– Это вызовет споры, – рассудительно ответила Эгвейн. Значительное преуменьшение. Это вызовет бурю, когда выплывет наружу. Настоящий взрыв эмоций, насколько это вообще возможно для Айз Седай. Но Башня сокращалась в числе вот уже тысячу лет, если не больше, и она хотела положить этому конец. – Но я не хочу спешить. Пусть Айз Седай неохотно говорят о возрасте, Суан, однако довольно скоро они выяснят, что клятва на Клятвенном Жезле укорачивает наши жизни по крайней мере наполовину. Никто не захочет умирать прежде срока.
– Если их убедить, что действительно среди Родни есть женщина, которой шестьсот лет, – сдержанным тоном произнесла Суан, а Эгвейн вздохнула с огорчением. Не очень-то Суан доверяла заявлениям Родни об их долголетии.
Эгвейн ценила советы Суан, ценила и то, что та говорила не только то, что от нее хотели услышать, но иногда эта женщина утомляла ее не меньше, чем Романда или Лилейн.
– Если потребуется, – раздраженно сказала она, – я просто дам сестрам поговорить с несколькими женщинами, которые на сотню, а то и больше лет старше их. Пусть они считают Родню дичками и лгуньями, но Реанне Корли сможет доказать, что она была в Башне и когда она там была. И другие тоже. Если повезет, я смогу убедить сестер принять освобождение от Трех Клятв, чтобы они могли уйти к Родне еще до того, как они узнают о сделке с Ата'ан Миэйр. А если они согласятся, что любая сестра будет вправе освободиться от Трех Клятв, то не так уж сложно будет убедить отпустить сестер из Морского Народа. Остальное в сделке проще пареной репы. Как ты всегда говоришь, чтобы добиться чего-нибудь в Совете необходимы мастерство и ловкость рук, но абсолютно необходима и удача. Что ж, я буду настолько умелой и ловкой, насколько смогу, а что касается удачи – похоже, перевес на нашей стороне.
|
|
Суан скривилась и что-то забормотала, однако ей пришлось согласиться. Она даже признала, что у Эгвейн (при удаче и правильном планировании времени) все может получиться. Нельзя сказать, что Суан удалось окончательно убедить в отношении Родни или соглашения с Ата'ан Миэйр, но то, что предлагала Эгвейн, было столь беспрецедентно, что могло статься Совет так до конца и не поймет, что же такое происходит. Эгвейн хотела сделать ставку именно на это. Какой бы вопрос ни был предложен вниманию Совета, почти всегда находилось достаточное число Восседающих, имеющих противоположное мнение, так что нелегко было добиться даже малого согласия, а обычно требовалось достаточно полное согласие. Ей казалось, что большая часть общения с Советом состояла в том, чтобы убедить их делать то, чего они делать не хотят. И конечно, не было причины, по которой они стали бы вести себя иначе и в этом
деле.
Пока Зеленые сосредоточились на Порубежниках, Серые обратили внимание на юг. Все Айя были заинтригованы сообщениями из Иллиана и Тира о большом числе дичков среди Морского Народа. Они находили это интересным, будь это правдой, да только было ли это правдой, ведь иначе сестры знали бы об этом. Да и как можно скрыть подобное? Никто не обращал внимания на то, что они только замечают то, что видно на поверхности, но не смотрят вглубь. Однако Серые были озабочены непрекращающейся угрозой Шончан Иллиану и недавно начавшейся осадой Тирской Твердыни. Войны и угрозы войны всегда гипнотизировали Серых, поскольку они видели свое призвание в том, чтобы положить конец раздорам. Безусловно, стремились они и к распространению собственного влияния. Каждый раз, когда Серые договором завершали войну, они наращивали влияние всех Айз Седай, но в первую очередь Серых. Шончан не вступали в переговоры, по крайней мере с Айз Седай, и оскорбленные чувства Серых прорывались в резких высказываниях по поводу набегов Шончан через границу, увеличении сил, стянутых лордом Грегорином, Наместником Дракона
|
|
Возрожденного в Иллиане, титул которого сам по себе являлся предметом беспокойства. В Тире был собственный Наместник Дракона Возрожденного, Благородный Лорд Дарлин Сиснэра, и он был осажден в Твердыне знатью, не желавшей признать Ранда. То была весьма странная осада. У Твердыни были собственные пристани, и враги Дарлина не смогли отрезать поступление припасов, хотя и удерживали остальную часть города, и похоже было, что они собираются сидеть и выжидать, пока что-нибудь не случится. А может, они просто не могли понять, что делать дальше. Лишь Айил удалось взять Твердыню приступом, и никому не удавалось сделать это измором. Серые возлагали на Тир некие надежды.
Голова Эгвейн приподнялась, когда она дочитала лист до конца, и она поспешно отложила его и взяла следующий. У Серых были некоторые надежды. Очевидно, Серая сестра была узнана, когда она выходила из Твердыни и проследовала на встречу с Благородным Лордом Тедозианом и Благородной Леди Истандой, наиболее выдающейся парой среди осаждающих.
|
|
– Мерана, – выдохнула она. – Суан, они говорят, что это Ме-рана Эмбри. – Бессознательно она помассировала висок. Боль за глазами запульсировала сильнее.
– Она может сделать доброе дело.
Сказав это, Суан встала и прошла по коврам к небольшому столу близ стенки палатки, где на подносе стояло несколько разных чашек и два кувшина. В серебряном кувшине находилось вино с пряностями, а в керамическом с синей глазурью – чай. Оба были поставлены туда для Амерлин на рассвете, и оба давно уже стали холодными. Никто не ожидал, что Эгвейн поедет к реке.
– Пока Тедозиан и остальные не понимают, на кого она в действительности работает. – Шаль Суан соскользнула с одного плеча, когда она потрогала керамический кувшин, и на мгновение ее окружило сияние саидар, когда она направила Огонь, чтобы разогреть его содержимое. – Они не станут доверять ей во время переговоров, если выяснится, что она креатура Возрожденного Дракона. – Наполнив чаем оловянную чашку, она добавила щедрую порцию меда из горшочка, тщательно размешала и отнесла чашку Эгвейн. – Возможно, это будет хорошо для твоей головы. Это какой-то настой из трав, приготовленный Чезой, но мед перебивает вкус.
Эгвейн сделала небольшой глоток и, содрогнувшись, отставила чашку. Если питье было столь терпким с медом, не хотелось и думать, каково оно без него. Лучше уж пусть болит голова.
– Как ты можешь относится к этому так спокойно, Суан? Появление Мераны в Тире – первое доказательство, которое у нас появилось. Раньше я считала твоих Восседающих просто совпадением.
Вначале был только шепоток, от Айя или от «глаз-и-ушей» Суан. В Кайриэне были Айз Седай, и, вероятно, они могли свободно приходить и покидать Дворец Солнца, пока там был Возрожденный Дракон. Потом шепотки стали глухими и невнятными. «Глаза-и-уши» в Кайриэне не хотели об этом говорить. Никому не хотелось повторять то, что передали их агенты. В Кайриэне есть Айз Седай, и, судя по всему, они подчиняются приказам Дракона Возрожденного. Хуже того, просочились кое-какие имена. Некоторые женщины были из числа тех, кто в Салидаре встал против Элайды, а другие вроде бы оставались ей верны. Никто, насколько известно Эгвейн, вслух не упоминал про Принуждение, но об этом должны были думать.
– Нет смысла рвать на себе волосы, если ветер дует не туда, куда тебе хочется, – ответила Суан, снова усаживаясь на сиденье.
Она попыталась положить ногу на ногу, однако покачнувшийся табурет заставил ее поспешно поставить ноги на ковер. Бормоча что-то себе под нос, она рывком накинула шаль на плечи. И снова ей пришлось удерживать равновесие.
– Нужно так поставить паруса, чтобы использовать тот ветер, который дует. Подумай спокойно и вернешься к берегу. Начни кипятиться и утонешь. – Иногда слова Суан звучали так, словно она по-прежнему работала на рыбачьей лодке. – Вам, Мать, нужно сделать еще несколько глотков, чтобы питье помогло.
С гримасой Эгвейн отодвинула от себя чашку подальше. Вкус, оставшийся на языке, был столь же неприятен, сколь и головная боль.
– Суан, если ты знаешь, как это использовать, скажи мне. Я не хочу даже думать о том, как использовать тот факт, что Ранд мог Принудить сестер. Не хочу думать о возможностях, которые у него были.
А еще о том, что он может знать столь отталкивающие плетения или что он мог наложить их на кого-либо. Она-то знала (еще один подарочек от Могидин!) и очень хотела бы позабыть, как их создавать.
– В этом случае не столь важно использование, сколь важно определить последствия. В конце концов с ним придется иметь дело, возможно, понадобится преподать ему урок, но ты же не хочешь, чтобы сестры тотчас кинулись с ним разбираться, а из-за этих слухов из Кайриэна все стали осторожнее. – Голос Суан был достаточно спокоен, но она нервничала. Об этом ни одна из Айз Седай не могла говорить слишком спокойно. – В то же время, как следует обдумав все, они поймут: рассказы, что он покорился Элайде, – полная чушь. Она могла послать сестер следить за ним, но они бы не приняли сестер, желающих свергнуть Элайду. Осознание этого, возможно, придаст воли тем, кто уже решил, что он ходит у Элайды на поводу. Одной причиной меньше поддаваться той.
– А что с Кадсуане? – спросила Эгвейн. Среди всех имен, упомянутых в связи с Кайриэном, именно это вызвало наибольший шок у сестер. Кадсуане Меледрин была легендой, и у этой легенды было поровну вариантов осуждающих и восхваляющих. Иные из сестер были уверены, что здесь закралась ошибка и Кадсуане, должно быть, уже давно умерла. Другие лишь делали вид, что хотели бы считать ее мертвой. – Ты уверена, что она осталась в Кайриэне после того, как исчез Ранд?
– Я удостоверилась, что мои люди наблюдают за ней, как только я услышала это имя, – ответила Суан, уже не притворяясь спокойной. – Я не знаю, является ли она Приспешницей Темного, лишь подозреваю, но могу гарантировать, что она была в Солнечном дворце неделю спустя после его исчезновения.
Зажмурив глаза, Эгвейн надавила ладонями на веки. Это не повлияло на пульсирующую иглу в голове. Возможно, Ранд и был когда-то в компании Черной сестры. Возможно, он использовал Принуждение в отношении Айз Седай. Это плохо в отношении любого, но в отношении Айз Седай и подавно более зловеще. То, что осмеливались применить против Айз Седай, в десятки, в сотни раз более уверенно применялось против тех, кто не мог себя защитить. В конце концов им придется так или иначе иметь с ним дело. Она выросла вместе с Рандом, однако не могла себе позволить, чтобы это на нее повлияло. Он теперь был Драконом Возрожденным, надеждой мира и в то же время, может быть, и единственной ужасающей угрозой, с которой столкнулся мир. Может быть? Шончан не способны причинить столь большого ущерба, как Дракон Возрожденный. И она собиралась использовать возможность того, что он Принудил сестер. Престол Амерлин действительно была другой женщиной, чем дочь трактирщика.
Хмурясь на оловянную чашу с так называемым чаем, Эгвейн подняла ее и заставила себя выпить это мерзкую жидкость, давясь и захлебываясь. Может, хоть этот отвратительный вкус отвлечет ее от головной боли.
Она поставила чашку на место, резко стукнув металлом по дереву. В этот момент в палатку вошла Анайя, с опущенной головой и сумрачным видом.
– Мать, Акаррин и остальные вернулись, – сказала она. – Мо-райя велела мне сообщить вам, что она созвала Совет заслушать их отчет.
– Совет также созывают Эскаральда и Майлинд, – провозгласила Морврин, появляясь вместе с Мирелле из-за плеча Анайи. Зеленая сестра казалась воплощением безмятежной ярости, если такое возможно, ее оливковое лицо было спокойным, а глаза были подобны темному янтарю, но Морврин была так мрачна, что Анайя выглядела довольной. – Они разослали послушниц и Принятых найти всех Восседающих, – сказала Коричневая сестра. – Неизвестно, что обнаружила Акаррин, но думаю, что Эскаральда и остальные собираются использовать это, чтобы подтолкнуть к чему-то Совет.
Глядя на темный осадок, который плавал в нескольких каплях, оставшихся на дне оловянной чашки, Эгвейн вздохнула. Ей тоже надлежит быть там, и теперь ей придется противостоять Восседающим и с головной болью, и с омерзительным вкусом во рту. Возможно, стоит назвать это епитимьей за то, что она собирается сделать с Советом.
Глава 19. Неожиданности
По традиции Амерлин извещали о заседаниях Совета, однако нигде не упоминалось, что ее будут дожидаться, прежде чем начать заседание. Это означало, что времени оставалось мало. Эгвейн захотелось вскочить и прямиком направиться в большую палатку, прежде чем Морайя и две другие сестры – что бы они ни затевали – преподнесут ей сюрприз. Неожиданности в Совете редко бывали к добру. Еще хуже неожиданности, о которых узнаешь слишком поздно. И все же законом был протокол, а не традиция, и ему надо было следовать Амерлин, посещающей Совет. Она осталась на месте, послав Суан за Шириам, чтобы о появлении Амерлин в Совете должным образом объявила Хранительница Летописей. Суан рассказала Эгвейн, что на самом деле требуется предупредить Восседающих об ее присутствии, – всегда существуют вопросы, которые хотелось обсудить без ведома Амерлин, – и говорила Суан совершенно серьезно, без тени шутки.
В любом случае идти в Совет до того, как она могла туда вступить, было бессмысленно. Умерив свое нетерпение, Эгвейн подперла голову руками и стала массировать виски, продолжая читать отчеты Айя. Несмотря на отвратительный «чай», а может, благодаря ему головная боль заставляла слова на странице расплываться всякий раз, когда она моргала, и ни Анайя, ни двое других не могли в этом помочь.
Суан ушла не раньше, чем Анайя откинула свой плащ, устраиваясь на стуле, который освободила Суан, – он даже не дрогнул под ней, несмотря на шаткие ножки, – и стала рассуждать, какую цель преследуют Морайя и остальные. Она не была взбалмошной, и ее действия вполне оправдывались обстановкой. Оправдывались, но от этого не становились менее печальными.
– Напуганные люди часто совершают глупости, Мать, даже Айз Седай, – произнесла она, складывая руки на коленях, – но вы по крайней мере можете быть уверены, что Морайя будет тверда по отношению к Элайде, хотя бы в общем. Она относит каждую смерть сестер, случившуюся после низложения Суан, на счет Элайды. Она жаждет высечь Элайду за каждую такую смерть, прежде чем та отправится к палачу. Жестокая женщина, во многом более жестокая, чем Лилейн. Во всяком случае упрямее. Она не колеблясь сделает то, что заставит отступить Лилейн. Я боюсь, она будет настаивать на скорейшем штурме города. Если Отрекшиеся действуют столь открыто и с таким размахом, то лучше израненная, но целая Башня, чем Башня расколотая. Боюсь, что Морайя именно так и смотрит на вещи. В конце концов, как бы мы ни старались предотвратить убийство сестер сестрами, это случается не впервые. Башня просуществовала долгое время и была исцелена от многих ранений. И от этой раны мы сможем исцелить ее.
Голос Анайи соответствовал ее лицу, теплый, терпеливый и успокаивающий, однако ее слова звучали словно скрип металла по стеклу. О Свет, судя по тому, как Анайя говорит о своих опасениях в отношении Морайи, она как будто придерживается того же мнения, что и та. Анайя была осторожна, невозмутима и всегда внимательно относилась к словам. Если она стоит за штурм, то сколько еще ратуют за него?
Как обычно, Мирелле была какой угодно, только не скованной. Переменчивая и вспыльчивая – вот как можно было описать ее лучше всего. Что такое терпение, Мирелле ведать не ведала и не узнала бы его, даже если бы терпение укусило ее за нос. Она металась туда-сюда, насколько позволили размеры палатки, разметывая свои темно-зеленые юбки, иногда пиная и яркие подушки, сваленные грудой у стен палатки, прежде чем начать новый круг.
– Если Морайя испугана до такой степени, чтобы требовать штурма, значит, страх лишил ее разума. Израненная Башня не выстоит перед Отрекшимися или кем-то еще. Нужно беспокоиться о Майлинд. Она всегда повторяет, что в любой день может наступить Тармон Гай'дон. Я слышала, как она говорила: то, что мы ощущаем, вполне может оказаться первыми ударами Последней Битвы. И что теперь это вполне может случиться здесь. Где лучшее место для удара Тени, как не Тар Валон? Майлинд никогда не боялась принять непростое решение или отступить, когда считала это необходимым. Она немедленно покинет Тар Валон и Башню, если решит, что это сможет сохранить хотя бы нескольких из нас для Тармон Гай'дона. Она предложит снять осаду и удалиться куда-нибудь, где Отрекшиеся не смогут найти нас, пока мы не будем готовы нанести ответный удар. Если она правильно поставит вопрос в Совете, она сможет добиться даже большого согласия.
Самая мысль об этом заставляла слова на странице перед Эг-вейн расплываться еще больше.
Морврин с неумолимым лицом просто уперла кулаки в широкие бедра и каждое предположение встречала резким комментарием: «Мы не знаем достаточно для уверенности в том, что здесь замешаны Отрекшиеся». Или: «Ты не можешь знать, пока она так не скажет», «Может, так, а может, и нет», «Предположение еще не доказательство». Говорили, что она не поверит в наступление утра, пока сама не увидит солнца. Она не терпела никакой ерунды, особенно скоропалительных выводов. И это тоже не умеряло головную боль. На самом деле она не отвергала предположения, а просто старалась сохранять объективность. Объективное отношение позволяет двигаться в любом направлении, когда дело доходит до критической точки.
Эгвейн захлопнула раскрытую папку с громким хлопком. Отвратительный вкус на языке, колючий ком в голове, не говоря уж об этих непрестанных голосах, – ничто не способствовало чтению. Три сестры удивленно посмотрели на нее. Она давно дала понять, кто тут главный, однако старалась не выказывать гнева. Невзирая на клятвы верности, от молодой женщины, выказывающей дурное настроение, слишком просто отвернуться в обиде. Что только делало ее еще более раздраженной, что только делало ее головную боль сильнее, что только…
– Я ждала достаточно, – сказала Эгвейн, делая усилие, чтобы сохранить голос спокойным. Но боль все-таки придала высказыванию резкость. Возможно, Шириам решила, что ее следовало встретить уже в Совете.
Собрав плащ, она вышла на холод, накидывая его на плечи, и Морврин и двое сестер лишь мгновение колебались, прежде чем последовать за ней. Сопровождение ее в Совет выглядело как если бы они составляли ее свиту, но они должны были присматривать за ней, и она подозревала, что даже Морврин не терпелось услышать, что же скажет Акаррин и что из этого намерены слепить Морайя и остальные.
Ничего особенно сложного не предстоит, как надеялась Эгвейн, ничего такого, о чем думают Анайя и Мирелле. Если будет нужда, она попробует обратиться к Закону Войны, но даже если это будет успешно, правление согласно приказам имеет свои недостатки. Когда люди вынуждены подчиниться в чем-то одном, они всегда ищут возможности вывернуться в чем-то другом, и чем большему они обязаны подчиниться, тем больше лазеек для неповиновения отыщут. Это естественное равновесие, избежать которого нельзя. Хуже того, она поняла, насколько привыкаешь к тому, что люди вскакивают, когда она велит. Начинаешь воспринимать это как должное, а когда они перестают вскакивать – теряешься. Кроме того, с раскалывающейся головой (а она теперь раскалывалась, а не пульсировала) она готова накинуться на каждого, кто посмотрит на нее косо, и даже если это стерпят, ничего хорошего в таком поведении не было.
Солнце стояло прямо в зените, золотой шар в голубых небесах с рассыпанными белыми облаками, однако оно не грело, лишь отбрасывало тени и заставляло блестеть снег в тех местах, где он еще не был утоптан. Воздух был столь же холоден, сколь был у реки. Эг-вейн не обращала внимания на холод, не позволяла ему коснуться себя, но лишь мертвец не заметил бы клубов пара от дыхания. Настало время полуденной трапезы, но возможности разом накормить такое количество послушниц не было, так что Эгвейн и ее эскорту приходилось пробираться через наплыв женщин в белых одеяниях, отпрыгивающих с их пути и делающих реверансы посреди улицы. Она шагала так быстро, что они миновали группы послушниц прежде, чем те успевали расправить юбки.
Идти было недалеко, и лишь в четырех местах потребовалось переходить через грязные улицы. Заходил разговор о деревянных мостиках, достаточно высоких, чтобы под ними можно было проезжать, но они бы придали лагерю постоянство, которого никто не хотел. Даже сестры, которые говорили о мостиках, не настаивали на их строительстве. Так что оставалось медленно шлепать по грязи, подбирая юбки и плащи, чтобы не прийти в грязи по колено. Наконец, когда они приблизились к Совету, остатки толпы исчезли. Вокруг палатки Совета, как всегда, было почти пустынно.
Нисао и Карлиния уже ожидали перед большим парусиновым шатром с обтрепанными боковыми завесами. Миниатюрная Желтая прикусила нижнюю губу и озабоченно смотрела на Эгвейн. Кар-линия была воплощением спокойствия, глаза холодны, руки скрещены на груди. Если не считать того, что она забыла плащ, что на вышитой завитками кайме светлой юбки заметны пятна грязи, а темные кудри весьма нуждаются в расческе. Сделав реверансы, пара присоединилась к Анайе и двум другим, на небольшом расстоянии за Эг-вейн. Компания что-то тихо бормотала, но обрывки, которые слышала Эгвейн, были совершенно безобидны – говорили о погоде или о том, сколько им пришлось ждать. По всей видимости, здесь не то место, чтобы они казались слишком тесно связанными с нею.
Беонин бегом появилась в проходе, учащенное дыхание создавало вокруг облачко тумана, она резко остановилась, глядя на Эг-вейн, прежде чем присоединиться к остальным. Тени вокруг серо-голубых глаз стали еще заметнее, чем раньше. Может, она считала, что это повлияет на переговоры. Но она знала, что они будут обманом, лишь уловкой, чтобы выиграть время. Эгвейн контролировала дыхание и делала упражнения для послушниц, однако это не помогало голове. Никогда не помогало.
Ни в одном из направлений среди палаток не было Шириам, но они не были совершенно одиноки перед шатром. Акаррин и пять сестер, бывших с ней, по одной от каждой Айя, группкой стояли в ожидании с другой стороны от входа. Большинство сделало реверанс Эгвейн, но сохраняя при этом дистанцию. Возможно, их предупредили, что они не должны ни с кем говорить до того, как выступят перед Советом. Эгвейн, конечно, могла потребовать от них немедленного отчета. И они даже могли дать его Амерлин. Скорее всего, они бы отчитались. С другой стороны, отношения Амерлин с Айя всегда были весьма хрупкими, часто и с той Айя, из которой она вышла. Почти столь же сложными были и отношения с Советом. Эгвейн заставила себя улыбнуться и грациозно склонить голову. Если она при этом и скрипела зубами – что ж, это помогало держать рот закрытым.
Похоже, не все сестры осознавали ее присутствие. Акаррин, стройная, в однотонном коричневом шерстяном наряде и плаще с неожиданно затейливой зеленой вышивкой, уставилась в никуда, время от времени кивая задумчиво головой. Очевидно, она репетировала то, что скажет внутри. Акаррин не была могущественна с Силой, едва ли чуть больше, чем Суан, но лишь еще одна из шестерых, Терва, стройная женщина в платье для верховой езды с желтыми разрезами и плаще, окаймленном желтым, стояла столь же высоко, сколь и она. Это была горестная мера того, насколько сестры были напуганы этим странным маяком саидар. Для задачи, какая была поставлена перед этими шестерыми, вперед должны были выступить сильнейшие, но, за исключением самой Акаррин, рвения явно не хватало. Ее спутницы и теперь не выглядели преисполненными энтузиазма. Шана как обычно сохраняла глубокую сдержанность, но глаза ее от волнения были готовы, казалось, выскочить из орбит. Она уставилась на вход в Совет, закрытый тяжелыми полотнищами, а ее руки теребили край плаща, словно она не могла держать их спокойно. Рейко, полная Голубая родом из Арафела, опустила глаза, но серебряные колокольчики в длинных темных волосах тихо позванивали, словно она покачивала головой, скрытой капюшоном. Лишь длинноносое лицо Тервы сохраняло полную безмятежность, будучи совершенно невозмутимым, что само по себе было дурным знаком. Желтая сестра по натуре была легко возбудима. Что они видели? Что планировали Морайя и две другие Восседающие?
Эгвейн сдержала нетерпение; Совет явно еще не заседал. Он собирался, но несколько Восседающих прошли мимо нее в большой шатер не торопясь. Салита заколебалась, словно хотела что-то сказать, но лишь чуть согнула колени, накидывая на плечи шаль, окаймленную желтой бахромой, и проскальзывая внутрь. Острый носик Квамезы нацелился на Эгвейн, пока она делала реверанс, затем переместился в сторону Анайи и остальных, и тоненькая Серая быстро обвела всех взглядом. Она была невысокой, но старалась казаться выше. Берана, лицо – маска высокомерия, большие карие глаза холодны как лед, остановилась, приседая в реверансе перед Эгвейн и бросая хмурый взгляд на Акаррин. После долгой паузы, возможно осознав, что Акаррин ее даже не замечает, она разгладила расшитые серебром белые юбки, которые в этом не нуждались, поправила шаль так, что белая бахрома свисала свободно, и проскользнула в дверной проем, словно именно туда и направлялась с самого начала. Все трое были среди сестер, на которых Суан указала как на слишком молодых. Как и Майлинд и Эскаральда. Но Морайя была Айз Седай вот уже сто тридцать лет. О Свет, Суан заставляет ее искать тайный смысл во всем.
Когда Эгвейн уже начала подумывать, не взорвется ли ее голова от разочарования, если уж не от головной боли, неожиданно появилась Шириам, подхватив плащ и юбки, она перебегала через грязь посреди улицы.
– Я очень извиняюсь, Мать, – сказала она, зад ы хаясь, торопливо направляя Силу, дабы счистить с себя грязь. Та осыпалась на дощат ы й тротуар сухой пылью, когда она потрясла юбками. – Я… я услышала, что Совет заседает, и поняла, что вы станете искать меня, так что я явилась так быстро, как только смогла. Я прошу простить меня.
Значит, Суан все еще ищет ее.
– Теперь ты здесь, – спокойно произнесла Эгвейн. Женщина действительно была огорчена, раз решила принести извинения в присутствии Анайи и прочих, а уж тем более Акаррин и ее спутниц. Даже люди сведущие принимают тебя за то, чем ты кажешься, и не следует видеть Хранительницу извиняющейся или ломающей руки. Наверняка Шириам и сама это понимает. – Ступай и объяви о моем появлении.
Глубоко вдохнув, Шириам откинула капюшон плаща, оправила узкий голубой палантин и вошла в шатер. Ее голос звонко возглашал ритуальные фразы: «Она идет, она идет…»
Эгвейн едва дождалась, пока она закончит фразой «Пламя Тар Валона, Престол Амерлин», а затем прошла через кольцо жаровен и светильников, окаймлявших стены шатра. Стоячие светильники давали яркий свет, а жаровни, источавшие сегодня аромат лаванды, согревали помещение.
Убранство палатки следовало древним правилам, лишь слегка измененным в связи с тем, что они восседали не в Белой Башне, в большом круглом зале, названном Залом Башни. В дальнем конце на прямоугольном постаменте, накрытом покрывалом с полосами семи цветов Айя, стояла простая отполированная скамья. Во всем лагере только тут да на палантине на шее Эгвейн была представлена Красная Айя. Иные из Голубых требовали убрать этот цвет, раз уж Элайда перекрасила свой трон, называемый Престол Амерлин, и велела выткать палантин без голубого цвета, однако Эгвейн настояла на своем. Раз уж ей приходится представлять все Айя и ни одну из них, то она и будет от всех Айя. Полом служили ковры ярких цветов. От входа расходилось два ряда скамей, по три в каждом, установленных на постаменты, накрытые покрывалами в цвет Айя. Шести из Айя. По традиции двое старейших Восседающих могли занять места для своих Айя близ Престола Амерлин, так что они были отведены для Желтых и Голубых. Для остальных все зависело от того, кто придет первым и где пожелает сесть, первый из прибывших всегда выбирал место для своей Айя.
Сейчас в зале было лишь девять Восседающих, слишком мало, чтобы начать Совет, однако странность рассадки сразу поразила Эгвейн. Неудивительно, что Романда уже была на месте, между ней и Салитой была пустая скамья, а Лилейн и Морайя заняли крайние скамьи Голубых. Романда, волосы стянуты в тугой седой пучок на затылке, была старейшей Восседающей и почти всегда первой появлялась на своем месте, когда собирался Совет. Лилейн, вторая по старшинству, несмотря на то что ее волосы были темными и блестящими, не позволяла никому противоречить себе даже в мелочах. Мужчины, передвигавшие постаменты – они складывались вдоль стен, пока не созывался Совет, – должно быть, только что удалились через черный ход, поскольку Квамеза, уже сидевшая на скамье, была единственной из Серых, а Берана, лишь поднимавшаяся к своей, единственной из Белых. Но Майлинд, круглолицая уроженка Кандора с орлиными глазами, и единственная Зеленая, явно вошедшая раньше них, как ни странно, выбрала для Зеленых место близ выхода из шатра. Обычно считалось, что чем ближе к Престолу Амерлин, тем лучше. А прямо напротив нее, перед постаментом, покрытом коричневым, стояла Эскаральда, приглушенно споря с Такимой. Почти столь же низенькая, как и Нисао, Такима была тихой, похожей на птицу женщиной, но она могла быть сильной, если хотела. Уперев в бедра кулаки, она напоминала разгневанного воробья, распушившего перья, чтобы казаться больше. По тому как она кидала мрачные взгляды на Берану, ее огорчала именно рассадка. Конечно, для этого заседания было поздно что-либо менять, но все равно Эскаральда нависала над Такимой, словно ожидала необходимости сразиться за свой выбор. Эгвейн поразило, как это удалось Эскаральде. Она именно нависала, хотя была на несколько дюймов ниже, чем Нисао. Здесь проявлялась чистая сила воли. Эс-каральда никогда не отступала, если считала себя правой. А правой себя она считала всегда. Если Морайя действительно хотела немедленного штурма Тар Валона, а Майлинд – отступления, то чего же хотела Эскаральда?