— Я хочу остаться здесь. Без тебя я плохо сплю, — призналась Джулия.
— И я плохо сплю без тебя. Как хорошо, что это у нас общее. — Габриель поцеловал ее и осторожно повел руку к ее ягодицам. — Теперь ты убедилась, что мое внимание к тебе ничуть не ослабело? — Он снова поцеловал ей шею. — Прости, что тогда поставил тебе отметину.
— Не надо просить прощения, Габриель. Мне… нравится твоя отметина. И я с удовольствием вспоминаю, как она появилась.
— Мне нужно быть внимательнее.
— Ты и так очень внимателен, — вздохнула Джулия.
— Тогда, дорогая, перевернись на живот.
Джулия не сразу, но легла на живот и повернула голову, чтобы видеть Габриеля и показать, что она полностью доверяет ему.
Габриель встал на колени и осторожно откинул ей волосы:
— Расслабься. Почувствуй, какая ты красивая.
Осторожно, обеими руками, Габриель стал массировать ей шею, плечи, спину, исследуя каждый дюйм ее тела с головы до кончиков пальцев. Особое внимание он уделил массажу каждой стопы.
Джулия тихо стонала.
— Помнишь, как ты осталась со мной после того жуткого семинара?
Она кивнула, закусив губу.
— Тогда ты относилась ко мне с большим недоверием. У тебя были для этого все основания. Но уже тогда я решил, что я… Словом, любовь моя, со мной ты всегда будешь в безопасности. Обещаю.
Закончив массаж руками, Габриель повторил все это губами. Вряд ли тот, кто от нее устал или кому она надоела, стал бы столько возиться с нею. Когда он вытянулся и лег рядом, Джулия обняла его и страстно поцеловала.
— Спасибо тебе, Габриель, — только и могла сказать она.
Теперь она понимала, что поторопилась отдаться ему телом. Вначале нужно обнажить душу. Она вдруг почувствовала: момент настал. Сейчас. Ее душа устала хранить секреты. Его секреты.
|
|
Габриель и так многое ей рассказал о себе. Почему она должна таиться? Пусть ей будет больно рассказывать, но еще больнее оставлять это внутри.
— Мы с ним встретились на вечеринке. Я тогда была первокурсницей… — Джулия откашлялась и перешла на шепот. — Он учился в Пенсильванском университете. Я слышала о его отце, но заинтересовалась его сыном не поэтому. Мне он понравился, потому что был веселым, остроумным и мы неплохо проводили время вместе. Меня очень удивило, когда в мое первое студенческое Рождество он без всякого приглашения приехал в Селинсгроув. Он знал, что мне нравятся итальянские вещи, и поэтому привез в подарок ярко-красный итальянский мотороллер «Веспа». Он даже название придумал — «Джулия красная». — (Габриель удивленно поднял брови.) — Естественно; это ты пробудил во мне любовь ко всему итальянскому. Но тогда я уже не надеялась снова тебя увидеть. Я решила, что ты меня забыл. Сколько можно жить воспоминаниями? Я понравилась его родителям. И они приглашали нас в Вашингтон или на различные политические мероприятия в Филадельфии. Несколько месяцев мы встречались с ним как друзья. Но потом он сказал, что хочет от меня большего. Я согласилась. С того момента наши отношения изменились. Везде и во всем он хотел и требовал большего.
Даже в ночном сумраке было видно, как вспыхнули щеки Джулии. Габриелю показалось, что у нее поднялась температура. Он стал осторожно гладить ей плечи.
— Потом он заявил: раз он мой парень, я не должна отказывать ему в сексуальной близости. Когда я сказала, что не готова, он обозвал меня фригидной. Он думал задеть мое самолюбие, а получилось наоборот. Не стану тебе врать: свою девственность я тогда сберегала не для тебя. Просто не хотела, чтобы меня принуждали к сексу. Наверное, это слишком похоже на детские капризы.
|
|
— Нет, Джулианна, это не детские капризы, а неотъемлемое право каждой женщины решать, с кем она хочет или не хочет спать.
Джулия слабо улыбнулась:
— Чем сильнее он на меня давил, тем больше я старалась ублажить его другими способами. Он вел себя так, будто имел все права на меня. Он запретил мне встречаться с Рейчел. Думаю, он не мог ей простить, что она невзлюбила его с первого раза. Я старалась его не злить и всячески избегала ссор. А его прежняя любезность почти исчезла. — Она замолчала, обдумывая, как строить дальнейший рассказ.
— Он тебя бил? — спросил Габриель, заставляя себя говорить спокойно.
— Не совсем.
— Джулианна, это не ответ. Он тебя бил?
Она почувствовала: Габриеля уже трясет от злости. Врать ему она не хотела, но не знала, какие слова услышит от него, когда Габриель узнает о дальнейшем. Тщательно подбирая каждое слово, она сказала:
— Раза два он меня сильно толкнул. Натали, моей соседке по комнате в общежитии, даже пришлось оттаскивать его от меня.
— В юридической практике это называется покушением на насилие. — (Джулия отвела глаза.) — Но об этом мы поговорим потом. Не сейчас.
— Знаешь, его слова были больнее и противнее любых его действий, — продолжила Джулия, грустно рассмеявшись. — Правда, он относился ко мне лучше, чем моя мать. Но бывали моменты, когда я сама хотела, чтобы он меня ударил. Тогда бы наши отношения разом прекратились. А постоянно выслушивать его монологи о моей фригидности и женской никчемности… — Она вздрогнула. — Если бы он меня ударил, я могла бы пожаловаться отцу, показать след от удара. Тогда отец поверил бы.
|
|
Услышанного Габриелю было уже достаточно, чтобы возненавидеть и Саймона, и ее отца. И хотя Габриель сдерживал свой гнев, Джулия чувствовала, как все у него внутри кипит от злости.
— Рядом с ним я постоянно ощущала свою… неполноценность. И он все время поддерживал во мне это ощущение. Поскольку я отказывалась с ним спать, он требовал… других удовольствий. Их я тоже не умела доставить так, как ему хотелось бы. Он злился, говорил, что, скорее всего, я и в постели окажусь «никудышной подстилкой». — Джулия вновь нервно засмеялась. — Я не хотела тебе об этом рассказывать, но сегодня решила: ты должен знать обо мне все. Видишь, какой у меня «букет» сексуальных недостатков? И фригидность, и неумение удовлетворить мужчину другими способами.
Габриель, не подумав, выпустил такую обойму ругательств, что у многих любителей брани волосы встали бы дыбом.
Джулия замерла, только кончик ее носа слегка подрагивал, как у мыши. Или как у крольчихи.
— Джулианна, посмотри на меня. — Габриель дотронулся до ее щеки и осторожно повернул ее лицо так, чтобы их глаза встретились. — Все, что он тебе говорил, — гнусная ложь. Уж здесь ты можешь мне верить. Он лишь хотел манипулировать тобой. — Габриель потерся носом о ее подбородок. — Я хочу, и очень хочу, тебя. И как вообще можно тебя не хотеть? Красивая, теплая, умная. Это еще не все. У тебя прекрасная душа, склонная прощать до бесконечности. Ты не догадываешься, как благотворно действует на меня твое влияние. Я становлюсь добрее и отзывчивее. А когда у нас начнется интимная близость, я стану еще добрее и еще отзывчивее. — Он прокашлялся. — Тогда мне откроется твоя сексуальная многогранность. Пока я вижу только некоторые твои грани, но знаю: их намного больше. Ты и не могла с ним раскрыться, поскольку не чувствовала себя в безопасности. Он и не представлял, какая тигрица живет внутри тебя. Ты была совершенно права, не желая раскрываться перед ним. У нас с тобой все по-другому. Вспомни вчерашнюю ночь, вечер в музее. Да что далеко ходить? Вспомни, какой ты была совсем недавно, на этой постели? Я видел твою страсть и чувствовал ее. Ты обворожительная и манящая. Такова правда о тебе, Джулианна. Будешь спорить?
Джулия с искренним восхищением смотрела на него.
— Ты говорила мне, что веришь в искупление, — продолжал Габриель. — Так докажи это. Прости себе все, что вызывает у тебя стыд, и позволь себе быть счастливой. Этого, Джулианна, мне хочется больше всего. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
Она улыбнулась и поцеловала его, наслаждаясь и его ласками, и его словами. И все-таки Джулия решила рассказать свою историю до конца. И самая тяжелая часть была впереди.
— Мне хотелось участвовать в программе международного студенческого обмена. Но он не хотел меня отпускать. Тогда я тайком, за его спиной, собрала все необходимые документы и подала заявку. Ее удовлетворили, но до начала лета я ничего ему не говорила. А потом поставила перед фактом. Он был взбешен, но это меня не остановило. Я уехала. Однако пока я была в Италии, он стал мне писать прекрасные электронные письма. Присылал фотографии. Писал, что любит меня. — Она нервно сглотнула. — Мне никто никогда не говорил о любви… — Джулия перевела дыхание. — Я не поехала домой на Рождество и задержалась в Италии почти на все лето, так как у меня появилась возможность прослушать дополнительные курсы и попутешествовать. Когда в конце августа я вернулась, Рейчел повела меня по магазинам покупать подарки по случаю возвращения. Грейс дала ей денег, и они обе решили, что надо купить мне красивое платье и туфли от Прада. — Джулия снова покраснела. — Кстати, ты видел эти туфли. Я их надевала на наше первое сви… я хотела сказать, когда ты впервые повез меня в стейкхаус.
— Ты правильно сказала, Джулианна, — улыбнулся Габриель, гладя ее по щеке. — Это было твое первое свидание. И я так думаю, хотя тогда был настоящим придурком.
Джулия шумно втянула в себя воздух:
— Он вдруг задумал с размахом отпраздновать мой день рождения. Рейчел уговаривала меня приехать к ней и там спокойно подготовиться. Мы с ним должны были встретиться в ресторане отеля «Риц-Карлтон». В суматохе сборов я забыла свой фотоаппарат. Пришлось возвращаться за ним в общежитие. — Джулию затрясло, будто у нее вдруг начался приступ лихорадки.
— Ты можешь остановиться, — произнес Габриель, крепко ее обнимая. — Я и так уже многое услышал.
— Нет. — Ее голос дрожал, но она продолжила: — Мне необходимо кому-нибудь рассказать об этом. Даже Рейчел всего не знает… — Пару минут Джулия молчала, тяжело вдыхая и выдыхая воздух, затем наконец решилась: — Я открыла дверь. В комнате горела лишь настольная лампа. Музыкальный центр Натали был включен. «Найн инч нейлз» исполняли «Closer»… Сдуру я решила, что Натали ушла и забыла выключить музыку. Я уже сделала шаг к музыкальному центру, когда увидела их. — Джулия замерла и стала похожа на статую.
Габриель терпеливо ждал.
— Саймон трахался с Натали. В моей кровати. Я была так потрясена, что не могла даже пошевелиться. Сначала я подумала: нет, это не он. Потом подумала: нет, это не она. Но это были они. И… — Ее голос превратился в шепот. — С Натали мы дружили со старших классов. В общежитии вместе жили с первого курса… Должно быть, у меня был вид законченной идиотки. Он посмотрел на меня, засмеялся и сказал, что они с Натали трахаются со второго курса. Я стояла, слушала и не понимала, о чем он говорит. Потом Натали, голая, поднялась, подошла ко мне и предложила присоединиться к ним.
Джулия торопливо закрыла рот, но было уже поздно. Страшные слова она произнесла. Произнесла их вслух. Вся боль и весь ужас того вечера снова нахлынули на нее. Она прильнула щекой к груди Габриеля, но не заплакала.
Габриель крепко обнимал Джулию, прижимаясь губами к макушке ее головы. «Если представится возможность, я его убью».
Он благодарил судьбу, что не узнал об этом раньше, иначе точно убил бы Саймона. «Чертов трахатель ангелов. Он собирался трахать мою Джулианну, как животное. А практиковался на ее подружке».
Они оба долго молчали. Джулия пыталась побороть стыд, а Габриель обуздывал свои кровожадные мысли относительно Саймона. Когда Габриель почувствовал, что ее сердце забилось ровнее, он стал шептать ей, как будет о ней заботиться и оберегать. Стал говорить, что Бог хранил ее для него. А затем тихо спросил, не будет ли она против, если он кое-что ей расскажет.
Джулия кивнула.
— Джулия, мне очень жаль, что тебе пришлось пережить подобное. — Габриель потряс головой. — Мне очень жаль, что ты не выросла в доме, где мужчина и женщина не только делят постель, но и любят друг друга. Мне посчастливилось расти в таком доме. Ты помнишь, как Ричард и Грейс относились друг к другу. Объятия, поцелуи в щечку — ты это и сама видела. Добродушные шутки, смех. Я не слышал, чтобы Ричард когда-нибудь повысил на нее голос или был груб с ней. Они были идеальной парой. Детям странно задумываться о сексуальной жизни родителей. Но думаю, что и в сексе они тоже были счастливы и эта сторона жизни была у них очень страстной. Однажды Ричард дал мне хороший урок, объяснив разницу между доступной женщиной и любимой женщиной. Он повел меня в кабинет, достал молитвенник и прочитал брачную клятву, которую он приносил Грейс во время их венчания. «Этим кольцом я соединяюсь с тобою, телом своим я поклоняюсь тебе и обещаю делить с тобой все мирское имущество мое».
— Прекрасные слова. Я их уже слышала…
— У нас с Ричардом тогда был очень долгий и не скажу чтобы приятный для меня разговор. Ричард сказал мне, что брачная клятва не просто красивые слова, которые произносят, отдавая дань традиции. Этой клятвой муж обещает любить жену, а не использовать ее как предмет для удовлетворения своих сексуальных потребностей. И знаешь, что поразило меня сильнее всего? Что сексуальный контакт — это ритуал поклонения мужчины женщине. Муж поклоняется жене своим телом, отдает себя ей и вместе с нею движется к экстазу. — Габриель кашлянул, прочищая горло. — То, что ты увидела в тот проклятый вечер, не было ритуалом поклонения. Боюсь, что и в детстве, когда ты жила в Сент-Луисе, ты видела нечто подобное между своей матерью и ее дружками. Сексуальный контакт — зрелище не для маленьких девочек. Видя такое, ты, наверное, думала, что все мужчины такие, как он: грубо требуют и берут. Ричард же всегда считал, что секс без любви — это всего лишь удовлетворение чисто телесных потребностей. И еще он говорил: в сексе без любви никогда не будет настоящего взаимоуважения и настоящей взаимоотдачи. — Габриель умолк, а затем прошептал Джулии на ушко: — Я в своей жизни слишком далеко ушел от принципов Ричарда, но мне всегда хотелось таких отношений с женщиной, какие были между Ричардом и Грейс. И когда я сказал, что хочу поклоняться тебе своим телом, то сказал сущую правду. Правду сердца. Я ничего не буду требовать от тебя. Я буду только отдавать тебе: и в постели, и вне ее.
Джулия молча улыбалась.
— У нас с тобой все будет с чистого листа, «…древнее прошло, теперь все новое».[35]
Джулия поцеловала его в губы и тихо прошептала слова благодарности. Услышанное от Габриеля успокоило и утешило ее. Его слова не могли унять боль и стереть воспоминания, но ей было радостно услышать, что Габриель никогда не попрекнет ее ошибками прошлого. Больше всего она боялась упреков и вопросов, почему она позволила такое гадкое, унизительное обращение с собой. Стыд и боязнь осуждения столько лет заставляли ее носить эту тайну в себе, не рассказывая никому.
— Теперь я представляю, какой был задницей, когда в «Лобби» предложил тебе потанцевать под «Найн инч нейлз». Ничего удивительного в том, что ты так расстроилась, когда я упомянул их песню «Closer». — (Джулия кивнула.) — Когда вернемся в Торонто, я уберу ту станцию из фиксированных настроек приемника. — Он снова прокашлялся. — Любовь моя, если не хочешь, не говори. Но меня очень интересует, что ты сказала о случившемся своему отцу. Похоже, мне придется перед ним извиниться. Я накричал на него в больнице. Бросил ему в лицо такие слова, которых не имел права говорить.
Джулия с любопытством посмотрела на Габриеля.
— Я сказал, что он, зная образ жизни твоей матери, не должен был отправлять тебя к ней. И еще сказал, что он всегда скверно выполнял свой отцовский долг и не оберегал тебя.
Джулия была не просто удивлена. Она была ошеломлена. Никто, включая Ричарда и Грейс, не осмеливался даже намекать Тому, что судьба дочери важнее пожарной команды.
— Ты не сердишься на меня? — изумился Габриель.
— За что? За твою защиту? Габриель, ты первый, кто решился сказать моему отцу правду в глаза.
Джулия взяла его руки в свои и стала целовать костяшки пальцев, пострадавшие в драке с Саймоном. Эти «боевые раны» были столь же дороги ей, как и его прекрасные, выразительные глаза.
— Я сказала отцу только то, что застала его с Натали. Еще я сказала, что больше не считаю ее своей подругой и не хочу жить с ней в одной комнате. Конечно, отцу это было не слишком приятно слышать. Он уже тогда находился в близких отношениях с матерью Натали. Но возражать он не стал.
— Как благородно с его стороны! — язвительно вставил Габриель.
— Несколько дней я провела в Селинсгроуве. Зализывала раны. Потом мы поехали с отцом в Филадельфию. Он сам забрал мои вещи из общежития и снял мне крошечную квартирку. Ты будешь смеяться, Габриель, но она была еще меньше той, в которой я живу сейчас.
— Я не буду смеяться.
— Если уж тебе не нравится мое жилище на Мэдисон-стрит, ту студию ты вообще возненавидел бы.
— Джулианна, я не ненавижу твою квартиру. Как я уже говорил, мне ненавистен сам факт, что ты вынуждена жить в таких условиях… А что было после твоего возвращения в университет?
— У меня началась жизнь затворницы. Он сблизился с Натали. Я очень боялась наткнуться на них и потому избегала всех мест, где могла их встретить. Я почти не гуляла. Ходила в университет на нужные мне лекции, а в остальное время сидела дома. Готовилась к аспирантуре, занималась итальянским языком… Вот такой была моя жизнь.
— Рейчел говорила примерно то же.
— Я настолько струсила, что перестала видеться с Рейчел. Даже на звонки не отвечала. Я не хотела общаться ни с кем. Помню, Грейс написала мне удивительное письмо, а я ей даже не ответила. Только послала открытку на Рождество. У меня не хватало смелости приехать и рассказать Грейс о своем унижении. И Рейчел узнала о случившемся не от меня, а от Натали. Но Рейчел не знает, что произошло на самом деле. И я не хочу, чтобы она узнала всю правду.
— Все, что ты мне рассказала, останется только между нами.
— Не хочу даже лучшей подруге признаваться, что была такой непроходимой дурой и позволяла ему помыкать мною. Я как будто не замечала, что у Натали с ним далеко не дружеские отношения. Представляешь, я даже пыталась себе внушить, будто все это случилось не со мной, а с кем-то другим.
Она бросила взгляд на Габриеля. Он по-прежнему смотрел на нее с искренней симпатией.
— Пожалуйста, больше не называй себя непроходимой дурой. Пусть стыдно будет им. В этой истории они вели себя как последние негодяи. — Габриель несколько раз поцеловал ее в лоб и зарылся лицом в ее волосы. — Дорогая, тебе не мешало бы поспать. Сегодня был слишком длинный день. Мы все хотим, чтобы ты поскорее поправилась.
— Скажи, твоих очень расстроило, когда они узнали, что мы вместе…
— Я им ничего не говорил. Они сами догадались. Думаю, в основном они это одобряют.
— Что значит «в основном»?
Габриель вздохнул:
— Ричард не возражает против наших отношений. Я тебе уже говорил о его консервативных взглядах на секс. Я ему клятвенно пообещал, что мы не будем этим заниматься под крышей его дома. Конечно, ему предпочтительнее, чтобы мы спали в разных комнатах. Но думаю, после случившегося он будет смотреть на это сквозь пальцы.
— А как же он терпит отношения Рейчел и Эрона?
— Ричард их тоже не одобряет, но его успокаивает лишь то, что они собираются пожениться. Что касается Рейчел, она всегда была на моей стороне. Вряд ли она будет возражать против моего выбора.
— А Скотт?
— Скотт всегда очень трепетно к тебе относился. Зная мою репутацию ловеласа…
— Ты не был ловеласом. Тебе просто было одиноко.
— Спасибо за столь великодушное объяснение, но мы оба знаем, что это не так.
Они замолчали. Джулия положила голову ему на грудь и водила по ней пальцем. Впервые она узнала, что о ней кто-то искренне заботится, и услышала, что ей хотят поклоняться. Впервые она не умом, а сердцем поняла: прошлое можно и нужно оставить позади. И впервые она поверила: у нее хватит на это сил.
Палец Джулии случайно коснулся татуированного дракона на груди Габриеля. И Габриель быстро отвел ее руку:
— Пожалуйста, не надо.
— Прости. Но что означают эти буквы? — Джулия почувствовала, как у Габриеля перехватило дыхание. — Я не собиралась заводить разговор об этом. Но мы сейчас делимся своими секретами. И я подумала…
Габриель, держа ее за запястье, начал тереть веки свободной рукой.
— Майя — это имя, — нехотя признался он.
— Ты ее любил?
— Да, я ее любил.
— Вы долго были вместе?
— Это были… совсем другие отношения.
Джулия крепко обняла его и закрыла глаза. Габриель еще долго не мог заснуть. Он лежал с открытыми глазами, разглядывая потолок своей бывшей комнаты.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Когда Джулия проснулась, в комнату из-под жалюзи пробивались лучики солнца. На краешке кровати сидел вполне одетый Габриель и смотрел на нее. Джулия сладко зевнула и потянулась.
— Доброе утро, дорогой, — улыбнулась она.
Габриель сразу же обнял ее:
— Я проснулся рано. Не хотел тебя будить. Ты так спокойно спала. — Подкрепив свои слова поцелуем, он направился к комоду за свитером.
Джулия перевернулась на живот и беззастенчиво поедала его глазами. Она любовалась не только широкими плечами, обтянутыми рубашкой, но и его задом в плотно облегающих черных джинсах.
«Чертовски красивая задница», — подумала Джулия.
— Ты что-то сказала? — спросил Габриель, оборачиваясь через плечо.
— Ничего.
— В самом деле ничего? — Он с трудом прятал улыбку. Потом подошел к ней, наклонился и прошептал: — По-моему, ты восхищалась моей задницей.
— Габриель!
Смутившись оттого, что он догадался, о чем она думает, Джулия легонько хлопнула Габриеля по руке, и они оба весело рассмеялись.
— Между прочим, твои мысли очень польстили моей заднице, — сказал он, обнимая ее за талию и усаживая себе на колени.
— Неужели?
— Представь себе. Скажу больше, задница просила передать, что ничуть не ревнует тебя ко мне и предлагает поближе познакомиться с нею… не сейчас. Во Флоренции.
Джулия вытянула шею и наклонила голову, ожидая поцелуя. Вскоре она была награждена сразу полудюжиной поцелуев.
— А теперь поговорим о более серьезных вещах.
Джулия сразу поняла, о чем он собирается говорить.
— Саймон арестован. Ему предъявлены обвинения сразу по нескольким статьям. Его отец направил в Селинсгроув семейного адвоката, чтобы попытаться вытащить сынка. Ходят слухи о возможной сделке между защитой и обвинением.
— А ты сам что о них думаешь?
— Пока не знаю. Одно ясно: сенатору важно, чтобы эта история не попала в газеты. Скотт позвонил прокурору, и тот заверил, что твое дело получило самый высокий уровень приоритетности. Скотт ему сказал, что все мы заинтересованы в тюремном сроке, а не в видимости наказания вроде домашнего ареста или программы психологической реабилитации. Но, учитывая связи Тэлботов, вероятность отправить Саймона за решетку невелика.
«Надо будет обязательно поблагодарить Скотта за заботу», — подумала Джулия.
— А чем все это грозит тебе?
Габриель расплылся в улыбке:
— Семейный адвокат Тэлботов попытался заявить, что выдвинет встречное обвинение. Спасибо брату: Скотт провел с ним короткую, но очень впечатляющую беседу. Сказал, что газетчикам и телевизионщикам будет крайне интересно выслушать мою версию случившегося и, разумеется, твою. И адвокат сразу заткнулся насчет обвинений. Ты же знаешь, каким занудой умеет быть Скотт.
Джулия облегченно вздохнула. Ей было невыносимо думать, что Габриель может пострадать. Еще тяжелее была мысль, что причиной случившегося явилась она.
— Надо сходить в душ и одеться.
Габриель с нежностью посмотрел на Джулию и провел пальцем по ее руке:
— Я бы с удовольствием составил тебе компанию, но, боюсь, такая вольность шокирует мою родню.
— Профессор Эмерсон; я не могу допустить, чтобы из-за меня пострадала ваша репутация. Особенно в глазах ваших родных.
— Вы совершенно правы, мисс Митчелл. Это явилось бы крайне шокирующим событием. Посему мы вместе с моей польщенной задницей на некоторое время отложим совместные омовения под душем. — Габриель наклонился к ней и повторил: — На некоторое время.
Джулия засмеялась и поковыляла в ванную. Вернувшись оттуда, она застала Габриеля, который бесцельно бродил по коридору.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, просто я решил удостовериться, что с тобой все в порядке. А где твои костыли? — покачав головой, спросил он.
— В моей комнате. Габриель, у меня все хорошо, — ответила Джулия и, прихрамывая, прошла в свою комнату.
Отыскав щетку для волос, Джулия довольно неуклюже попыталась расчесать свои длинные спутанные волосы.
— Позволь мне. — Габриель подошел и забрал у нее щетку.
— Ты собираешься расчесывать мне волосы?
— А почему нет? — Он усадил ее на стул, встал сзади и медленно повел пальцами по ее волосам, разделяя спутанные пряди.
Джулия закрыла глаза.
— Ну как? Нравится? — спросил он через пару минут.
Не открывая глаз, она кивнула.
Габриель усмехнулся. Боже, как легко сделать ей приятное. А ему отчаянно хотелось на каждом шагу делать ей приятное. Когда все пряди ее бесподобных волос были разделены, он очень осторожно стал расчесывать их щеткой. Прядку за прядкой.
Даже в самых смелых снах, видя себя рядом с Габриелем, Джулия не отваживалась вообразить его своим парикмахером. Но, чувствуя, с какой нежностью его длинные пальцы касаются ее волос, она замирала. Она даже боялась думать, какая лавина наслаждений ждет ее во Флоренции, когда им больше не нужно будет таить свои тела друг от друга. Тогда она сможет насладиться им целиком. «Обнаженным». Она быстро скрестила ноги.
— Никак я вас соблазняю, мисс Митчелл? — шепотом спросил Габриель.
— Нет.
— Тогда я плохо выполняю работу, за которую взялся, — усмехнулся Габриель и стал еще медленнее расчесывать ее волосы, потом поцеловал Джулию в ушко. — Но, по правде говоря, сейчас моя задача скромнее: заставить тебя улыбнуться.
— Почему ты так добр ко мне?
Его пальцы замерли.
— До чего же трудный вопрос ты задаешь человеку, который тебя любит.
— Габриель, я спрашиваю всерьез. Почему?
Он опять повел пальцами по ее волосам, теперь просто наслаждаясь их шелковистостью.
— А помнишь нашу первую встречу? Ты была добра ко мне, хотя от такого меня должна была бы бежать. Так почему ты удивляешься моей доброте? Ты получаешь лишь малую часть того, что заслужила.
Джулия решила больше не допытываться. Невзирая на все тяготы вчерашнего дня, она хорошо помнила, как в больнице призналась ему в любви. Но ответного признания не услышала.
«Мне достаточно и этого, — думала она. — Его поступки, его доброта, его защита. Более чем достаточно. Обойдусь и без слов».
Джулия любила его до боли в сердце. Она всегда любила его, и даже в самые мрачные дни эта любовь продолжала ей светить. Но ей очень хотелось услышать его признание.
Чтобы не напрягать больную лодыжку, Габриель на руках отнес Джулию в кухню. Есть ей не хотелось, но он все-таки уговорил ее выпить кофе и съесть несколько приготовленных Ричардом блинчиков. Они сидели и строили планы на вечер, когда в кухню вошел Ричард, неся трубку радиотелефона.
— Твой отец звонит, — шепотом сообщил Ричард, подавая Джулии трубку.
— Если не хочешь с ним говорить, не надо, — шепнул Габриель, прикрывая рукой микрофон. — Я сам могу поговорить.
— Когда-нибудь мы все равно должны серьезно поговорить, — сказала Джулия. С трубкой в руке она похромала в столовую.
— Ты не должен становиться между Джулией и ее отцом, — заметил Габриелю Ричард, когда они остались вдвоем.
— Между Джулией и ее никудышным отцом, — поправил его Габриель.
— Другого отца у нее нет. А она для него — свет в окошке.
Габриель почувствовал подступающее раздражение.
— Если он хочет заботиться о ней, то должен обеспечивать и ее безопасность.
Ричард подошел к нему и положил руку Габриелю на плечо:
— Никакие родители не застрахованы от ошибок. Иногда проще спрятать голову в песок, чем признать, что их ребенок в беде. Говорю это по собственному опыту.
Габриель поджал губы, но промолчал.
Минут через десять Джулия вернулась в кухню. Присутствие Ричарда не помешало Габриелю обнять ее и поцеловать в щеку.
— Ну как? Все нормально?
— Отец пригласил меня на обед, — скороговоркой ответила она.
Ричард почувствовал себя лишним и отправился в кабинет.
— А хочешь ли ты идти?
— Непринужденной беседы у нас с ним не будет, но я согласилась.
— Джулианна, не надо делать то, чего тебе не хочется. Давай я сам свожу тебя на обед.
Джулия покачала головой:
— Пойми, Габриель, он пытается загладить свою вину. Он мой отец. Я не могу лишить его шанса.
Ответ Джулии раздосадовал Габриеля, но он решил не спорить с нею.
Ровно в шесть вечера Том Митчелл появился на крыльце дома Кларков. Он был в костюме и при галстуке, который нервно теребил рукой. Он не привык носить костюмы, а тем более галстуки. Но ради Джулии…
Ричард провел его в гостиную и занимал разговорами, пока Джулия собиралась.
Сборы происходили в комнате Габриеля. Сам он лежал на кровати и смотрел, как Джулия красит губы, смотрясь в зеркальце пудреницы.
— Ты действительно хочешь ехать на этот обед?
— Я не хочу подводить отца. Для него встреча со мной много значит. И потом, сегодня Скотт, ты и Эрон отправляетесь в какой-то клуб. Рейчел уговорила Ричарда сходить на новый чикфлик. Получается, я была бы обречена сидеть одна.