– А что будет, если клинику закроют? – спросил Пупс, снимая пиджак. – Ходят такие разговоры.
– Без понятия, – сказала Кристал, но ей стало страшно; материнская сила воли, хрупкая и уязвимая, как неоперившийся птенец, могла сломаться от малейшего толчка.
Кристал уже разделась до нижнего белья. Снимая ботинки, Пупс заметил нечто рядом с кипой одежды: маленькую пластмассовую шкатулку с откинутой крышкой, а внутри – свернувшиеся кольцом знакомые часы на ремешке.
– Это часы моей мамы? – изумился он.
– Ты чё? – Кристал задёргалась. – Нет, – соврала она. – Они мне от бабушки достались. Не тро…
Но он уже вытащил часы из шкатулки.
– Мамины, – подтвердил Пупс, узнав ремешок.
– Ни фига!
Кристал пришла в ужас. Она уже почти забыла, как у неё оказались эти часики. Пупс умолк, и это ей не понравилось.
Часы, которые Пупс держал на ладони, одновременно были для него и вызовом, и упрёком. Он попеременно представил, как выходит отсюда, небрежно засовывая часы в карман, или, пожав плечами, возвращает их Кристал.
– Это мои, – не сдавалась она.
Ему не хотелось изображать из себя полицейского. Он хотел быть выше закона. Но вопрос решился сам собой, когда он вспомнил, что это подарок матери от Кабби: вернув часы Кристал, он продолжил раздеваться. Красная как рак, Кристал сдёрнула лифчик и трусики и голая нырнула под одеяло.
Оставшись в одних трусах‑боксерах, Пупс подошёл к ней с запечатанным презервативом в руке.
– Это нам без надобности. – У Кристал сел голос. – Я пилюли глотаю.
– Да ну?
Она подвинулась, освобождая для него место на матрасе. Пупс забрался под одеяло. Стягивая с себя трусы, он гадал, не врёт ли она про пилюли, как врала насчёт часов. Но ему хотелось разок попробовать без резинки.
– Давай, – прошептала она и, вытащив у него из пальцев серебристый квадратик, швырнула тот на скомканный рядом школьный пиджак.
Пупс представил, что Кристал от него забеременела; какие, интересно, лица будут у Тессы и Кабби, когда это выплывет наружу. У него ребёнок в Полях, его плоть и кровь. Кабби такое и не снилось.
Он залез на Кристал; вот это – он знал – и есть реальная жизнь.
VIII
В половине седьмого Говард и Ширли Моллисон вошли в пэгфордский приходской зал собраний. У Ширли руки были заняты бумагами; у Говарда на груди красовалась положенная по должности регалия – цепь с бело‑голубым гербом Пэгфорда.
Доски пола жалобно скрипели под весом грузного тела Говарда, когда он направлялся к своему месту во главе шеренги исцарапанных столов. Говард любил этот зал почти так же сильно, как собственный магазин. По вторникам в этом зале собирались девочки‑скауты, а по средам здесь функционировал Женский институт. В нём также устраивались благотворительные распродажи, юбилейные торжества, свадьбы и поминки; здесь годами копились запахи кофейников и поношенной одежды, домашних пирогов и мясных салатов, пыли и человеческих тел, но в первую очередь – старого дерева и камня. С потолочных балок на толстых чёрных шнурах свисали кованые латунные светильники, а путь на кухню проходил через резную дверь красного дерева.
Ширли хлопотала вокруг стола, раскладывая бумаги. Она обожала заседания местного совета. Помимо гордости и удовольствия, с которыми она наблюдала, как председательствует Говард, её не могло не радовать и отсутствие Морин; как лицо неофициальное, Морин довольствовалась теми крохами, которыми одаривала её Ширли.
Члены совета прибывали по одному и парами. Говард громогласно приветствовал каждого, и голос его эхом отдавался от перекрытий. В совете редко бывал полный кворум из шестнадцати человек; сегодня ожидались двенадцать.
Когда половина мест уже была занята, в своей обычной манере вошёл Обри Фоли: он словно двигался навстречу штормовому ветру, слегка сутулясь, наклонив голову вперёд, излучая невольную мощь.
– Обри! – радостно воскликнул Говард, впервые сдвинувшись с места навстречу вновь прибывшему. – Как дела? Как Джулия? Вы получили моё приглашение?
– Простите, я не совсем…
– На празднование моего шестидесятипятилетия. Здесь же… в субботу… на следующий день после выборов.
– Да, как же, как же. Говард, снаружи ожидает молодая женщина… говорит, из газеты «Ярвил энд дистрикт». Элисон… как там дальше?
– Странно, – заметил Говард. – Ведь я только что отослал ей свою статью – знаете ли, мой ответ Фейрбразеру. Наверное, в связи с этим… Пойду узнаю.
Терзаемый смутными предчувствиями, он зашаркал к дверям. У порога на него едва не натолкнулась Парминдер Джаванда: как всегда хмурая, она даже не поздоровалась, и Говард впервые не стал спрашивать: «Течёт ли жизнь мирно у нашей Парминдер?»
На тротуаре поджидала молодая светловолосая женщина, невысокая, крепко сбитая, излучавшая неистребимую жизнерадостность, за которой Говард мгновенно распознал решимость, подобную его собственной. Держа в руках блокнот, она запрокинула голову, чтобы разглядеть вензель семейства Суитлав, вырезанный на двустворчатых входных дверях.
– Здравствуйте, здравствуйте! – У Говарда слегка перехватило дыхание. – Элисон, если не ошибаюсь? Говард Моллисон. И вы проделали такой путь, чтобы сообщить мне, что писака я никудышный?
Одарив Говарда лучезарной улыбкой, журналистка пожала его протянутую руку.
– Вовсе нет, ваша статья нам понравилась, – заверила она. – Просто события принимают такой интересный оборот, что мне захотелось поприсутствовать на заседании. Не возражаете? Насколько я знаю, представителям прессы вход разрешён. Я ознакомилась с правилами.
С этими словами она двинулась к дверям.
– Да‑да, прессе вход разрешён. – Говард, идя сзади, галантно придержал для неё дверь. – Если только нам не придётся разбирать конфиденциальные вопросы.
Журналистка оглянулась; даже при тусклом свете он видел её зубы.
– Например, анонимные обвинения, которые пришли к вам на форум? От Призрака Барри Фейрбразера?
– Батюшки мои, – прохрипел Говард, улыбаясь ей в ответ. – Какие ж это новости? Пара сплетен, вывешенных в Сети!
– Разве их была только пара? Знакомые рассказали мне, что бо́льшую часть этих сообщений с форума удалили.
– Нет‑нет, ваши знакомые не так поняли, – сказал Говард. – Насколько мне известно, сообщений было всего два или три. Какая‑то бессмыслица. Лично я считаю, – он принялся импровизировать, – это детские шалости.
– Детские?
– Ну, вы понимаете. Подросток развлекался.
– Какое дело подросткам до членов местного совета? – Улыбка не сходила с её лица. – Кстати, один из пострадавших, говорят, лишился работы. Скорее всего, в результате обвинений, выдвинутых против него на вашем сайте.
– Впервые слышу, – покривил душой Говард.
Накануне Ширли встретила в больнице Рут, а потом всё ему доложила.
– У вас в повестке дня, – продолжила Элисон, когда они входили в ярко освещённый зал, – стоит вопрос о клинике «Беллчепел». В своих материалах и вы, и мистер Фейрбразер представили сильные аргументы с обеих сторон. На статью мистера Фейрбразера пришло множество откликов. Главный редактор был доволен. Если читатели пишут в газету…
– Да, я просматривал, – сказал Говард. – Никто особо не превозносил эту клинику, верно?
Советники, расположившиеся за столом, не сводили с них глаз. Элисон Дженкинс отвечала невозмутимой улыбкой.
– Позвольте предложить вам место.
Говард немного запыхался, повозившись со штабелем составленных друг на друга стульев и усадив Элисон футах в двенадцати от стола.
– Спасибо.
Она подвинула стул футов на шесть вперёд.
– Леди и джентльмены, – объявил Говард, – сегодня мы удостоились внимания прессы. Мисс Элисон Дженкинс из «Ярвил энд дистрикт».
Некоторые члены совета с интересом и радостью встретили появление Элисон, но большинство насторожилось. Говард тяжело прошествовал к председательскому месту, откуда встретился с вопросительными взглядами Обри и Ширли.
– Призрак Барри Фейрбразера, – пояснил он вполголоса, с опаской усаживаясь в пластиковое кресло (в позапрошлый раз такое кресло под ним развалилось). – И «Беллчепел». А вот и Тони! – выкрикнул он, да так, что Обри вздрогнул. – Входи же, Тони… Если не возражаете, подождём ещё пару минут – должны прийти Генри и Шейла.
За столом переговаривались чуть тише обычного. Элисон Дженкинс что‑то строчила в блокноте. Говард со злостью думал: «Всё из‑за этого дьявола, из‑за Фейрбразера». Никому другому не пришло бы в голову позвать на заседание прессу. На долю секунды Говард отождествил Барри с Призраком: два смутьяна – живой и мёртвый.
Как и Ширли, Парминдер принесла на заседание целую кипу бумаг; поверх них сейчас лежала повестка дня, которую с притворным вниманием изучала Парминдер, чтобы только ни с кем не разговаривать. Но мысли её были заняты этой женщиной, усевшейся почти напротив неё. Именно «Ярвил энд дистрикт» поместила заметку о коллапсе Кэтрин Уидон и о претензиях её родных в адрес врача общей практики. Имя Парминдер не называлось, но, без сомнения, журналистка её узнала. Вероятно, Элисон наслышана об анонимном посте насчёт самой Парминдер.
«Может, успокоишься? Не уподобляйся Колину».
Говард уже принимал извинения и спрашивал, будут ли поправки к предыдущему протоколу, но у Парминдер так шумело в ушах, что она его почти не слышала.
– Если нет возражений, – сказал Говард, – в первую очередь рассмотрим пункты восемь и девять, поскольку советник мистер Фоли располагает информацией по этим вопросам, но должен будет нас покинуть…
– …в половине девятого, – уточнил Обри, посмотрев на часы.
– Да‑да, если возражений нет – никто не возражает? – вам слово, Обри.
Обри изложил дело просто и без лишних эмоций. Грядёт очередной пересмотр административных границ; в связи с этим определённые круги за пределами Пэгфорда впервые потребовали передачи Филдса под юрисдикцию Ярвила. Эти круги готовы взять на себя относительно небольшие расходы, которые сейчас несёт Пэгфорд, с тем чтобы присоединить антиправительственно настроенный электорат к Ярвилу и таким способом обеспечить перевес сил на предстоящих выборах, тогда как в Пэгфорде эти голоса погоды не сделают: Пэгфорд с середины пятидесятых годов прошлого века стабильно голосует за консерваторов. Границы административного деления несложно будет пересмотреть под видом упрощения и рационализации: Ярвил и так несёт основное бремя расходов на нужды Филдса.
В заключение Обри подчеркнул, что полезно было бы сформулировать мнение Пэгфорда для передачи в Ярвилский областной совет.
– …Конкретные, чётко изложенные тезисы, – говорил он, – и на этот раз, по моему глубокому убеждению…
– Раньше это не помогало, – высказался под одобрительный ропот один из его прихвостней.
– Поймите, Джон, раньше никто не интересовался нашей позицией, – вмешался Говард.
– Может быть, имеет смысл вначале самим определиться с нашей позицией, а потом уже делать публичные заявления? – ледяным тоном спросила Парминдер.
– Конечно, – вкрадчиво произнёс Говард. – Открывайте дискуссию, доктор Джаванда.
– Не знаю, все ли прочли статью Барри, – начала Парминдер. Под взглядами советников она старалась не думать об анонимной клевете и о журналистке, сидящей напротив. – Я считаю, в ней вполне отчётливо изложены доводы за сохранение Филдса в составе Пэгфорда.
Парминдер заметила, как Ширли, деловито ведущая протокол, криво улыбнулась своей авторучке.
– И главный довод – что нужно заботиться о таких, как Кристал Уидон? – спросила пожилая дама по имени Бетти, сидевшая в дальнем конце стола.
Парминдер её не переваривала.
– Главный довод – что в Филдсе тоже живут люди и они тоже члены общества, – ответила она.
– Они считают себя жителями Ярвила, – заявил другой подпевала. – Так было всегда.
– Я прекрасно помню, – продолжала Бетти, – что эта Кристал Уидон на загородной экскурсии столкнула одного ребёнка в реку.
– Ничего подобного, – жёстко возразила Парминдер, – это было на глазах у моей дочери… двое мальчиков затеяли драку… впрочем, неважно…
– А я слышала, что это сделала Кристал Уидон, – повторила Бетти.
– Слышали звон, да не знали, где он! – сказала, точнее, выкрикнула Парминдер.
Все собравшиеся были поражены. Она и сама себе поразилась. В старых стенах загудело эхо. У Парминдер перехватило горло; опустив голову, она уставилась в повестку и услышала издалека голос Джона:
– Лучше бы Барри говорил за себя, а не за эту девицу. Ему очень много дала школа Святого Фомы.
– Беда в том, – заметила одна из женщин, – что Барри – один, а всяких отморозков – толпы.
– Они ярвилцы, и точка, – заявил мужской голос. – И место им – в Ярвиле.
– Это неправда. – Парминдер специально понизила голос, но все притихли в ожидании её крика. – Это искажение фактов. Взять хотя бы тех же Уидонов. В статье Барри ясно сказано. Предки этой семьи издавна жили в Пэгфорде, но…
– …но перебрались в Ярвил, – подхватила Бетти.
– Здесь не было жилья, – Парминдер с трудом держала себя в рамках, – ведь вы же сами не допустили застройки городских окраин.
– Вы, конечно, извините, но вас здесь не было. – Бетти порозовела и демонстративно отвела взгляд от Парминдер. – Вы не знакомы с историей здешних мест.
Тут заговорили все разом: собравшиеся разделились на маленькие группки, и Парминдер ничего не могла разобрать. У неё застрял ком в горле; ей не хватало духу поднять глаза.
– Ставлю вопрос на голосование! – загремел Говард, и вновь воцарилась тишина. – Кто за то, чтобы сообщить областному совету о нашей поддержке переноса границ и вывода Филдса из состава Пэгфорда?
Опустив руки на колени, Парминдер стиснула кулаки так, что ногти впились в ладони. Вокруг неё зашуршали рукава.
– Очень хорошо! – победно возгласил Говард, и его ликование отразилось от сводов зала. – Итак, сейчас мы с Тони и Элен набросаем проект решения, пошлём по кругу, чтобы все смогли ознакомиться, – и делу конец. Очень хорошо!
Два‑три человека зааплодировали. У Парминдер потемнело в глазах; она несколько раз моргнула. Повестка расплывалась. Молчание оказалось таким долгим, что она наконец подняла глаза: возбуждённый успехом, Говард схватился за свой ингалятор, и советники озабоченно следили за его движениями.
– А теперь, – прохрипел побагровевший, но сияющий Говард, откладывая ингалятор, – если нет никаких добавлений, – секундная пауза, – переходим к пункту девять. «Беллчепел». По этому поводу Обри тоже хочет нам кое‑что сообщить.
«Барри бы этого не допустил. Он бы вступил с ними в спор. Сумел бы рассмешить Джона, и тот проголосовал бы с нами. Он должен был говорить за себя, а не за Кристал… Я его подвела».
– Благодарю, Говард, – начал Обри, и кровь колоколом застучала у Парминдер в ушах, и она ещё глубже вонзила ногти в ладони. – Как вы знаете, нас ждёт весьма радикальное сокращение финансирования на уровне округа…
Пока я был жив, она меня любила и выдавала это каждым взглядом…
– …и «Беллчепел» – одно из учреждений, о котором необходимо поговорить в связи с этим, – продолжал Обри. – Я подумал, что сейчас стоит взять слово мне, ведь здание, как вам известно, принадлежит Пэгфорду…
– …а срок аренды истекает, – подхватил Говард.
– Совершенно верно.
– Но это ветхое здание, по‑видимому, никого не заинтересовало? – спросил бухгалтер, а ныне пенсионер, сидевший в дальнем конце стола. – Мне говорили, оно находится в аварийном состоянии.
– Ну, нового арендатора найти не проблема, – миролюбиво сказал Говард. – Но это в данный момент несущественно. Сейчас мы должны решить, насколько эффективно…
– Вот уж это в данный момент тем более несущественно, – перебила его Парминдер. – Не в компетенции местного совета судить об эффективности работы клиники. Мы не финансируем работу медиков. Они нам не подчиняются.
– Но здание у нас в собственности, – проговорил Говард, всё ещё улыбаясь, всё ещё сохраняя вежливость. – А посему вполне естественно, с моей точки зрения, обсудить…
– При рассмотрении фактов, касающихся работы клиники, необходимо соблюдать взвешенный подход, – сказала Парминдер.
– Очень прошу меня извинить, – вмешалась Ширли, моргая глазами в сторону Парминдер, – но вынуждена просить вас, доктор Джаванда, не перебивать председателя. Ужасно трудно вести протокол, когда люди не дают высказаться другим. Ох, я и сама перебила, – улыбнулась она. – Виновата!
– Видимо, совет хочет и впредь получать доход от этого здания, – продолжала Парминдер, не обращая внимания на Ширли. – Насколько мне известно, арендаторы пока что не выстраиваются в очередь. Почему же мы так торопимся расторгнуть договор аренды?
– Наркоманов там не лечат, – заявила Бетти. – А наоборот, ещё больше накачивают наркотиками. Я жду не дождусь, когда эту клинику выселят.
– Областной совет вынужден принимать очень трудные решения, – сказал Обри Фоли. – Правительство ждёт от органов местного самоуправления более миллиарда фунтов экономии. Мы больше не можем оказывать услуги в прежнем объёме. Таковы сегодняшние реалии.
Парминдер трясло от того, как члены совета прогибались перед Обри, с жадностью ловя каждый звук хорошо поставленного низкого голоса и согласно кивая. Она прекрасно знала, что некоторые из них называют её Бен‑Задира.
– Исследования показывают, что наркомания возрастает во время экономических кризисов, – сказала Парминдер.
– Это их личный выбор, – не унималась Бетти. – Никто же не заставляет их употреблять наркотики.
Она огляделась, ища поддержки. Ширли ей улыбнулась.
– Порой мы вынуждены принимать непростые решения, – вещал Обри.
– Значит, вы с Говардом, – не дала ему договорить Парминдер, – приняли решение выдавить клинику из здания, чтобы окончательно её погубить.
– Чем поощрять всякий сброд, лучше придумать более достойные способы распределения средств, – вмешался бухгалтер.
– Лично я урезала бы им все пособия, – заявила Бетти.
– Я был приглашён на это заседание с тем, чтобы ввести вас в курс происходящего на уровне округа, – мягко проговорил Обри. – Только и всего, доктор Джаванда.
– Прошу вас, Элен, – обратился Говард к женщине, которая уже давно тянула руку, чтобы получить слово.
Её выступления Парминдер не слышала. Она совершенно забыла о документах, накрытых повесткой дня, – Кей Боден корпела над ними не одну неделю: статистические данные, случаи успешной реабилитации, разъяснение преимуществ метадона перед героином, анализ последствий героиновой зависимости, как материальных, так и социальных. Зал вдруг сделался каким‑то жидким, нереальным; она уже чувствовала, что находится на грани взрыва, равного которому у неё не случалось, но места для сожаления не было, как не было возможности себя остановить; оставалось только смотреть на себя со стороны; поздно, слишком поздно…
– …Культура распределения, – говорил Обри Фоли. – Эти люди буквально ни дня в своей жизни не работали.
– Давайте признаем, – сказал Говард, – что проблема решается легко. Прекратите употреблять наркотики! – С примирительной улыбкой он повернулся к Парминдер. – У них есть такое понятие – «ломка», правильно, доктор Джаванда?
– Так вы считаете, что наркозависимость – это их частное дело, а им надо просто взять и изменить своё поведение? – спросила Парминдер.
– Если коротко – да.
– Пока они не обошлись государству ещё дороже.
– Вот имен…
– А знаете ли вы, – во весь голос произнесла Парминдер на волне беззвучного взрыва, – во сколько десятков тысяч фунтов обошлись государству вы, Говард Моллисон, вследствие своей полной неспособности прекратить обжорство?
От шеи к щекам Говарда поползло густое винно‑красное пятно.
– Задумались ли вы о стоимости шунтирования, медикаментов, длительного пребывания в стационаре? – гремела Парминдер. – Об услугах врачей, к которым вы обращаетесь со своей астмой, повышенным давлением и мерзкой сыпью – исключительно потому, что не желаете расстаться с лишним весом?
Когда Парминдер сорвалась на крик, другие члены совета запротестовали; Ширли вскочила. Но Парминдер пошла вразнос: она по‑прежнему кричала, судорожно сгребая бумаги, разлетевшиеся по столу от её отчаянной жестикуляции.
– А как же врачебная тайна? – взвизгнула Ширли. – Возмутительно! Просто возмутительно!
Из дверей Парминдер сквозь собственные яростные всхлипывания услышала, как Бетти требует её немедленного исключения из совета; она почти выбежала из зала, понимая, что вызвала катастрофу, и хотела лишь одного: навеки провалиться в темноту.
IX
Газета «Ярвил энд дистрикт» проявила осторожность в освещении самого бурного заседания Пэгфордского местного совета на памяти нынешнего поколения. Это мало что изменило: выхолощенный репортаж, подкреплённый красноречивыми свидетельствами участников, только дал пищу новым слухам. Масла в огонь подлила статья на первой полосе, в подробностях описавшая интернет‑нападки от имени покойника, которые, по выражению Элисон Дженкинс, «стали причиной домыслов и озлобленности. Читайте репортаж полностью на с. 4». Хотя имена обвиняемых и детали их предполагаемых преступлений в газете не разглашались, появление в прессе таких выражений, как «серьёзные обвинения» или «преступная деятельность», обеспокоило Говарда, пожалуй, даже сильнее, чем первоначальные сообщения.
– Надо было поставить защиту на сайт сразу после того, как появился первый пост. – Говард сидел у искусственного камина, адресуя свои сетования жене и партнёрше по бизнесу.
Беззвучный весенний дождик окропил окно, а чёрная лужайка заискрилась красными булавочными точками света. Говарда знобило, и он всем телом впитывал тепло, исходившее от фальшивых углей. Вот уже несколько дней чуть ли не каждый посетитель магазина и кафе заводил разговоры об анонимных посланиях, о Призраке Барри Фейрбразера и о скандале, устроенном Парминдер Джавандой на заседании совета. Говард содрогался, когда гадости, которые она выкрикивала ему в лицо, прилюдно мусолили все, кому не лень. Впервые в жизни ему стало неуютно в собственном магазине, и он забеспокоился по поводу своего, прежде незыблемого, положения в Пэгфорде. Выборы на замещение случайной вакансии, открывшейся по факту смерти Барри Фейрбразера, должны были состояться на следующий день, но вместо душевного подъёма и оживления Говард испытывал только тревогу и досаду.
– Это нам сильно повредило. Очень сильно, – повторял он.
Рука сама тянулась почесать брюхо, но Говард её отдёргивал и с видом мученика терпел зуд. Он бы дорого дал, чтобы выкинуть из головы слова, которые доктор Джаванда выкрикивала в присутствии советников и прессы. Они с Ширли уже навели справки в Генеральном медицинском совете, переговорили с доктором Крофордом и подали официальную жалобу. После того заседания Парминдер на работу не выходила и наверняка уже раскаивалась. А Говарду всё не удавалось избавиться от зрелища её гневного лица. Он был потрясён тем, что вызвал к себе такую ненависть.
– Всё перемелется, – уверяла его Ширли.
– Я в этом не уверен, – отвечал Говард. – Далеко не уверен. Мы выглядим не лучшим образом. Это заседание. Скандал на глазах у прессы. В наших рядах все увидели раскол. Обри сказал, что наверху нами недовольны. Эта история дезавуировала наше заявление насчёт Филдса. Публичная перепалка, грязь… Со стороны трудно поверить, что совет выступает от имени города.
– Но ведь это так, – усмехнулась Ширли. – Никому в Пэгфорде этот Филдс не нужен – ну, почти никому.
– Из‑за этой статьи создаётся впечатление, будто мы преследуем сторонников Филдса. Пытаемся их запугать. – Не в силах бороться с искушением, Говард что есть мочи зачесался. – Разумеется, Обри знает, что нашей вины тут не было, но эта щелкопёрка всё переиначила. Вот что я тебе скажу: если Ярвил выставит нас в неприглядном свете… не один год они только и ждут, как бы подмять нас под себя.
– Этому не бывать, – тотчас же ответила Ширли. – Этому не бывать.
– Я думал, вопрос закрыт, – рассуждал Говард, не обращая внимания на жену; все мысли его были только о Полях. – Я полагал, мы всё решили. Я думал, мы от них избавились.
Призрак Барри Фейрбразера и скандальная выходка Парминдер заслонили собой статью, над которой Говард трудился не жалея сил, чтобы каждому стало ясно, почему Поля и «Беллчепел» – позорные пятна на репутации Пэгфорда. Говард начисто забыл, как радовался обвинениям в адрес Саймона Прайса, и даже не подумал их удалить, пока об этом не попросила миссис Прайс.
– Из областного совета пришёл мейл, – повернулся он к Морин, – со множеством вопросов насчёт нашего сайта. Спрашивают, какие меры были приняты против клеветников. Там считают, что у нас недостаточная защита.
Услышав в его словах упрёк в собственный адрес, Ширли холодно процедила:
– Говард, я же говорила, что разобралась с этим вопросом.
Накануне, пока Говард был на работе, знакомая супружеская пара прислала к ним своего племянника‑студента, будущего программиста. Тот посоветовал Ширли «снести» сайт, который может «крякнуть» любой хакер, даже «чайник», а потом пригласить кого‑нибудь, «кто в этом шарит», и создать новый.
Ширли поняла хорошо если одно слово из десяти. Ясно, что «хакер» означало «взломщик», и, когда студент закончил нести свою тарабарщину, Ширли прониклась смутным ощущением, что Призрак каким‑то образом смог узнать чужие пароли – возможно, выведав их у людей в непринуждённой беседе.
Поэтому Ширли разослала сообщение с требованием сменить пароль и никому не сообщать новый. Именно это она имела в виду, заявив, что «разобралась с этим вопросом».
Что же касается рекомендации удалить сайт, хранительницей и опекуншей которого была сама Ширли, тут она никаких шагов не предприняла, но Говарду об этом не обмолвилась. Ширли боялась, что сайт с высокой степенью защиты, о которой говорил тот продвинутый юноша, окажется за пределами её управленческих и технических навыков. Она и так исчерпала свои способности, но твёрдо решила держаться за должность администратора.
– Если Майлза выберут… – начала Ширли, но Морин перебила её своим низким голосом:
– Будем надеяться, что эта гнусная история не выбила его из колеи. Будем надеяться, она пройдёт для него бесследно.
– Люди поймут, что Майлз не имеет к этому никакого отношения, – прохладно сказала Ширли.
– Ой, поймут ли? – усомнилась Морин, и Ширли тут же вспыхнула ненавистью.
Как она смеет, сидя в гостиной у Ширли, противоречить ей? Хуже того, Говард кивал Морин в знак согласия.
– Вот об этом я и беспокоюсь, – сказал он, – а Майлз нам сейчас нужен позарез, чтобы вернуть совету былую сплочённость. После выступления Бен‑Задиры поднялась такая буря, что мы даже не поставили на голосование второй вопрос – «Беллчепел». Майлз нам просто необходим.
Говард ещё не договорил, а Ширли уже вышла из комнаты в кухню, не в силах видеть, как он потакает Морин. Закипая от бешенства, она взялась заваривать чай, а сама прикидывала, не вынести ли только две чашки, чтобы Морин неповадно было.
Наперекор всему и всем Ширли до сих пор восхищалась Призраком. Его обвинения вскрыли правду о людях, которых она не любила и презирала за их разрушительные действия и упрямство. Она не сомневалась, что электорат Пэгфорда с ней согласится и отдаст свои голоса за Майлза, а не за отвратительного Колина Уолла.
– В котором часу пойдём на выборы? – Позвякивая чайным подносом, Ширли вернулась в комнату и подчёркнуто обратилась с вопросом не к Морин, а к Говарду (ведь не чей‑нибудь, а их родной сын должен получить галочку в бюллетене напротив своей фамилии).
Но к её вящему раздражению, Говард предложил им пойти втроём, после закрытия магазина.
Майлз Моллисон не меньше отца опасался, что беспрецедентно нездоровая атмосфера вокруг предстоящих выборов подорвёт его шансы. С утра пораньше он наведался в газетный павильон за площадью и услышал обрывок разговора между владелицей, которая сидела за кассой, и старичком‑покупателем.
– …Моллисон всегда мнил себя королём Пэгфорда, – говорил старичок, не замечая, как каменеет лицо хозяйки. – А Барри Фейрбразер мне очень нравился. Такая трагедия. Настоящая трагедия. Кстати, Моллисон‑младший оформлял наши завещания и выказал, как я считаю, крайнее самодовольство.
Тут у Майлза сдали нервы, и он, залившись краской, словно школьник, незаметно выскользнул из павильона. Что, если этот говорливый старикашка и был автором анонимного письма? Благодушная уверенность Майлза в собственном обаянии пошатнулась, и он раз за разом пытался представить, каково это будет, если завтра его прокатят на выборах.
Вечером, раздеваясь перед сном, Майлз наблюдал за безмолвной женой через отражение в зеркале трюмо. В последнее время любое упоминание мужа о выборах Саманта встречала в штыки. Этим вечером, как никогда, ему хотелось ободрения и поддержки. А ещё больше – женской ласки. Давненько у них не было близости. Он припомнил, что в последний раз спал с женой в ночь перед скоропостижной смертью Барри Фейрбразера. Сэм была тогда немного подшофе. С недавних пор она без этого не ложилась с ним в постель.
– Что нового на работе? – спросил он, видя в зеркале, как она расстёгивает лифчик.
Саманта ответила не сразу. Она почесала глубокие красные борозды, оставленные тесным бюстгальтером, и произнесла, не глядя на Майлза: