Загадали мне загадку: «Без рук, без топоренка построена избенка». Что такое?
Оказывается, — птичье гнездо.
Поглядел я, — верно! Вот сорочье гнездо: как из бревен, все из сучьев сложено, пол глиной вымазан, соломкой устлан, посередке вход; крыша из веток. Чем не избенка? А топора сорока никогда и в лапках не держала.
Крепко тут пожалел я птицу: трудно, ох как трудно, поди, им, горемычным, свои жилища без рук, без топоренка строить! Стал я думать: как тут быть, как их горю пособить?
Рук им не приделаешь.
А вот топор... Топоренок для них достать можно.
Достал я топоренок, побежал в сад.
Глядь, — козодой-полуночник на земле между кочек сидит. Я к нему:
— Козодой, козодой, трудно тебе гнезда вить без рук, без топоренка?
— А я и не вью гнезда! — говорит козодой. — Глянь, где яйца высиживаю.
Вспорхнул козодой, — а под ним ямка между кочек. А в ямке два красивых мраморных яичка лежат.
«Ну, — думаю про себя, — этому ни рук, ни топоренка не надо. Сумел и без них устроиться».
Побежал дальше.
Выбежал на речку. Глядь, там по веткам, по кусточкам ремез-синичка скачет, — тоненьким своим носиком с ивы пух собирает.
— На что тебе пух, ремез? — спрашиваю.
— Гнездо из него делаю, — говорит. — Гнездо у меня пуховое, мягкое, — что твоя варежка.
«Ну, — думаю про себя, — этому топоренок тоже ни к чему — пух собирать...»
Побежал дальше.
Прибежал к дому. Глядь, под коньком ласточка-касаточка хлопочет — гнездышко лепит. Носиком глинку приминает, носиком ее на речке колупает, носиком носит.
«Ну, — думаю, — и тут мой топоренок ни при чем. И показывать его не стоит».
Побежал дальше.
Прибежал в рощу. Глядь, там на елке певчего дрозда гнездо. Загляденье, что за гнездышко: снаружи все зеленым мхом украшено, внутри — как чашечка гладкое.
— Ты как такое себе гнездышко смастерил? — спрашиваю. — Ты чем его внутри так хорошо отделал?
— Лапками да носом мастерил, — отвечает певчий дрозд. — Внутри все цементом обмазал из древесной трухи со слюнкой со своей.
«Ну, — думаю, — опять я не туда попал. Надо таких искать птиц, что плотничают».
И слышу: «Ту-тук-тук-тук! Тук-тук-тук-тук!» — из лесу.
Я туда. А там дятел.
Сидит на березе и плотничает, дупло себе делает — детей выводить.
Я к нему:
— Дятел, дятел, стой носом тукать! Давно, поди, голова разболелась. Гляди, какой я тебе инструмент принес: настоящий топоренок!
Поглядел дятел на топоренок и говорит:
— Спасибо, только мне твой инструмент ни к чему. Мне и так плотничать ладно: лапками держусь, на хвост обопрусь, пополам согнусь, головой размахнусь, — носом ка-ак стукну! Только щепки летят да труха!
Смутил меня дятел: птицы-то, видно, все — мастера без топора.
Тут увидел я гнездо орла. Большущая куча столстых сучьев на самой высокой сосне в лесу.
«Вот, — думаю, кому топор-то нужен: сучья рубить!»
Подбежал к той сосне, кричу:
— Орел, орел! А я тебе топоренок принес!
Рознял орел крылья и клекочет:
— Вот спасибо, парнишка! Кинь свой топоренок в кучу. Я сучков на него еще навалю — прочная будет постройка, доброе гнездо.
Подготовка докладов по теме «Природоведческая литература 60-80-х годов» (ГС. Сахарнов,) и др.
Святослав Владимирович Сахарнов родился 12 марта 1923 года на Украине в городе Артёмовске. Мать и отец Святослава умерли рано, поэтому его воспитывала старшая сестра.
В 1940 году Сахарнов поступил в Ленинграде в Высшее военно-морское училище имени М.В.Фрунзе. В 1941 году курсантом первого курса училища участвовал в боях на Ленинградском фронте. Осенью 1941 года был эвакуирован. Закончил военно-морское училище в Баку в 1944 году. После окончания училища воевал на Чёрном море на минном тральщике под Новороссийском. Был награждён орденом «Боевого Красного Знамени».
В 1945 году в составе Тихоокеанского флота принимал участие в войне против Японии. Участвовал в боях в корейских портах Расин и Сейсин.
После окончания войны Сахарнов продолжил службу на Дальнем Востоке на торпедных катерах в качестве штурмана и начальника штаба соединения.
С. В. Сахарнов был направлен на учёбу в Морской институт в Ленинграде, где защитил диссертацию и получил ученую степень кандидата военно-морских наук.
Именно во время учёбы в Ленинграде Сахарнов начал писать свои первые рассказы и сказки. Большую роль в становлении Сахарнова как писателя сыграл детский писатель Виталий Бианки, учеником которого стал Сахарнов.
Печататься Сахарнов начал с 1954 года. Первая его книжка называлась «Морские сказки».
В течение пятнадцати лет С. В. Сахарнов был главным редактором журнала «Костер».
С. В. Сахарнов участвовал в экспедициях в Арктику, на Командорские и Курильские острова, на Кубу. В 1974 и 1977 годах он жил в заповедниках Танзании и Индии.
В основном Сахарнов писал в своих произведениях о море, о подводном мире, был автором энциклопедий и научно-популярных книг, посвященных мореходству.
Сахарнов известен в России как детский писатель, но им также написаны и книги для взрослых: книга фантастики «Лошадь над городом», роман о войне на Тихом океане «Камикадзе», и книга «Сын лейтенанта Шмидта», являющаяся своеобразным романом-шуткой на тему книг Ильфа и Петрова.
В последние годы жизни писатель работал над не законченным и не изданным в виде отдельной книги произведением «Шляпа императора», отдельные фрагменты которого печатались в журналах.
С. В. Сахарнов скончался 23 сентября 2010 года[3] в Санкт-Петербурге.
Святослав Владимирович Сахарнов (род. 1923) учителем своим, как и Сладков, считает Виталия Бианки. Писателя огорчает неосведомленность нынешних городских детей в экологических проблемах, скудость их представлений о родной земле: «Природа, которая окружает их, — телевизионного происхождения; про Амазонку они знают больше, чем про Волгу».
В литературу Сахарнов вступил уже сложившимся человеком — с опытом штурмана дальнего плавания и природоведа. Морские путешествия, погружения в водолазном скафандре, прекрасное знание мореходного дела — все это дало ему огромный материал для повестей и рассказов. Капитальный труд писателя — «По морям вокруг земли. Детская морская энциклопедия» (1972) — получил четыре международные премии и был переведен на несколько языков (как и некоторые другие книги писателя).
Сказки, созданные Сахарновым, можно разделить по темам на познавательно-биологические («Морские сказки»), воспитательные («Гак и Буртик в стране бездельников», «Леопард в скворечнике») и обработки сказок народов мира («Сказки из дорожного чемодана», индийское «Сказание о Раме, Сите и летающей обезьяне Ханумане»).
Одну из ранних книг Сахарнова — индийское «Путешествие на "Триме"» (1955) — составили рассказы-миниатюры со сквозным действием и постоянными героями: это художник, от лица которого ведется повествование, и ученый и водолаз Марлен. Герои выражают мысли и чувства, владевшие самим автором в увлекательной морской экспедиции по следам «доисторических зверей».
Изящные миниатюры составили и книгу для малышей «В мире дельфина и осьминога» (1987). Вот одна из них — «Актиния»:
Стоит на морском дне живой столбик. Ниточки-щупальца распустил, шевелит ими, добычу приманивает. Вот рачишка плывет... — Ага, попался!
Сахарнов старается в каждую свою книжку вместить как можно больше знаний, наблюдений и навыков. Где только ни побывает читатель его книг, чего только ни узнает! В подводном мире, где рыбы похожи на причудливые цветы, а цветы оказываются хищниками; в мангровых зарослях и в холодных краях; на «одиноких островах в океане», где сохранился «удивительный, ни на что не похожий мир. Здесь животные годами не видят людей, птицы собираются огромными колониями, а морские звери тысячами выходят на каменистые или песчаные пляжи». Точность описаний сочетается с эмоциональностью. Восхищение увиденным и жажда новых впечатлений пронизывают каждую строчку произведений Сахарнова, определяя своеобразие его писательского почерка.
Леопард и черепаха рассуждают в сказке Сахарнова о смысле жизни. Это не кажется странным: животные — герои книги «Леопард в скворечнике» (1991) многоопытны и умны. Черепаха, оказывается, сто пять лет преподавала в школе, а леопард был раньше моряком. В сочиненную историю о них вливаются традиционные сказочные сюжеты, например появляется запечатанная бутылка, в которую заключен джинн, «тощий человечек со смуглым лицом, с козлиной бородкой, в халате и в чалме». Степень очеловечивания черепахи и леопарда максимальна — примерно та же, что в образах Винни-Пуха или Чебурашки. Дети дошкольного возраста, читая сказку, получают уроки уважения друг к другу, готовности помочь в трудную минуту и просто вежливости.
Книги Геннадия Яковлевича Снегирева (1933 — 2004) исполнены удивления и восхищения увиденным в многочисленных путешествиях: «Когда я путешествую по нашей стране, я всегда удивляюсь кедрам в Саянских горах и китам в дальневосточных морях... Когда удивляешься, хочется рассказать, какая у нас огромная страна, и всюду столько интересного!» Так начинает писатель книгу «В разных краях» (1981) и выражает надежду, что его читателю, когда он вырастет, захочется всюду побывать и все увидеть своими глазами.
Как итоги путешествий автора появились его книги «Обитаемый остров» (1955), «Бобровая хатка» (1958), «Пинагор», «Качурка», «Лампадидус» (все три — 1960 год). К.Паустовский отозвался о писателе так: «Совершенно реальные и точные вещи в рассказах Снегирева порой воспринимаются как сказка, а сам Снегирев — как проводник по чудесной стране, имя которой — Россия».
Герой произведений Снегирева — защитник природы от неразумных действий людей, не ощущающих тесной взаимосвязи всего живого на Земле. Отношения с природой должны строиться на знании ее законов — тогда возможна и взаимная польза. Так происходит в рассказе «Верблюжья варежка», из которого маленький читатель может извлечь урок добра и ответственности перед другим живым существом: мальчик отрезал кусок хлеба, посолил и отнес верблюду — «это за то, что он дал мне шерсти»; при этом шерсти он настриг «с каждого горба понемножку, чтоб верблюд не замерз».
Многие рассказы Снегирева звучат как поэтические сказки, образность которых построена на философских размышлениях о жизни. «Ворон возвращается ни с чем: он очень стар. Он сидит на скале и греет больное крыло. Ворон отморозил его лет сто, а может, и двести назад. Кругом весна, и он совсем один» («Ворон»). Порою в рассказах возникают романтические картины: «ветерки летают над степью и видят, как распускаются по ночам маки»; верблюды танцуют «танец весны», радуясь, «что прошла зима, греет солнце и они живы».
Верность изображения людей и зверей, как, например, в книжке «Медвежата с Камчатки», подкрепляется у Снегирева емким, точным слогом, энергичным и чистым языком, понятным детям. Все, кто писал о творчестве Снегирева, неизменно отмечали близость его стиля к стилю детских рассказов Л.Толстого: те же неспешное течение повествования, сдержанность и лаконизм, благородство и человечность.
Сбор в портфолио для работы с детьми стихотворений современных поэтов.
Григорий Остер:
Потерявшийся ребенок
Должен помнить, что его
Отведут домой, как только
Назовет он адрес свой.
Надо действовать умнее,
Говорите: "Я живу
Возле пальмы с обезьяной
На далеких островах".
Потерявшийся ребенок,
Если он не дурачок,
Не упустит верный случай
В разных странах побывать.
* * *
Руками никогда нигде
Не трогай ничего.
Не впутывайся ни во что
И никуда не лезь.
В сторонку молча отойди,
Стань скромно в уголке
И тихо стой, не шевелясь,
До старости своей.
* * *
Кто не прыгал из окошка
Вместе с маминым зонтом,
Тот лихим парашютистом
Не считается пока.
Не лететь ему, как птице,
Над взволнованной толпой,
Не лежать ему в больнице
С забинтованной ногой.
* * *
Если всей семьей купаться
Вы отправились к реке,
Не мешайте папе с мамой
Загорать на берегу.
Не устраивайте крика,
Дайте взрослым отдохнуть.
Ни к кому не приставая,
Постарайтесь утонуть.
* * *
Нет приятнее занятья,
Чем в носу поковыряться.
Всем ужасно интересно,
Что там спрятано внутри.
А кому смотреть противно,
Тот пускай и не глядит.
Мы же в нос к нему не лезем,
Пусть и он не пристает.
* * *
Если вас поймала мама
За любимым делом вашим,
Например, за рисованьем
В коридоре на обоях,
Объясните ей, что это —
Ваш сюрприз к Восьмому марта.
Называется картина:
«Милой мамочки портрет».
Тим Собакин. Стихи для детей и взрослых
Без ботинка
Шел по улице прохожий.
Был он ростом невысок.
На одной ноге – ботинок,
На другой ноге – носок.
«Это, видимо, ученый, –
Каждый вслед ему глядел, –
Который так глубоко задумался над научной проблемой,
Что ботинок не надел!»
А прохожий шел угрюмо,
У него носок промок.
Это был Семен Семеныч –
Знатный, кстати, педагог.
У него сегодня дома
Разыгрался жаркий бой:
Поругались два ботинка
Из-за щетки обувной.
И в конце концов решили:
Жить отныне – только врозь!
И хозяину ботинки
Помирить не удалось.
Так и шел Семен Семеныч,
Хоть и был он педагог...
На одной ноге – ботинок,
На другой ноге –
совсем ботинка не было.
Составление каталога выставки «Современная детская литература (проза, поэзия, драматургия)».
Литература и война (40-ые годы). Проза, поэзия, драматургия
Небольшой по времени, но один из самых напряженных периодов в жизни страны, а соответственно — и литературы. Чем не удовлетворяют характеристики отечественной литературы этого времени? Казалось бы, все соответствует истине — отмечена самоотверженность и подвиг литераторов, разделивших судьбу народа, сражавшихся на фронтах и поддерживавших своими произведениями стойкость и волю к сопротивлению, вдохновлявших на мужественные поступки. Во всех учебниках и учебных пособиях подчеркнуто то духовное единство деятелей литературы и всего народа, которое характерно для времени суровых испытаний.
Может быть, достаточно из этой характеристики изъять обязательно присутствующую в ней партию как вдохновителя и организатора всех побед, и все станет на свои места? Однако простым вычитанием ничего не решить.
Новые знания о политических и военных событиях, новые сведения о начале войны и ее ходе, новая информация и оценка результатов войны не отменяют и никогда не изменят того, что война принесла страдания народу, что народ русский защищал свое отечество, свой дом, защищал своей кровью и заплатил за победу огромную цену. Другое дело, что в сегодняшнем восприятии художественной и очерковой литературы мы должны учитывать ряд моментов, вносящих коррекцию и в общие оценки, и в частные характеристики. Та правда войны, которая была представлена в литературе и так же безоговорочно воспринималась, не могла быть полной правдой, и не только по недостатку информации у авторов. Ее строгая дозировка, а кроме того, многочисленные табу на темы — об отступлении, об оккупации, о пленных и др.— создавали заведомо усеченную или неверную картину. Для фронтовой печати — а именно она была основным местом публикации не только заметок, но и стихов, пьес, повестей — сверху спускались указания и о содержании, и о жанрах, и о репертуаре печатных рубрик. Шел процесс, по словам Е. Добренко, «макетирования массового сознания». В военной литературе происходило «резкое спрямление цветового центра», мир из простого становился предельно простым. Метод двухцветного письма позволял давать противнику любые оценки. Нельзя не согласиться с исследователем, что особенно грубо и прямолинейно осуществлялось изображение врага.
Мы привыкли к характеристике Отечественной войны как освободительной, имеющей благородные и гуманные цели. Именно писатели, участвовавшие в войне и продолжающие до сих пор создавать произведения о тех страшных и кровавых событиях, позволяют нам осознать, что война и гуманизм — понятия несовместимые, убийство человека, даже если он фашист, не облагораживает, а наносит непоправимые психологические травмы. Обращаясь сегодня к произведениям, созданным в период войны, мы с особой ясностью видим, как литература учила ненависти, мести. «Наука ненависти» — не просто название очерка М. Шолохова, но смысл большей части статей, очерков, призывов. «Убей его!» — опять-таки не только вынесенный в заглавие стихотворения К. Симонова лозунг, но идейный пафос литературы, призванной вести в бой.
Современная проза о войне — произведения В. Астафьева, В. Быкова, В. Кондратьева, размышления и анализ современных исследователей Л. Лазарева, А. Бочарова, Е. Добренко помогают переосмыслить содержание понятий «подвиг», «предательство», несколько иначе отнестись к «эротике насилия», которая заполняла, к примеру, произведения А. Толстого и В. Василевской.
При изучении литературы периода войны основными источниками остаются сами тексты. На протяжении многих лет, особенно к юбилейным майским датам, издавались поэтические и прозаические сборники. Среди них трехтомник «В редакцию не вернулись» (1972—1973), «Строка, оборванная пулей» (1985), «Слова, пришедшие из боя» (1980) и др. Кроме того, в собраниях сочинений К. Симонова, А. Толстого, Б. Горбатова, О. Бергольц, И. Эренбурга один из томов, как правило, отведен произведениям, созданным во время войны. Дополнительные материалы можно получить и в 78-м томе «Литературного наследства» («Советские писатели на фронтах Великой Отечественной войны»). Понимание особенностей труда писателя во фронтовой печати дают книги главного редактора газеты «Красная звезда» Д. Ортенберга. Они включают воспоминания и документы, анализ собственной редакторской деятельности и характеристику материалов, взятых из подшивок газеты далеких 40-х годов.
Во всех жанрах литературы военного времени звучали общие мотивы: идея защиты отечества, ненависть к врагу; поэтизация подвига — особенно в начале войны; отказ от романтизации с тем, чтобы показать войну как тяжкий труд — как правило, в последние годы войны. Естественно, что названные мотивы, в первую очередь, нашли отражение в поэзии и публицистике. Сегодня имеет смысл обращаться к тем произведениям, которые пережили испытание временем, подкупают искренностью, сознанием общности поэта с народом. Таковы «Мужество» А. Ахматовой, «Февральский дневник» О. Берггольц, стихи молодых погибших поэтов.
Остается одним из ярких поэтических произведений о народном характере поэма А. Твардовского о Теркине. «Поэма была моей лирикой, моей публицистикой, песней и поучением, анекдотом и присказкой, разговором по душам и репликой к случаю»,— характеризовал ее автор. В силу того, что главное в ней — человеческое в облике героя, мы и сегодня чувствуем ее лирику, юмор, эпичность общей картины.
Осмысливая поэзию военных лет, современный исследователь М. Пьяных называет ее лидерами А. Твардовского и О. Берггольц. Боль и беда народа стали у них личной трагедией поэта. Слова любви звучали не лозунгом и декларацией, а клятвой в верности, проверенной на пороге смерти.
Во время войны было организовано несколько дискуссий о литературе — о советской поэзии, об образе советского офицера, о ленинградской теме. Материал дискуссий и статьи тех лет, посвященные задачам, успехам и недостаткам литературы, настолько идеологичны и штампы в них «забивают» малейшее проявление индивидуальной мысли, что сегодня вряд ли стоит к ним обращаться. Современному читателю легко отделить вещи, написанные на заказ, и произведения, созданные кровью сердца. К первым относится, например, пьеса А. Корнейчука «Фронт» с плакатно-примитивным изображением генералов-полководцев. Ко вторым — повести В. Гроссмана «Народ бессмертен», А. Бека «Волоколамское шоссе», В. Овечкина «С фронтовым приветом» с искренним стремлением создать правдивую картину войны и портреты ее рядовых участников.
Наибольший интерес представляют произведения о войне тех писателей, которые подтвердили свою независимость от политической конъюнктуры и в последующие годы, а читатель узнал уже в посмертных публикациях их произведения, раскрывающие противоречия народа и власти, системы и человеческой индивидуальности, которые звучали, пусть не так откровенно, и в книгах военных лет.
В 1989 году вышел сборник В. Гроссмана «Годы войны», в который включены его записные книжки 40-х годов. Эти записки, как сказано автором публикации, «дают возможность узнать честную „деловую" правду о войне, ее светлых и черных, горьких и радостных, трагических и сдобренных солдатской шуткой страницах».
Среди книг о блокадном Ленинграде выделяются «Записки блокадного человека» Л. Гинзбург, вышедшие недавно, а созданные под живым впечатлением от поединка со смертью в осажденном городе. «Ну, а нужно ли писать? А вот нужно ли еще писать? — как бы и к нам обращен вопрос-раздумье автора.— Или один только и есть поступок — на фронт. Драться с немцами... Прочее от лукавого». Рассказ Л. Гинзбург о голодных очередях, о вдруг ушедшем чувстве страха, об особенном ленинградском спокойствии делает сегодняшнего читателя участником тех страшных 900 дней.
Книги воспоминаний, написанные позднее, привлекают документами, письмами, дополняющими наше знание уже не столько о произведениях, сколько о писателях военных лет. К примеру, в книгу А. Борщаговского «Записки баловня судьбы» (1991) включены «дружеские» письма Сталина А. Корнейчуку, советы по поводу пьес, рассказ о поведении в ряде ситуаций А. Фадеева.
Невозможность говорить открыто, тем более публиковать произведения, в которых выражались какие бы то ни было сомнения и критика в адрес руководства, не могли исключить дневников, записок, писавшихся тайно, «впрок». Последние годы восполнили и этот пробел в нашем представлении об уровне осмысления поэтами, писателями событий военного времени. Одна из последних публикаций — «Зарубки памяти» из книги «Записки о войне» Б. Слуцкого.
История литературы об Отечественной войне, очевидно, будет корректироваться по мере публикаций из писательских архивов.