Гермиона вышла из ванной и остановилась в дверях гостиной, чтобы посмотреть, как Северус читает у потрескивающего камина. Он развалился на чиппендейловском диване, вытянув свои длинные ноги по всей длине сиденья. Тёплый свет вспыхивал и трепетал на его желтоватой коже, и, хотя волосы мужчины достаточно сильно отражали мерцающие отблески, чёрный сюртук и брюки поглощали его, словно затмение, позволяя им танцевать лишь на его серьёзном нахмуренном лице.
Он поднял бледную руку и рассеянно облизал палец, прежде чем перевернуть подсвеченную страницу своей старинной книги. Её соски напряглись под шёлковым пеньюаром, она улыбнулась и прислонилась к дверному косяку, терпеливо ожидая следующего перелистывания, чтобы увидеть, как этот язык снова оближет палец. Ей редко удавалось увидеть его в действии, так как обычно он рылся в её самых потаённых уголках, что мешало как следует его разглядеть. «Даже с зеркалом», — подумала Гермиона, но затем взглянула на их кровать и добавила: «Даже с двумя зеркалами… и самым извращённым Омутом памяти на свете».
Она провела пальцем по своему правому соску, и её глубины затрепетали в ответ. Северус, казалось, был полностью поглощён своей книгой. Её ласки остались незамеченными. Годы преподавания приучили его абстрагироваться от всех возможных форм отвлечения внимания. Он мог читать в Большом зале, полном галдящих детей и скрежета столовых приборов. От этого шума Гермионе хотелось оторвать себе уши, но Северус без труда отключался.
От его сосредоточенности захватывало дух. Особенно когда она была направлена на неё.
Его язык снова высунулся, лизнув подушечку указательного пальца. Он плавно перевернул страницу и продолжил читать. Улыбка Гермионы стала шире. Через месяц будет их одиннадцатая годовщина, и у неё уже была запланирована целая ночь «празднования». Она считала дни, как ребёнок перед Рождеством. Одиннадцать лет — стальная свадьба. Традиционным подарком считалось что-нибудь стальное. «Для меня — это его стальной член», — хихикнув, подумала она. Гермиона надеялась, что он сможет ходить, когда она с ним закончит.
Всякий раз, как только кто-нибудь спрашивал, в чём заключается секрет их счастливого брака, Гермиона улыбалась и говорила что-нибудь милое, вроде «умение идти на компромисс». Но она знала настоящий ответ.
Пуговицы!
Ряды великолепных пуговиц!
Её глаза скользнули вниз по его груди, с вожделением лаская взглядом каждую круглую пуговичку. Когда она была его студенткой, этот сюртук был синонимом запугивания. Теперь он был предметом её самых захватывающих фантазий!
Сколько раз она раздевала его, не торопясь, просовывая каждую потёртую пуговицу в жёсткую петельку только для того, чтобы обнажить ярко-белую рубашку, отделанную ещё одним блестящим рядом пуговиц? А потом появлялись его восхитительные рукава! Когда приходило время поиграть в девиантную старосту или непослушную гриффиндорку, Снейп читал ей нотации, расстёгивая каждую манжету с подчёркнутой неторопливостью. Её трусики промокали насквозь ещё до того, как он укладывал её к себе на колени, а клитор реагировал на каждое ловкое движение, как будто его пальцы скользили по её влажным складкам, а не чёрным пуговицам. Так дразняще…
И его брюки — о боже мой! В первый раз, когда она расстёгивала его ширинку, ей показалось, что у неё случится гипервентиляция лёгких. Она даже не знала, что кто-то всё ещё носит такие… затруднительные вещи. С молниями было намного проще, ими было легче манипулировать в муках страсти. Но вскоре она поняла, что возбуждать его и наблюдать, как эти пуговицы изо всех сил стараются сдержать его толстую колонну, было одним из величайших удовольствий в её жизни. Одно только расстёгивание этих самых пуговиц, чтобы освободить член, могло довести её до оргазма. Когда каждая из них открывалась, её киска вздрагивала от сладкого предвкушения. Это было всё равно что каждый раз открывать долгожданный подарок. «Дорогой, у тебя есть что-нибудь для меня? Как заботливо! Интересно, что бы это могло быть? Пуговица… Пуговица… Пуговица… Ой! Это же твой член! Как раз то, что мне нужно!!! Как ты узнал?»
Все эти пуговицы требовали времени. Северус любил не торопиться. Ему нравились точность, сосредоточенность и наблюдение за тем, как она впадает во всё большее отчаяние, что только играло ему на руку.
Пришло время для её собственных коварных манипуляций.
Гермиона на цыпочках подошла к нему, осторожно ступая по ковру, чтобы её босые ноги не касались холодного каменного пола. Даже когда она остановилась рядом с ним, он не поднял на неё глаз. Он прекрасно знал о её присутствии, но чтение для них обоих было священным. Они никогда не прерывали друг друга на середине хорошей книги.
Не без веской причины.
Она поочередно провела пальцами по своим плечам, приподнимая тонкие бретельки ночной рубашки и спуская их на плечи. По-змеиному изогнувшись всем телом, она позволила облегающей шёлковой сорочке скользнуть вниз по бокам, обнажая грудь. Она высвободила руки и прижала их к груди. Округлая плоть была тёплой в её сложенных чашечками ладонях. Её соски заострились на открытом воздухе, и она задела один набухающий кончик большим пальцем, просто чтобы снова почувствовать возбуждение.
Его глаза скользнули в сторону и поймали её взгляд. Одна чёрная бровь заинтересованно изогнулась.
Мило улыбаясь, Гермиона вильнула бёдрами, чтобы её ночная рубашка с мягким шелестом соскользнула на пол. Теперь она полностью завладела его вниманием. Морщины на его лице разгладились, когда он приподнял бровь в радостном удивлении. «Мой слизеринский сластолюбец».
Не глядя в книгу, Северус просунул потёртую красную ленту между страницами, чтобы отметить читаемое место. Его глаза не отрывались от её тела, когда он вслепую положил том на край стола позади себя. Гермиона провела руками по своей фигуре, привлекая его взгляд к бёдрам и, в конечном итоге, треугольнику каштановых волос.
Он хрипло застонал, и его длинные пальцы метнулись к горлу, чтобы ослабить воротничок рубашки. Гермиона остановила его руку. Это были её пуговицы.
Перекинув через него ногу, она оседлала его бёдра, прижимаясь киской к его упругой выпуклости. Это тоже было её. Она наклонилась и коснулась его губ своими. Её язык заплясал по его губам, и те тут же приоткрылись, приглашая её войти и попробовать. «М-м-м… шоколадный пудинг». Десерт этого вечера, ставший ещё более изысканным, когда смешался с теплом его рта.
Они опустились ниже, диван укачивал их, словно ситцевый любовник. Гермиона прижалась к мужчине, чьи руки сомкнулись вокруг неё шерстяным коконом. Грубая ткань сюртука заставила её поёжиться. После него она всегда чувствовала себя так, словно её отпилинговал чрезмерно усердный косметолог.
Оторвавшись от его губ, она поцеловала его в ухо, предварительно убрав носом гладкие тёмные волосы со своего пути, и лизнула мочку. Северус хмыкнул и схватил её за задницу, а «лежачий полицейский» в его штанах увеличивался с каждой минутой. Возможно, позже она попытается нарушить правила дорожного движения, но пока Гермиона намеревалась добраться туда, куда направлялась, старомодным способом.
«Как в 1850-х годах. Эти викторианцы, должно быть, были теми ещё извращенцами. Иначе зачем бы они создали такую сексуальную одежду?»
Положив руку ему на грудь, она выпрямилась. Его дыхание стало неровным; хорошая тренировка для его великолепного носа. Она улыбнулась ему сверху вниз и подвинулась вперёд так, чтобы оседлать его талию, отчего на его лице промелькнуло замешательство. Обычно к этому времени она уже рвала на нём одежду, отчаянно желая прижаться своей истёртой плотью к его коже.
Но это испортило бы все её планы.
Опустив подбородок, она бросила на него лукавый взгляд и, удерживая его внимание, привстала. Гермиона поставила одну вытянутую ногу на пол, а другую согнула в колене. Его губы растянулись в дрожащей улыбке любопытства.
Подавшись вперёд, она положила руки на спинку дивана, обхватив его голову с обеих сторон. Закружив бёдрами, девушка стала бесстыдно тереться своей влажной щелью о его сюртук. Её половые губы раскрылись, и одна потёртая пуговица зацепила клитор — пуговка к «пуговке». Медленно она начала раскачиваться, размазывая свою растущую жидкую похоть по его сюртуку, измеряя расстояние между пуговицами с точностью своей киски. Тихий звук удовольствия вырвался из её горла и сорвался с губ. Она подалась бёдрами вперёд и проехалась сразу по трём выступающим застёжкам.
Отделка сюртука оказалась даже лучше, чем она ожидала! Внутренняя поверхность её бёдер, скорее всего, будет натёрта, как сыр пармезан, но время сполировало его пуговицы до гладкости. Трения было как раз достаточно, чтобы стало по-настоящему интересно.
Гермиона откинулась назад, как будто сидела верхом на его члене, и каждая пуговица стимулировала её от входа до клитора. «Ещё… Ещё… Ещё… Пуговица… Пуговица… Пуговица…»
Открыв глаза, она обнаружила, что Северус пристально наблюдает за ней, его взгляд горел, словно чёрный костёр. Он задел её правый сосок одним пальцем, затем провёл по окружности ареолы. Её сосок почувствовал его присутствие и затвердел до острого пика, который он с силой зажал между указательным и большим пальцами, словно проверяя его на прочность. Возникшая в результате этого боль пронзила её тело и поселилась возбуждённой пульсацией в клиторе. Она застонала и быстрее задвигалась на нём. «Вперёд-назад… Пуговица… Пуговица… Пуговица…»
Его губы изогнулись в сексуальной усмешке, а кривые нижние зубы обнажились, когда он резко зашипел. Гермионе хотелось, чтобы его язык тоже наполировал её «пуговичку».
Её правая рука покинула крепкую спинку дивана, чтобы опуститься на его губы, она проследила контуры мужского рта кончиком указательного пальца. Боги, от одного вида его подёргивающихся губ она потекла ещё сильнее! Намёк на улыбку заиграл на лице Снейпа, ноздри раздулись. Ему это нравилось! Его член будет твёрдым, как кобальт, когда она расстегнёт эту ширинку. Он сильно ущипнул её за другой сосок, заставляя лихорадочно заскакать на нём галопом. Гермиона захныкала и вжалась своей промежностью в его сюртук. Она была на грани, балансируя между восхитительным прикосновением пуговиц и жжением на (натёртых о его шерстяные брюки) бёдрах.
Засунув палец ему в рот, она нащупала влажный жар языка. Их глаза встретились, и Северус схватил её за запястье, удерживая на месте. Его язык обвился вокруг её пальца, кружась и облизывая, усердно посасывая, пока он вводил и выводил его изо рта в самом похотливом темпе, который только можно было себе представить. Она добавила ещё один палец и вздрогнула, когда он проскользнул между ними языком, чтобы лизнуть чувствительную перепонку. Его язык мелькал в этой развилке, как непристойная змея, обнюхивающая своё окружение. Гермиона заскакала быстрее, причитая, когда удовольствие собралось внутри в тугой сладостный узел.
Они не прерывали зрительный контакт. Она прекрасно знала этот тёмный, полный желания взгляд, из-за которого её сердце замирало, чтобы забиться с удвоенной силой. Его проницательный взор всегда заставлял её живот скручиваться, а киску — предвкушающе пульсировать. Другие люди могли бы назвать его прожигающим, но она называла его прелюдией. Она знала, что, когда он так на неё смотрит, то собирается затрахать её до смерти.
«Ура!!!»
Внутри всё напряглось до предела. Она была готова. У неё отвисла челюсть, и она простонала его имя, выплескивая своё освобождение поверх его чопорного сюртука, который отныне будет известен как «ёбаный сюртук». В тот же момент Снейп глубоко засосал её пальцы в рот, и его извивающийся язык скользнул по их длине, почти облизывая её ладонь. Её влагалище сокращалось в такт каждой благословенной пуговице, скользя и потираясь о каждый бугорок.
Она тяжело дышала, медленно приходя в себя. Её бёдра замедлились до остановки, и она улыбнулась ему с удовлетворённым вздохом. Убрав пальцы от его рта, Гермиона наклонилась и прижалась губами к его губам. Северус зарычал и запустил пальцы в её волосы, притягивая ближе.
Откинувшись назад, она почувствовала толстый выступ его эрекции у себя между ног. Он подался вперёд, чтобы прижать свой скрытый тканью член к ложбинке между её раздвинутых бёдер. Гермиона приветствовала его, мурлыкая от удовольствия, когда он начал медленно толкаться в неё снизу.
Она стала расстёгивать его сюртук одной рукой. Две верхние пуговицы уже были расстёгнуты с ужина. Осталось ещё десять дразнящих порталов к экстазу. Затем его рукава. Затем рубашка… манжеты… брюки. Она любила приберегать лучшее напоследок!
Её руки медленно скользнули вниз по его груди, всё шире открывая проблеск белой рубашки с каждым движением пальцев. Он практически трахал её рот своим языком, пока она расправлялась с пуговицами. Гермиона пересчитывала их в уме.
«Один… два… три… четыре… пять». Её рука скользнула внутрь, чтобы нащупать мышцы грудной клетки. Его сердце бешено колотилось. Должно быть, ему так же, как и ей, нравилось, как она развлекалась с его сюртуком.
«Шесть… семь… восемь… девять… десять». Она распахнула полы сюртука и провела руками по накрахмаленной рубашке. Каждая перламутровая пуговица радужно сверкала в ответ. С ними она решила повременить. Сначала нужно было освободить его руки.
Схватив мужчину за руку, она откинулась назад, чтобы посмотреть на его рукав. Начав с запястья, Гермиона принялась расстёгивать первый тёмный ряд.
«Один… два… три… четыре… пять… шесть… семь… восемь. Жадная киска добавки просит!»
Теперь другая рука. Северус зарычал, когда она начала снова, и сделал такой сильный выпад бёдрами, что она подпрыгнула вверх от его толчка. Гермиона взвизгнула и ухмыльнулась. Она ни за что не позволит его перевозбуждённому члену сорвать её великое раздевание! «Если ему так нравится растягивать удовольствие, пусть подождёт».
Другая его рука была освобождена с пикантной неторопливостью, девушка благоговейно расстёгивала манжеты, держа обе его руки так, чтобы она могла их видеть.
Когда она положила ладони ему на грудь, он застонал и схватил её за бёдра, втискиваясь в неё снизу. Его член был твёрд как скала; она чувствовала, как он почти прорывается сквозь шерсть ширинки. Осознание того, что её ждёт, заставляло киску извергать целые пинты скользких выделений.
Гермиона наклонилась и уткнулась носиком в его крючковатый нос, губы Снейпа коснулись её, как лёгкий ветерок. Она ответила нежным покусыванием, когда начала расстёгивать его рубашку. Она не могла не ласкать его голую грудь, обнажая каждый новый дюйм. Несколько раз ущипнув его соски, она погладила редкие волосы на груди, чтобы успокоить его растущее возбуждение.
На самом деле это не сработало. К тому времени, когда она выдернула его рубашку из брюк, он пыхтел и рычал, как медведь в брачный сезон. Она впилась губами ему в шею, расстёгивая ремень. У него был привкус солёной кожи и сексуального жара. Поставив несколько красных любовных засосов вдоль яремной вены, она убедилась, что у него останется достаточно напоминаний об их близости. Она знала, что на следующий день он будет мысленно перебирать воспоминания во время занятий и проверять следы при каждой свободной минуте. А во время обеда, несомненно, будет быстрый секс в кладовке, чтобы отплатить ей тем же.
Гермиона расстегнула верхнюю пуговицу на ширинке, затем сделала небольшой крюк, очерчивая контуры его выпуклости. Северус нетерпеливо хмыкнул, когда член дёрнулся под её рукой. «Мистер Самоконтроль теряет терпение?» Над следующей пуговицей пришлось поработать. Его эрекция боролась с её попытками в своём отчаянном стремлении освободиться.
Справившись с последними двумя, Гермиона села и уставилась на его пах. Она почти ожидала увидеть лучи сияющего света, вылетающие из его расстёгнутой ширинки, как при втором пришествии. Вместо этого она увидела эрегированное мужское достоинство, выступающее из раздвинутого материала и натягивающее боксеры. Она схватила его через поношенные чёрные трусы и сжала в знак приветствия.
Северус громко зарычал, внезапно схватил её за плечи и прижал спиной к спинке дивана. Он раздражённо сорвал с себя сюртук с рубашкой и бросил их кучей на пол. Гермиона улыбнулась и раздвинула ноги. Он выглядел невменяемым: его волосы были растрёпаны, а дыхание прерывистым. Сбросив брюки, он быстро опустил её бедра ниже, так что она сползла по сиденью. «О, хорошо — он собирается хорошенько меня оттрахать. Пуговичный разврат работает в обоих направлениях».
Обхватив рукой свой мясистый ствол, Северус несколько раз провёл по нему ладонью и расположил у её киски. Быстрое неровное дыхание Гермионы совпадало с его собственным, ускоренным нетерпеливым возбуждением. Бархатная тёплая головка скользнула по её складкам, распространяя смазку по толстому члену. Она прикусила губу.
«Это я только что так громко хныкала?»
Конечно, она. Так было всегда.
Его налитая головка коснулась её шелковистого входа, и он вошёл в неё. От первого проникновения у неё всегда перехватывало дыхание — такие восхитительные ощущения было не передать словами. Северус остановился на полпути и отстранился только для того, чтобы через несколько секунд нырнуть обратно, заставив её киску издать пошлый хлюпающий звук. Он тоже это услышал. Его плотоядная ухмылка заставила её покраснеть и рассмеяться.
Он сделал это снова. Его блестящий от соков член на мгновение подпрыгнул в открытом воздухе, а затем нырнул обратно в её глубины, продвигаясь так далеко, как только мог. Гермиона ахнула и хлопнула руками по его плечам. Ей захотелось, чтобы он остался там и просто кружил вокруг шейки матки до тех пор, пока она не кончит.
Он действительно остался, но только на минуту.
Как только она расслабилась, он ускорился. Его толщина идеально растягивала её скользкие стенки, а вены и смещающаяся крайняя плоть дразнили набухшее отверстие. Нависая над ней, он поцеловал её разгорячённый лоб, скользя в ней и выходя из неё, как хорошо смазанный поршень.
Его движения были мастерскими, и через несколько минут она уже выстанывала его имя, умоляя позволить ей кончить. Умоляя о большем. Умоляя затрахать её к чёртовой матери! Он пробормотал в ответ несколько уклончивых звуков, но продолжал вдалбливаться в её киску в заданном ритме.
Её влагалищу было наплевать, какой темп его устраивал; оно взорвалось как ракета, стоило ему «погладить» её клитор по «головке». Гермиона выгнулась под ним и закричала, когда удовольствие пронзило её сущность. Оргазм ошеломил её до потери дыхания, сокращения охватили весь малый таз. Она умирала и возрождалась с каждым блаженным спазмом.
Северус продолжал трахать её, как будто ничего не произошло. Лишь лёгкая озорная улыбка говорила о его триумфе. Он знал, что у него в запасе есть кое-что ещё…
Когда он начал уставать и покрылся испариной, то решил дать ей тот бешеный трах, о котором она просила. Его ритмичные стоны становились всё громче, согревая её ухо с каждым выдохом, в ответ она вцепилась в его руки в надежде оставить на нём ещё парочку отметин. Неровные красные царапины заживут, и он сможет наслаждаться воспоминаниями ближайшую пару недель.
Его бёдра зашлёпали резко и быстро. Их скорость и свирепость усиливались с каждым её отчаянным всхлипом. Гермиона прошипела его имя. Её киска сходила с ума. Наблюдая за серьёзной сосредоточенностью на его лице, она безумно заводилась и обильнее смазывала его член своими соками. Его напряжённые мускулы, танцующие под кожей, заставили её жаждать его вкуса. По его яростному сосредоточению она могла сказать только одно: он не кончит ей в рот. Но она могла бы облизать его член, как только они закончат, и почувствовать вкус любви и секса — сочетание, которое всегда заставляло её пускать слюни.
Он опустил голову и закрыл глаза, положив руки на подлокотник дивана для опоры. Гермиона застонала, когда удовольствие, пробежавшее по её телу, достигло предела. Любой ничего не подозревающий подслушивающий мог бы принять сочные звуки её киски, хлюпающей по всей его длине, за бушующие стремнины. Северус приоткрыл глаза, чтобы ухмыльнуться ей. Она бы рассмеялась, если бы была способна на что-то, кроме бессмысленных стонов. Она могла видеть саркастические насмешки, уже сформировавшиеся в его голове. Несомненно, весь следующий день будет наполнен комментариями о повышении уровня влажности и запахе, пропитавшем его подземелья.
Тогда она просто похлопает его по ширинке и предложит ему заткнуть плотину, если он так беспокоится о возможном подтоплении.
Гермиона легонько провела ногтями по его груди, затем поймала пальцами коричневый сосок точно так же, как он сделал с ней раньше. Его тело задрожало от возбуждения, и он стал врываться в неё ещё сильнее. Когтистые ножки дивана жалобно заскребли по полу, не выдержав такого натиска.
Северус упёрся ногой в пол и продолжил атаку тазом. Диван протестовал, тупо перемещаясь на полдюйма с каждым толчком. Гермиона схватилась одной рукой за спинку дивана, а другой — за мужское плечо. Безопаснее всего было укрепить позиции в разгар сейсмоопасного события такого масштаба. От усилий на его лбу сверкали бисеринки пота, искрящиеся в свете камина. Гермиона уставилась в его чёрные глаза, загипнотизированная мерцающим блеском, отражавшимся в их глубине.
В конце концов диван врезался в кофейный столик, который, громко задребезжав, отлетел в сторону. Явно оскорблённый продолжающимся беспределом, столик «спрятался» за креслом, где Гермиона найдёт его утром и должна будет вернуть на место с помощью взятки в виде мебельного лака. Северус, мало заботясь о ханжестве своей мебели, продолжал трахать девушку до полусмерти, даже не вздрогнув.
Лицо Гермионы исказилось от мучительного удовольствия. После многих лет тренировок её киска реагировала на него с преувеличенным энтузиазмом. От одного его взгляда с её трусиков капало. Всё её тело ассоциировало Северуса с сексом. Мозг, глаза, язык, губы, зубы, шея, голос, грудь, сердце, руки, кисти, живот, член, яйца, задница, бёдра, икры и ступни — каждый дюйм его тела был синонимом оргазма. Даже его запах поднимал ей настроение. Может быть, именно поэтому он продолжал баррикадироваться пуговицами — чтобы хоть немного остудить её пыл. Но его план пошёл наперекосяк. Она просто добавила его одежду в свой список возбуждающих фетишей. Если бы он не был так искусен, доводя её до оргазма за оргазмом, возможно, её тело не охватывал бы жар каждый раз, когда она о нём думала. Её ненасытное сексуальное влечение было его виной!
Он всегда брал вину на себя с самоуверенной коварной улыбкой.
Выкрикнув его имя в последний раз, Гермиона кончила, выгнувшись дугой и вонзив ногти в гладкую обивку дивана.
Один долгий стон сорвался с его губ, когда её мышцы сжались вокруг него. Его узкие бёдра задвигались в бешеном темпе и замерли. Выкрикнутое ею имя подчеркнуло его финальный раскатистый рык, как выразительный восклицательный знак. Ей нравилась трансцендентность*, которая озаряла его лицо с каждым оргазмом. На следующий день во время уроков она будет снова и снова мысленно прокручивать его кульминацию, чтобы, в свою очередь, отчаянно ждать их следующей встречи. Замкнутый круг секса.
Северус уставился на неё, тяжело дыша от изнеможения. Гермиона подняла руки и потянула его вниз. Он обмяк в её объятиях и зарылся лицом в её волосы. Его сердце неистово колотилось у её груди.
«Скоро он будет готов ко сну. Он может даже отказаться от моей «оральной ванны». Ничего страшного. Утром перед завтраком мы как всегда вместе примем душ. А потом я буду развлекаться сама с собой, наблюдая, как он одевается. Застёгивающиеся пуговицы почти так же хороши, как и расстёгивающиеся. Возможно, мне даже придётся помочь ему с рукавами.
И ширинкой. В одиночку он ни за что не сможет затолкать туда этого «зверя». Только после того, как я с ним закончу».
Гермиона поцеловала его в шею и улыбнулась. «А потом, может быть, мне придётся заглянуть к нему во время четвёртого урока и поговорить с ним в кладовке, чтобы заново воспроизвести… некоторые основные моменты.
Да, определённо. К чёрту перерыв на чай! Пуговичный разврат — это именно то, что мне нужно!»
Продолжение следует...
Комментарий к Часть 1
Трансцендентность - (от лат. transcendens «переступающий, превосходящий, выходящий за пределы») — то, что принципиально недоступно опытному познанию, выходит за пределы чувственного опыта.
КОНЕЦ