у тебя внутри. Положим, моя жена не сдерет с Заринэ шкуру, а я, так и быть, оставлю тебя в живых — что дальше? Знаешь ли ты, как следует обращаться с женой?
Памятуя о необходимости производить хорошее впечатление, Перрин не стал говорить, что предпочел бы снова стать кузнецом.
— Я обращаюсь с Фэйли, как умею, — промолвил он, взвешивая каждое слово. Башир снова хмыкнул:
— Как умеет, а?.. Тебе стоит научиться этому как следует, парень, а не то… Надеюсь, ты меня понял. Жена не солдат, чтобы бегать туда-сюда по приказу. К ней можно применять разве что половину той строгости, какая тебе кажется необходимой. Иначе будет плохо. Ты ведь не хочешь, чтобы Заринэ было плохо? Надеюсь, мы друг друга поняли. — Неожиданно улыбка Башира стала чуть ли не смущенной, а голос зазвучал почти по-дружески. — Вообще-то из тебя может получиться неплохой зять, Айбара, но если ты сделаешь ее несчастной…
— Пальцы его снова коснулись рукояти меча.
— Постараюсь, чтобы она была счастлива, — серьезно ответил Перрин. — Обидеть ее — последнее, чего бы я мог захотеть.
— Вот и прекрасно. Потому как это последнее, что тебе удалось бы сделать в этой жизни. — Башир попрежнему ухмылялся, но у Перрина не было оснований сомневаться в серьезности его слов. — А сейчас, пожалуй, самое время отвести тебя к Дейре. Пойдем ка туда, покуда они друг дружку не поубивали. Они малость увлекаются, когда спорят, а Заринэ уже слишком большая, чтобы ее так запросто можно было отшлепать. — Башир поставил кубок на стол и, уже направляясь к двери, произнес: — Одно, парень, я советую тебе иметь в виду. Если женщина говорит, будто чему-то верит, это далеко не обязательно правда. То есть она-то говорит правду, потому как действительно верит, но то, во что верит женщина, еще далеко не истина. Учти это.
— Непременно, — пообещал Перрин. Кажется, он понял, что имел в виду Башир. Фэйли порой обращалась с истиной весьма вольно. Не в том, что было действительно важным или казалось таковым ей, но… Если она давала обещание, исполнять которое ей не хотелось, то всегда ухитрялась оставить какую-нибудь лазейку, позволявшую поступить по-своему, формально не нарушив слова. Чего он не мог взять в толк, так это того, какое отношение имели слова Башира к матери Фэйли.
Идти пришлось далеко, по длинным коридорам и вверх по высоким лестницам. Салдэйцы во дворце встречались не часто, зато айильцы, прежде всего Девы, чуть ли не на каждом углу. То и дело попадались одетые в красно-белые ливреи слуги — они кланялись или приседали, — а также женщины и мужчины в белом, вроде тех, что увели лошадей. Эти сновали с подносами или ворохами белья, потупя очи и, кажется, не замечая никого вокруг. Неожиданно Перрин заметил, что у многих из них на голове такие же красные повязки, как и у некоторых айильцев. Должно быть, они тоже айильцы. Но он обратил внимание и на другое — такие повязки носили и мужчины и женщины из числа одетых в белое, тогда как среди айильцев в обычных нарядах — только мужчины. Ни одной -Девы в такой повязке он не углядел. Гаул рассказывал ему кое-что об айильцах, но ни о каких повязках даже не упоминал.
Как только Перрин с Баширом вошли в комнату, устланную узорчатым красно-зелено— золотым ковром, на котором стояли инкрустированные костью кресла и маленькие столики, чуткий слух Перрина мигом уловил доносившиеся из-за двери, из внутренних покоев, женские голоса. Слов он не разобрал, понял только, что один из голосов принадлежит Фэйли. Неожиданно донесся шлепок и почти сразу же за ним другой. Перрин поежился. С одной стороны, нужно быть последним болв'аном, чтобы встрять между женой и тещей, когда они ссорятся, — обычно такому дураку достается от обеих. Однако, хоть он и не сомневался в способности Фэйли постоять за себя, ему доводилось видеть, как женщины сильные и решительные, сами имевшие детей, а то и внуков, перед своими матерями робели, словно девчонки.
Расправив плечи, он шагнул к дверям, но Башир опередил его и неспешно, словно времени у него немерено, постучался костяшками пальцев. Ну конечно, он-то ведь ничего не слышал и небось не знает, что они там сцепились, словно кошки в мешке. Мокрые кошки.
Стук мигом прекратил перепалку — ее как ножом обрезало.
— Войдите, — послышался громкий спокойный голос.
Перрину все же удалось не проскочить вперед мимо Башира, но, оказавшись внутри, он тут же принялся искать глазами жену. Она была там — сидела в кресле с широкими подлокотниками, поставленном так, чтобы яркий свет из окна не слепил глаза. Ковер в этой комнате лежал темно-красный, что наводило на мысль о крови, а на одной из шпалер красовалось изображение женщины, верхом на коне охотившейся с копьем на леопарда. На другой была изображена яростная битва, завязавшаяся вокруг знамени с Белым Львом. От Фэйли исходило множество запахов, свидетельствовавших о противоречивых, накладывавшихся одно на другое чувствах, а на левой щеке виднелся красный след от пощечины, но, завидев Перрина, она слабо улыбнулась.
Зато сам Перрин удивленно заморгал. После всех этих разговоров о голубках он ожидал увидеть хрупкое, воздушное существо, но леди Дейра оказалась на дюйм выше мужа и весьма… величавой. Не крупная, как госпожа Лухан, и не такая здоровенная, как Дейз Конгар, которой впору махать молотом в кузне, но величавая. И полногрудая, хотя, конечно, не следовало думать так о собственной теще. Теперь Перрин понял, от кого досталась Фэйли ее красота. Лицом она точь-в-точь походила на мать, только без проблеска седины в волосах. Если, доживи до таких лет, Фэйли будет выглядеть так же, Перрин может считать себя счастливейшим человеком. С другой стороны, характерный салдэйский нос делал леди Дейру похожей на орлицу, а устремленный на Перрина взгляд темных раскосых глаз усиливал это впечатление. Ни дать ни взять орлица, готовая закогтить нахального кролика. От нее исходил запах ярости и презрения. Но Перрин с удивлением отметил, что и на ее щеке красуется багровый отпечаток.
— Отец, мы только что говорили о тебе, — промолвила Фэйли с нежной улыбкой и расцеловала Башира в обе щеки. Перрин ощутил легкий укол ревности:
почему это она расточает нежности отцу, а не мужу? С него, значит, и улыбочки хватит?
— Обо мне? Так, может, Заринэ, мне не помешало бы куда-нибудь спрятаться? — со смехом отозвался Башир. Со смехом, будто не заметил, что они надавали друг дружке пощечин!
— Она предпочитает, чтобы ее называли Фэйли, Даврам, — рассеянно обронила леди Дейра. Сложив руки под пышной грудью, она с ног до головы окинула Перрина откровенным, оценивающим взглядом.
— Теперь все зависит от него, — шепнула Фэйли отцу. Тихонько, но Перрин услышал. И вынужден был признать: наверное, так, коли дело дошло до обмена оплеухами.
Расправив плечи, он уже собрался сказать леди Дейре, что будет обходиться с Фэйли ласково, словно она котенок, а вести себя смирно, словно сам он ягненок. Конечно, на самом деле все обстояло несколько иначе — смиренного ягненка Фэйли мигом насадила бы на вертел, — но деваться Перрину было некуда. Чего не сделаешь ради сохранения мира. Кроме того, он ведь и вправду старался быть нежным с Фэйли. Ну а лорд Башир, наверное, завел свою песню насчет мягкости из-за леди Дейры — мало у кого хватило бы смелости обращаться с ней иначе.
Но Перрин и рта раскрыть не успел, как заговорила мать Фэйли:
— Не думай, что, раз у тебя глаза желтые, ты уже и волк Достаточно ли ты крепок, молодой человек, чтобы управиться с моей дочерью? Судя по ее рассказам, ты размазня. Потакаешь всем ее дурацким капризам. Она из тебя веревки вьет.
Перрин опешил. Башир уселся в кресло, где прежде сидела Фэйли, и, закинув ногу на ногу, принялся с добродушным видом рассматривать носки своих сапог. Фэйли уселась на подлокотник, бросила негодующий взгляд на мать и ободряюще — так же, как и когда наставляла Перрина не поддаваться Ранду, — улыбнулась мужу.
— Не думаю, чтобы она вила из меня веревки, — пробормотал Перрин. Попытки такие были, в этом он отдавал себе отчет, но ни одна из них не увенчалась успехом. Так. во всяком случае, ему казалось. Ежели он в таких случаях и уступал, то только чтобы сделать ей приятное.
Дейра многозначительно фыркнула.
— Слабаки никогда так не думают. Женщине нужен сильный мужчина, сильнее ее самой. Вот так-то. — Она ткнула Перрина пальцем в грудь, да так сильно, что он охнул от неожиданности. — Никогда не забуду, как Даврам впервые показал мне, кто в доме хозяин. Взял за шкирку да тряхнул как следует — это было великолепно! — Перрин растерянно моргал — ничего подобного он и представить себе не мог. — Если женщина сильнее мужчины, она рано или поздно начинает его презирать. Перед ней встает выбор: или тиранить мужа, или, чтобы не унизить его, делать вид, будто она слабее, чем на самом деле. Но если муж и вправду силен, — она ткнула Перрина еще раз, гораздо ощутимее, чем в первый, — она может не только не скрывать своей истинной силы, но и стать еще сильнее. Тебе придется доказать Фэйли, что ты не слаб. — Очередной тычок оказался еще крепче. — Женщины из моей семьи подобны леопардам. Охотничьим леопардам — обучишь Фэйли охотиться по твоей команде, и она будет относиться к тебе так, как ты заслуживаешь. Но хватит ли у тебя на это сил?
От очередного тычка Перрин подался назад.
— Может, хватит толкаться? — прорычал он, потирая грудь. Фэйли вовсе не думала ему помогать, просто сидела себе да улыбалась. Башир поглядывал на него, поджав губы и подняв брови. — Если я ей и потворствую, то потому, что мне так хочется. Мне нравится видеть, как она улыбается. Ежели вы надеетесь, что буду ее шпынять, то можете об этом забыть.
Видать, он все-таки ляпнул что-то не то. Мать Фэйли вновь принялась пристально его рассматривать, а исходивший от нее запах говорил о таком клубке чувств, распутать который не представлялось возможным. Кажется, он ощущал оттенки гнева и холодного презрения. Ну и пусть, решил Перрин. Не удастся им понравиться, значит, не судьба, но сколько же можно пытаться подгадать, что они хотят услышать.
— Я ее люблю, и она любит меня. Что тут еще говорить, я не знаю.
— Кое-что он сказал, — неторопливо вставил Башир. — Сказал, что если ты вздумаешь забрать нашу дочь в лагерь, то он отобьет ее силой. По-моему, он считает, что девяти тысячам салдэйских всадников не совладать с несколькими сотнями двуреченских лучников.
Его жена окинула Перрина еще одним не слишком ласковым взглядом, но тут же взяла себя в руки и вскинула голову:
— Все это хорошо, но мечом всякий может размахивать. Я хочу знать, под силу ли ему укротить капризную, своевольную, взбалмошную…
— Ну хватит, Дейра, — добродушно прервал ее Башир. — Раз уж ты, как я вижу, решила, что наша Заринэ… Фэйли уже не ребенок, то и говорить не о чем. Я думаю, Перрин ей вполне подходит.
К удивлению Перрина, Дейра послушно склонила голову:
— Как скажешь, душа моя. — При этом она искоса посмотрела на Перрина, и во взгляде ее не прослеживалось и тени покорности. Кажется, она давала ему понять, что именно так и должен муж управляться с женой.
Башир пробормотал под нос что-то насчет внуков, свежей крови, а Фэйли улыбнулась Перрину так, что он почему-то почувствовал себя неуютно. Со сложенными руками, скрещенными лодыжками и склоненной набок головкой она каким-то образом ухитрялась выглядеть… покорной. Фэйли! Похоже, в этой семейке все чуток не в себе.
Закрыв за Перрином дверь, Ранд налил себе кубок пунша и расположился в кресле. Хотелось верить, что Перрин сумеет поладить с Баширом. Ну а не поладит, тоже не беда — тогда с ним будет легче сговориться насчет Тира. В Тире ему нужен либо Мэт, либо Перрин, иначе Саммаэль не поверит, что настоящий удар готовится именно оттуда. Эта мысль заставила Ранда невольно рассмеяться — ну хорошо ли так думать о друге? Льюс Тэрин принялся бормотать что-то насчет друзей и предательства. Ранду захотелось заснуть и не просыпаться год.
Вошла Мин, разумеется, без стука и без доклада. Девы иногда посматривали на нее странно, но что бы ни говорили Сулин или, может быть, Мелэйн, Мин стала одной из немногих, кого беспрепятственно пропускали к Ранду в любое время. Она взяла в привычку ставить табурет рядом с его ванной и болтать с ним, пока он моется, словно это самое обычное дело. Сейчас она помедлила, лишь чтобы налить себе пунша, и тут же с кубком в руках уселась ему на колени. На лице ее поблескивала пелена пота. Учиться не ощущать жары Мин не захотела, со смехом заявив, что она не Айз Седай и становиться ею не собирается. Она превратила Ранда в свое любимое кресло, используя его в этом качестве в каждое свое посещение, но он был уверен, что Мин просто дурит и рано или поздно бросит эту игру. Потому-то он и прятался как мог от нее в ванной, вместо того чтобы с помощью Воздуха лишить ее возможности видеть то, чего видеть не полагается. Ведь если Мин поймет, как действует на него ее присутствие, эта игра не кончится никогда. Кроме того, как ни стыдно в этом сознаваться, держать на коленях девушку очень даже приятно Он ведь не деревянный.
— Ну как, хорошо поговорила с Фэйли?
— Разговор был недолгий. За ней явился отец и забрал ее с собой. Она сразу бросилась ему на шею, а обо мне и думать забыла. Я после этого немножечко прогулялась.
— Она тебе не понравилась? — спросил Ранд, и глаза Мин расширились. Длинные ресницы делали их еще больше. Если мужчина сам догадывается о том, чего женщина не собиралась ему говорить, это всегда вызывает у нее удивление.
— Не то чтобы не понравилась, — сказала Мин, старательно подбирая слова. — Просто… Ну, она такая: если уж чего хочет — вынь да положь. Жаль мне бедного Перрина. Знаешь, чего она от меня хотела? Выяснить, нет ли у меня намерения охмурить ее драгоценного муженька. Ты, может, и не заметил, мужчины никогда ничего не замечают. — Девушка осеклась, сообразив, что кое-что он все-таки видит, вскинула глаза и, лишь убедившись в отсутствии намерения поднимать ее на смех, продолжила: — Я с первого взгляда поняла, что он, бедолага, от нее без ума. Как, впрочем, и она от него, но ему от этого не легче. Сдается мне, он и не взглянет ни на какую другую женщину, но вот беда, она думает иначе. Особенно ежели приметит, что женщина посмотрела на него первой. Она соответствует своему имени — нрав у нее соколиный, да и когти тоже. А сокол не станет делиться добычей с ястребом. — Мин поперхнулась и припала губами к кубку.
Ранд знал: она расскажет, что имела в виду, надо только попросить. Прежде Мин говорила о своих видениях неохотно, но с тех пор многое изменилось. Попроси он, и она готова рассказать что угодно и о чем угодно, даже если ей это не нравилось.
Заткнись! — мысленно приказал Ранд Льюсу Тэрину. Исчезни! Ты мертв! Мертвец, однако же, не умолк — в последнее время такое случалось все чаще, — а продолжал бубнить, что ты предаешь своих друзей, а друзья предают тебя.
— Ты видела что-нибудь, касающееся меня? — спросил Ранд.
Благодарно ухмыльнувшись, Мин по-приятельски — по-приятельски ли? — припала к его груди и, прихлебывая пунш, принялась рассказывать.
— Когда вы с Перрином оказались рядом, я вновь увидела этих светляков и мрак, еще более непроглядный, чем раньше. Уф, нравится мне этот дынный пунш. Но пока он оставался в этой комнате, мрак не поглощал огоньки светляков с такой скоростью, как прежде, когда ты был один. И еще я заметила. Дважды он должен быть рядом с тобой, иначе… — Она опустила голову, уткнувшись в кубок, так что Ранд не мог видеть ее лица. — Короче говоря, если его не окажется рядом, с тобой случится что-то плохое. — Голос ее звучал испуганно.
— Очень плохое.
Ранд не стал спрашивать, что именно, где да когда, ибо понимал: Мин выложила ему все, что знала сама.
— Значит, мне просто придется держать Перрина при себе, — промолвил Ранд по возможности бодро. Он не хотел, чтобы Мин пугалась.
— Не знаю, будет ли этого достаточно, — пролепетала она, уткнувшись в свой пунш. — Если его не будет, беда случится обязательно, но это еще не значит, что в его присутствии она непременно тебя минует. Тебе будет плохо. Ранд, очень плохо. При одной только мысли об этом мне становится…
Ранд приподнял ее лицо и с удивлением увидел льющиеся по щекам слезы.
— Мин, прости меня, — ласково сказал он. — Я и не знал, что эти видения причиняют тебе боль.
— Что ты вообще знаешь, пастух, — пробормотала она и, достав из рукава кружевной платочек, промокнула глаза. — Просто соринка попала. Велел бы лучше Сулин подметать почаще, а то развели здесь пылищу. — Платочек со взмахом исчез в рукаве. — Ну ладно, мне надо вернуться в «Розовый венец». Я задержалась, чтобы рассказать тебе насчет Перрина.
— Мин, будь осторожна. Может, тебе не стоит приходить ко мне так часто? Сдается мне, ежели Мерана прознает, чем ты занимаешься, она тебя по головке не погладит.
Ответная ухмылка живо напомнила ему прежнюю Мин, да и глаза, хоть и затуманенные слезами, лукаво поблескивали.
— Позволь мне самой о себе позаботиться, пастух. Они думают, что я, разинув рот, любуюсь красотами Кэймлина, как всякий деревенский простофиля. А не приходи я сюда каждый день, откуда бы ты узнал, что они встречаются со здешней знатью?
Об этом Мин узнала совершенно случайно, увидев, как в окне богатого дома на мгновение показалась Мерана. Дом, что оказалось нетрудно выяснить, принадлежал лорду Пеливару. Считать эту встречу случайной было бы в высшей степени наивно.
— Будь осторожна, Мин, — твердо повторил Ранд. — Я не хочу, чтобы тебе из-за меня досталось.
Мгновение она молча смотрела на него, затем поднялась и коснулась его губ мимолетным поцелуем. Впрочем, мимолетным ли? Уходя, Мин всякий раз целовала Ранда на прощание, и с каждым разом — или это ему только мерещилось? — поцелуи ее становились все крепче и крепче.
— Мин, лучше бы ты этого не делала, — пробормотал Ранд. Еще можно позволять девушке сидеть у тебя на коленях, но поцелуи могут завести слишком далеко.
— Ты пока еще говоришь без слез, пастушок, — улыбнулась она. — И без запинки.
Взъерошив Ранду волосы, словно десятилетнему мальчишке, она направилась к выходу, да так грациозно, что Ранд просто не мог не смотреть ей вслед. Неожиданно Мин обернулась:
— Эй, пастух, да ты никак покраснел? А я-то думала, что жара на тебя не действует. Ну да ладно, я только хотела сказать, что буду осторожной. И приду к тебе завтра. Обязательно надень чистые носки.
Лишь когда за ней затворилась дверь, Ранд перевел дыхание. Чистые носки? Да он меняет носки каждый день! Да, непросто иметь дело с женщинами, даже такими, как Мин. Ранд мог бы притворяться, будто она нисколько его не волнует, или же ему лучше сдаться и начать заикаться. Или лучше попросить ее?.. Тогда она, конечно, перестанет так себя с ним держать, но и начнет поддразнивать, а Мин любит поддразнивать. Но оттолкнуть ее, проявить холодность и суровость он не мог. Мин — верный друг. Ведь не мог бы он оттолкнуть Авиенду или Илэйн? Эти имена пришли ему на ум первыми, но они явно не подходили случаю. Может, Мэта с Перрином? Так или иначе, он не мог понять, почему до сих пор чувствует себя наедине с ней неловко. Пора бы привыкнуть ко всем ее шуточкам, а он смущается.
С того момента как прозвучало упоминание об Айз Седай, голос Льюса Тэрина становился все громче, и сейчас Ранд отчетливо слышал каждое слово. Раз они пытаются вступить в сговор со знатью, я должен буду что-нибудь предпринять.
Убирайся! — скомандовал Ранд.
Их девять. Пусть они и невежды, это опасно. Слишком опасно. Им нельзя позволять… Нельзя. Нет… нет…
Убирайся, Льюс Тэрин! Ты мертв!
Я не мертв! — взвыл голос. Заслуживаю смерти — да. Но я жив. Жив! Жив! Жив!
Мертв! — закричал Ранд в ответ. Ты давно мертв, Льюс Тэрин!
Жив… Голос удалялся, но, пока он не стих, в голове Ранда звучало: Жив… жив…
Содрогаясь, Ранд наполнил кубок и залпом осушил его. Оказалось, что он вспотел, даже рубаха прилипла к телу. Сконцентрироваться снова удалось не сразу. Льюс Тэрин становился все более настырным. Но если Мерана действительно плетет интриги с вельможами, особенно с теми из них, кто готов поднять мятеж, коли Илэйн не объявится в ближайшее время, ему и впрямь придется что-то предпринять. Одна беда — Ранд понятия не имел, что именно.
Убить их, донесся шепот Льюса Тэрина. Девять слишком опасны, но если я убью нескольких… и прогоню прочь… убью… заставлю их бояться меня… Я не умру снова… Я заслуживаю смерти, но не хочу умирать… Хочу жить!.. Льюс Тэрин зарыдал.
Ранд снова наполнил кубок и попытался не слушать.
Возле Ориганских Ворот, ведущих во Внутренний Город, Демира Эрифф замедлила шаг. Встречные мужчины таращились на нее с восхищением, и она в тысячный раз сказала себе, что надо перестать носить доманийские платья, — и в тысячный раз тут же об этом забыла. Не в платьях дело. Если какой-нибудь мужчина, не поняв, что перед ним Айз Седай, проявит излишнюю прыть, достаточно объяснить, с кем он вздумал заигрывать. Это отвадит любого.
Сейчас ее внимание привлекали лишь Ориганские Ворота — огромная, отделанная белым мрамором арка, прорезавшая белокаменную стену. Поток людей, подвод и экипажей лился сквозь них как река. Охранявшие ворота айильцы вроде бы ни к кому не присматривались, но Демира прекрасно знала, что это не так. Они видели все, и Айз Седай узнали бы с первого взгляда. Кроме того, айильцы следили за ней от самой гостиницы — их штаны и куртки, сливающиеся со скалами, на многолюдных городских улицах бросались в глаза. Итак, даже если бы она захотела рискнуть и не побоялась навлечь на себя гнев Мераны, любая попытка пробраться во Внутренний Город в нарушение запрета ал'Тора обречена на провал. Как все же возмутительно, что Айз Седай приходится испрашивать разрешения у мужчины! А ведь и надо-то лишь повидать некоего Милама Харндера, второго хранителя дворцовой библиотеки. И ее давнего — уже в течение тридцати лет — соглядатая.
Здешняя библиотека никак не могла соперничать с таковой в Белой Башне, или с Королевской Библиотекой в Кайриэне, или с Теранским Книгохранилищем в Бандар Эбан и к тому же сейчас была для нее столь же недостижима, как и любая из них. Но все же, сумей она связаться с Миламом, он тут же занялся бы поиском нужных ей книг. Существовала вероятность, что в библиотеке имеются рукописи, содержащие сведения о Печатях на узилище Темного. Возможно, даже занесенные в каталог, хотя надеяться на такое было бы слишком. Однако в большинстве книгохранилищ мира по дальним уголкам всегда можно найти пыльные манускрипты, которые почему-то забыли внести в списки лет сто или даже пятьсот назад. Во многих библиотеках хранятся сокровища, о которых и не подозревают сами библиотекари.
Она терпеливо ждала, позволяя толпе обтекать ее со всех сторон, но знакомой лысины и круглого лица Милама так и не углядела. Наконец Демира вздохнула, — видимо, он не получил ее послания. Иначе непременно оказался бы здесь к назначенному часу. Ну что ж, значит, ей придется дожидаться своей очереди сопровождать Мерану во дворец и надеяться, что ал'Тор разрешит — разрешит! — ей поработать в библиотеке.