– М–м, до чего же вкусно, пальчики оближешь! Теперь ты точно должна остаться, Рене. Это уже стало традицией. Мы играем в День всех святых, крещенский сочельник и частенько даже в День святого Георгия, чтобы отметить победу святого над драконом. Кроме того, – Мэри обворожительно улыбнулась, – тот, кто выхватит из бренди больше всех изюминок, в течение года встретит свою настоящую любовь.
– Я уже нашла свою настоящую любовь, – ответила Рене.
– Есть еще одна традиция, – прозвучал у нее над плечом до боли знакомый глубокий голос. – В одной из изюминок спрятана золотая пуговица. Тот, кому попадется «счастливая ягода», может потребовать от любого в этой комнате исполнить свое желание.
Рене оттолкнулась от стола и вскочила на ноги. Глаза ее испуганно расширились. Теперь у нее попросту не хватило бы мужества выйти из комнаты.
Мэри улыбнулась.
– Добрый вечер, сэр Майкл. Да, вы совершенно правы. В каждой чаше есть одна «счастливая ягода».
Едва она успела договорить, как лакей поднес тонкую свечу к чаше, поджигая бренди. В темноте язычки синеватого пламени заплясали над всеми чашами, вызывая странное ощущение нереальности происходящего. Гости запели:
Вот он вдет с пылающей чашей,
Похоже, он намерен собрать обильную жатву.
Огненный! Дракон!
Он многих ужалит своим синим язычком.
Огненный! Дракон!
Потому что он хватает всех, кто тянется
За его любимыми сливами.
Огненный! Дракон!
Собравшиеся захлопали в ладоши и потянулись к чашам. За столами раздались восторженные крики и визг: придворные, обжигаясь, выхватывали цукаты из горящего бренди и совали их в рот. Мэри куда–то упорхнула. Сэр Майкл остался торчать за спиной Рене. Когда же девушка попыталась улизнуть, он обнял ее левой рукой за талию и притянул к себе.
По телу Рене пробежала волна жара, и принцесса почувствовала, что у нее закружилась голова.
– Отпустите меня, – выдохнула она. – Или я закричу.
– Кричите, – легко согласился он, едва не касаясь губами завитка волос у нее на шее.
Рене открыла рот и положила на язык горящую изюминку. Негромко смеясь, Майкл проделал то же самое.
– Вы похожи на демона.
Стараясь проглотить ягоду до того, как та обожжет ей небо, Рене запрокинула голову и взглянула на его губы. Они светились потусторонним сумеречным сиянием, но клыков видно не было. Он закрыл рот, пожирая «огненного дракона». Чувственный соблазн игры не оставил девушку равнодушной. Синие глаза Майкла сверкали; твердая линия его подбородка и губы, находившиеся от нее в опасной близости, будоражили кровь и таили непреодолимое искушение. Но вдруг у Рене по спине пробежал холодок при воспоминании о залитых расплавленным серебром глазах и сверкающих белых клыках. Лед и пламень. Она боялась и хотела его одновременно; и странный и противоестественный союз этих желаний, поселившихся в одном теле, породил дьявольскую и пылкую страсть. Девушка беспокойно зашевелилась в его объятиях. Ей хотелось поскорее избавиться от его общества.
Майкл положил ладонь ей на живот, прижимая спиной к своей груди и не сводя взгляда с пылающей чаши. С быстротой молнии он окунул пальцы в огненный напиток и выхватил оттуда очередную изюминку. Раскусив ягоду ослепительно–белыми зубами, он с улыбкой продемонстрировал девушке золотую пуговицу.
Рене пришла в смятение. Всеведущие и всемогущие, вампиры пользовались заслуженной славой непревзойденных мошенников и обманщиков. Девушка заметила, как сэр Фрэнсис Брайан, столь же удачливый, сорвал поцелуй у хохочущей леди Перси.
– Я требую исполнить мое желание, – шепнул ей на ухо Майкл.
Дрожь сладостного предвкушения пробежала по телу девушки.
– Вам не удастся получить от меня поцелуй.
Майкл хрипло рассмеялся.
– Увы, из опасения лишиться удовольствия поцеловать вас в будущем я должен отклонить ваше… какое это по счету предложение, третье или четвертое? Ой! – Он охнул с деланным испугом, когда она больно ткнула его локтем под ребра. – Какие у вас острые шипы, моя славная роза, но они меня не устрашат. И поцелуем я тоже не удовлетворюсь, раз могу заполучить вас целиком. – Майкл уткнулся носом ей в шею и мягко вдохнул сладковатый аромат девушки. – Благоуханные лепестки, пышные бутоны. – Осмелев до крайности, он провел кончиками пальцев по линии ее губ и едва успел отдернуть руку, чтобы она не укусила ее. – И еще бесподобные шелковые бедра. – Он провел раскрытыми ладонями по плавным изгибам ее фигурки, отчего между ногу Рене стало горячо, а по коже пробежали экстатические мурашки, и она содрогнулась всем телом. – Такой драгоценный приз способен вдохновить меня на новые безумства и сделать мое копье разящим оружием.
– Фи! – Рене мгновенно ощетинилась, заслышав столь вольные речи. – Да вы развратник, сударь!
– Тише, леди, умерьте свой пыл. Неужели вы еще не научились различать, когда я шучу? – Голос его буквально сочился весельем. Майкл властно обхватил ее за талию уже обеими руками, еще сильнее прижимая к себе. – Приз, который я потребую, прост – разговор с глазу на глаз.
До сих пор вампир демонстрировал на удивление хорошие манеры, но теперь, похоже, солнечная погода переходила в бурю.
– Я отказываюсь.
– Не бойтесь меня, мартышка, – прошептал он в кудри, закрывающие ее ушко. – Я совершенно безвреден.
– Б–безвредны? – Не веря свои ушам, Рене повернулась и попыталась заглянуть вампиру в глаза, прикрытые тяжелыми веками, заподозрив, что он насмехается над ней.
– Я не заразен, Рене. Мы ведь с вами стали друзьями, помните? Я был вашим, – юноша печально улыбнулся, – bel ami[68]. Неужели вы не дадите мне шанс высказаться в свою защиту?
– Petit ami[69], – коротко бросила принцесса.
– А в чем заключается разница?
– Между этими понятиями такая же разница, как между днем и ночью.
– То, что вы видели, – это крест, который я должен нести совсем смирением. Можно ли мне узнать, чем я оскорбил вас? Я – тот, кто преклоняется перед вами, подобно верному рабу, с тех самых пор, как впервые увидел вас.
Да сохранят ее святые ангелы Господни! Ее разум и тело вступили между собой в страшную братоубийственную войну, в которой любви и плотской чувственности противостояли страх и предрассудки. «Они сильны и искусны в любви, но страсть их смертельна».
Но вдруг что–то заставило девушку поднять глаза. Она увидела окружающие предметы словно сквозь увеличительное стекло. У дальней стены комнаты, полускрытый языками синего пламени, стоял кардинал Уолси и смотрел на них. И в голове у принцессы родился дьявольский план.
Рене склонила голову к плечу и послала Майклу откровенно вызывающий взгляд.
– Или говорите, что вам нужно, или отпустите меня. Мы начинаем привлекать внимание.
Ее неожиданная уступчивость застала Майкла врасплох.
– Могу я предложить перейти в не столь людное место?
Рене накрыла ладонями сильные руки, удерживавшие ее, как в клетке.
– Я бы предпочла… не делать этого.
В голосе Майкла звенели обуревавшие его чувства.
– Вы когда–нибудь встречали человека, к которому испытывали непреодолимое влечение, кого хотели бы постоянно видеть рядом с собой и чьего расположения добивались бы более всего на свете?
Она отрицательно покачала головой, обезоруженная той волной жара, которая исходила от него, медленно обволакивая ее и концентрируясь в нижней части живота.
– А я встречал. Собственно говоря, встретил совсем недавно. Она – проницательная маленькая штучка, упрямая и своевольная до крайности, обладающая острым языком и любопытством, которое, как известно, сгубило кошку. – Он широко улыбнулся, увидев, как глаза девушки полыхнули яростным пламенем. – Я говорил, что у нее пылкий нрав, очаровательные колдовские глаза, острый ум, доброе и щедрое сердце?
Слова Майкла тронули девушку, несмотря на хаос, царивший у нее в душе.
– Продолжайте.
– Сегодня я сделал ошибку. Мой благородный лорд и покровитель учил меня скрывать свои недостатки, выставляя напоказ достоинства, но в мгновение слабости я позволил ей подсмотреть то, что вызвало у нее глубокое отвращение. Она видела мою кровоточащую рану, и она же видела мое исцеление. Она видела, как лицо мое исказилось болезнью.
– Какой болезнью? – Она видела его клыки. Она видела, как глаза его залило расплавленное серебро.
Он приблизил губы к ее уху.
– Английской лихорадкой. Я заболел ею еще до того, как приехал ко двору. Жидкость в стеклянном флаконе – ирландское снадобье, которое называется «драконья кровь». Оно отгоняет пагубные последствия.
Святая Дева Мария, в чем он старается уверить ее? И вдруг девушка сообразила: это же те самые басни, которые вампиры рассказывают неподготовленным смертным, которым не посчастливилось лицезреть их в подлинном обличье.
– Одно ее слово, и меня отправят на костер по обвинению в колдовстве. Сегодня утром она спасла мне жизнь. Но она до сих пор держит ее в своих руках. – Глядя ей в глаза, Майкл поднес ее ладонь к своим теплым губам. – И что она намерена делать?
Рене не растерялась и почти не раздумывала.
– Она не скажет никому ни слова. Ей можно довериться. Она сохранит вашу тайну.
– Она оттолкнет меня с презрением? Возненавидит?
– Нет.
– А сейчас я не вызываю у нее отвращения?
– Нет. – Он должен был казаться ей отвратительным, но она не могла найти в себе и следа подобных чувств. – Вы ей нравитесь.
– Я очень… рад слышать это. – Рене осторожно высвободилась из его объятий и повернулась к Майклу лицом. Она заметила, как к ним со спины подкрадываются Саффолк и Стэнли. – Что касается вашего производства в рыцари, то я очень рада этому и считаю, что вы заслужили подобную высокую честь. Вы намерены вскоре вернуться в Ирландию? – вежливо осведомилась девушка. Его ответ был очевиден.
– Думаю, что задержусь здесь еще на некоторое время.
– Вы… станете добиваться расположения кардинала? Я слышала, что он принял участие в вашем возвышении.
– Признаюсь, что поддержка его высокопреосвященства была бы очень кстати, но сначала я должен все тщательно обдумать.
«Чтобы заслужить его полное доверие, ты должна стать его любовницей», – подсказывала ей интуиция. Мысль привела Рене в ужас и восхитила; она была отталкивающей и привлекательной одновременно. Но она еще не готова! Девушка решила прибегнуть к испытанному средству собственному остроумию.
– Вы умеете побеждать, но еще не знаете, как воспользоваться плодами победы.
– Что вы хотите этим сказать?
Его приятели подошли к ним уже почти вплотную. Рене прошептала:
– Разыграйте козырную карту. Поднимитесь еще выше.
– Выражайтесь яснее, – взмолился Майкл. – Что именно я должен сделать, по–вашему?
– Кинжал герцога, – прошипела принцесса. – Добрый вечер, ваша светлость, лорд Стэнли. – И она присела в реверансе перед джентльменами.
– Милая леди, мы пришли спасти вас из когтей этого новоиспеченного бездельника.
– Откровенно говоря, он был шельмецом и до того, как его титуловали, – поправил герцога Стэнли и возложил свою тяжелую лапищу на плечо Майкла. – Ступайте прочь, сэр рыцарь! Пришло время уступить место другим, более достойным.
– Стыдитесь, сэр рыцарь, вы непозволительно долго злоупотребляли своим положением.
Рене очаровательно улыбнулась друзьям.
– Джентльмены, благодарю вас за героическое спасение. Однако и на мне лежит доля вины за то, что я лишила сэра рыцаря общества его друзей. Позвольте пожелать вам всем доброй ночи.
Еще совсем недавно девушка намеревалась отыскать своего телохранителя и укрыться в спасительном тепле кровати, но теперь она не спешила уходить – ей было интересно, что они скажут о ней. Разумеется, более всего Рене интересовало, как отзовется о ней Майкл.
– Боже, избавь меня от таких друзей, а от врагов я и сам избавлюсь! Леди как раз собиралась подарить мне поцелуй.
Рене презрительно фыркнула. Вампир чуял ее присутствие. Так что его слова явно предназначались для ее ушей.
– Вы бредите, сэр рыцарь. Она стремглав умчалась отсюда, вне себя от радости, что вы оставили ее в покое.
– Если она и сбежала, в чем я сомневаюсь, то ее отпугнуло ваше дыхание огненных драконов. Клянусь честью, вы напрасно лишили прекрасных дам своего общества, упустив возможность обрести на стоящую любовь.
– В ночь, когда вам пожаловали высокое звание рыцаря, грешно оставаться трезвым, – вмешался сэр Брайан. – Мы с Кэри намерены хорошенько повеселиться в «Рогатом олене», что находится в Харте[70]. Что вы на это скажете?
Рене потеряла интерес к дальнейшему разговору и удалилась. Мысли девушки путались. Решимость ее ослабела. В конце концов, Майкл оставался ее petit ami. Он ей очень нравился. «Разумеется, он нравится тебе, глупышка», – упрекнула она себя. Вампиры созданы для того, чтобы очаровывать. Но ей совершенно необязательно дрожать перед ним от страха. Рене хотелось лечь в постель, укрыться с головой одеялом и как следует выплакаться. Ей придется стать жестокой. У нее не было иного выхода.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
…чудовище со многими головами.
Квинт Гораций Флакк. Послания
Речной туман, обволакивающий ступени южной пристани под Лондонским мостом[71], пронизывали мерцающие неясные огоньки, и он пах гниющей рыбой. Мерзкий запах, звуки и само это место вызывали у Майкла нервную дрожь.
– Вот теперь я понимаю, почему это славное местечко называется «рыбный садок», – заметил он, перебираясь с покачивающейся на волнах лодки на пристань.
Стэнли швырнул лодочнику плату за проезд и последовал за Майклом.
– Сточные канавы и допотопные печи. Настоящий пруд для разведения рыбы, причем вонючей рыбы, – презрительно скривив губы, изрек Фрэнсис Брайан.
– Ее подают на стол сырой, ее подают жареной, ее подают вываренной в котле, – продекламировал Вайатт, шестой член их маленькой экспедиции. – Вот почему мы называем ваш «рыбный садок» котлом для варки мяса[72].
Смеясь, они пробирались сквозь липкий туман к факелу, освещавшему верхнюю площадку лестницы. У подножия моста собралась шумная толпа – здесь были горожане, священники, наемники, подмастерья, мошенники всех мастей, юнцы и шлюхи, запрудившие все подступы ко входу в таверну «Бурый медведь» и винный погребок «Белая лошадь». Люди собрались поглазеть на травлю медведей, а заодно сделать ставки. В толпе сновали дешевые проститутки и карманники, в открытую или исподтишка занимаясь своим ремеслом. Появление Майкла со спутниками, хотя и одетыми в неброские платья, не осталось незамеченным. Из столпотворения выбралась портовая шлюха, причмокнула накрашенными губами и, игриво покачивая бедрами, направилась к Стэнли. Прижавшись к нему всем телом, она произнесла:
– Привет, красавчик. Хочешь, я тебя поцелую?
– Просто так? – насмешливо бросил он.
– За четыре монетки, – небрежно ответила шлюха.
– Ты разбила мне сердце, милочка.
Выразив недовольство по поводу его скупости, она отошла.
Майкл тотчас устремился за нею. Взяв то, что ему требовалось, он вернулся к своим спутникам и швырнул Стэнли украденный у того кошель.
– В следующий раз смотри на загребущие ручонки, а не на соблазнительные груди.
– Клянусь честью! Кошель был спрятан в потайном кармане моего плаща, а я даже ничего не почувствовал!
– И она тоже, – многозначительно заметил Брайан, глядя вслед проститутке, которая поспешно удалялась прочь, чтобы порадоваться добыче, не подозревая о том, что уже лишилась ее. – Очень ловкий фокус. Насколько я помню, акробатические трюки с падением тоже удаются вам весьма недурно.
Взгляды Майкла и Брайана схлестнулись. Юноша понял, что ремарка сэра Фрэнсиса должна была уязвить его. Но тут вмешался Стэнли, с восторгом хлопнувший его по плечу.
– Ты должен научить меня этому фокусу, малыш. Ловкость рук необычайно ценится и при дворе.
Но Брайан не унимался. Пристроившись рядом, он продолжал:
– У меня есть для вас еще одна загадка. Как называется фокусник, которому поразительно не везет в картах, особенно когда он играет с королем?
«Что это он ко мне привязался?» – внутренне вскипел Майкл. Брайан явно напрашивался на хорошую трепку.
– А вы не так просты, как кажетесь, Деверо. Вы блестяще проявили себя сегодня на турнире, ссадив с коней Кэри, Комптона и Стэнли, не говоря уже о прочих, менее выдающихся личностях.
Майкл предпочел не заметить недвусмысленного намека на мошенничество и попросту промолчал, надеясь избежать дальнейшего анализа достоинств и недостатков своего характера. Он уже составил себе мнение о Брайане и нашел того хитроумным, беспринципным и злокозненным скорпионом, который пресмыкается перед королем и регулярно отступается от собственных убеждений, дабы только остаться в фаворе.
– Я рад, что сумел вернуть тебе кошель, Стэнли, но место это… дурное и неприятное. Мне здесь не нравится.
Молодой человек понимал, что рассуждает как провинциал, впервые столкнувшийся с соблазнами большого города, но ничего не мог с собой поделать. Неприязнь и отвращение, которые вызывал в нем Саутворк[73], становились все острее с каждой минутой.
– Неизбежное зло, – философски заметил Саффолк, нарушив неловкое молчание. – Законы человеческие не в силах победить все зло на земле, а толпа не в состоянии оставаться воздержанной и непорочной.
– Уж кому как не тебе разбираться в подобных вещах, а, Брэндон? – подколол герцога Брайан.
– Следовательно, – продолжал ораторствовать Саффолк, – следует разрешить меньшее зло, дабы избежать большего. Например, разгульного бродяжничества злоумышляющих и похотливых личностей по всему городу.
– Похоже, ты намерен баллотироваться в парламент, – нимало не смутившись, подвел итог Брайан.
Все пространство улицы Хай–стрит и выходящих на нее переулков было занято тавернами, продуктовыми лавками, пивоварнями, постоялыми дворами, гостиницами, купальнями, публичными домами, аренами для боев медведей и быков, соперничающими за территорию с рыбными и бакалейными магазинчиками и пекарнями. Давно перевалило за полночь, и в местных достопримечательностях – тавернах с громкими названиями «Лев», «Антилопа», «Дракон», «Кабанья голова», «Французская лилия», «Скрещенные ключи», «Баржа», «Роза», «Замок», «Колокол и петух» и «Единорог» – кипела жизнь. С верхних этажей деревянных домишек, выстроившихся вдоль улиц Гроупкант–лейн и Мэйденлейн, проститутки обрушивали на головы прохожих бесстыдные предложения, зазывая их подняться наверх. Но в Саутворке процветало не только запретное и вульгарное веселье.
Рыбные пруды и публичные дома располагались бок о бок с печально известной тюрьмой для должников Маршалси и исправительным заведением при королевском суде на площади Ангелов. А раскинувшиеся между ними грязные аллеи и переулки – темные, узкие, заваленные отбросами, в которых рылись крысы и нищие, – кишели попрошайками, бродягами, карманниками, фальшивомонетчика ми, уличными проститутками и грабителями, от незримого присутствия которых по коже у Майкла бегали даже не мурашки, а целый табун сороконожек. Он чувствовал себя здесь неуютно.
А вот его спутники, благородные джентльмены, обитатели дворцов и эпикурейцы, похоже, не испытывали никаких неудобств. Не обращая внимания на сточные канавы, тянувшиеся по центру булыжных мостовых или утоптанных до каменной твердости улочек, они быстро и целеустремленно шагали вперед, держа руки на эфесах мечей, свисавших с перевязей, и задевая ножнами всех попадавшихся на пути пьяных ремесленников. Каждое мгновение они ожидали, что на них могут напасть со спины, ограбить и убить. Несмотря на прохладную погоду, Майкл безошибочно чувствовал исходящий от них запах пота.
Как это ни удивительно, но в сердце Майкла не было страха; глубокое отвращение, которое он испытывал, не оставило места для иных эмоций. Ему хотелось как можно скорее выбраться отсюда. Он готов был шагать и шагать без остановки, чтобы оказаться на берегу глубокого синего озера, вокруг которого раскинулись зеленые холмы и дубравы Ирландии, а потом окунуться в его прозрачные воды и смыть с себя звуки и запахи Саутворка, стереть воспоминания о нем из своей памяти и вновь стать чистым как младенец.
– Брайан, негодник этакий, где тебя носило столько времени? – Брюнетка лет тридцати с небольшим, обильный слой румян на лице которой резко контрастировал с крайней скудостью ее одеяния, с живописно растрепанными немытыми волосами, перевязанными разноцветными лентами, и блестящими клипсами в ушах вышла из таверны «Рогатый олень», поправила и без того глубокий вырез платья, опуская его еще ниже, уперла руки в бока и призывно качнула некогда роскошными полными бедрами.
– Марджери, моя прелесть! – Брайан обхватил ее за талию одной рукой, другой похлопал по заднице, с воодушевлением обозревая выставленные ею напоказ и на три четверти обнажившиеся груди. – Старушка, да ты только хорошеешь с каждым днем. Кстати, и пахнет от тебя намного лучше, чем в прошлый раз.
– Ох, не напоминай мне об этом! – Женщина уперлась ему в грудь обеими руками, стараясь освободиться, и веселости у нее явно поубавилось.
С особым жестоким наслаждением Брайан крепко прижал ее спиной к себе, лишив возможности сопротивляться, отчего смазливая женщина превратилась во взъерошенную шипящую кошку.
Майкл от негодования стиснул зубы, и его реакция не осталась незамеченной.
– Деверо, знакомьтесь – Марджери Курсон, самая дерзкая, нахальная, неуступчивая и неисправимая содержательница притона во всем Лондоне! Ей обвинили в тройном грехе: прелюбодеянии, сводничестве и проституции. В качестве же наказания… – Смеясь, он толкнул ее в объятия Майкла. – Впрочем, расскажи ему обо всем сама, вишенка!
Майкл успел подхватить женщину под локоть, и она ткнулась ему лицом в грудь. Выпрямившись, она взглянула ему в лицо, и он успел заметить в ее глазах циничную усмешку, свидетельствующую о том, что ее гордый и буйный нрав жизнь так и не сломила, хотя и неоднократно пыталась это сделать. Прожитые в трущобах годы закалили ее, но не до конца иссушили ее душу, хотя она, вне всякого сомнения, успела многое повидать на своем веку. Молодой человек почувствовал, как шаловливая рука скользнула ему под камзол, нащупывая его копье.
– Не стоит, милочка, – мягко пробормотал он, стискивая ей запястье.
Нечленораздельным бормотанием выразив свое недовольство, она свободной рукой потянулась к его ладони, чтобы освободиться, как вдруг замерла, глядя на татуировку у него на внутренней стороне запястья. Глаза проститутки превратились в узенькие щелочки:
– А ведь я тебя знаю, синеглазый красавчик.
– Вряд ли, разве что тебе доводилось бывать в Ирландии. – Майкл разжал пальцы, и женщина, не ожидавшая этого, отпрянула от него, едва устояв на ногах.
– Расскажи ему о суде и покаянии, Марджери! – потешался Брайан, которому эта стычка доставила несказанное удовольствие.
Сдавленно фыркнув, Марджери обошла Майкла кругом, внимательно рассматривая юношу.
– По первому обвинению респектабельную леди, какой я была тогда и каковой остаюсь сейчас, забрали из тюрьмы, нарядили в полосатый капор[74]и с белой палочкой в руках отправили в Олдгейт[75], где приковали к позорному столбу и зачитали обвинение. Потом, в сопровождении глашатаев, словно королеву, меня провезли по всему Чипсайду[76]и Ньюгейту в Коккеслейн2, чтобы выставить на публичное осмеяние.
– Расскажи ему, что ты еще натворила, – потребовал Брайан.
– Что до моего второго обвинения, – продолжила свой рассказ Марджери, и в голосе ее появились визгливые нотки, – то меня высекли хлыстом на церковном дворе, добавили еще на рыночной площади, остригли волосы, вновь пригвоздили к позорному столбу, посадили в тюрьму, а потом выгнали из Лондона через городские ворота. В третий раз, – она улыбнулась Брайану, готовясь нанести сокрушительный удар, – дело кончилось отлучением от нашей матери–церкви!
Марджери и Брайан дружно расхохотались, как если бы она рассказала смешной анекдот.
– Ну, естественно, – с довольной улыбкой заключил Брайан, – своим успехом, да и вообще тем, что она еще жива, Марджери обязана мне.
«Ага, так вот ради чего был разыгран этот дешевый спектакль, – понял Майкл, – чтобы напомнить мистрис Курсон, кто является ее господином и повелителем и что она должна ему за защиту». «Рыбный садок» считался навозной кучей города, где лорды, церковники, купцы, дипломаты, преступники и проститутки пьянствовали вместе в дешевых забегаловках, и Марджери подслушивала то, что они при этом говорили, а потом передавала Брайану.
Гнусно хихикая, Марджери взяла Брайана под руку.
– Ну, довольно болтовни! Заходи внутрь и приглашай с собой своих благородных друзей, дорогой мой! Эль – за счет заведения, а девочки – по бросовой цене!
Кэри, Вайатт и Саффолк последовали за Брайаном и его прожженной подругой. Стэнли задержался подле Майкла, который ощущал себя не в своей тарелке.
– Что, здесь слишком грязно для тебя, малыш?
Майкл поправил манжету камзола, закрывая родовую татуировку на запястье, и с воодушевлением хлопнул друга по плечу.
– Слишком грязно, говоришь? Поставь мне щедрую выпивку и пригласи к столу побольше девочек!
Они прошли сквозь ворота во внутренний дворик, затянутый дымом из горящих бочек, расставленных вокруг здания, конюшни и сада. Первый этаж занимали соединяющиеся между собой питейные комнаты, которые выходили на лестницу, ведущую на второй этаж. Там располагались спальни, из них доносились взрывы грубого мужского хохота и женский визг. Веселый дом оказался полон мужчин: путешественников, подмастерьев, торговцев, стражников, рыцарей (некоторых Майкл помнил в лицо по турнирным схваткам), слуг, мошенников и мелких клерикалов, которых выдавали осанка, речь и запах, впитавшийся в их одежды. Все они пили, бросали кости, скандалили, брызгали слюной, приставали к девушкам–служанкам и играли в шашки под неусыпным присмотром вышибал мистрис Курсон. При виде братьев–близнецов, медлительных и тяжеловесных, работавших здесь трактирщиками, Майкл на мгновение замер. Перед глазами у него вспыхнули и поплыли туманные воспоминания. Братья показались ему знакомыми. Чертовски странно.
Лапища Стэнли подтолкнула его вперед. Они присоединились к своим спутникам за столом, который Марджери накрыла для них в своей лучшей комнате. Посетителей здесь было немного, но комната вся провоняла прокисшим элем и потом, как и прочие помещения публичного дома. Сама же хозяйка стояла между Вайаттом и Брайаном, с деланным негодованием отбиваясь от их жадных рук. Сев за стол, Майкл почувствовал на себе их холодный и оценивающий взгляд, и ему вновь стало не по себе.
– У меня есть для вас пока еще нетронутое стадо фламандских красоток, благородные джентльмены. Прямо с корабля! – провозгласила сводня. – Настоящие молочницы, игривые и кокетливые, как котята. Они вам понравятся! У себя во Фландрии они доили коров и кормили телят с рук. – Ухмыляясь, она качнула скрещенными руками из стороны в сторону, как если бы баюкала грудного ребенка, и от этого расчетливого движения ее груди едва не вывалились наружу из низкого выреза платья. – Поэтому я решила занять их тем, что они умеют лучше всего!
Вскоре шесть очаровательных фламандок принесли кружки с элем, улыбаясь и заигрывая с хорошо одетыми господами. Майкл отметил про себя, что глаза девушек уже остекленели от выпитого, чему содержательница притона нисколько не препятствовала. Вайатт обхватил сразу двух милашек и с хохотом повлек их наверх. Кэри устремился за ним следом, волоча еще двух красоток и крича:
«Мы с тобой поменяемся женщинами, Вайатт! Это будет очень занятно!»
Одна из двух оставшихся девушек встала между Саффолком и Стэнли, которые рассматривали ее с жалостью. Брайан привлек к себе последнюю, девчонку лет четырнадцати, усадил к себе на колени и моментально раздел до пояса. Ее маленькие, совсем еще детские грудки топорщились большими розовыми сосками, и глаза Брайана затуманились вожделением.
Майкл ощутил шевеление в паху, вдруг представив себе, что это Рене сидит у него на коленях. Брайан поймал его взгляд и сдавленно фыркнул. Поглаживая груди девушки, он воскликнул:
– Марджери, наш молодой друг страдает от одиночества! Ну–ка, займись им, ma belle![77]
Обойдя стол, женщина остановилась у Майкла за спиной. Влажный язычок коснулся мочки его уха.
– Пойдем со мной наверх, синеглазый красавчик, – промурлыкала она. – Я высушу тебя до костей.
– Благодарю вас за любезное предложение, мистрис Курсон. Увы, но рана, полученная на турнире, не позволяет мне…
Бросив быстрый взгляд на Брайана, дабы убедиться, что тот не смотрит на них, сводница жарко прошептала юноше на ухо:
– Не хочешь заплатить мне за то, что я не стану болтать о твоей матушке, маленький заморыш?
Последние два слова произвели на Майкла неожиданный эффект; в голове у него словно взорвалась праздничная шутиха. Он рывком поднялся на ноги и, грозно нависая над проституткой, зловеще поинтересовался:
– Как ты назвала меня?
– Я помню тебя, маленький мошенник, – с торжеством в голосе, но достаточно тихо, чтобы их не услышали остальные, ответила женщина. Она игриво погладила его по груди, приговаривая: – Ну да, теперь ты вырос и весь из себя благородный, даже, пожалуй, слишком благородный для такой простой женщины, как старая Марджери, верно? Но меня не обманешь, красавчик. Видишь ли, я хорошо знала твою мамочку. Ее звали Эллен. Она была посудомойкой в публичном доме под названием «Белый петух», самая красивая девушка на этом берегу Темзы. Стыд и позор, что с нею сталось.