Остальные застыли в тишине, уставившись на нее. Если говорить на чистоту, то она уже поругалась с Эгвейн по этому поводу, но все напрасно. Это был приказ Престол Амерлин по полной форме.
«То, что ты сказала, звучит нелогично», – наконец выдавила Карлиния. Ее голос все еще был холоден, и на лице сохранялось спокойствие, однако руки беспокойно теребили расшитую белую юбку. – «Если мы схватим Элайду, то непременно станем судить и вероятно приговорим к усмирению». – Если. Хорошо, что их сомнения и страхи не зашли слишком далеко.
«А так как она уже захватила Эгвейн, то непременно сделает тоже самое. И мне не нужна Беонин, чтобы напомнить, о чем гласит закон».
«Мы должны ее спасти, даже против ее воли!» – Тон Шириам также пылок, как была холодна Карлиния, а ее зеленые глаза сверкали огнем. Она даже сжала юбки в кулаках. – «Она не осознает опасность, которая ей грозит. Она в шоке. Она давала понять, где она может быть?» – «Не пытайся скрыть что-то от нас, Суан», – твердо добавила Мирелле. В ее глазах горел недобрый огонь, и она красноречиво покачивала снятым шелковым поясом.
«Почему она скрывает, где ее держат?»
«Из опасения, что вы с Шириам осуществите то, что предлагаете». – Плюнув на спутанные волосы, Суан бросила расческу на стол. Нельзя одновременно пытаться причесаться и требовать к себе внимания.
Придется остаться лохматой. «Мирелле! Ее охраняют. Сестры. И они не отдадут ее так легко и просто. Если мы попытаемся, то Айз Седай погибнут от рук Айз Седай, что также верно, как и то, что щука-серебрянка нерестится в камыше. Однажды это уже случилось, и не должно повториться вновь, иначе умрёт последняя надежда на мирное воссоединение Башни. Мы не можем допустить повторения ошибки. Поэтому не будет никакого спасения. Что до того, почему Элайда решила не начинать суд, то я не могу этого объяснить». – Эгвейн слишком расплывчато говорила об этом, словно тоже ничего не поняла. Но она четко изложила факты, и она не стала бы об этом говорить, если бы не была в них уверена.
«Мирно», – пробормотала Шириам, опускаясь на кровать. В ее голосе звучал оттенок горечи. – «А был ли у нас на это хоть один шанс с самого начала? Элайда распустила Голубую Айя! О каком мирном воссоединении может идти речь?»
«Элайда просто не имеет права уничтожать Айя», – сказала ей Морврин, чтобы хоть что-то сказать, поглаживая Шириам по плечу, но рыжеволосая женщина насупившись сбросила ее пухлую руку.
«Всегда есть шанс», – сказала Карлиния. – «Гавани блокированы. Это усиливает наши позиции. Парламентеры встречаются каждое утро…» Оборвавшись на полуслове, с обеспокоенным взглядом, она налила себе в кубок чая и быстро выпила половину, даже не добавив меда. Заблокированные гавани и так положили бы конец переговорам, если даже они сдвинулись с мертвой точки. Но станет ли Элайда продолжать их, заполучив Эгвейн?
«Мне не понятно, почему Элайда не собирается судить Эгвейн», – наконец сказала Морврин, – «потому что приговор довольно ясен и неотвратим, с другой стороны, против фактов не пойдешь – Эгвейн пленница». – Она не проявила при этом ни жара Шириам или Мирелле, ни холодной рассудительности Карлинии. Она просто подвела черту под фактами, только ее рот сжался немного сильнее. – «Если ее не будут судить, то без сомнения ее должны высечь. Она кажется более сильной, чем я думала о ней сначала, но никто не может долго сопротивляться Белой Башне, если она решит ее сломать. Нам нужно подумать над последствиями, если мы не вызволим ее до того, как это произойдет».
Суан покачала головой. – «Похоже, что ее и сечь не собираются, Морврин. Я не поняла почему, но она бы сказала, если бы подозревала, что ее станут мучить…»
Она осеклась, увидев, как откинулась створка палатки и внутрь вошла Лилейн Акаши в синей шали с бахромой на плечах. Шириам встала, хотя по статусу ей не полагалось. Лилейн была Восседающей, а Шириам – Хранительница Летописей. С другой стороны, Лилейн в бархатном платье с синими вставками производила внушительное впечатление, несмотря на внешнюю хрупкость. Воплощение достоинства и авторитета, который сегодня казался даже весомее, чем когда-либо раньше. Каждый волосок был на своем месте, похоже она собиралась на Совет после ночного колокола.
Суан плавно отвернулась к столу, и взяла кувшин словно ожидая приказа. Это была ее обычная роль: наливать чай и говорить тогда, когда захотят узнать ее мнение. Возможно, если она помолчит, то Лилейн быстро обсудит свое дело с остальными и быстро уйдет, даже ее не заметив. Женщина редко удостаивала ее взглядом.
«Я решила, что лошадь снаружи похожа на ту, на которой я тебя приметила, Суан». – Пристальный взгляд Лилейн переместился на других Сестер. Все как одна стояли с невозмутимым видом. «Я помешала?»
«Суан сообщила, что Эгвейн жива», – ровным голосом, словно сообщая на рынке цену на окуня, сообщила Шириам. – «И Лиане тоже. Эгвейн говорила с Суан во сне. Она отказалась от спасения». – Мирелле искоса на нее посмотрела. Что она хотела выразить этим взглядом было непонятно, но на ее месте Суан надрала бы ей уши! Вполне возможно, что Лилейн оказалась бы следующий на очереди с рассказом о новостях, но высказать все вот так, открыто, как ушат воды на причале? В последнее время, Шириам стала взбалмошной, как послушница!
Сжав губы, Лилейн снова переместила свой острый взгляд на Суан.
«Даже так? Ты обязана носить свой палантин, Шириам. Ты – Хранительница Летописей. Ты не проводишь меня, Суан? Давненько мы не беседовали тет-а-тет». – Она отодвинула полог палатки, пристально посмотрев на остальных Сестер. Шириам покраснев ярко, как рак, так краснеть могут только рыжие, возилась с узким голубым палантином вытащив его из кармашка, водружая его на плечи. Мирелле и Карлиния же спокойно встретили взгляд Лилейн. Морврин задумчиво постукивала пальчиком по подбородку, словно не замечая окружающих. Вполне возможно, так и было. Морврин такая.
Дошел ли до них смысл приказа Эгвейн? Суан не удалось с ними даже переглянуться пока она ставила на место кувшин. Подобное предложение от Сестры уровня Лилейн, даже если забыть, что она Восседающая, для кого-то уровня Суан равнялось приказу. Подхватив плащ и подобрав юбку, она вышла, поблагодарив Лилейн за то, что она придержала для нее полог. Свет! Хоть бы, эти дурочки услышали то, что она сказала.
Теперь снаружи было четыре Стража. Одним из них был Страж Лилейн – Бурин, меднокожий коротышка доманиец, закутанный в плащ, скрывавший большую его часть. Авара сменил другой Страж Мирелле – Нуэл Дроманд – высокий, крупный мужчина, носивший бороду по иллианской моде с выбритой верхней губой. Он стоял не шелохнувшись, можно было подумать, что это настоящая статуя, но его выдавал пар из ноздрей. Аринвар коротко поклонился Лилейн, но очень небрежно.
Нуэл и Джори не стали отвлекаться от наблюдения. Бурин, по тем же соображениям, тоже.
Узел, которым она привязала Ночную Лилию, сопротивлялся и не хотел развязываться, что потребовало времени столько же, сколько ушло на его создание. Но Лилейн терпеливо ждала, пока Суан не справится. Затем с поводьями в руках они медленно пошли по деревянной мостовой мимо темных палаток. Ночная тень скрыла лицо спутницы Суан. Она не стала тянуться к Источнику, поэтому Суан ничего не оставалось, как поступить также. Суан молча шла рядом с Лилейн, ведя кобылу в поводу. Следом шел Бурин. Первой должна была заговорить Восседающая, и не только исходя из привилегии. Суан боролась с желанием согнуться, стать ниже ростом своей спутницы. Прежде, когда она была Амерлин, она редко размышляла о подобных вещах. Но теперь ее еще раз приняли в Айз Седай, а часть жизни Айз Седай состояла в инстинктивном поиске собственной ниши и приспособлении к окружающим сестрам. Проклятая лошадь понюхала ее руку, словно она думала, что нашла себе новую хозяйку, и ей пришлось переложить поводья в другую руку, чтобы вытереть пальцы о плащ. Мерзкое слюнявое животное. Лилейн искоса наблюдала за этим, и она почувствовала, как загорелись ее щеки. Инстинкт.
«Странные у тебя подруги, Суан. Полагаю, что кое-кто из них предпочел бы выгнать тебя, когда ты впервые появилась в Салидаре. Шириам еще можно понять, хотя мне думается то, что теперь она оказалась сильнее тебя, создает определенную неловкость. В основном по той же причине я старалась тебя избегать. Чтобы избежать неловкости».
Суан чуть не разинула рот от удивления. Это была очень шаткая тема, близкая к табу, о котором не принято говорить. Совсем близко к нарушению обычая, чего она никогда не ожидала от этой женщины. От себя, возможно. Хоть она и приспособилась к своей нише, но она та, кто она есть. Однако, от Лилейн – никогда!
«Надеюсь, мы сможем снова стать друзьями, Суан, хотя я смогу понять, если это окажется невозможным. Эта собрание сегодня подтвердило то, что рассказала мне Фаолайн». – Лилейн тихонько засмеялась, и обхватила себя руками. – «Ой, только не надо так морщиться, Суан. Она вас не предавала. По крайней мере, не преднамеренно. Она слишком часто заговаривалась, и я решила надавить на нее, причем посильнее. Я бы не стала поступать так с другой сестрой, ведь она и в самом деле всего лишь Принятая, пока не сможет пройти испытание и обряд посвящения. Фаолайн станет прекрасной Айз Седай. Мне пришлось выдавливать из нее слова по крупицам. Получилось немного и отрывочно, всего несколько имен, но я связала их с тобой, и, думаю, у меня получилась полная картина. Полагаю, теперь я могу ее выпустить на волю. Теперь она, конечно, и думать забудет шпионить за мной. Вы с подругами были очень преданы Эгвейн, Суан. Будешь ли ты столь же предана мне?»
Так вот почему Фаолайн, казалось, спряталась ото всех. Сколько же «немного и отрывочно» она разболтала, когда на нее «надавили посильнее»? Фаолайн о многом не знала, но лучше предположить, что Лилейн известно все. Но не будем ничего выдавать, пока на нее саму не надавят «посильнее».
Суан остановилась как вкопанная, выпрямившись во весь рост. Лилейн тоже притормозила, явно ожидая от нее ответа. Даже не видя ее лица, скрытого в тенях, это было ясно. Суан нужно закаляться, чтобы сопротивляться этой женщине. Кое-какие инстинкты у Айз Седай в крови. – «Я предана тебе, как Восседающей моей Айя, а Эгвейн ал’Вир как нашей Престол Амерлин».
«Да, она та, кто она есть», – голос Лилейн оставалось спокойным, насколько могла разобрать Суан. – «Она говорила с тобой во сне? Расскажи мне, что тебе известно о ее положении, Суан». – Суан посмотрела через плечо на коренастого Стража. – «Не бойся», – заметила Восседающая. – «У меня уже двадцать лет нет тайн от Бурина».
«Да, она пришла ко мне во сне», – подтвердила Суан. Но она не стала рассказывать, что это был всего лишь вызов в Салидар, в его отражение в Тел’аран’риоде. Как предполагалось, у нее не было для этого собственного кольца. Совет Башни отобрал бы его, если бы о нем пронюхал. Спокойно, по крайней мере внешне, она выложила то, что она рассказала Мирелле и остальным, и чуть-чуть еще. Но не все. Она не стала рассказывать про явное предательство. Тот, кто это сделал, должен был входить в Совет Башни. Никто другой больше не знал о плане заблокировать гавани. Хотя, тот, кто это сделал, возможно, не знал, что предавал именно Эгвейн. Всего лишь помог Элайда, что было достаточно загадочно. С какой стати кому бы то ни было среди них помогать Элайде? С самого начала ходили слухи о тайных сторонницах Элайды, но она давно отбросила подобную чепуху. Совершенно очевидно, что каждая Голубая Сестра больше всего на свете желает низложить Элайду, но пока она не узнает, кто это сделал, ни одна Восседающая, даже Голубая, не избежит подозрения. – «Она созвала назавтра Совет Башни… нет, уже сегодня, ночью. Когда пробьет последний колокол», – закончила она. – «В Башне, в Зале Совета».
Лилейн так сильно засмеялась, что пришлось смахнуть слезу с глаз.
«О, это просто превосходно. Совет соберется прямо под носом у Элайды. Мне почти жаль, что я не смогу ее порадовать такой новостью, просто чтобы увидеть ее лицо». – Также внезапно она снова стала серьезной. У Лилейн всегда, когда ей было нужно, имелся наготове смех, но сердцевина ее всегда оставалась серьезной.
«Значит Эгвейн считает, что Айя начали враждовать друг с другом. Едва ли подобное возможно. Она, как ты сказала, видела только несколько Сестер. Однако, нам следует изучить это поподробнее в следующее посещение Тел’аран’риода. Возможно, кто-то что-то заметит, если поискать в кварталах Айя, вместо того, чтобы полностью концентрироваться на кабинете Элайды».
Суан смогла сдержать вздох. Она сама планировала так поступить в следующий раз. Каждый раз, когда она появлялась в Башне в Мире Снов, она была разной, оказываясь в другом платье, едва свернув за угол, но теперь придется быть осторожней чем прежде.
«Запрет ее спасать понятен. Я думаю, даже похвален. Никто не хочет гибели сестер, и это очень опасно», – продолжила Лилейн.
«Но почему нет суда, и даже наказания? Что за игру затеяла Элайда? Может ей вздумалось снова считать ее Принятой? Едва ли такое возможно». – Но все равно слегка кивнула сама себе, словно соглашаясь.
Это было очень опасное направление. Если Сестры определят, где находится Эгвейн, то кто-то может попытаться освободить ее, невзирая на охрану Айз Седай. При этом подобная попытка в неправильном месте столь же опасна, как и в верном, если не хуже. Хуже всего то, что Лилейн кое-что оставила без внимания.
«Эгвейн созвала заседание Совета», – кисло вставила Суан. – «Ты пойдешь?» Укоризненное молчание было ей ответом, от чего ее щеки снова запылали. Некоторые привычки сидят в крови.
«Конечно, пойду» – наконец сказала Лилейн. Ответ прямой, но после паузы. – «Весь Совет Башни пойдет. Эгвейн ал’Вир – наша Престол Амерлин, и у нас более чем достаточно тер’ангриалов. Возможно, она прояснит, как собирается продержаться, если Элайде вздумается ее сломать. Мне очень хочется это услышать».
«Тогда о какой преданности тебе ты меня спрашивала?»
Вместо ответа Лилейн, расправляя свою шаль, снова пошла вперед, проходя сквозь лунный свет. Бурин пошел за ней, невидимый, как лев на ночной охоте. Суан бросилась их догонять, таща за собой Ночную Лилию, отбиваясь от новой попытки глупой кобылы понюхать ее руку.
«Эгвейн ал’Вир законная Престол Амерлин», – наконец сказала Лилейн.
«До тех пор, пока она не умрет. Или будет усмирена. Если то или иное случится, то мы снова окажемся лицом к лицу с Романдой в борьбе за посох и палантин, а я просто хочу ее опередить». – Она фыркнула. – «Эта женщина может оказаться ужаснее Элайды. К сожалению, при этом у нее есть серьезная поддержка и вес, чтобы противостоять мне. Возвращаясь к нашему вопросу, если Эгвейн погибнет или будет укрощена, ты с подругами будешь столь же предана мне, как Эгвейн. И вы поможете мне стать Престол Амерлин несмотря на козни Романды».
Суан ощутила, как ее живот обратился в лед. Судя по всему, в первом предательстве Голубые не повинны, но, по крайней мере, у одной Голубой Сестры теперь есть причина предать Эгвейн.
Глава 2
Касание Темного
По старой привычке Беонин встала с первым лучом света, хотя рассвет почти невозможно было увидеть сквозь задернутые створки ее палатки. Привычка хороша к месту. Некоторые она вбивала в себя годами. Воздух внутри еще хранил крупицу ночного холода, но она не стала разжигать жаровню. Она не собиралась задерживаться надолго. Свив крохотный поток она зажгла медный светильник, потом согрела воды в белом эмалированном кувшине и умылась над неустойчивым умывальником с покрытым пузырьками зеркалом. Почти все в палатке держалось на честном слове, от крошечного стола до узкой походной кровати. Единственной крепкой вещью был стул с низкой спинкой, достойный стоять на кухне какого-нибудь захудалого фермера. Но она научилась обходиться самым малым. Не всякий нуждающийся в правосудии, обращавшийся к ней, мог себе позволить жить во дворце. Даже самая обыкновенная деревня заслужила право на правосудие. Поэтому ей доводилось спать и в амбарах и в бедных лачугах.
Сознательно она надела свое самое лучшее платье для верховой езды, из тех, что были при ней – простое серое платье из шелка было хорошо скроено – и высокие сапоги до колена, а затем принялась расчесывать свои темно русые волосы старенькой расческой из кости, когда-то принадлежавшей ее матери. Ее отражение было слегка искажено. По утрам это вызывало некоторое раздражение.
Кто-то поскребся в створку палатки, и следом раздался благожелательный мужской голос с мурандийским акцентом: «Завтрак, моя Айз Седай, если вам будет угодно». Она опустила расческу и открыла себя к Источнику.
Она не стала нанимать прислугу, и частенько ей казалось, что еду приносил кто-нибудь новый, но она припомнила этого седеющего мужчину с намертво прилипшей к устам улыбкой, который с ее разрешения внес поднос с едой, накрытый белой тканью.
«Пожалуйста, оставьте все на столе, Эвин», – сказала она, отпустив саидар, чем заслужила широкую улыбку и глубокий поклон над подносом, и еще один на выходе. Слишком многие Сестры забывали о небольших знаках внимания тем, кто находился ниже их по положению. Эти крохи значительно облегчали жизнь, смазывая колеса повседневности.
Без энтузиазма покосившись на поднос, она вернулась к расчесыванию, превратившемуся в своеобразный ритуал, исполняемый дважды в день, процесс которого она находила умиротворяющим. Но сегодня вместо того чтобы наслаждаться ощущениями движения расчески сквозь волосы, она заставила себя закончить все сто проходов прежде, чем отложить расческу на умывальник рядом с ободком и зеркальцем из того же набора. Когда-нибудь она сможет поучить терпению даже горы, а пока после Салидара она становилась все сильнее и сильнее. А после Муранди и вовсе стала несносной. Она сама воспитала в себе эту черту характера также, как пересилила себя и пошла в Белую Башню, даже против воли своей матери, и, снова пересилив себя, смогла пройти все обучение. Она была упорной девочкой, постоянно стремясь к большему. Башня научила ее, что, научившись справляться с собой, можно добиться многого. Она гордилась своими достижениями.
Однако, какое бы у нее ни было самообладание, оттягивать завтрак из тушеного чернослива с хлебом оказалось также трудно, как и завершить ритуал расчесывания. Сливы оказались пересушены, а возможно были слишком старыми для готовки. Они превратились в почти однородную массу, и она была уверена, что проглотила несколько подозрительных черных пятнышек, украшавших хлеб. Она постаралась внушить себе, что что-то хрустевшее между зубов, было ржаным или ячменным семечком. Ей не привыкать есть хлеб в перемешку с долгоносиками, но это доставляет мало удовольствия. У чая тоже был странный привкус, словно он уже начинал портиться.
Когда она наконец положила льняную ткань назад на поднос, она едва удержалась от вздоха. Сколько еще осталось времени, пока в лагере не останется ничего съедобного? Интересно, в Тар Валоне творится тоже самое? Похоже, что так. Темный прикасается к Миру, и эта мысль столь же мерзкая как поле из острых камней. Но победа грядет. Она отказывалась верить в иную возможность. Юному ал’Тору предстоит много работы, очень много, но он сумеет… нет – должен, справиться! Как-нибудь, но должен. Однако, Дракон Возрожденный вне ее компетенции. Все, что ей остается, это наблюдать со стороны, как разворачиваются события. А ей никогда не нравилось сидеть в сторонке и смотреть, как действуют другие.
Однако, все эти горькие размышления бесполезны. Настало время действовать. Она встала так быстро, что опрокинулся стул, но она не стала его поднимать, оставив лежать на покрывавшем землю холсте.
Просунув голову в отверстие она увидела Тервэйла, сидящем на табурете на тротуаре. Откинув темный плащ, он склонился над вложенным в ножны мечом, который был зажат между ног. Солнце уже вышло из-за горизонта, показав две трети золотистого диска, однако собравшиеся с противоположной стороны темные тучи, сосредотачивающиеся вокруг Горы Дракона, предвещали скорый снегопад. Или, возможно, дождь. После прошлой ночи на солнце уже ощущалось тепло. Все равно, с долей удачи, скоро она окажется в теплом помещении.
Тервэйл качнул головой, показав, что заметил ее, но не сдвинулся с места, что могло показаться обычным наблюдением за каждым прохожим. Вокруг не было ни души, кроме рабочих в грубых куртках из шерсти, которые несли на плечах корзины, и столь же просто одетых мужчин и женщин, правивших гремевшими на перепаханной колесами дороге телегами, гружеными дровами, углем и бочками с водой. По крайней мере, это могло показаться обычным для кого-то, кто не обладал связывающими с ним узами Стража. Ее Тервэйл был на взводе, как наложенная на тетиву стрела. Он изучал только мужчин, и следил глазами только за теми, кого не знал лично. После убийства двух Сестер и Стража от рук мужчины с помощью мужской половины Источника – вряд ли это могло оказаться совпадением, и поблизости мог оказаться второй – все вокруг наполнились подозрительностью к мужчинам. Все, кто были в курсе, по крайней мере. О таких новостях едва ли станут кричать на каждом углу.
Она понятия не имела, как он может распознать убийцу, пока тот не станет размахивать флагом, но она не станет ругать его или умолять его вернуться к своим обязанностям. Прямой как хлыст, с мощным носом и с широким шрамом на скуле, полученным вместо нее. Когда она нашла его, он был еще в сущности мальчишка, но уже тогда прославился как один из лучших фехтовальщиков ее родного Тарабона, и с тех пор ничуть не стал хуже. И, по меньшей мере, раз двадцать спасал ей жизнь. Несколько раз от бандитов и налетчиков, слишком тупых, чтобы признать в ней Айз Седай. Юриспруденция может быть опасным делом, когда та или иная сторона впадают в отчаяние от того, что правосудие оборачивается против них, и часто он видел опасность прежде, чем она являлась во всей красе.
«Оседлай для меня Снежного зяблика и захвати свою лошадь», – сказала она ему. – «Мы отправляемся немного прогуляться».
Тервэйл приподнял одну бровь, немного повернув в ее сторону голову, затем прицепил ножны к поясу справа и быстрым шагом направился по деревянному настилу к коновязям. Он никогда не задавал ненужных вопросов. Возможно, она была куда сильнее взволнована, чем пыталась себя убедить.
Вернувшись внутрь она бережно завернула зеркальце шелковым шарфом с вытканным черно-белым лабиринтом тайренского узора и запихнула его вместе с расческой и ободком в один из двух широких карманов, нашитых на прекрасном сером плаще. Ее аккуратно сложенная шаль и маленькая коробочка с искусной резьбой отправились в другой. В ней хранились те немногие драгоценности, которые остались ей от матери и еще несколько, доставшихся от бабушки. Она редко носила драгоценности, кроме кольца Великого Змея, но она всегда брала с собой в дорогу коробочку, зеркало, расческу и ободок – напоминание о женщинах, которых когда-то любила и кем гордилась, и всегда помнила о том, чему они ее научили. Ее бабушка, известный адвокат в Танчико, привила ей любовь к хитросплетениям законодательства, а мать показала, что всегда можно стать еще лучше. Адвокаты редко обретали богатство, и хотя Колларис жила вовсе не бедно, однако ее дочь Аэлдрин, несмотря на материнское неодобрение, стала купчихой и, ухватив удачу за хвост, сколотила приличный капитал на торговле краской. Да, всегда можно стать еще лучше, если ты определишь тот самый миг судьбы, как к примеру поступила она сама, узнав, что Элайда свергла Суан Санчей. И конечно, с тех пор дела не продвинулись дальше того, что она предвидела. Так всегда бывает. Поэтому мудрые женщины имеют про запас другие варианты.
Она думала подождать возвращения Тервэйла внутри – не мог же он оседлать и привести пару лошадей уже через пару минут – но теперь, когда пришло время действовать, от ее терпения не осталось и следа. Поправив плащ на плечах, она затушила напоследок лампу. Снаружи ей пришлось заставить себя стоять на месте, а не прохаживаться взад-вперед по грубым доскам настила. Подобное поведение привлекло бы внимание, и возможно какая-нибудь Сестра решила бы, что она боится оставаться в одиночестве. Если быть до конца честной, она действительно боялась. Немного. Если вас может убить кто-то невидимый, неизвестно с какой стороны, то опасаться – разумно. Но ей не хотелось чтобы кто-нибудь набивался ей в компанию. Она натянула поглубже капюшон в знак того, что желает уединения, и поглубже закуталась в плащ.
Серый кот, худющий и с драным ухом, принялся тереться об ее ноги. В лагере было полно котов и кошек, похоже, что они собирались отовсюду, где только собирались несколько Айз Седай, теперь они стали совсем ручные, как домашние, хотя раньше были совсем дикие. Через пару мгновений не получив законного почесывания за ушком, кот удалился исполненный достоинства словно какой-нибудь король, в поисках кого-нибудь более приветливого. У него был богатый выбор.
Всего несколько мгновений назад на улице не было ни души, кроме слуг и возниц, и вот уже лагерь кипит от жизни. По дорожкам понеслись на уроки группки, так называемые «семьи», одетых в белое послушниц. Уроки проводили в любой свободной и просторной палатке, которую можно было для этого приспособить, и даже под открытым небом. Пробегая мимо нее, они прекращали свой девичий щебет, и делали достойные реверансы. Все происходящее не переставало ее поражать. И возмущать. Большая часть этих «деток» была средних лет и старше, а кое-кто выделялся сединой и имел внуков! Но все равно они вели себя точно так же, как сотни лет до них вели себя девчушки тоже приходившие в Башню, которых она повидала на своем веку. И их так много. Это походило на бесконечный потоп, заливающий улицу. Сколько же упустила Башня, сконцентрировавшись на отборе девушек родившихся с искрой или тех, кто уже начинал направлять, робко нащупывая собственный путь, оставив остальным самостоятельно искать свой путь в Тар Валон на свой страх и риск? Сколько из них она потеряла, настаивая на пороге в восемнадцать лет для начала обучения дисциплинам? Всего лишь одно ничтожное изменение из всего, что она когда-либо видела – ведь закон и традиции управляли жизнью Айз Седай и являлись основой стабильности – и еще несколько изменений вроде этих «семей» Послушниц, что уже попахивало радикализмом, если продолжиться в том же духе, но сколько при этом Башня потеряла?
Сестры тоже скользили по дорожкам, как обычно парами и тройками, и как обычно в сопровождении своих Стражей. Поток Послушниц обтекал их, расплескиваясь рябью реверансов, взглядов и поворотами голов, которые Сестры даже не замечали. Лишь немногие из Сестер проходили не окруженные сиянием Силы. Беонин чуть не прищелкнула языком от раздражения. Послушницы были в курсе, что Анайя и Кайрен погибли, так как никто и не подумал скрывать погребальные костры, однако информация о том, как погибли Сестры, могла их испугать. Даже новички, записанные в Книгу Послушниц в Муранди, уже носили белое достаточно долго, чтобы понять, что Сестры, удерживающие саидар во время прогулки, явление экстраординарное. В конечном счете, даже это может их испугать. Вряд ли убийца нанесет удар прямо на улице при свидетелях, где полно Сестер.
Пять Сестер верхом на лошадях медленно проехали в восточном направлении, и ни одна, на ее взгляд, не была окружена светом саидар. За каждой следовал небольшой эскорт, в основном это были секретарь, служанка или слуга, если нужно нести или поднимать что-нибудь тяжелое, и несколько Стражей. На всех были плащи с капюшонами, но для нее не составило труда определить, кто есть кто. Вэрилин была из ее собственной Серой Айя. Она была высокой как мужчина, а вот Такима, из Коричневой, была совсем малютка. Саройя всегда носила яркие плащи с белой вышивкой – наверняка ей пришлось воспользоваться саидар, чтобы сохранять ее такой яркой и нарядной. А пара Стражей хвостиком следующих за Файзелле отмечали ее в любой толпе как и ярко-зеленый плащ. Поэтому последняя женщина, с головы до ног закутанная в темно-серый плащ, скорее всего Магла из Желтой Айя. Что они собираются искать, когда доберутся до Дарейна? Определенно не переговорщиков из Белой Башни. Только не теперь. Возможно, они решили, что должны идти до конца в любом случае. Люди часто продолжают двигаться дальше, даже когда цель их пути потеряна. Но в случае с Айз Седай такое случается редко.
«Не похоже, что они все заодно, не так ли, Беонин? Можно подумать, что они просто решили поддержать компанию, так как все равно собирались ехать в одном направлении».
Кто сказал, что капюшон может предоставить хотя бы немного уединения? К счастью, она натренировалась сдерживать вздохи и все такое, что могло вырваться против желания. Пара Сестер, что остановилась подле нее, были одного роста, хрупкого телосложения, темноволосые и кареглазые. На этом сходство заканчивалось. По узкому лицу Ашманайллы с торчащим носом редко когда вообще можно было прочитать какие-либо эмоции. Ее шелковое платье с серебристыми вставками словно только что вышло из под иглы какой-то тайренки, и такой же серебристый орнамент украшал ее отороченный мехом плащ с капюшоном. На темном шерстяном платье Фаэдрин было полно складок, не говоря про пятна, ее плащ без украшений и меха нуждался в штопке, и она часто хмурилась, как впрочем и сейчас. Если бы не эта привычка, ее можно было бы назвать симпатичной. Странная вышла парочка из этих подруг – грязнуля Коричневая и Серая, которая внимательно следит как за собой, так и за всем, что ее окружает.
Беонин покосилась на уезжающих Восседающих. И в самом деле, складывалось впечатление, что они случайно встретились по пути. Еще один повод для расстройства, раз она сама не сумела обратить на это внимание. «Возможно», – сказала она, разворачиваясь навстречу незваным гостям, – «они обдумывают последствия прошлой ночи. Так, Ашманайлла?» Какими бы незваными не были гости, необходимо соблюдать любезность.