На ее красивой женской шее сидела голова Кромвеля.
Талейран
Наполеон был очень суеверен. В начале апреля 1813 года, чувствуя, что судьба первый раз в жизни отвернулась от него, он испытал желание снова сблизиться с той, которая в течение четырнадцати лет была его «добрым ангелом».
Он отправился в Мальмезон, где его встретила охваченная волнением и вся светящаяся от радости Жозефина.
– Удача покинула меня в тот день, когда мы с тобой расстались, – сказал он ей. – Может быть, мне не следовало отвергать тебя…
Она грустно улыбнулась:
– Но у тебя теперь есть сын…
– Что‑то с ним будет? В тот момент, когда Мале распустил слух о моей смерти, о нем никто и не подумал… Его будущее так мрачно…
Жозефина никогда еще не видела Наполеона таким подавленным, таким пессимистом. Это ее глубоко тронуло. До такой степени, что она сделала ему невероятное предложение:
– Если ты и впрямь считаешь, что я была талисманом твоей жизни, – сказала она, – может быть, мне достаточно будет встретиться с императрицей Марией‑Луизой для того, чтобы передать ей мои «добрые способности»… Я тебе это уже как‑то предлагала. Мне так хотелось бы с ней познакомиться…
Наполеон знал, что она была допущена ко двору в качестве «гостьи», для того чтобы сблизиться с императрицей, высказать ей свое мнение и просветить советами. Но он отрицательно покачал головой:
– Луиза никогда на это не согласится. Она очень тебя ко мне ревнует.
Жозефина усмехнулась:
– Ревнует?
– Да. Она знает, как сильно я тебя любил и что продолжаю любить.
– Тогда позволь мне хотя бы разок увидеть короля Римского, всего только раз, и обнять его.
Она уже не в первый раз обращалась к нему с этой просьбой, но император, опасаясь гнева Марии‑Луизы, всегда отказывал ей в этом.
Видя, что он колеблется, Жозефина призналась ему в том, что уже познакомилась с другим его сыном, Александром Валевским.
– Время от времени я приглашаю сюда мадам Валевскую, которую ты тоже заставил так сильно страдать. Мы подружились с ней. Она привозит сюда маленького Александра, и мне доставляет большое удовольствие дарить ему игрушки и ласкать его…
И это было правдой. Иногда Жозефина принимала свою бывшую соперницу в компании своей дамы для чтения, госпожи Газзани. И тогда они втроем запросто заводили разговор о доброте их великого человека…
– Александр просто очарователен, – сказала она. – Но мне так хочется увидеть короля Римского, ребенка, которому суждено продолжить то дело, которое ты начал в то время, когда я еще была рядом с тобой…
Растроганный Наполеон дал свое согласие.
Они договорились о том, что встреча состоится как бы случайно, для того чтобы Мария‑Луиза, если она узнает об этом, не стала сильно сердиться.
Сделать это было очень просто. Юный принц ежедневно выезжал на прогулку в Булонский лес вместе со своей гувернанткой, госпожой де Монтескье (мамашей Киу). Достаточно было продлить маршрут этой прогулки до Багатели, где случайно оказалась бы Жозефина.
Свидание было назначено на послезавтра. В тот день Наполеон поехал верхом сопровождать сына. Он хотел непременно лично представить сына. Приехав в место давнего безумства графа д’Артуа, госпожа де Монтескье вывела ребенка из кареты и передала его императору. На свидании никто не должен был присутствовать.
В гостиной, теребя носовой платок, их ожидала Жозефина. Внезапно дверь открылась. На пороге появился бледный, как и она, Наполеон.
– Я привез вам короля Римского, – сказал он.
Затем он наклонился к сыну и добавил:
– Пойдите поцелуйте даму, которая испытывает к вам большую любовь.
Императрица протянула руки к маленькому принцу. Тот неуверенно направился к ней.
– До чего же он красив!
Когда он приблизился к ее креслу, она подняла его, усадила к себе на колени и покрыла поцелуями. Ребенок был весел и нежен. Он стал забавляться с украшениями Жозефины, подергал ее за серьги и наконец затих в ее объятиях.
Со слезами на глазах креолка несколько минут баюкала его, не произнося ни слова.
Затем Наполеон сказал:
– Поцелуйте Мадам в последний раз, сын мой. Мы должны уезжать. Нас ждет матушка Киу…
Маленький принц поцеловал Жозефину и подбежал к отцу. Тогда и император подошел к женщине, которую страстно любил, и обнял ее.
Спустя мгновение он закрыл за собой дверь гостиной, оставив ее в одиночестве.
Это была их последняя встреча…
Вернувшегося в Сен‑Клу Наполеона ждала новость, которая не доставила ему удовольствия. Его сестра Каролина Мюрат стала героиней скандала, над которым потешались все его поданные.
Эта пылкая молодая женщина уже заставила говорить о себе за несколько месяцев до этого, когда она взяла себе в любовники герцога де ла Вогиона, генерал‑полковника королевской гвардии Мюрата. Но на сей раз скандал имел оттенок буффонады…
Послушаем, как рассказывает об этом Жозеф Тюркан:
«Во время благосклонного отношения, следует сказать непродолжительного, к герцогу де ла Вогиону королева Неаполитанская приказала произвести в своем дворце кое‑какие работы по его переустройству. Причины, которые привела Мюрату для оправдания этого предусмотрительная женщина, были просты: она заявила, что, поскольку население Неаполя очень быстро меняет свои симпатии, хорошо было бы предпринять кое‑какие меры предосторожности на тот случай, если народ подымется, и для этого было бы нелишним обеспечить пути отступления из осажденного дворца в случае смертельной опасности. Поэтому она велела своему архитектору мсье Мазуа построить тайный коридор из своих апартаментов до большой галереи, в которой находились многочисленные выходы из дворца.
Этот потайной коридор должен был быть очень узким – с тем расчетом, что по нему мог бы пройти только один человек.
Когда мсье де ла Вогиона вызывали к королеве, он свободно проходил по этому коридору, поскольку был сухощав и гибок. Но когда позднее королева пожелала проводить с мсье Дором, военно‑морским министром, частные беседы на темы политики или на другие, менее абстрактные и менее поэтические темы, она указала ему на этот потайной коридор, для того чтобы он мог в любое время дня и ночи приходить по ее зову, не беспокоя швейцаров и слуг, которые всегда готовы были поточить лясы и высказать неумеренные замечания по поводу своих хозяев. И она дала ему ключ от двери, которая выходила в галерею.
И вот вечером того же дня у нее возникла необходимость или же просто желание поболтать с мсье Дором. Она послала передать ему это. Но назначенное ею время уже давно прошло, а мсье Дора все не было. Обеспокоенная его отсутствием, она решила сама пойти поискать его, взяла фонарь и вошла в потайной коридор. И вскоре нашла объяснение отсутствию мсье Дора в своих апартаментах: будучи гораздо толще мсье де ла Вогиона, для которого этот коридор и строился, военно‑морской министр застрял в узком проходе, словно корабль между скалами, не имея возможности двинуться ни взад, ни вперед»32.
Положение было самое что ни на есть смешное. Вооружившись ножницами, Каролина разрезала одежду любовника и наконец сумела освободить его. Полуголый, исцарапанный, продрогший, он дотащился с ее помощью до опочивальни, но там проявил себе пылким собеседником…
Однако королева Неаполитанская вскоре стала вести себя еще более дурно…
За несколько дней до начала боевых действий против Пруссии императорское семейство заканчивало обед в Сен‑Клу, когда появился секретарь, вручивший Наполеону рапорт, в котором указывалось, что Австрия была готова примкнуть к коалиции. Император повернулся к императрице и сказал ей:
– Ваш папаша – ganache33!
Мария‑Луиза не знала этого слова по‑французски. И на всякий случай улыбнулась. Но после обеда она обратилась к первому же попавшемуся ей придворному:
– Император сказал мне, что мой отец – ganache. Не могли бы вы объяснить мне, что это слово означает?
Придворный был в крайнем затруднении. Но в конце концов пробормотал:
– Ваше Величество этим словом называет людей мудрых, имеющих вес и дающих разумные советы…
А на другой день Мария‑Луиза председательствовала на Государственном совете.
Когда дискуссия приняла, по ее мнению, слишком оживленный характер, она обратилась к зевавшему по сторонам Камбасересу:
– Господин главный канцлер, решение по этому важному вопросу мы предоставляем принять вам. Вы будете нашим оракулом, поскольку я считаю вас первым ganache империи.
Оживление в зале было столь большим, что императрица, заподозрив что‑то нехорошее, взглянула в словарь. И узнала, что император думал о ее дорогом папочке. Это ей не очень понравилось…
15 апреля 1813 года Наполеон покинул Сен‑Клу и отправился в войска в Майнц. Для того чтобы противостоять этой шестой коалиции, образованной против него Англией, Россией, Пруссией, Швецией и Испанией, он заставил императрицу поставить под ружье двести тысячи подростков, которых звали «сынками Марии‑Луизы». С этими юными солдатами, большинство из которых и ружья‑то держать не умело, он смог разбить противника 2 мая при Лютцене и 20 мая при Баутцене, где был убит его лучший друг Дюрок.
Меттерних, считавший, что после отступления из России у Наполеона уже не было больше сил, совсем пал духом. И выступил посредником в заключении перемирия. Император под влиянием своего окружения, деморализованного на протяжении шести месяцев, сделал ошибку и согласился его подписать.
Эта передышка дала Австрии возможность закончить мобилизацию и приготовиться к вступлению в войну против Франции.
В июне позиция австрийцев начала серьезно беспокоить Наполеона. Однако же он не подавал виду и ничего не говорил об этом в письмах, которые почти ежедневно присылал Марии‑Луизе. 25 июня он написал ей (орфография сохранена):
«Друг мой, сегодня я совершил прогулку в двадцать лье по лесам в окрестностях Дрездена. Вернулся в 10 ч. вечера. Здоровье мое в отличном состоянии. Сегодня вечером в Дрезден прибыл Меттерних; посмотрим, что он скажет и чего хочет папаша Франц. Он продолжает увеличивать состав своей армии в Богемии; я укрепляю мою армию в Италии. Поцелуй за меня своего сына. Очень хочу снова тебя увидеть. Adio, mio bene 34.
Нап.»
На следующий день он принял Меттерниха и сказал ему:
– Итак, вы хотите воевать. Хорошо же. Повоюем. Я разбил прусскую армию под Баутценом. Теперь наступила ваша очередь. Назначаю вам свидание в Вене. Люди неисправимы. Они забывают историю, ее уроки. Я… пообещал ему, что буду поддерживать мир с ним до тех пор, пока я жив… Я женился на его дочери. Тогда я думал: «Ты делаешь ошибку». Ошибка сделана. Сегодня я об этом жалею…
Но вечером, по‑прежнему не желая беспокоить императрицу, он ограничился тем, что написал вот такое короткое письмо:
«Мой милый друг, я долго говорил с Меттернихом, разговор этот меня очень утомил. Но здоровье мое по‑прежнему в порядке. Я долго смеялся над тем, что ты сообщила мне по поводу ревности маленького короля.
Очень хочется его увидеть. Поцелуй его за меня трижды. Видела ли ты слона в Ботаническом саду? Adio, mio bene. Твой навеки.
Нап.»
В июле императору вдруг так захотелось увидеться с Марией‑Луизой, что он решил пригласить ее к себе в Майнц. И она прибыла туда 24 июля. Он немедленно затащил ее в постель и посреди сбитых простыней забыл на какое‑то время про все политические неурядицы.
В течение двух недель он наслаждался таким образом сладострастным телом императрицы, даже не подозревая того, что «папаша Франц» ловко использовал это его «забвение в любви»…
11 августа Австрия, нарушив перемирие, объявила Франции войну.
Наполеон, воздав Марии‑Луизе последние почести, отправил ее в Париж.
А через день после этого он потрепал войска коалиции под Дрезденом.
Но в последовавшие за этим дни его маршалы потерпели сокрушительные поражения, что заставило его двинуться на Лейпциг для того, чтобы избежать окружения.
Там с 16 по 19 октября 185 000 французов сражались против 333 000 солдат армии коалиции. На третий день саксонские полки, находившиеся в рядах Великой армии, перешли в самый разгар битвы на сторону врага и выступили против тех, кто совсем недавно были их собратьями по оружию. Это предательство вынудило Наполеона отдать приказ к отступлению.
Но его ожидала еще более вероломная измена, которой суждено было похоронить империю…
Спустя пять дней после катастрофы под Лейпцигом Наполеон принял в своей палатке Мюрата и описал ему малоутешительную обстановку, в которой находился. Впервые в жизни он казался на грани обескураженным.
Король Неаполитанский выслушал императора с большим вниманием. Затем он откланялся ему и, выполняя указания своей очаровательной супруги, направился к австриякам для того, чтобы его предать…
Каролина уже давно поддерживала отношения с Меттернихом – любовницей которого она была – ис графом Майером, бывшим до того послом Австрии в Неаполе.
После отступления Наполеона из России она сказала Мюрату:
– Империя обречена, скоро Наполеона разгромят. Что тогда будет с нами? Для того чтобы сохранить за нами Неаполитанское королевство, нам нужна поддержка Австрии. Только она сможет нам помочь… Мы должны вовремя вступить с ней в переговоры…
И добавила:
– Я говорю «вовремя», что значит не торопясь. Ибо от Наполеона можно ждать всяких неожиданностей…
И вот, решив, что настал этот самый подходящий момент, Мюрат отправился в лагерь к австрийцам. Его провели к генералу графу Майеру, приятелю Каролины, у которого он спросил, каковы будут австрийские условия.
– Они очень просты, – с улыбкой ответил Майер. – И Ее Королевское Величество о них уже знает. Вам достаточно будет просто присоединиться к коалиции… В благодарность за это император Австрии гарантирует вам, что вы сохраните ваши владения…
Мюрат согласился выставить своих солдат против войск принца Евгения и вернулся в лагерь французов, где, как воспитанный человек, он пожелал перед отъездом проститься с императором.
После чего он сел в свою карету и вернулся в Неаполь, из осторожности проехав через Швейцарию…
В Неаполе красавца Иоахима с радостью встретила Каролина.
Это очаровательное создание уже узнало от Меттерниха обо всех подробностях разговора мужа с генералом Майером.
– Мы спасены! – сказала она.
И для того чтобы отметить эту измену, которой суждено было ускорить падение брата, она организовала праздник.
11 января 1814 года Мюрат подписал договор о союзе с Австрией… В обмен на обещание «свободного и мирного правления всеми территориями, которыми он владеет в Италии», он брал на себя обязательства всеми своими силами бороться против Наполеона «и выставить для войск коалиции 30 000 солдат»…
Госпожа Рекамье, находившаяся проездом в Неаполе, в те дни нанесла визит монархам. И нашла их в состоянии, очень ее удивившем.
Каролина была бледна, ходила взад‑вперед по гостиной. Руки ее дрожали. Что же касается Мюрата, то волосы его были в беспорядке, глаза вылезли из орбит, нос и губы распухли, словно бы он только что плакал…
В момент подписания договора бедного короля охватили угрызения совести, а разгневанная королева только что обругала его. В присутствии госпожи Рекамье она продолжала.
– Во имя вас самого, во имя вашей славы, – кричала она, – оставайтесь здесь и не показывайтесь на люди в таком состоянии! Как вы можете предстать таким перед вашим народом!.. Король, который не умеет быть королем!.. Оставайтесь здесь!.. Я приказываю вам!..
Затем она вышла. И тогда Мюрат приблизился к госпоже Рекамье. Он был потрясен.
– Ах, мадам, как иногда бывают несчастны люди, сидящие на троне… Скажите же мне, что я должен сделать, направьте меня… О! Как плохо вы должны думать обо мне!..
– Успокойтесь, сир, – сказала она. – И расскажите, что с вами приключилось!
– Ах! Меня будут называть предателем, – ответил король Неаполитанский. – Меня назовут Мюратом‑изменником!..
Затем он распахнул окно, которое выходило на море.
– Смотрите!
И указал ей на английский флот, на всех парусах входящий в Неаполитанский залив.
– Я предатель!
Силы покинули его. Он рухнул в кресло, закрыл лицо руками и зарыдал, словно ребенок.
В этот момент в комнату вернулась Каролина. Увидев скрючившегося в кресле короля, она заставила его встать и сказала:
– Что сделано, то сделано; Теперь вы должны проявить мужество…
А затем горько добавила:
– Возможно, через пять‑шесть недель Наполеон будет в Италии!..
Мюрат снова рухнул в кресло.
– Ну же, встаньте! – сказала она. – Мы должны показаться нашему народу!
И она потащила его в карету.
Спустя два дня Мюрат, назначив Каролину регентшей, уехал из Неаполя и отправился воевать с армией принца Евгения, лишив тем самым Наполеона 80 000 солдат в тот момент, когда войска коалиции приближались к Парижу…
Узнав о предательстве короля Неаполитанского, император не поверил своим ушам. Он воскликнул:
– Мюрат!.. Нет, это невозможно!.. Нет. Причина этого предательства – в его жене… Да, это Каролина!.. Она полностью подчинила его себе!.. Он так ее любит!..
И снова любовь…
Глава 9
Нежное письмо Наполеона к Марии‑Луизе приводит к падению империи
Никогда ничего не пишите!
Марсель Пруст
Вечером 22 января 1814 года до Наполеона дошли очень тревожные сведения. Армии коалиции прошли через Туль и двигались на Барле‑Дюк. Для того чтобы поразмыслить над ситуацией, он отправился принять горячую ванну. Спустя полчаса, покрасневший, как рак, в домашнем халате, он приказал принести к нему карты. Затем покачал толовой и пошел к императрице.
– Папаша Франц поступает очень плохо, – сказал он. – Он движется со своими войсками на Париж. Ну, что вы на это скажете?
Мария‑Луиза опустила голову. Ее смущение тронуло императора, он обнял ее, поднял, отнес на кровать и незамедлительно и с обычным для него пылом доказал ей, что коварство Франца I ничуть не повлияло на те добрые чувства, которые он к ней питал.
Вся ночь была посвящена самому сладостному из франко‑австрийских союзов…
А наутро следующего дня император из донесений узнал о том, что австрийцы и русские подошли к Сен‑Дизье. Ситуация стала весьма драматической, и Наполеон решил, что будет полезно устроить небольшое представление. В десять часов утра он собрал всех маршалов и офицеров национальной гвардии в одной из гостиных дворца Тюильри. Затем явился туда с Марией‑Луизой и королем Римским и воскликнул тоном, вполне подходившим для театра:
– Господа! Часть территории Франции захвачена. Я собираюсь возглавить мою армию. Надеюсь, что с Божьей помощью и благодаря доблести моих войск мне удастся отбросить врага за пределы страны.
Затем, взяв одной рукой руку императрицы, а другой – руку сына, добавил:
– Доверяю вам все самое дорогое, что у меня есть на земле. Может случиться так, что во время задуманного мною маневра войск враг подступит под стены Парижа. Если это случится, помните о том, что через день‑два я спешно приду вам на выручку. Будьте в этом уверены и не верьте никаким слухам.
Глубоко взволнованные офицеры поклялись в том, что до смерти будут верны императору. Затем каждый из них приблизился к нему, чтобы его подбодрить.
Вечером гонец принес Наполеону известие о том, что казаки приближаются к Монтеро.
Новость эта его нисколько не обрадовала, он сохранял огорченное выражение лица до самого сна.
24 января, поняв, что дело принимает очень плохой оборот, Наполеон решил встать во главе войск. Но перед этим он заперся в своем кабинете и поспешно сжег все свои тайные документы. За час пламя съело компрометирующие письма, списки его агентов, проекты договоров…
Когда он со всем этим покончил, то позвал к себе брата Жозефа, которого до этого изгнали из Испании и которого он утром сделал генерал‑лейтенантом империи.
– Может случиться так, – сказала он брату, – что я не вернусь. Поручаю тебе позаботиться об императрице и о моем сыне.
Швырнув в огонь наброски какой‑то речи, он добавил:
– Если я сейчас смогу победить, никогда больше не буду воевать. Это такое ужасное дело… Я стану заниматься только делами моего народа.
Мысль неплохая, но несколько запоздалая…
Затем он отправился в покои императрицы.
– Милая Луиза, я немедленно выезжаю в Витри‑ле‑Франсуа для того, чтобы остановить врага. На сей раз мы будем биться за Францию.
Мария‑Луиза бросилась в его объятия. С глазами полными слез она прошептала:
– А когда ты вернешься?
Наполеон помолчал немного, а потом серьезным голосом ответил:
– Это, моя дорогая, знает только Господь Бог!
Затем он поцеловал короля Римского, прижал в последний раз к груди императрицу и стремительно вышел.
Больше увидеть их ему не было суждено…
Спустя некоторое время после прощания Наполеон покинул Тюильри. Вечером он был в Шалоне. 27 января он дал войскам коалиции бой при Сен‑Дизье. 29‑го он едва не погиб в стычке с казацким разъездом. 30‑го он был вынужден защищать Бриен, городок, в котором он некогда руководил во дворе военного училища битвой с применением снежков…
Несмотря на то что противник имел десятикратное превосходство, император в феврале сумел одержать победы у Монмирая, Шампобера, Шато‑Тьерри и Бошама. 20 февраля он дал битву при Монтеро. Именно там он узнал о предательстве Мюрата…
В марте с армией, которая уменьшалась, словно шагреневая кожа, он бился под Лаоном, под Реймсом, под Арси‑сюр‑Об.
Именно тогда он понял, что, если будет продолжать двигаться на юг, войска коалиции обойдут его и двинутся на Париж.
И он задумал маневр: направиться на север, чтобы преследовавший его противник двинулся вслед и удалился от столицы. Довольный тем, что придумал, как провести войска коалиции, он поспешил поделиться своим замыслом со своей дорогой Марией‑Луизой.
И написал ей вот это письмо, которому суждено было изменить всю его судьбу:
«Друг мой, все эти дни я провел в седле. 20‑го я был в Арси‑сюр‑Об. Неприятель напал там на меня в шесть часов вечера. В тот день я дал бой, в котором нашли смерть четыреста вражеских солдат. Я отбил у врага два орудия, но два и потерял, так что мы квиты. 21‑го армия противника вступила в бой для того, чтобы прикрыть продвижение своих обозов на Бриен и Бар‑сюр‑Об. Я принял решение перейти Марну и напасть на его коммуникации для того, чтобы отбросить его подальше от Парижа и Сен‑Дизъе. Прощай, моя милая, поцелуй моего сына.
Нап.»
И, даже не позаботившись о том, чтобы зашифровать это письмо, Наполеон вручил его нарочному…
Эту невообразимую неосторожность можно объяснить только любовью.
«В тот день, – пишет Жюль Бернар, – Наполеон поступил словно любящий муж, который хочет довериться любимой женщине. Перед тем как начать решительные действия, он испытал настоятельную потребность припасть к груди Марии‑Луизы и поделиться с ней своими планами. Эта неосторожность и погубила его»35.
И вот спустя несколько дней императрица пригласила в свою гостиную в Тюильри герцога де Ровиго:
– Есть ли у вас какие‑нибудь известия от императора?
– Нет, Ваше Величество.
– А вот у меня есть, и я вам сейчас их дам. Я получила их сегодня утром.
Министр полиции сделал удивленное лицо:
– Но никакой почты не поступало!
– Правильно, – сказала Мария‑Луиза. – Почты не было. Вы удивитесь еще больше, если я вам скажу, что маршал Блюхер прислал мне письмо от императора, которое он среди многих других обнаружил в почте, которую перехватили вместе с посыльным. Честно скажу, по размышлении меня очень обеспокоили последствия, которые может иметь этот случай. Император всегда шифрует письма, которые он мне пишет. Со времени его отъезда все его письма я получала зашифрованными, но вот это, единственное, не было зашифровано, и в нем он сообщает мне о своем плане. Именно оно и попало в руки неприятеля. В этом я вижу неизбежность, которая приводит меня в уныние.
Мария‑Луиза имела все основания для беспокойства. Письмо Наполеона было перехвачено неприятелем, переведено и прочитано Блюхером.
Прознав о тайных замыслах императора, военачальникам коалиции оставалось только изменить направление и двинуться на Париж, который теперь становился легкой добычей для них…
Так любовному письму суждено было привести к крушению империи…
Во время последних дней марта 1814 года, когда армии коалиции приближались к Парижу, Наполеон с напряженным лицом, на котором была написана боль, часто садился, прислонясь спиной к дереву. Обхватив голову руками, он по нескольку минут оставался, судя по всему, в состоянии глубокой печали.
Ворчуны глядели на него с состраданием, полагая, что его угнетает продвижение неприятеля. Вечерами они разговаривали об этом на бивуаках, восхищаясь тем, что их повелитель так близко к сердцу принимает боль своего народа.
Они, естественно, ошибались. Императора при остановках заставляла так страдать не столько складывавшаяся обстановка, сколько венерическая болезнь, которую он, к несчастью, подцепил до своего отъезда из Парижа36.
Несмотря на мучившую его болезнь, Наполеон, не ведая о том, что его план был раскрыт, силился увлечь за собой войска союзников. Он метался от Дулевана к Сен‑Дизье, от Сен‑Дизье к Витри, от Витри к Маролю…
Разумеется, безо всякого толку.
А в это время в Тюильри нарастала паника. Все укладывали вещи, жгли бумаги, паковали сокровища короны. Поскольку русский царь был уже в Бонди, а французские войска сражались в Роменвиле, в Сен‑Дени и у заставы Клиши.
Вечером 28 марта собрался Совет под председательством Марии‑Луизы с целью принять решение, следует ли регентше и королю Римскому уезжать из Парижа.
Первым взял слово военный министр Кларк. Очень встревоженный происходящими событиями, он высказался за немедленный переезд на Луару.
Его предложение вызвало протест остальных членов Совета, чье мнение выразил Талейран, заявивший, что отъезд Марии‑Луизы отдаст Париж в руки роялистов и развяжет коалиции руки для смены правящей династии.
Князь де Беневан был прав. Оставшись в столице и лично встретив своего отца, императрица очень затруднила бы восстановление Бурбонов. Ее положение регентши заставило бы коалицию вести переговоры с ней, как с представителем законной власти. Вне стен Парижа она стала бы всего‑навсего беглой государыней…
Кроме того, ее отъезд мог бы сильно разочаровать парижан, поскольку национальная гвардия поклялась императору защищать ее.
Встал государственный министр Буле де Ламерт:
– Ваше Величество, возьмите на руки короля Римского и покажите его народу. Проследуйте по улицам, по бульварам, посетите Городскую ратушу и дайте сигнал к героическим действиям. И тогда весь Париж возьмет в руки оружие и выступит против неприятеля…