Может, раздумывала она, взбираясь вверх, попробовать расспросить Месану об этом невообразимом сиянии Силы, если только действовать… аккуратно. Избранная может подумать, будто Алвиарин что-то скрывает, если она вовсе не упомянет об этом. Каждая женщина в мире, которая могла направлять, должно быть, гадала сейчас, что там произошло. Ей нужно только быть осторожной, чтобы у нее не вырвалось ничего, что позволило бы предположить, что в действительности она побывала на этом месте. Спустя много времени после того, как сияние исчезло, разумеется, – она не настолько глупа, чтобы прямо влезать в такое! – но Месана, кажется, считала, что Алвиарин будет бегать у нее на посылках, даже не пытаясь что-нибудь сделать для себя. Неужели эта женщина и вправду верит, что у Алвиарин нет никаких собственных интересов? Конечно, лучше всего было вести себя так, словно у нее их действительно нет. По крайней мере в настоящий момент.
В полутьме, окутывавшей верхушку лестницы, она остановилась перед маленькой простой дверью, сработанной довольно грубо с этой стороны, и немного помедлила, перекидывая плащ через руку, чтобы привести в порядок свои мысли. Месана была одной из Избранных, но она была человеком. Месана допускает ошибки. И она убьет Алвиарин в мгновение ока, если ошибку допустит она. Пресмыкаться, повиноваться и оставаться в живых. И всегда быть настороже. Алвиарин знала это задолго до того, как встретила одну из Избранных. Достав белый палантин Хранительницы Летописи из поясного кошеля, она накинула его себе на шею и осторожно приоткрыла дверь, прислушиваясь. Все тихо, как и ожидалось. Она шагнула внутрь Девятого Книгохранилища и закрыла за собой дверь. С внутренней стороны дверь уже не была грубой; она была отполирована до легкого блеска.
|
|
Библиотека Башни подразделялась на двенадцать книгохранилищ, по крайней мере так полагали в мире, и Девятое было самым маленьким из них, оно было отдано под тексты, посвященные различным отраслям арифметики; однако это все же была довольно большая палата, вытянутый овал с плоским куполом наверху, заполненный рядами и рядами высоких деревянных полок, каждая из которых была окружена узкой галереей на высоте четырех шагов над семицветными плитами пола. Вдоль полок, и на полу, и на галереях, стояли высокие лестницы на колесиках, чтобы их можно было с легкостью передвигать, а также высокие медные светильники с отражателями на таких тяжелых основаниях, что требовалось трое или четверо человек, чтобы их передвинуть. Пожар был в Библиотеке постоянной угрозой. Все светильники ярко горели, готовые осветить путь любой сестре, которая захотела бы найти себе книгу или коробку с манускриптом, но тележка с полками, на которых лежали три больших переплетенных в кожу фолианта, что требовалось вернуть на место, стояла по-прежнему в одном из боковых проходов, в точности там, где находилась, когда Алвиарин в последний раз проходила здесь. Она не могла понять, зачем кому-то могли потребоваться несколько видов арифметики или зачем надо было писать столько книг об этом предмете, и несмотря на то что Башня чрезвычайно гордилась своим величайшим в мире собранием книг, посвященных всем вообразимым темам, было похоже на то, что большинство Айз Седай согласно с ней в этом вопросе. Она никогда не встречала никого из сестер в Девятом Книгохранилище; именно поэтому она и использовала его для возвращения в Башню. Около больших арочных дверей, приглашающе распахнутых, она вновь прислушалась и, лишь удостоверившись, что в коридоре за ними никого нет, выскользнула из хранилища. Любой посчитал бы странным, что у нее внезапно пробудился интерес к хранящимся здесь книгам.
|
|
Когда она торопливо шла по главным коридорам, полы которых были выложены плитами, рядами повторяющими цвета Айя, ей пришло в голову, что Библиотека была более тихой, чем обычно, даже учитывая то, как немного Айз Седай в настоящий момент находилось в Башне. Здесь всегда можно было увидеть парочку сестер, хотя бы библиотекарей, – некоторые из Коричневых даже занимали комнаты над помещениями Библиотеки в дополнение к тем, которые отводились им в Башне, – однако сейчас внушительные фигуры, вырезанные на стенах коридоров, изображающие причудливо одетых людей и странных животных десяти с лишним футов в высоту, были единственными обитателями Библиотеки. Украшенные затейливой резьбой люстры, висящие в десяти шагах над полом, тихо поскрипывали на цепях, качаясь на сквозняке. Шаги звучали неестественно гулко, отражаясь от сводчатого потолка.
– Не могу ли я чем-нибудь помочь? – спросил спокойный женский голос позади нее.
Алвиарин испуганно обернулась, чуть не уронив свой плащ, прежде чем смогла взять себя в руки.
– Я просто решила пройти через Библиотеку, Земайлле, – произнесла она, немедленно почувствовав укол раздражения. Если она настолько взбудоражена, что объясняет свои действия какой-то библиотекарше, значит, ей действительно необходимо взять себя в руки до того, как отчитываться перед Месаной. Она почти пожалела, что не может рассказать Земайлле, что происходило на Тремал-кине, просто чтобы посмотреть, как она дернется.
|
|
Вежливое выражение смуглого лица Коричневой сестры не изменилось, но тон ее голоса изменился под воздействием какого-то непонятного чувства. Высокая и очень худая, Земайлле постоянно носила эту маску собранности и отстраненности, но Алвиарин подозревала, что она была не столь застенчива, как пыталась казаться, и не столь любезна.
– Это вполне понятно. Библиотека – спокойное место, а сейчас печальные времена для всех нас. И особенно для тебя, разумеется.
– Разумеется, – повторила Алвиарин механически. Печальные времена? И для нее в особенности? Она подумала, не затащить ли Коричневую в какой-нибудь уединенный уголок, где ее можно будет расспросить как следует и затем избавиться от нее, но тут она заметила еще одну Коричневую сестру, пухлую женщину, еще более смуглую, чем Земайлле, которая наблюдала за ними из дальнего конца зала. Айден и Земайлле были слабы в Силе, но одолеть их вдвоем будет сложно, если вообще возможно. Почему они обе находятся здесь, на нижнем этаже? Эта пара редко показывалась, в основном передвигаясь между комнатами на верхнем этаже, которые они занимали вместе с Найин, третьей сестрой из Морского Народа, и Тринадцатым Книгохранилищем, где располагались секретные документы. Все трое работали там, добровольно посвящая все время своим трудам. Алвиарин пошла дальше, пытаясь доказать себе, что беспокоится без причины, однако это не могло успокоить холодка, пробегающего у нее между лопаток.
Отсутствие библиотекарей, сторожащих главный вход, лишь усилило этот холодок. Библиотекарши всегда стояли у каждого входа, следя за тем, чтобы ни единый клочок бумаги не покинул библиотеку без их ведома. Алвиарин направила Силу, распахнув перед собой одну из высоких резных дверей еще прежде, чем дошла до нее, и, оставив ее открытой на бронзовых петлях, поспешила вниз по широкой мраморной лестнице. Широкая, обсаженная дубами и выложенная камнем дорожка, ведущая к высокой белой колонне Башни, была хорошо вычищена, но даже если бы и не была, она использовала бы Силу, чтобы протаять снег впереди себя, и пусть кто угодно думает об этом что хочет. Месана очень ясно дала ей понять, какая расплата ее ждет, если хоть кто-нибудь узнает плетение Перемещения или даже то, что оно известно Алвиарин; в противном случае она Переместилась бы прямо с того места, где находилась. Сейчас, когда Башня была видна, нависая над деревьями и сверкая в бледных утренних лучах солнца, она могла бы оказаться там за один шаг. Но вместо этого она боролась с желанием пуститься бегом.
Она не была удивлена, обнаружив, что широкие, высокие коридоры Башни пусты. Немногочисленные спешащие куда-то слуги с белым Пламенем Тар Валона на груди отвешивали ей поклоны, а служанки приседали в реверансах, пробегая мимо, но она придавала им не большее значение, чем сквознякам, колыхавшим пламя в позолоченных стоячих светильниках и рябью пробегавших по красочным гобеленам, развешанным по снежно-белым стенам. Сестры в эти дни, разумеется, старались проводить как можно больше времени в помещениях, отведенных их Айя, и даже если она встретит кого-нибудь из Черных Айз Седай, если та не будет принадлежать к ее собственному «сердцу», эта встреча будет бесполезной. Она знала их всех, но они не знали ее. Кроме того, она совсем не собиралась открываться кому-либо без особой необходимости. Возможно, какие-нибудь из этих чудесных инструментов из Эпохи Легенд, о которых говорила Месана, если та действительно предоставит их ей, когда-нибудь и позволят ей не теряя времени расспросить любую сестру, но пока что она лишь получала зашифрованные приказания, оставляемые под подушками или в тайниках. То, что когда-то казалось ей почти немедленным ответом, теперь выглядело невозможно медлительным. Полный лысый слуга, кланявшийся ей, громко сглотнул, и она разгладила черты своего лица. Она гордилась своей всегдашней ледяной отрешенностью, умением в любых обстоятельствах оставаться внешне холодной и невозмутимой. В любом случае, если она будет ходить по Башне, распугивая людей своим мрачным видом, это не приведет ее совершенно ни к чему.
В Башне, однако, была одна женщина, которую она могла разыскать без всякого труда и от которой могла требовать ответов, не заботясь о том, что она подумает. Конечно, некоторая осторожность необходима и в этом случае – неосторожные вопросы могли раскрыть больше, чем стоило большинство ответов, – но Элайда скажет ей все. Испустив вздох, Алвиарин начала карабкаться вверх по лестнице.
Месана рассказывала ей и еще об одном чуде из Эпохи Легенд, которое ей очень хотелось бы увидеть, – некую вещь под названием «лифт». Летающие машины, конечно, звучали гораздо грандиознее, но значительно проще представить себе механическое приспособление, переносящее тебя с этажа на этаж. Правда, ей трудно было поверить в то, что действительно могли существовать здания, в несколько раз превосходящие высотой Белую Башню, – в целом мире даже Тирская Твердыня не могла сравниться с Башней по высоте, – однако даже то, что она знала об этих «лифтах», делало восхождение по спиральным коридорам и лестничным пролетам еще более трудоемким.
Она задержалась чуть в кабинете Амерлин, всего лишь тремя этажами выше, но, как и ожидалось, обе комнаты были пусты, лишь голые письменные столы сверкали полировкой. Сами комнаты тоже казались голыми; здесь не было ни гобеленов, ни украшений – абсолютно ничего, лишь столы, стулья и незажженные светильники. Элайда теперь редко спускалась из своих апартаментов на самой вершине Башни. Когда-то это представлялось приемлемым, поскольку еще больше изолировало ее от остальной Башни. Немногие сестры по своей воле карабкались на эту верхотуру. Однако сейчас, взобравшись чуть ли не на восемьдесят спанов, Алвиарин серьезно подумывала, не заставить ли Элайду перебраться обратно.
Приемная Элайды была, разумеется, пуста, хотя стопка бумаг, лежащих на письменном столе, говорила о том, что здесь недавно кто-то был. Впрочем, она попозже просмотрит их и решит, стоит ли наказать Элайду за то, что она держит их у себя. Алвиарин кинула свой плащ на письменный стол и толкнула дверь с недавно вырезанным на ней Пламенем Тар Валона, еще ожидающим позолоты, которая вела во внутренние покои.
Она была удивлена приливом облегчения, которое почувствовала при виде Элайды, сидевшей за изукрашенным резьбой и позолотой письменным столом с семицветным – нет, теперь шестицвет-ным – палантином на шее и Пламенем Тар Валона, инкрустированным лунными камнями на высокой золоченой спинке кресла, возвышавшейся над ее головой. До этого момента Алвиарин донимала смехотворная мысль, которой она не позволяла проявляться на поверхности, что та, возможно, позволила себе умереть по какой-нибудь дурацкой случайности. Это объяснило бы замечание Земайлле. Выборы новой Амерлин заняли бы месяцы, даже учитывая бунтовщиков и все остальное, но дни Алвиарин как Хранительницы летописи были бы сочтены. Но, однако, еще больше, чем собственное облегчение, ее удивило присутствие в Совете более чем половины Восседающих, которые стояли перед письменным столом в своих шалях с бахромой. Элайда должна знать, что ей не стоит принимать подобные делегации в ее отсутствие. Большие позолоченные часы в футляре у стены, безвкусная вещица со слишком большим количеством украшений, пробили два раза, и из маленькой дверцы спереди повыскакивали маленькие эмалевые фигурки Айз Седай, как раз когда она уже открыла рот, чтобы сказать Восседающим, что ей нужно поговорить с Амерлин наедине. Они покинули бы комнату без лишних слов. У Хранительницы Летописей нет власти приказывать им, но они знали, что ее власть простирается значительно дальше того, что предполагает ее палантин, хотя и не подозревали, откуда она проистекает.
– Алвиарин, – с удивлением в голосе произнесла Элайда, прежде чем та успела сказать хоть слово. Жесткое лицо Элайды смягчилось каким-то выражением, которое можно было принять чуть ли не за удовольствие. Ее губы изогнулись в полуулыбке. В свое время у Элайды было не так-то много поводов для улыбок. – Стань туда и веди себя тихо, пока у меня не найдется время, чтобы разобраться с тобой, – сказала она, повелительно махнув рукой в угол комнаты. Восседающие принялись переступать с ноги на ногу и поправлять шали. Мускулистая Суана строго посмотрела на Алвиарин, а Ше-ван, высокая, как мужчина, и с угловатыми чертами лица, невыразительно уставилась прямо на нее; другие избегали встречаться с Алвиарин взглядом.
Ошеломленная, она стояла не шелохнувшись, разинув рот, на шелковом ковре, разрисованном ярким узором. Это не могло быть просто бунтом со стороны Элайды – она была бы просто сумасшедшей, если бы позволила себе такое! – но что, во имя Великого Повелителя, произошло такого, чтобы она набралась наглости… Что?
Рука Элайды хлопнула по крышке стола с резким звуком, одна из лакированных коробочек, стоявших там, подпрыгнула от удара.
– Когда я велю тебе встать в угол, дочь моя, – проговорила она низким, угрожающим голосом, – я жду, что ты повинуешься. – Ее глаза вспыхнули. – Или я должна позвать Наставницу Послушниц, чтобы все эти сестры стали свидетельницами твоего «частного» наказания?
Лицо Алвиарин полыхнуло жаром, наполовину от унижения, наполовину от гнева. Чтобы кто-то слышал, как ей говорят подобное, да еще прямо в лицо! Страх также клубился в ней, желчью обжигая желудок. Ей достаточно сказать несколько слов – и Элайда предстанет перед обвинением в том, что посылала сестер на заведомый крах и плен, и не однажды, а два раза. Уже начинали ходить слухи о событиях в Кайриэне; туманные слухи, но с каждым днем звучавшие все с большей уверенностью. И если станет известно, что, кроме этого, Элайда послала пятьдесят сестер против нескольких сотен мужчин, способных направлять Силу, даже существование мятежных сестер, зимующих со своей армией в Муранди, не удержит на ее плечах палантина Амерлин, а пожалуй и головы. Она не отважилась на такое. Разве что… Разве что она могла доказать, что Алвиарин – Черная. Благодаря этому она могла выиграть некоторое время. Разумеется, очень немного, если раскроются факты о Колодцах Дюмай и Черной Башне, но, возможно, Элайда готова цепляться за соломинки. Нет, это невозможно, это не могло быть возможно. Бежать, разумеется, нет смысла. Прежде всего, если Элайда готова выдвинуть обвинения, бегство лишь подтвердило бы их. Кроме того, Месана отыщет ее и убьет, если она сбежит. Все это мелькало в голове Алвиарин, пока она на свинцовых ногах двигалась, словно наказанная послушница. Должен найтись какой-то выход из положения, что бы здесь ни произошло. Какой-то выход всегда находился. Если она будет внимательно слушать, возможно, она найдет его. Она начала бы молиться, если бы Темный Повелитель внимал молитвам.
Элайда с минуту рассматривала ее, затем удовлетворенно кивнула. Ее глаза, впрочем, по-прежнему блестели от волнения. Подняв крышку одной из трех лакированных коробочек, стоявших на ее столе, она вынула маленькую, потемневшую от времени костяную фигурку черепахи и начала поглаживать ее. Перебирать украшения в этой коробочке было ее привычкой, когда она хотела успокоить нервы.
– Итак, – сказала она. – Вы собирались объяснить мне, зачем мне вступать в эти переговоры.
– Но мы не спрашивали разрешения, Мать, – резко произнесла Суана, выставив вперед подбородок. Подбородка у нее было слишком много, он был квадратный и твердый как булыжник, и она могла выставить его на кого угодно. – Решения подобного рода принадлежат Совету. В Желтой Айя многие склоняются в пользу переговоров. – Это означало, что склонялась она. Она была главой Желтой Айя, Первой Плетельщицей, Алвиарин знала это, поскольку Черной Айя были известны все секреты других Айя, или почти все; и с точки зрения Суаны, ее мнение было мнением ее Айя.
Дозин, еще одна из присутствовавших здесь Желтых, поглядела на Суану искоса, но ничего не сказала. Бледная и по-мальчишески худенькая, Дозин, казалось, жалела, что находится здесь, – симпатичный угрюмый мальчишка, которого притащили куда-то за ухо. Восседающие обычно упирались, когда главы их Айя принуждали их к чему-либо, но вполне вероятно, что Суане удалось найти какой-то способ.
– Многие из Белых тоже поддерживают переговоры, – вступила Феране, рассеянно разглядывая чернильное пятно на своем пухлом пальце. – Это самое логичное, что можно сделать в сложившихся обстоятельствах. – Она была Первой Рассуждающей, главой Белой Айя, но была менее склонна, чем Суана, считать свое мнение за мнение всей Айя. Ненамного. Феране часто казалась такой же рассеянной, что и худшие из Коричневых, – длинные черные волосы, обрамлявшие ее круглое лицо, нуждались в щетке, а бахрома ее шали, по-видимому, по неосторожности частью искупалась в ее утреннем чае, – но она могла уловить мельчайшую щелочку в логическом построении аргументов. Она вполне могла быть здесь одна, поскольку попросту не верила, что ей требуется какая-либо поддержка со стороны других Восседающих от Белой Айя.
Откинувшись на высокую спинку кресла, Элайда начала хмуриться, ее пальцы быстрее задвигались по спинке черепашки, и Андайя быстро заговорила, не глядя на Элайду и делая вид, что поправляет на плечах свою шаль с серой бахромой:
– Суть в том, Мать, что мы должны найти способ уладить это дело миром. – В ее речи слышался сильный тарабонский акцент, как было всегда, когда она нервничала. Ей часто бывало не по себе в присутствии Элайды, и сейчас она взглянула на Юкири, словно надеясь на поддержку, но маленькая стройная Айз Седай лишь слегка повернула голову, отворачиваясь от нее. Юкири была поразительно упрямой для такой маленькой женщины; в отличие от До-зин она не поддалась бы ни на какое принуждение. Так почему же она здесь, если не хотела этого? Поняв, что не дождется подмоги, Андайя поспешно продолжила: – Нельзя допустить, чтобы дело дошло до сражений на улицах Тар Валона. Или в Башне, особенно в Башне, – это не должно повториться. До сих пор мятежницы вроде бы удовольствуются тем, что сидят и смотрят на город, но это не может продолжаться долго. Они заново открыли Перемещение, Мать, и использовали его, чтобы перенести свою армию через сотни лиг. Мы должны начать переговоры до того, как они решат применить Перемещение, чтобы ввести эту армию в Тар Валон, иначе все будет потеряно, даже если победим мы.
Сжав кулаки, Алвиарин с трудом сглотнула. Ей казалось, что ее глаза вот-вот выпрыгнут из головы. Мятежницы знают плетение Перемещения? Они уже находятся здесь, под Тар Валоном? И эти дуры собираются вести с ними переговоры? Она почти видела, как тщательно разработанные планы, тщательно обдуманные ходы испаряются, как туман под летним солнцем. Возможно, если она будет молиться очень усердно, Темный Повелитель все же услышит ее.
Выражение лица Элайды не стало менее хмурым, но она очень осторожно положила на стол свою костяную черепашку, и ее голос прозвучал почти обыденно. Обыденно – так, как она говорила раньше, до того как Алвиарин взяла ее под уздцы; мягкие слова, под которыми скрывалась стальная сердцевина.
– Коричневые и Зеленые также поддерживают переговоры?
– Коричневые, – начала Шеван, но тут же задумалась, поджав губы и явно изменив то, что собиралась сказать. Внешне полностью собранная, она тем не менее бессознательно потирала длинными большими пальцами о костистые указательные. – Коричневые вполне ясно видят исторические прецеденты. Вы все читали секретную историю, или должны были читать. Каждый раз, когда Башню раздирали изнутри противоречия, несчастья сотрясали мир. В сегодняшнем мире, где существует Черная Башня, а в скором будущем грядет Последняя Битва, мы больше не можем позволять себе оставаться разделенными даже на день дольше, чем это необходимо.
Трудно было представить, чтобы лицо Элайды могло стать еще темнее, однако упоминание о Черной Башне сделало это.
– А Зеленые? – Ее голос по-прежнему оставался сдержанным. Все три Восседающие от Зеленых были здесь, что указывало на
очень сильную взаимную поддержку в их Айя или на сильное давление со стороны главы Зеленых. В качестве старшей Элайда должна была бы ответить Талене – Зеленые придерживались своей иерархии во всем, – но высокая, золотоволосая Восседающая зачем-то посмотрела на Юкири, затем, что было не менее странно, на Дозин, опустила взгляд на ковер и продолжала стоять, теребя свою зеленую шелковую юбку. Рина слегка нахмурилась, озадаченно морща курносый нос, но она носила шаль меньше пятидесяти лет, так что отвечать следовало Рубинде. Коренастая Рубинде рядом с Талене казалась приземистой и полной, и даже простоватой, несмотря на глаза цвета сапфира.
– У меня есть инструкция поддерживать точку зрения Шеван, – сказала она, игнорируя озадаченный взгляд Рины. Очевидно, здесь имело место давление со стороны Аделорны, «Капитан-Генерала» Зеленых; и очевидно, Рубинде была не согласна с ней, если она выносила это на публику. – Приближается Тармон Гай'дон, Черная Башня представляет почти столь же серьезную угрозу, а Возрожденный Дракон пропал, если он еще жив. Мы больше не можем позволить себе оставаться разделенными. Если Андайя сможет уговорить мятежниц вернуться в Башню, мы должны дать ей попытаться сделать это.
– Понимаю, – произнесла Элайда ровным тоном. Но, как ни странно, цвет ее лица улучшился, а губы даже тронула усмешка.—
В таком случае, всеми способами уговорите их вернуться, если сможете. Но мои эдикты остаются в силе. Голубая Айя больше не существует, и каждая сестра, последовавшая за этой девочкой Эгвейн ал'Вир, должна будет понести наказание под моим присмотром, прежде чем ей будет позволено вновь вернуться в какую-нибудь Айя. Я намерена выковать из Белой Башни оружие, которое будет использовано в Тармон Гай'дон.
Феране и Суана открыли было рот, на их лицах был написан протест, но Элайда прервала их, подняв руку:
– Я сказала, дочери мои. Теперь оставьте меня. Займитесь вашими… переговорами.
Восседающим ничего не оставалось делать, если они не собирались выказывать открытого неподчинения. Право Совета было с ними, но Совет редко отваживался заходить далеко, оспаривая авторитет Амерлин. За исключением тех случаев, когда Совет объединялся против Амерлин, а этот Совет можно назвать каким угодно, только не объединенным в чем бы то ни было. Алвиарин сама позаботилась об этом. Они вышли: Феране и Суана, выпрямившись и поджав губы, Андайя чуть ли не бегом. Ни одна из них даже не взглянула в сторону Алвиарин.
Она едва дождалась, пока закроется дверь за последней из них.
– Это в действительности не меняет ничего, Элайда, разумеется, ты и сама это видишь. Тебе нужно сохранять незамутненный взгляд, не поддаваясь на минутные порывы. – Она и сама знала, что лепечет невесть что, но не могла остановиться. – Поражение у Колодцев Дюмай и абсолютное поражение у Черной Башни по-прежнему могут низвергнуть тебя. Для того чтобы удержать при себе посох и палантин, тебе нужна я. Я нужна тебе, Элайда. Ты… – Она крепко стиснула зубы, прежде чем ее язык не вывалил все, что было у нее на душе. Еще мог обнаружиться какой-то выход.
– Я удивлена, что ты вернулась, – произнесла Элайда, поднимаясь и разглаживая свои юбки с красными разрезами. Она так и не рассталась с привычкой одеваться как Красная. Как ни странно, она улыбалась, огибая стол. Это был не намек на улыбку, а полный, удовлетворенный изгиб губ. – Ты что, скрывалась где-то в городе с тех пор, как прибыли мятежницы? Я думала, ты наняла корабль сразу же, как узнала о том, что они здесь. Кто бы мог подумать, что они вновь откроют Перемещение? Подумать только, что бы мы смогли сделать, если бы знали это. – Улыбаясь, она продолжала скользить по ковру. – Так, давай-ка посмотрим. Чего я должна опасаться с твоей стороны? О россказнях из Кайриэна ходят слухи в Башне, – но даже если сестры действительно подчинялись мальчишке ал'То-ру, во что лично я не могу поверить, все обвинят Койрен. Она отвечала за то, чтобы доставить его сюда, и в душе сестры уже, можно сказать, судили и приговорили ее. – Элайда остановилась перед Алвиарин, загнав ее в угол. Улыбка не касалась ее глаз. Она улыбалась, а ее глаза сверкали. Алвиарин не могла вырваться из-под этого взгляда. – За последнюю неделю мы услышали довольно много всего также и о «Черной Башне». – Губы Элайды скривились от отвращения, когда она произнесла это название. – Похоже, в ней еще больше мужчин, чем ты предполагала. Но все считают, что у Тувин должно хватить здравого смысла выяснить это, прежде чем нападать. Здесь было много разговоров по этому поводу. Если она притащится сюда, потерпев поражение, она сама понесет вину за это. Так что все твои угрозы…
Алвиарин, отшатнувшись, впечаталась в стену и заморгала, отгоняя искры в глазах, не сразу поняв, что Элайда дала ей пощечину. Ее щека, казалось, уже вздулась. Элайду окружало сияние саидар, а Алвиарин, прежде чем успела шевельнуться, была ограждена щитом, отрезавшим ее от Силы. Но Элайда не собиралась использовать Силу. Она занесла сжатый кулак. По-прежнему улыбаясь.
Затем она медленно набрала в грудь воздуха и опустила руку. Щит она, однако, не убрала.
– Ты действительно собралась воспользоваться этим? – мягко спросила она.
Рука Алвиарин отдернулась от рукоятки ее поясного ножа. Схватиться за нее было рефлекторным движением, но даже если бы Элайда и не обнимала Силу, убить ее сейчас, когда столько Восседающих знали, что они остались здесь вдвоем, равнозначно тому, чтобы убить себя. Однако ее лицо вспыхнуло, когда Элайда презрительно фыркнула.
– Я надеюсь, что скоро увижу тебя осужденной за измену, а твою шею – на плахе палача, Алвиарин, но до тех пор пока у меня нет необходимых доказательств, остаются еще некоторые вещи, которые я могу сделать. Помнишь ли ты, сколько раз приказывала Сильвиане прийти ко мне для частного наказания? Надеюсь, что помнишь, поскольку за каждый день, что я страдала, ты отплатишь десятью. Да, и еще, разумеется… – она грубым рывком сорвала палантин Хранительницы Летописей с шеи Алвиарин. – Поскольку никто не мог найти тебя, когда прибыли мятежницы, я попросила
Совет заменить тебя как Хранительницу. Не в полном составе, конечно. В полном Совете у тебя, возможно, еще сохранилось небольшое влияние. Но с теми, кто восседал в тот день, достигнуть согласия оказалось на удивление легко. Предполагается, что Хранительница Летописей должна находиться рядом со своей Амерлин, а не бродить незнамо где. Впрочем, если подумать, у тебя скорее всего не сохранилось уже никакого влияния, если выясняется, что ты все это время скрывалась где-то в городе. Или ты уплыла и приплыла обратно к своему позору, надеясь, что тебе удастся возродить что-то из руин? Впрочем, не важно. Для тебя было бы лучше всего, если бы ты вскочила на первый попавшийся корабль, покидающий Тар Валон. Но, должна признаться, мысль о том, что ты будешь шнырять от деревни к деревне, стыдясь показать свое лицо другой сестре, бледнеет перед тем удовольствием, которое мне доставит зрелище твоего страдания. Теперь убирайся с моих глаз, пока я не решила, что это будет розга, а не плеть Сильвианы. – Швырнув на пол палантин, она повернулась спиной и отпустила саидар, скользя к своему креслу, словно Алвиарин перестала существовать.
Алвиарин не вышла – выбежала, она бежала так, словно Гончие Тьмы дышали ей в затылок. Она едва ли была способна думать с того момента, как услышала слово «измена». От этого слова, эхом отдававшегося в ее голове, ей хотелось выть. «Измена» могла означать лишь одно. Элайда знала, и она искала доказательства. Помилуй ее Темный Повелитель! Но он никогда никого не миловал. Милость – для тех, кто боится быть сильным. Она не боялась. Она была шкурой, до отказа набитой ужасом.
Алвиарин бежала обратно через всю Башню, и если ей и попадались в коридоре какие-то слуги, она не замечала их. Ужас застилал ей глаза настолько, что она не видела ничего, что не лежало непосредственно у нее на пути. Всю дорогу до шестого этажа, до своих апартаментов, она бежала. По крайней мере она полагала, что это еще были ее апартаменты. Комнаты с балконом, выходящим на большую площадь перед Башней, прилагались к посту Хранительницы Летописей. В данный момент для нее было достаточно того, что у нее еще были комнаты. И какой-то шанс выжить.
Комнаты были по-прежнему обставлены доманийской мебелью, оставленной ее предшественницей, светлое в полоску дерево, выложенное перламутром и янтарем. Ворвавшись в спальню, она распахнула один из шкафов и рухнула на колени, распихивая платья, чтобы добраться до маленькой коробочки в глубине, коробочки не больше двух ладоней в длину, которая принадлежала ей много лет. Крышка коробочки была украшена резьбой, замысловатой, но грубой – ряды выступов различного размера, явно сделанные резчиком, обладавшим скорее большими амбициями, нежели мастерством. Ее руки тряслись, когда она несла ее к столу; поставив ее, она вытерла потные ладони о платье. Чтобы открыть коробочку, нужно было просто как можно сильнее растопырить пальцы и нажать одновременно на четыре выступа в резьбе, не похожих друг на друга. Крышка легко поднялась, и Алвиарин откинула ее, открывая свое самое драгоценное сокровище, маленьким свертком завернутое в коричневую ткань, чтобы вещь не гремела, если горничной вздумается потрясти коробку. Большинство слуг в Башне не отваживались воровать, однако «большинство» еще не значило «все».