Содержание
2 стр. – Первый путь
4 стр. – Второй путь
5 стр. – Фонари
8 стр. – Стол
13 стр. – Четвёртый
14 стр. – ***
18 стр. – Третий путь
19 стр. – Семь нулей
Предисловие
Тут собраны мелкие рассказы с периода 2014 по 2016 год, плюс-минус. Идут по времени написания. Радужного го*ноедства или депрессивного юношеского максимализма вроде бы не наблюдалось, хотя где-то может проскальзывать. В основном упор шёл на некоторый сюрреализм или что то подобное. Всем приятного чтения.
Первый путь
Просыпаюсь. В голове – темнота. Непонятное ощущение. Прохладно. Влажно. Открываю глаза и всматриваюсь перед собой в голубоватую субстанцию, мутную, непроницаемую. Немного начинаю оживать и смотрю на свои руки. Они очень размыты. Только нечёткие очертания пальцев. Кожа, чувствую, на пальцах, сморщилась. Хочу встать, но понимаю, что погружён в воду или более вязкую жижу. Поднимаю глаза влево – черный шланг или трубка. Вправо – тоже самое. Я зафиксирован в этой жидкости. Поддерживают крепления на запястьях и лодыжках. Не могу свободно двигаться. Руки медленно и плавно скользят в жиже. Только сейчас понял, что дышу. На лице маска и шланги присоединены к ней. Воздух. Хочу выбраться. Тесно. Начинаю осматриваться по сторонам. Резко мотнул головой и чувствую, как в сухую полость рта набирается эта солёная вязкая вода. Маска отходит и начинаю захлёбываться. Бьюсь в конвульсиях. Начинается рвота. Спазмы в горле. Паника. Рывком срываю крепления и начинаю бить по оболочке, окружающей меня. Удар руками. Ничего. Ещё удары. Бьюсь головой, всем телом. Ничего. Упираюсь спиной в стенки и прикладывая все силы. Бью пятами. Паника. Слышу треск. Удар. Ещё один. Сквозь жижу вижу паутину треснувшего стекла. Наваливаюсь всем телом несколько раз и слышу треск и хруст, лязг разбивающегося стекла. Вода в глотке. Паника уже на пике. Последний удар. Навалился всем телом. Стекло рассыпается и всё вырывается наружу сплошным потоком. Я, подхваченный им, без сопротивления подчиняюсь и выпадаю из заточения с жижей и осколками.
Выпал. Ощущения влаги и холода утроба заменяет тепло и сухость. Ощущаю тёплую сыпучую твердь. Лежу еще немного, водя рукой по сухой почве. Очень приятно. Набираю горсть ярко-жёлтой земли в руку и наблюдаю, как он высыпается сплошным ровным потоком. Ногам, ступням тепло. Перебираю пальцами ног песок. Лежу на спине и смотрю в небо. Голубизна. Всё чисто. Песок чист. Не помню и не понимаю, кто я и что я. Сажусь на почву и медленно поднимаю взгляд на то, откуда я выпал – чуть большая, чем я сам, стеклянная, но уже с большой дырой колба, стоящая на темного цвета и непонятного материала подставке. Внутри колбы валяются сломанные мной крепления и висит на трубках моя маска. Из основания колбы в песок вгрызаются провода и толстые кабеля.
Немного подождав, вижу, что таких колб ещё сотни, если не тысячи вокруг. Всё одинаковые. Очень много колб. Прилагаю усилия, что бы встать. Иду через сад колб. Иду. Иду. Вдруг понимаю, что хочу посмотреть внутрь. Что же внутри этих конструкций. Иду и смотрю перед собой. Резко остановился рядом с близлежащей колбой. Подхожу к её запотевшему стеклу и ладонью вытираю стекло. Холодное. Прислоняюсь к нему щёкой и потом глазами. Обжигает разница температур. Смотрю внутрь. Такой же как и я повис в колбе. Закрыты глаза. Спокойно висит. Голое тело, голова. Спит. Иду. Посмотрим, то в следующей. Тот же. Висит. Чистый. В утробе каждой колбы висят более или менее похожие тела. Тут ребенок. А тут подросток. В этом месте очень тихо. Иду дальше. Еще колба, но другого цвета. Зелёная жижа. И колба тёплая. Смотрю, а он без маски. Утонул. Не смог выбраться. Иду дальше. Уже долго иду. Солнце всё еще в зените. Наверно всегда. Натыкаюсь на разбитую колбу. Давно разбита. Песок успел забиться внутрь. Иду. Оглядываюсь. Поле с колбами тянется в ширь и в длину очень далеко. Вдруг понимаю, что поле закончилось и я на открытом пространстве. Солнце печёт. Песок тёплый, щекочет ступни.
Иду по пустоши уже долго. Солнце всё ещё стоит над головой. Иду. Натыкаюсь на кости. Скелет, выжигаемый солнцем бесконечной пустыни. Видимо, лежит уже давно. Иду. Перед глазами предстал громадный чёрный Куб. До него еще долго идти. Я иду. Чувствую его размер. Он впечатляет меня. Не отбрасывает тени. Я не понимаю, что это за Куб. Чувствую его размеры, притяжение. Хочу идти к Кубу. Он зовёт меня. Слышу призыв внутри головы. Металлические слова. Чувствую усталость. Замедляю шаг и начинаю тяжело вдыхать уже не такой приятный горячий воздух. Жду. Опять иду. Внутри брюха сосание. Крутит и жуёт внутри. Тошнота. Монумент манит. Блеск манит. Иду. Замечаю тело, лежащее не очень давно. Глаза открыты. Мертвец. Солнце успело высушить его. Кожа как дерево. Глаза не высохли. Серые мокрые глаза. Такие живые. Вокруг впадин глаз, на острых чертах худого, нейтрально эмоционального лица, еще есть влага. Жёлтый труп. Иду далее. Время прошло. Натыкаюсь еще на тела. Мне страшно. Вспоминаю ту панику. Осматриваюсь. Еще много тел, высохших, согнувшихся, как эмбрионы, или распластавшихся на песке. Деревянные трупы. Мне не по себе. Паника. Чувствую острее. Куб ближе. Иду. Раз. Кольнуло в голове. Вздрагиваю. Раз. Ещё кольнуло. Сильнее. Ещё. Уколы учащаются. Падаю на колени и дрожу. Пытаюсь кричать. Стон. Усталость, страх, боль. Самый сильный укол. Падаю и кричу. Голова разрывается. Крик вырывается из груди. Бегу назад как животное, на четвереньках. Упал. Боль прекратилась. Куб опять зовет меня. НЕТ. Обман. Ловушка. Я удаляюсь и постепенно эмоции сходят на нет. Сел на песок и смотрю на Куб.Чувствую облегчение. Растянулся на тёплом песке.
Просыпаюсь и оглядываюсь. Куб так и стоит вдалеке. Сижу и наблюдаю. Вижу,как откуда-то, из за садов капсул выходит фигура. Незнакомец направляется к кубу. Подхожу ближе. Издали вижу незнакомца как на ладони. Лысая голова. Серые глаза. Он далеко. Я вижу, как фигура падает на колени. Начинает ползти и задыхаться. Слышу – кричит. Боль.
Я вспомнил всё. Он встает. Держась за голову, идёт. Лицо искривлено. Жмурит глаза от сильной боли. Споткнулся о скелет. Упал и стал ползти по направлению к Кубу. Двигается. Тяжело. До Куба осталось совсем немного и вот его лицо просияло. Негативные эмоции пропали. Вижу по лицу, будто бы всю историю своего существования нес он на себе тяжёлые грузы а сейчас освободился от этого. Он смотрит по сторонам. С опаской медленно подходит к обелиску, чёрному и манящему. Подошёл и коснулся. Отщипнул кусочек от монолита и стал смотреть на непонятную, странную материю чёрного цвета. Вдруг – вспышка. Я на секунды ослеп. Кусочек в руках фигуры исчез. Куб ответил ему. Резонировал. Чувствую вибрацию и звук, как от удара во что то пустое. Вижу фигуру как перед собой.
Его лицо начинает меняется. На его лысом черепе вырастают пышные чёрные матовые волосы.Глаза зеленеют. Яркие большие зелёные глаза. Рот, из ничего не выражающих губ, начинает розоветь и становится приятной, красивой улыбкой. Нос приобретает форму. Кожа не землистого, но розового цвета. Он заходит за Куб.Всё. Исчез. Я не понял, что же сейчас произошло. Мне понравилось. Пробую идти ещё раз. Тщетно. Попытка закончилась бешеной конвульсией. Не верю. Куб – ловушка.
Еще несколько фигур со стороны преобразившегося, с противоположной стороны, сзади меня. Слышу шаги. Ещё землистые тела. У них всё те же конвульсии. Вспоминаю боль. Страх. Несколько погибло. Двое доходят. Те же движения. Отщипнули кусочек. Вспышка. Резонанс. Я смотрю на них. Преобразование. У одного растут песчано-жёлтые волосы. Голубизна глаз сравнима только с небом над головой. Он зашёл за куб.Преобразование второго. Длинные волосы. Красивая, выпуклая грудь. Ноги. Кожа. Идёт за куб. Всё кончилось очень быстро.
Я не понимаю происходящего.Начинаю бежать. Далеко, долго. В противоположную от Куба сторону. Мне жутко. Теперь всё фигуры в колбах одинаковы. Я теперь не вижу различий. Иду. Иду. Ещё время. Опять прошёл все колбы. Та же пустыня. Опять. Ухожу далеко. Иду. Вижу стоящего ко мне спиной. Прохожу мимо. Улыбается, закрыв глаза. Лысый, землистый. Улыбается. Чем дольше иду, тем больше вижу фигур. Близнецы. Смотря на их улыбающиеся лица тоже начинаю улыбаться. Приятно. Фигуры счастливы. Чувствую вибрацию. Иду. Слышу приятную, тёплую музыку. Фигур очень много. Дальше вижу целую толпу.Стоят вокруг столба. Он издает звук. Этот приятный, тёплый звук. Смотрю в верх и не вижу конца столба. Фигуры закрывают глаза и слушают музыку. Кто-то сидит. Все улыбаются. Все до боли знакомы. В них я вижу себя и понимаю их. Закрываю глаза и окунаюсь в эту музыку. Я счастлив. Мы все стоим долго и счастливо. Ничего больше не надо.
Второй путь
Прохладно. Ступням холодно. Это уже не тот песок. Метал. Металлический пол. Темно. Ничего не вижу. Я у стены. Она тоже холодная. Справа тоже стена. Сзади стена. Я в комнате. Нет, это коридор. Иду. Опираюсь на стену. Холодный метал. Мне страшно. Иду. Уже долго иду. Я не знаю где я. Тут уже нет света. Сколько времени прошло? Не понимаю. Иду. Немного устал. Иду. Ногам холодно. Слышу шлёпающие звуки от шагов. Перехватило дыхание, и я полетел вниз. На секунду стало страшно. Я просто упал вниз. Назад нельзя. Высоко. Я даже не успел закричать. Ударился ногами. Нужно идти дальше. Не слышно звука падения. Кричу. Нет эха. Мне страшно. Паника. Бегу. Споткнулся и упал. Ступени. Ударился лицом. Трогаю лицо. Кажется, что в такой темени нет меня. Всё в порядке. Ползу по ступеням и поднимаюсь на ноги. Иду вверх. Метал. Иду уверенней. Уже не так страшно. Устал. Иду долго. Хочу сесть. «Не отдыхай», -- в голове. Опять страх. Это не я. Я повинуюсь голосу. Тяжело. Иду. Ног нет. Всё. Ступени закончились. Тяжело дышу. Хочу облокотиться на стену. Нет стены. И тут нет. Я на открытом пространстве. Иду. Упал. Пытаюсь встать. Провал в голове. Помню лестницу. Встаю и иду. Точка впереди. Иду долго. Уже не точка. Вижу силуэт прохода. Иду. Проход. Захожу и слепну от такого количества света. Глазам больно. Тру глаза. Понемногу привыкаю к нему. Я в коридоре. Свет. Это сгустки света. Иду по коридору. Смотрю по сторонам. Стен нет. Это не коридор. Дорога. Иду. Замечаю, что она сужается. Всё короче и короче. Серебристая дорожка. Стою на краю. Она закончилась, как и сгустки света. Дальше некуда. Стою на узком краю. Внизу кромешная тьма. Смотрю и не вижу ничего. Не понимаю, что же дальше. «Иди» -- опять голос. Боюсь. Я не хочу туда. Ступаю вниз и срываюсь. Я лечу вниз. Пытаюсь кричать. Перехватило дыхание и я хватаю воздух, как рыба. В голове мутнеет. Через полусон чувствую открытый рот и напряжённое горло. Звука не слышу. Боль через всё тело. Очень больно. Я лежу на груди. Задыхаюсь. Дышать нечем. Тяжело дышать. Глубоко дышу. Опираюсь на руки. В груди давит, во рту солоно. Поднимаюсь. Вокруг ничего не видно. На свету мне нравится больше. Поднялся и Иду. Иду. Темень. Опять стены. Коридоры. Сейчас не так холодно. Я иду быстрее. Боль прошла по голове. Я ударился в стену. Это поворот. Иду, кажется, налево. Опять коридор. Ещё повороты. Их много. Уже не считаю. Я сбился на тридцати. Яма. Упал. Иду. Ямы теперь в каждом коридоре. Очень болят ноги. Кажется, по голове течёт кровь. Тепло. Приятно. Опять свет. Я бегу к нему. Бегу. Ноги болят. Вот, опять, очередное ослепление. Открываю глаза и смотрю на руки и тело. Ладони в крови. Красная и коричневая. Тут светло. Дышать легче. Усталость начинает пропадать. Я иду уверенней. Хоть какие-то эмоции кроме страха. Иду. Меня ослепили. Опять тьма. Опять усталость. Сколько я иду? Не знаю. Кажется, очень долго. Наткнулся на ступени. Хочу сесть. «Поднимайся» -- голос. Я давно его не слышал. Опять голос в голове. Я встаю и поднимаюсь. Долго. Ступени становятся выше. В боку колит, лёгкие режет. Тяжело дышать. Ступени уже мне по пояс. Взбираться ещё тяжелей. Приходится карабкаться. Вот, ещё выше. Я забираюсь на каждую и теперь лежу на пролётах. Тяжело. Не чувствую тело. Встал. Карабкаюсь снова. Уже приходится тянуться к ним. Не могу. Упаду. Вот. Это последняя ступень. Облегчение небывалое. Упал на грудь. Тут очень темно. Поднялся и иду. Вижу свет впереди по коридору. Иду к нему быстрее. Стол. Без ног. Сплошной. Прямоугольный. На нём небольшой цилиндр. Свет от цилиндра тёплый, приятный. Взял цилиндр и он испарился. Мне теперь очень тепло. Усталость пропала. Иду. Я в очередной раз на обрыве. Теперь это уже площадка. Я смотрю очень далеко. Передо мной – ступени вниз. Смотрю. Они ведут к дороге. В дали видно дорогу. Куски дороги освещают с обеих сторон сгустки света. Иногда они обрываются. Иногда появляются снова. Свет есть очень далеко. Надо идти. Я ещё не преодолел свой путь. Спускаюсь долго. Во тьме. Вот уже на дороге. Я иду. Вряд ли когда-нибудь остановлюсь.
ФОНАРИ
Всего один неизвестный перекрёсток, всего пару глаз. Я хочу увидеть вас, ночные заговорщики, ночные бабочки, вампиры, оборотни, чудовища, пьяницы и кто-то ещё. Всех хочу видеть. Откроетесь вы мне сегодня? Да, я надеюсь. Теперь я увижу вас. Всех до одного. И тут не будет ни единого звука, теперь это немое кино, а вы мои актёры! Почувствуйте их глазами! Моя собственная площадки и труппа на эту ночь. Они ещё не определились, но с этим успеется. Они не скажут ни единого слова, будут стоять и глядеть на свои часы, забудут про время, а мы будем любоваться ими. Всей тишиной, которая их окружила, и не будем знать их имён, лиц, прошлого или будущего. Они прекрасны в этом самом моменте, какие бы они ни были. Они – актёры, вы – зрители. Да и зачем им лица, если есть силуэт? Да, мои актёры, смотрите на нас через пелену тумана, не подозревая об этом. Чувствуйте себя так одиноко, уединённо или просто наедине с собой. Мы вас не потревожим, я этого не позволю. Бейтесь в истерике, рыдайте, смейтесь или стойте, но лишь бы вы были там, а мы будем рыдать и смеяться вместе с вами. Да, вы думаете: «Падет снег, а я тут совершенно один.» А я скажу вам, что мы тут, рядом, следим. Ну что ж, всё должно было быть агрессивнее, но хватит терять время. Да начнётся же этот фильм!
«Ночь морозная, тих покой перекрёстка»,-- как говорится. Вот они, наши штативы – фонари и, облезлые и напрочь, чёрные деревья города. Вся улица покрыта сыпучей и мягкой извёсткой. Тоже, как говорится. Тут очень тихо в это время суток… впрочем, как и везде. С середины перекрёстка я могу видеть, как горит свет в окошке дома. А вот идёт и наш первенец. Вы его не услышите, ведь в зимнюю пору нам нечего делать на таких вот перекрёстках. Тёплая постель куда лучше, но, видимо, наш актёр так не думает. Хотя, кто знает, что заставило его вылезти из норы. Итак, камера на фонаре видит его сверху, а я теперь улетучусь оттуда. Но звуки-то должны быть? Вот, послушайте: хрустит. Такой тёплый, какой-то домашний хруст, согревающий. Или нет? Просто хруст. Хрустит снег и он приближается. Вот он, камера, смотри. Своим надменным чёрным глазом смотрит она на него сверху вниз. Уставила на него своё бездушное нутро. Думаю, если бы он узнал, он бы разошёлся, но нет. Вы должны его понять. Вот и крупный план. Джентльмен смотрит по сторонам, хочет перейти дорожку. Но стоит. Мне кажется он один из мечтателей. Такой уже взрослый, деловой человек, но ещё не задушил он в себе способности к мечтам и фантазиям. Что он думает? Может, что-то вроде: «Я один. Падает снег. А я на перекрёстке тут стою. В костюме. Могу делать всё, что захочу. А я стою, как осёл. Весь же перекрёсток только мой. Я так одинок именно сейчас», но кто знает? Никто. Наш красавец просто стоит. Просто уткнулся лицом в заснеженную дорогу. И стоит. Не знаю как вас, а меня эта картина завораживает. Ничего более, чем человек, стоящий у фонарного столба, дымка и ночь. И тишина, как же без неё. С ума сойти можно. Ещё странно: он в костюме. Ну, странно – это относительно. На нашем актёре черный пиджак и такие же брюки, галстук и туфли, шляпка и пальто. А лица нет. Как будто в буквальном смысле. Призрак. А мы его с вами встретили. Чёрно-белый на белом. И синий туман. И жёлтый свет фонаря всё разбавляет, хотя камера и так чёрно белая. Ну же, дружище, покажи нам своё лицо. Кажется, он долго будет так стоять, хотя, что может держать на этом перекрёстке кого-либо в такую ночь? Мне интересно, что чувствует он в эти минуты? Или чувствует что-то вообще? Мы вот – да. И есть ли там время? Кажется, что оно пропадает там, и можешь стоять вот так долго-долго без мыслей. Но что это? Действие! Отлично! Он наклоняется к асфальту, чуть присев. Края пальто его задели снег, а он припал на одно колено и зачерпнул себе горсть снега. И вот он поднимается, как все серьёзные люди смотрит по сторонам: «а не видит ли кто?». Нет, дружок, не видят! Только мы. Но мы не осудим тебя, ни за что. В этом нет ничего, что унизило бы тебя в наших глазах. Все едят снег! И ты поешь.
А вот камера с соседнего дерева, напротив того угла дома, возле которого стоит наш актёр. Теперь мы видим его не сверху, в профиль, а прямо, на его лицо теперь смотрим. До джентльмена шагов пятнадцать. Издали плохо видно лицо. Тень от шляпы закрыла его. Он без перчаток. Зачерпнул немного снега и облокотился на фонарь. Видно, что теперь он окончательно расслабился и теперь можно никуда не спешить. Да и зачем спешить в такие моменты, когда всё в твоих руках. Он подносит горсть ко рту. Если бы вы были там, то заметили, как он рассматривает снежинки в жёлтом свете и медленно ест снег. Ему так комфортно. Теперь всё течёт так медленно, что даже поскрипывает. Где-то там, в глубинах домов он, возможно, никто, а тут он, может, чувствует себя человеком. Возможно там он чопорный и гордый гражданин, а тут мы его раскусили. Он же мечтатель.
Глаз не вижу. Улыбку вижу. Улыбается. Его секрет раскрыт. Да, сэр, мистер, господин Н, мы видим, кто вы на самом деле. Он доел снег. И ещё раз расслабился. Теперь можно отряхнуться, поправить шляпу и пойти. Джентльмен, к сожалению, не пошёл прямо на нашу древесную камеру, а свернул направо, вдоль этого чёрного домика, и через секунды с хрустом исчез, оставляя за собой небольшие следы нного размера.
Он скрылся. И что же дальше? И это всё? Пусто. Теперь они опять мертвы, а наши камеры только вытягивают из них все цвета, хотя мы-то с вами видим все цвета. Тусклый жёлтый – это от фонарей, голубой и зелёный – от лёгкой дымки ночи, белый – от снега, и чёрный – от неба и глубин подворотней. Теперь не прочь бы стать пьяным, и под музыку стоять, облокотившись на забор, дышать морозным воздухом и любоваться этой природой, или просто сесть на бордюр. Но вот мы и отрезвели. Что же мы имеем? Улица, фонари, дома, снег, потревоженный всего одним нашим актёром. Не густо.
Мы ждём ещё, но не беспокойтесь о времени, оно тут моё! И люди тут принадлежат мне. Своеобразный театр под открытым небом, хотя сейчас труппа разошлась. Ничего, когда надо будет, они явятся. Вот, правда, животных я ещё не научился укрощать. Сейчас наш перекрёсток пересекла какая-то милая дворняга. И это тоже персонаж. Вот куда спешит этот пёс? К детям своим или просто гуляет, потому, что идти некуда? Люблю таких дворняг, но ладно, она уже убежала. Что ж, пожелаем ей удачи.
Но за дворнягой никто не выходит на нашу сцену. Не верю я, что в такие ночи не находится романтиков, вздыхающих о ночных приключениях, это было бы слишком просто! Все думают что ты спишь, а ты возьми да выйди сюда, чудак! Ну где же ты? Давай, ночной романтик, устрой ей тот вечер на снегу! Уже не прошу тебя, но умоляю: «выходи с ней сейчас!». Если хочешь, на коленях стою! Давай же, не стесняйся! Почему же я жду, а дружок? Ха! Вот и они, наши романтики! Но вряд ли они пришли сюда по зову режиссеров скрытых фильмов. Чудесная парочка. Что называется, традиционная: маленькая, хрупкая особа и её сильный и высокий романтик. Красота! Кто же они? Дети ли, подростки ли, старики ли? Может, всё вместе? С дерева я вижу лишь пару их бойких силуэтов, но суть ли, кто это, если бы даже самый чёрствый четырёхдневный хлеб улыбнулся бы, глядя сюда. И я улыбаюсь этой беззаботности. Эта атмосфера радости наполняет наш перекрёсток, тут очень тяжело не подтаять. Не переживайте, влюблённые, этот перекрёсток ваш. Я в силах сейчас остановить время и назвать это место «Улицей любви». Резвитесь, как сейчас, всю ночь, валяйтесь на середине перекрёстка в снегу и смейтесь! А я посмотрю. Оставайтесь на плёнке; оставляйте следы на снегу и в наших мозгах и сердцах.
Они кружатся на середине перекрёста и падают в неглубокий снежок. Лежат и, видимо, что-то обсуждают. Им не холодно. Там, кстати, очень жарко. Девушка сняла свой шарф. Так странно, что в глубине ночи они могут валяться на середине улицы и смеяться, а днём нет. Казалось бы, тут нет ничего такого. Э, нет. Просто мало кто выходит ночью в такие места. Все сразу бы поняли друг друга. Но вот эти теперь поймут резвых и счастливых посреди бела дня. Итак, ночь пока побеждает это скучное время суток, как день. Ночь – два, день – ноль.
Пару минут назад я нарёк себя властелином времени…Извините, друзья, но я, видимо, просто болтун, раз не могу дать парочке свободу. Вот моя камера смотрит с угрюмого дерева, охватывая счастливых людей на середине, угол дома, где был съеден первый снег, дорожку у подножия дерева, откуда пришли влюблённые, а боковым зрением она видит какое-то тело, идущее из глубин другой улицы и приближающееся к парочке. Уже не удастся мне запечатлеть их счастливый конец, они вынуждены лететь отсюда в другое место, где им не будут мешать. Простите.
Ну что ж, это тело не агрессивно и тоже будет частью фильма. Он или она остановился в начале и, смотрел на эту пару и, кажется, если бы сейчас мы видели его глаза, они бы ничего не выражали, такие пустые. Он стоял не долго, пока его не заметили. Он, видно, их напугал, хотя просто стоял рядом. Но это же ночь. Любовники начали поспешно вставать, чуть не бежать, как-то виновато смотря на него, и через секунды скрылись в стороне, откуда пришёл наш первый актёр. Девушка забыла на снегу свой шарф. Этот незнакомец теперь стоит посреди улицы, прямо на том месте, где были эти двое. Кажется, он не в себе или пьян. Его стояние на месте продолжалось не долго, он как бы заснул и смотрел прямо перед собой. Через минуту он уже очнулся и поднял шарф. Вот посмотрел и бросил его на землю. Да, люди странные: он мог обойти, никому не мешая, не портя наш кадр. А он растоптал ангелов на снегу и стоял тупо. Извините ещё раз. Хотя, я сам на несколько минут поверил в свою силу, а я всего лишь сторонний наблюдатель, и с натуры снимаю, а не леплю своё. Пусть это будет так, как есть, так что съёмки продолжаются.
А что же наш новый актёр? Вот он, посмотрите, всё ещё стоит и смотрит, точно пьян. Хоть он и помешал нашему процессу, всё же мне его жаль. Хуже всего, что на утро он будет таким же, как сейчас; он погрузился в своё одиночество, а утром он будет представлять что-то схожее с этим пейзажем: тишина, фонари и ночь. И интересно, что он видел, когда шёл сюда, на этот перекрёсток, наблюдал ли он этих влюблённых со стороны, боясь подойти, или он просто шёл, как слепой, зрячий слепой. Возможно, его счастливый перекрёсток был несколько сот метров назад, а… такие дела. А может он просто одинокий и странный. Не наедине с собой, а просто один. Так что не будем винить нашего актёра за небольшую оплошность. У кого-то должна быть эта роль, а кто, если не он? Вам бы пришлось стать вот тут. В нём есть что-то особенное. Тут не предыдущее чувство счастья и гармонии, тут хочется удавиться в тишине. Он всё стоит. Думает ли? Стоит, как будто в невесомости, даже парит над снегом. Ещё какая-то минута, и он очнулся и побрёл на скамью, стоящую справа от него. Он наследил и тихо сел в темноте, где не освещает фонарь. Сел, поставил ноги вместе и руки в замок, и стал опять смотреть в одну точку. Что можно вот так вот ощущать? Пусто что-то. Наша парочка походила бы на молодожёнов, рядом с похоронной процессией.
Оказалось, что не монстров я снимаю. Ночь, это ещё один плюс в твою пользу. Оказалось, что тут нечего бояться, что тут всё намного проще, чем казалось. Тяжело спрятаться в такой тиши, если ты совершенно сам.
Уже несколько минут без происшествий. Наш последний актёр всё ещё сидит там, на скамье, в своём тёмном углу. Камера на фонаре видит ещё одного актёра, но то просто идёт, не обращая на это какое либо внимание. Эх, жаль. Этот семенил ножками быстрее-быстрее, пока совсем не убежал с глаз камер. Но фонарь немного осветил его серьёзное лицо. Очень серьёзное. Вот, это единственный, кто не открылся нам. Ты был бы ещё одним прекрасным экземпляром. Но, нас и никто не просил вмешиваться, никто не соглашался открываться. Мы его теряем, как найденную только что вещь, которая ничего не значит, но уже чувствуется собственностью.
Я вижу, что нужно заканчивать. Уже подступает другое время, не наше. И какой-то господин в деловом костюме и красных башмаках идёт по перекрёстку. Он подошёл к нашей фонарной камере и снял её. Всё, потухла. Теперь пошёл на середину перекрёстка и поклонился на все стороны и прогнал нашего ночного одиночку. Странная у него роль. Теперь вот смотрит на древесную камеру и махает мне рукой, мол, «давай, кончай, время уже». Ну, видимо, нам пора заканчивать, не то господин Рассвет взбунтуется.
Прощайте, надеюсь просмотр был вам по душе.
Стол
Наша гостевая комната может использоваться по своему назначению. Сегодняшний вечер обещает действие, кажется. Мне, хоть я этого и не люблю, пришлось надеть свой выходной, чересчур нарядный костюм с бабочкой. Тихо. Хозяин должен вскоре спуститься. Горят свечи. У нас очень тепло и довольно уютно. Всё хорошо убрано. Я, готовясь к событию, протёр давно запылившиеся картины и обросшие десятым поколением паутины шкафы. Хоть и у нас будут какие-то там высокопоставленные гости, я говорил хозяину, чтобы он не сжигал моих любимых свечей. Но нет. Старинные свечи коптили. Старинные свечи давали свет. Со своим отношение ко всему, я могу сказать, что просто не заметил этого.
Сижу. Стол накрыт. Я даже превзошёл себя. Тихо. Хозяин возится наверху. Прихорашивается или выпивает. Это как монету бросать. Либо он выйдет очень хорошо одетый, либо пьяный. Всегда одно из двух. Редко, когда зависело что-либо от ситуации. Приезжает дружище – хозяин пьян. Идёт в на прогулку – пьян. Спускается к ужину – пьян. Выгуливает нашего пса – одет в своё лучшее. Всегда одно из двух. Я спокоен. Наши часы показывают ровно девять. Напротив окна. Темень уже спустилась. Мои любимые свечи дают достаточно света. Хорошо. С минуты на минуту придёт гость. Хозяин говорил, что это некий человек из городской управы. У хозяина срочное дело. С каких-то пор наше гнездо принадлежит властям. Но…нет. Хозяин человек не глупый.
Встаю. Хожу. Половица скрипит. Как раз вовремя. Дзинь-дзинь. Наш звонок надрывается. Я иду медленно. В бой пошёл стук. Ещё стук. Какой характер. Иду. Вот зеркало, прямо возле двери. Оно громадно. И старо. Как и я. У входа уже не так тепло. Отдаёт сыростью. Окна запотели. Я бы одел перчатки. Дверь начинает рваться. Пол усыпан щепками. Стук усилился. Меня разозлить тяжело. Я уже открываю дверь. Слышу торопливые движения хозяина где-то на лестнице. Он запирает дверь. Гремят часы и барабанная дробь по окнам. Трещит камин в соседней комнате. Человек за дверью не сдаётся. Хозяин уже сбегает вниз, а я поворачиваю дверную ручку. Беготня прекратилась. Видимо, хозяин ждёт.
Вот, момент настал. Да. Надо открывать дверь. Скрипят мои суставы. Скрипит железо дверных петель. Скрипит ручка двери. Мы уже гордо можем поставить себе памятник и можем спокойно умирать. Мы уже называем себя стариками.
Дверь отворяется. Вот и наш господин-дорогой-гость. Из дверей появляется нечто неприятное. Но, не мне судить и не судить сейчас. Наш гость оказался очень холодным и промокшим до нитки толстым джентльменом. Вместе с ним в переднюю проникает неприятный, зубодробительный холодок. Дождь. Видимо, неожиданно для уважаемого гостя. Весь, просто весь промок. С его н-ного подбородка стекает ручеёк дождевой водицы. Ну, не н-ного, конечно, я просто развлекаюсь. Не доброе лицо. Его, наверное, можно понять.
«Приветствую вас, сэр». Разговариваю с ним. Я же верный слуга. Он сыплет на меня какие-то штуки, вроде «ужасной погоды» или «очень рад видеть вас». Да-да. Я ему отвечаю и молчу. Он – сама светскость и приличие. Церемония длится не долго. До тех пор, пока он и я не явно даём понять друг другу, что это всё очень глупо. Я сошёлся на этом сам с собой ещё минут десять назад.
Мокрое пальто на моей совести. Гость ждёт. Гостя надо провожать к столу. Деловому-ли, обеденному-ли. У жирного господина красивая и знаменитая фамилия. В этих краях, разумеется. Я вспомнил, как хозяин говорил о нём.
Проходите за стол, сэр. Да, я вскоре принесу всё, не беспокойтесь. Да, хозяин сейчас подойдёт. Чёрт подери. Просто чёрт. Не люблю отвечать на такие вопросы. Мне приходится делать это слишком часто.
Вот и кухня. На столе дымится огромный коричневый гусь. На блюде множество разнообразных овощей и каких-то фруктов. Над нашим кирпичным камином, на сухих прошлогодних поленьях закипает ароматный суп. Красота. Хлеб свежий и горячий. В углу, на стойках, пылятся старые как мир бутылки. Вся кухня пропахла благовонием пищи и сгорающего дерева. Отрада для меня.
Звенит колокольчик. Да, да, я всё понял. Хозяин очень любит звать меня. Я очень не люблю, когда меня зовут. Но такая работа. Видимо, он уже спустился и изнывает от скуки. Да, да. Я иду. Колокол не умолкает. Видимо, меня уже заждались. Тележка, наполненная различной снедью, медленно пустилась в путь. Я специально не спешу. Я знаю, как эта нарочитая медлительность раздражает хозяина. От знает, какое это доставляет мне удовольствие. Колокол в очередной раз разрывается. Всё, я уже выезжаю к вам, господа. Сэр, гусь был недостаточно приправлен. А бутылки, вы их видели сами. Все, просто все покрыты слоями пыли и паутины. Как я мог всё подавать в таком виде? Хлеб должен быть порезан, вы знаете это. Я уже тут и прошу прощения за мою медлительность. Да, я сейчас же откупорю бутылку.
Внешне меня ничего не выдаёт, но хозяин видит, что где то в глубине души на моём лице стоит огромная, ехидная улыбка.
На кухню за штопором. В гостиную открыть бутылку. А господа всё о погоде. Вот уж наполнились их бокалы чудесным вином. Они под цвет наших занавесок. Да, сударь, держите сыр. Свечи оплыли на треть. В комнате становится тускловато.
Акт второй. Выясняются отношения. Стою за спиной хозяина. Это моя обязанность. Они продолжают беседу. Вот, формальности. Жёны, дети, погоды, собаки, работы и следующие года. Я их совершенно не слушаю. Хозяин мой, будучи человеком умным, не утрудил себя разговором по душам. Текст, который льётся из его уст, он говорит совершенно автоматически. Это его наизусть выученные слова. Меня это забавляет. Он как то говорил мне, что подобные разговоры, если действительно говорить, а не читать заученное, сильно утомляют его, да и не имеет смысла. По виду этого господина я примерно понял, что у него да и как. Это уже десятый раз проедает мне слух. До боли знакомая судьба. Грустно. От формальностей они медленно перешли к делу. Тон хозяина повысился. Он говорит, что это место очень дорого его сердцу. Память. Жевание и полное безразличие наблюдаю я со своего места. Жирный человек дал течь. Ручей жира стекает по его губам и подбородку прямо на салфетку. Он начал причмокивать и кивать головой. Звук обсасывания. Ручей пересох. Ручей уже не течёт. Его мясистый язык облизал щёки, губы и подбородок, оставив жирные разводы. «Да, я понимаю», -- сквозь чавканье, вместе с жирными круглыми каплями вылетают его слова на скатерть. Хозяин говорит, что поколение за поколением их семья жила тут, и что он ещё ребёнком играл на просторных этажах дома. Хруст огурца. Добрая зелёная половина пропала в недрах его неимоверной туши. Свежий, сочный хруст и чавканье. Опять это отвратительное чавканье. Вилка вспарывает помидор; хлебная мякоть, как салфетка, впитала в себя остатки жира с его щёк и отправилась прямиком в бездну. «Поймите же, это моё всё», -- сговорит хозяин. «Да, да…».
Температура возле меня повысилась. «Скажите, зачем вам понадобился мой дом?». Ах, мой вежливый и мягкий хозяин. Мне жаль его. «Ну, вы же понимающий человек. Всякое бывает. Нужен. Земля просто необходима городу. Вы же не эгоист. Тем более, вы же читали повестки. Эта землица-то незаконная. Судьи ведь решили!». «Но…причин-то не достаточно. Вы можете повлиять на их решение». Чавканье достигло точки максимума. «Судьи-то, решили уж всё».В рот, этот немыслимый рот врезает ещё один кусок гуся. Чавканье. Хозяин теплеет. Хозяин краснеет. Хозяин белеет. Хозяин взрывается.
«СУДЬИ?!КТО ЭТИ СУДЬИ?!» -- крик, нечеловеческий вопль вырвался из груди хозяина. Долгий и низкий. Хозяин тяжело дышит и бормочет что-то. Тот опешил. Из раскрытого рта посыпались куски пережёванного гуся.
«Ты, тварь, хоть чувствуешь что-то?! Хотя бы вкус этой чертовой птицы?!». – да, я ожидал этого. Посетитель проглотил. Казалось, он не понял, что произошло. На нём не было лица. Маленькие глазки забегали. Он продолжал жевать. Правда, уже как то неохотно. Хозяин сильно обиделся. Наш гость его совсем не слушал.
Истерика. Хозяин взорвался уже дважды. Его фигура выросла во сто крат над всем, что было. Теперь он чуть не проламывал собой потолок. Стул с кривыми ножками упал от рывка. Хозяин стоял. Свечи пошатнулись. Немая сцена. Я знал, что человек, которому я служу, отличается своими странностями. Я к ним уже привык. Но даже я не могу иногда им не удивляться. Я всегда готов ко всему, кроме того, что он может вытворить в очередной раз.
Мой любимый, раскалённый добела хозяин, в очень напряжённом состоянии, с налитыми кровью глазами и лицом, достал из под стола топор.
Повторюсь, я удивлён. Как обычно, моё лицо выражало столько же эмоций, сколько любой неодушевлённый предмет, вроде подноса для стаканов или камня. Не важно. Но, внутри я позволил себе улыбнуться и удивиться. Но, учитывая обстоятельства, я уверен, что поступил точно так же. Топор. Наш топор для поленьев раскачивался у хозяина в правой руке. То-то я думаю, куда ж он подевался. Жирный с набитым ртом сидел. Немая сцена. Теперь ему не до поглощения пищи. Его глаз задёргался. Жирный потеет. Его тело вздувается от напряжения. Подлокотники стула трещат. Кажется, дерево скоро сломается от таких напряжений. Открыл рот, что бы произнести что-то. Хозяин злится. Изо рта его брызжет гнев и слюна. Он на пределе.
Топор стремительно поднимается вверх. А я успел отойти. Я должен видеть всё с лучших ракурсов.
Итак. Дерево уже разорвано под пальцами жирного сборщика податей. Хозяин очень быстро, с криком, занёс топор над головой. У жирного человека вырывается писк. Глазки зажмурены и не видят ничего. Всё очень быстро происходит, но я-то могу замедлить всё действо. Мне будет не хватать этого чиновника. Я уже думаю, как мы будем избавляться от тела. Но, это второе удивление. Везунчик, этот обжора. Топор достиг точки в воздухе и полетел вниз, а жирный зажмурился. Топор прилетел прямо, ровно по линии хребта в нашу зажаренную тушу. Гусь разрублен на две равные части. Ещё один крик сотряс наши стены. С потолка сыпется пыль. Жирный человек стал на какие-то секунды похож на сирену. Удар топора. Крик жирного. Кажется, у меня по щеке стекает капелька жира. На полу валяются овощи. Зверский удар прошёл. Хозяин тяжело дышит и резкими движениями начитает изрубать мясо и стол, всё приближаясь к цели. Жирный сжался на стуле, подобрав под себя свои короткие ножки. Я вижу как ему страшно. Я вижу его слёзы. Хозяин в припадке своём запрыгивает на стол. Хрустит стол. Но, всё в порядке. Хруст стола я слушал только во время последних ударов. Хозяин, выйдя из прострации, услышал крик. Продолжительный, тонки вопль. Наш гость забрался на стул и поджал под себя ножки. Он сжался, как маленький ребёнок, когда ему рассказали о чёрном-чёрном человеке. Хозяин улыбнулся своей сумасшедшей улыбкой. Такой широкой и красивой. Белки глаз. И обрушил он удары свои на хлеб свой, на сыр свой, на овощи свои. Аминь.
«На, мразь!» -- хозяин бросил топор в стену. Топор довольно изящно просвистел рядом с моим ухом и проломил ставни. Повеяло холодком. В нашу яркую палитру залился синий цвет. Ну, ещё метры вправо, и я бы прекратил повествование. Наш безумец стал идти по столу к жирному. Отодвигается. Цепенеет. Что же ещё может вытворить это исчадие. Гость пытается поблагодарить нас, хотел уже было уходить, но получил смачную пощёчину по роже. Его идеально круглые, мясистые щёки – мишень. По щекам прошла волна. Жирное лицо блестит. Свечи коптят. Хозяин запустил пальцы в то немногое, что осталось от гуся. Он выбрал самую сочную часть. Сквозь его пальцы <