Высокие идеи гражданской и политической свободы, равенства, народных прав и проч. не могут появиться в сознании народа ниоткуда и вдруг. Тем более – в патриархальной, закрепощенной и невежественной стране. Чтобы открыть эти идеи и сделать их доступными, необходим не только гениальный и светлый ум, которым может обладать только великий художник, но и просто человеческое мужество. Пушкин, а вслед за ним и Лермонтов – первые, поистине народные выразители, этих ценностей в России, ценностей получивших впоследствии общечеловеческое признание. Можно смело утверждать, что именно в их лирике наконец-то утвердилось в нашей литературе то, что мы называем политической темой, ставшей одной магистральных тем русского искусства вообще. «Пушкин возвел дом нашей духовной жизни, здание русского исторического самосознания. Лермонтов был первым его обитателем», - скажет почти через сто лет Б.Пастернак, один из самых ярких поэтов века двадцатого. Политика, как к ней ни отнестись, – великая и важная часть этого огромного дома.
А.С. Пушкин был современником великих событий 1812 г., наложивших неизгладимый отпечаток на мировоззрение всего поколения – поколения декабристов. Пятнадцатилетним юношей он пишет стихотворение «Воспоминания в Царском селе»(1814), которое является откликом на эти события. Созданное в лучших эстетических традициях классицистской оды XVIII в., оно становится отправным пунктом развития политической лирики Пушкина. «Русский победитель» - ведущий лейтмотив этого раннего шедевра. Франция побеждена: "Поникни, Галлия, главой". Мечта о свободном отечестве, направленная против Наполеона впоследствии будет обращена на внутреннее самовластье: от «Воспоминаний в Царском Селе идут пути к вольнолюбивой лирике послелицейского и, шире, всего романтического периода творчества Пушкина.
|
|
Послелицейский (петербургский) период – время наиболее прямых и смелых стихотворных выпадов молодого поэта, начинающего задумываться о сущности внутреннего порядка в своей стране. Самые яркие стихотворения тех лет – это прежде всего созвучная с одноименным произведением Радищева ода «Вольность»(1817), послание «К Чаадаеву (1818), «Деревня»(1819).
С юношеским рвением поэт готов «воспеть свободу миру, на троне поразить порок» (Вольность.1817). «Тираны мира, трепещите»: явился гений, которому суждено будет поколебать многие веками устоявшиеся представления, кому предназначено пробудить свободолюбивое чувство задавленного «барством» народа. «Восстаньте, падшие рабы», - ничего не страшась призывает поэт. И хотя везде «неправедная власть, законов гибельный позор», горе тому покорившемуся народу, если его «царям законом властвовать возможно». То есть, ответственность за существующее положение вещей и благополучие Родины отныне возлагается в равной мере и на народ, и на его правителей. От последних во многом зависит, быть ли счастливыми союзу монарха и его подданных, а значит и процветанию страны:
О днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари
Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.
(Вольность.1817)
О Лермонтове речь впереди, однако, уже здесь будет уместным провести первую параллель в творчестве двух поэтов. С той же почти еще детской прямотой делает четырнадцатилетний Лермонтов свои первые, совсем недетские «свободные намеки» про «дикий край», где
|
|
рано жизнь тяжка бывает для людей,
где
за утехами несется укоризна.
Там стонет человек от рабства и цепей!
Друг! Этот край…моя отчизна!
(Жалобы турка.1839)
"Впечатления бытия" юного Лермонтова по прошествии пятнадцати лет вторят ощущениям молодого Пушкина; они еще чисты и свободны от крайне сложного и противоречивого мироощущения взрослых, сотканного из так называемого жизненного опыта…
В самом начале XIX в. политическая тема становится как нельзя более актуальной. Все образованное дворянское общество той поры живет надеждой на то, что новый царь Александр I даст-таки своим подданным обещанные гражданские и политические свободы. Не мог остаться безучастным к вольнолюбивым веяниям и быстро взрослеющий Пушкин, жадно впитывающий все либеральные идеи эпохи. Известны его короткие, но хлесткие эпиграммы на придворное окружение: на ненавистного царедворца Аракчеева («Всей России притеснитель, / Губернаторов мучитель.…». 1817-1820), даже на личного историографом царя – писателя Н.М.Карамзина, впоследствии оказавшего огромное влияние на творчество Пушкина, пока же - задиристо критикуемого:
В его истории изящность, простота
Доказывают нам, без всякого пристрастья,
Необходимость самовластья
И прелести кнута
(1818)
Объектом едкой политической сатиры Пушкина становится сам царь Александр I:
Воспитанный под барабаном
|
|
Наш царь лихим был капитаном:
Под Австерлицем он бежал,
В двенадцатом году дрожал.
(Вероятно, 1820)
И вот, возвращающийся с Венского конгресса «кочующий деспот» увещевает свой народ, еще по-детски неискушенный в политических обещаниях:
Закон постановлю на место вам Горголи,
И людям дам права людей,
По царской милости моей.
Отдам из доброй воли.
Но к концу 1810-ых гг. общественные надежды на либеральные подарки от царя постепенно улетучиваются.
…Бай,бай – закрой свои ты глазки.
Пора уснуть уж, наконец,
Послушавши, как царь-отец
Рассказывает сказки.
В стихотворении, обращенном к другу, Пушкин приходит к неутешающим выводам относительно таких, еще преждевременных, чаяний современников (К Чаадаеву. 1818):
Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман.
Но несмотря на все временные разочарования, поэт остается верен своей звезде:
Товарищ, верь. Взойдет она
Звезда пленительного счастья.
Звезда - условный символ политической свободы во всей поэзии декабристов, товарищей Пушкина. Поэт исполнен чисто юношеской веры в то что непременно
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена
Эти надежды на разумное государственное устройство не покидают Пушкина, не теряющего юношеской искренности, учащегося "закон боготворить", и через год. Его все еще мучит тот же вопрос, который, однако, все больше теряет свою злободневность:
Увижу ль, о друзья, народ неугнетенный,
И рабство, павшее по манию царя,
И над Отечеством Свободы просвещенной
Взойдет ли, наконец, прекрасная Заря?
(Деревня.1819)
Вопрос оказался риторическим. Прогрессивным общественным ожиданиям эпохи, как мы знаем, не суждено было сбыться: никаких перемен от царя так и не последовало. Более того, на фоне наступившей реакции Пушкин испытывает первый серьезный удар самодержавной власти. Лишь благодаря заступничеству друзей вместо сибирского острога он оказывается на службе в канцелярии бессарабского наместника. То была фактически первая политическая ссылка периода царствования Александра I.
Кишинев, где пребывал Пушкин, вскоре становится центром готовящегося греческого восстания против турецкого владычества. В это же бурное время полным ходом разворачиваются революционные выступления в Италии и Испании. Мятежный поэт мечтает о своем личном участии в вооруженной борьбе:
Покой бежит меня, нет власти над собой
И тягостная лень душою овладела…
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая еще не закипела?
(Война, 1821)
Пушкин тесно общается с членами Южного общества декабристов, собиравшегося в то время в Кишиневе. Отголоском этих встреч становятся многие стихотворения вольнолюбивой тематики периода южной ссылки: от карающего «Кинжала»(1821), томящегося "Узника"(1822) до ставшей, наконец, свободной «Птички»(1823).
Последний год пребывания поэта на Юге омрачен тяжелыми разочарованиями: разгромлен кишиневский декабристский кружок, потерпели поражения народно-освободительные движения на юге Европы. Пушкин писал тогда: "Прежде народы восставали один против другого, теперь король неаполитанский воюет с народом, прусский воюет с народом, гималайский - тоже; нетрудно расчесть, чья сторона возьмет верх». «Кризис политических надежд»(В.С.Красовский), наступивший в результате этих событий, еще раз серьезно поколебал его уверенность в возможности совершенствования самовластья. Внутренний свободолюбивый пафос поэта, возможно, впервые подвергается серьезному испытанию категориями оправданности и целесообразности:
Взглянул на мир я взором ясным
И изумился в тишине;
Ужели он казался мне
Столь величавым и прекрасным?
(Бывало в сладком ослепленье…1823)
Пушкин вынужден признать неготовность простого народа понять и принять идеалы гражданской свободы:
Вы правы, мудрые народы,
К чему свободы вольный клич!
Стадам не нужен дар свободы,
Их должно резать или стричь.
Наследство их - из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.
«Свободы сеятель пустынный» – так называет своего лирического героя поэт, осознавая теперь, что и сам он «вышел рано, до звезды», и поэтому потерял только «время, благие мысли и труды» («Свободы сеятель пустынный…» 1823).
Мотив общественной свободы, один из ведущих на протяжении всех последних лет, уступает место мотиву свободы личной. Последний становится доминирующим. Пушкин начинает задумываться о месте и роли поэта в обществе («Разговор книгопродавца с поэтом» 1823, «Пророк» 1826, «Поэт» 1827, «Поэт и толпа» 1828, «Поэту» 1830, «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» 1836).
«Прощай, свободная стихия!» - так можно озаглавить итог раздумий Пушкина в первое время пребывания в Михайловском, куда он был направлен уже в настоящее, ничем не прикрытое политическое заточение под двойной надзор полиции и церкви («К морю» 1824). Образ абсолютной дискредитируется, и вот для романтика Пушкина
Мир опустел…Теперь куда же
Меня б ты вынес, океан?
Судьба земли повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран.
Всякая свобода ограничена. Однако
О чем жалеть? Куда бы ныне
Я путь беспечный устремил? –
философски заключает поэт, оглядываясь на «тревоги шумной суеты» блестящего Петербурга и мятежного Юга.
Стихотворение «К морю», таким образом, знаменует собой во многом переломный момент, который стал кульминационным в развитии таланта Пушкина – поэта романтической творческой системы. Примечательно, что именно в этот период им романтически переосмысливается личность Наполеона. В то время как в ранней лирике Наполеон для него “злодей”, «ужас мира», то теперь для поэта он – «гений», «почивший среди мучений». (Жаль, что «Сердца русских не постигнул / Он с высоты отважных дум». (Наполеон. 1821 _)
Тема Наполеона была впоследствии воспринята многими поэтами. В первую очередь, конечно же, Лермонтовым, который в самом расцвете своего творчества создает великолепный перевод «таинственной» баллады немецкого романтика И.Зейдлица «Воздушный корабль» (1840).
В ней явившийся из гроба на воздушном корабле «император», «скрестивши могучие руки», вновь спешит «к Франции милой».
Опять его сердце трепещет,
И очи пылают огнем.
Он кличет своих маршалов, зовет сына. Но, преданный оставшимися в живых соратниками, покинутый безвременно угасшим наследником, он «тяжко вздыхает» и вынужден повернуть свой волшебный корабль:
Главу опустивши на грудь,
Идет и, махнувши рукою,
В обратный пускается путь.
Через четверть века после окончательного поражения великого завоевателя образ Наполеона героизируется в русской литературе…
Пушкин периода политической ссылки в Михайловском – уже в сущности совсем другой Пушкин. Романтизм в его творчестве все более начинает тесниться совершенно иными принципами отображения мира; романтическая «свободная стихия» уступает место творческой зрелости, предваряющей зрелость гражданскую.
Трагедия «Борис Годунов»(1825), хотя и не являющаяся всецело лирическим произведением, однако крайне важна для понимания глубины политического анализа Пушкина. Это и первый законченный антиромантический опыт, и одновременно по-настоящему серьезная попытка взглянуть на современные проблемы исторически. Истоки общественного переустройства Пушкин один из первых пытается найти в истории народа. Прежде всего поэта занимает вопрос о природе народного гнева (тема «русского бунта» будет в полной мере развернута им позднее в прозе: в «Истории Пугачева» и «Капитанской дочке»). Он приходит к провидческому выводу, озвученному резонерами:
Басманов
Всегда народ к смятенью тайно склонен.
Так гордый конь грызет свои бразды.
Но что ж? На нем спокойно всадник правит.
Царь
Конь иногда сбивает седока.
Дар прорицателя дан гению свыше. Четырьмя годами позднее пока еще пятнадцатилетний Миша Лермонтов, находясь под впечатлением очередной французской революции, с пугающей верностью предскажет будущее России в своем стихотворении, которое он так и было озаглавил - «Предсказание»(1830):
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь,
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон.
Придет ужасное время лишений, голода и болезней:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож.
Почти через век мрачное предсказание полностью сбудется…
Пушкин, находясь в Михайловском, узнает о событиях 14 декабря 1826 года – первой попытке осмысленных революционных преобразований в России. Выступление на Сенатской площади и последовавшая за этим расправа над его участниками потрясли поэта, не разделившего их участи, возможно, только благодаря своей суеверности («И я бы мог как шут на…» - было выведено его рукой под собственным рисунком повешенных декабристов.) Близость Пушкина декабристскому братству найдет выражение во многих стихотворениях конца 1820-гг. Таковы стихотворения: «И.И.Пущину» («Мой первый друг, мой друг бесценный…".1827), «Орион»(1827), «17октября 1827года», «Анчар» (1828).
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье.
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
(Во глубине сибирских руд.1827)
Во время разговора с новым царём - Николаем I, решавшего всю его дальнейшую судьбу, Пушкин не отступился от опальных друзей. Напротив, он открыто заявил, что был бы с ними в тот день на Сенатской площади. Позднее Пушкин, сильно рискуя, переправил несколько посвященных им стихотворений в Сибирь, совершив тем самым не только гражданский, но и просто смелый поступок, достойный настоящего мужчины.
Вторая половина 1820-гг. и 1830-гг. - период абсолютной зрелости Пушкина. В конце 1826г. Николай I разрешает поэту вернуться. Пушкин с оптимизмом смотрит на нового самодержца:
В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни.
Желая видеть в нём нового Петра, он обращается к Николаю:
Семейным сходством будь же горд;
Во всем будь пращуру подобен:
Как он, неутешителен и твёрд,
И памятью, как он, незлобен.
(Стансы.1826)
Несмотря на принадлежность к роду Пушкиных мятежных, монархические основы российской государственности поэт не оспаривает. По своим взглядам Пушкин никогда не был крайним республиканцем. Он возлагал немало надежд на прогрессивную самодержавную власть, символом которой всегда оставался для него Пётр I, «шкипер славный» (Стансы.1826, Полтава.1828). Тридцатилетний Пушкин, ставший к тому времени известным «по всей Руси великой», уже не столь резок по отношению к верховной власти. В связи с этим многое из его творчества, особенно рубежа 1820-30гг., подвергалось нападкам современников, которые обвиняли поэта чуть ли не в предательстве своих политических идеалов.
Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю
Языком сердца говорю, -
отвечает поэт этим светским ревнителям революционной нравственности. Он благодарен Николаю за свое освобождение. Отвергая всякие обвинения, четко выражает свою позицию:
Нет, братья, льстец лукав.
Царю
Он скажет: презирай народ,
Глуши природы голос нежный.
Он скажет: просвещенья плод -
Разврат и некий дух мятежный.
В ненависти к собственному народу, нелюбви к природе, а равно в прославлении невежества Пушкина вряд ли посмел бы упрекнуть даже самый смелый из его недругов. Свободный голос поэта – залог мощи и процветания его родины:
Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу.
(Друзьям.1828)
Тридцатилетний возраст – пора критического осмысления бурной молодости, мировоззрения, присущего этому времени жизни:
Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Совсем иное волнует теперь Пушкина. Успешная внешняя политика первых лет царствования Николая I на Юго-востоке Европы и в Закавказье, последовавшие за этим приращения земель, а также вооруженное подавление все увеличивавшихся территориальных претензий к России польских магнатов вызвали глубокий патриотический отклик в обществе («Россию вдруг он оживил / Войной, надеждами, трудами»). На фоне поднявшегося ропота западных держав в адрес Российской Империи великий поэт спешит поклониться выдающемуся полководцу Кутузову, гробница которого находится в Казанском соборе в Петербурге: «Перед гробницею святой / Стою с поникшей головой…»(1831). В порыве благородного гнева он нападает теперь на правителей - высокопоставленных «народных витий» - чуждых нам держав, выражая тем самым народное патриотическое чувство, слитое в тот момент с настроениями в верхах. Он предлагает воинствующим неприятелям перейти, наконец, от слов к делу:
Так высылайте ж нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России
Среди нечуждых им гробов.
(Клеветникам России.1831)
Недвусмысленно при этом напоминает он и про «великий день Бородина»: а именно о том, что однажды имевший место в истории наших отношений свой
бедственный побег,
Кичась, они забыли ныне;
Забыли русский штык и снег,
Погребший славу их в пустыне.
(Бородинская годовщина.1831)
Это честная и зрелая гражданская позиция поэта-патриота, адекватная реакция на внешнеполитическую угрозу «легкоязычных витий», «мутителей палат» своих заграничных парламентов. Очевидно, что не может быть свободным народ в государстве, не способном противостоять внешней угрозе давлению и лишенном своей независимости. Печальный опыт Польши лишний раз это подтверждает.
Тема патриотизма – еще один принципиальный пункт сопоставления творчества Пушкина и Лермонтова. Чувство любви к родине Лермонтова (которому самому довелось повоевать), совершенно отличное от пушкинского, разделяется. Раздвояется. Патриотизм Лермонтова-офицера в «Бородине» (1837) – это чувство его гордого народа, сражающегося с захватчиком, а потому за правое дело. Он демократичен, безыскусствен. Полковник-«хват», «отец солдатам», перед битвой обращается к воинам, «сверкнув очами»:
«Ребята, не Москва ль за нами?
Умремте ж под Москвой,
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой, -
рассказывает в свою очередь ветеран битвы расспрашивающему его молодому солдату «из нынешнего племени». Сходный пафос имеют и другие лермонтовские стихотворения батальной тематики: «Я к вам пишу…» (1840), «Завещание» (1840).
Патриотическое чувство Лермонтова-лирика, уже вдоволь навоевавшегося на Кавказе, качественно совсем иное:
Люблю отчизну я, но странною любовью!
(стихотворение «Родина» 1841)
Любовью, полной нежности к простому, прозаическому покою природы, «когда волнуется желтеющая нива, и свежий лес шумит при звуке ветерка». Как и сам поэт, бежавший от безликой «пестрой толпы», родина для него свободна от всякой наносной общественной организации…
Пушкин в свои тридцать пять «и жить торопится, и чувствовать спешит»: «Бегут за днями дни, и каждый час уносит / Частичку бытия». Наступает возраст житейской мудрости. Приходит новое осмысление человеческой свободы, «вольности», когда-то немыслимой вне связи с политическим освобождением. В жизни, несвободной и беспокойной, «среди печальных бурь», возникает и новое понимание счастья. От «горестей, забот и треволненья» Пушкин стремится к уединению и разрыву с суетливым мiром:
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля,
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
(“Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит…”. 1834)
На свете счастья нет. Счастья, которое являлось некогда поэту в аспекте и политическом, и социальном, как общественная свобода, народов “вольность и покой”.
Политические размышления Пушкина, проделавшие сложный путь от наивных представлений и трогательных надежд лицейского и послелицейского периода, прошедшие через испытание ссылкой и непростыми взаимоотношениями с режимом власти, через патриотический порыв, фактически подытоживаются в его философском стихотворении “(Из Пиндемонти)” (1836). Начинает определяться, по сути, новая эстетическая направленность поэта:
Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Место “Закона”, “вольности святой” занимают совсем иные образы. Мотивы, сопутствующие теперь “свободе”, более прозаичны и приземленны: “налоги”, “печать”, “цензура”.
Все это, видите ль, слова, слова, слова.
Иные, лучшие мне дороги права;
Иная, лучшая потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа –
Не все ли нам равно? Бог с ними.
Бог, власть, народ – три исконных начала российской действительности синтезируются в одно неразрывное историческое целое. Но, не растеряв и прежних своих убеждений, Пушкин формирует свой старый-новый нравственный императив:
для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи.
Оставаясь свободным странником,
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья
Вот счастье! вот права…
Трудно не согласиться: вот действительно Права, выстраданные всей прошлой жизнью. К сожалению, воплотить задуманное так и не удалось...
Трагическая для всей нашей истории дуэль, состоявшаяся в январе 1837 года на Черной речке, указала нам на новое национальное дарование: гений Лермонтова, имя “младое, незнакомое”. “Приемника Пушкина, - писал Ираклий Андроников, - увидели в Лермонтове сразу – и почитатели, и враги пушкинского таланта. Это было в те дни, когда Пушкин погиб на дуэли…Известие о гибели Пушкина прозвучало для него как призыв”. Славу молодому поэту сразу же принесло быстро распространившееся в списках стихотворение “ Смерть поэта”.
В эпиграфе, потрясенный убийством первого поэта России, Лермонтов взывает к царю. Он верит в справедливость, которая, как он надеется, должна исходить от монарха:
Отмщенья, государь, отмщенья!
Паду к твоим ногам:
Будь справедлив и накажи убийцу.
Но виновен в этой трагедии, по мнению Лермонтова, не только и столько сам убийца. Основной объект этой страстной инвективы – это, во-первых, оклеветавшая поэта толпа, подлое и страшное оружие которой – сплетни и слухи. Во-вторых – сам общественный порядок, при котором становится возможным, чтобы национальный поэт России погиб от руки бездарного проходимца-инородца. И наконец, подлые “Свободы, Гения и Славы палачи”, “жадною толпой стоящие у трона”, не желающие видеть перед собой ни закона, ни суда, ни правды.
Закономерно «дело о непозволительных стихах корнета Лермортова» заканчивается высочайшим повелением его «за сочинение стихов перевесть тем же чином в Нижегородский драгунский полк», расквартированный на Кавказе. Это означало очередную политическую ссылку в России. Царь Николай I не оправдал высоких надежд современников.
«Четыре года жил Лермонтов с этого дня. Только четыре года определял направление русской поэзии», - продолжает Андроников, называя последние годы жизни поэта «чудом». За это время им созданы такие шедевры, как поэма «Песнь… о купце Калашникове», стихотворения «Завещание», «Я вам пишу…» («Валерик»), «Родина» и многие другие.
Лермонтов-лирик, продолжая традицию, подхватывает пушкинские свободолюбивые мотивы – «знамя вольности». По праву наследуя все богатство пушкинского гения, он еще сильнее обогащает «свободолюбивую» эстетику Пушкина. Но если последний был как, наверное, никто более взвешенным и гармоничным поэтом, то Лермонтов – это скорее поэт антитезы: огонь-холод, свобода-изгнание, господа-рабы и т.п. Политическая тема, которую он также открыл еще в юном возрасте, в его творчестве получает еще большую остроту.
Юного Лермонтова не меньше, чем в свое время лицеиста Пушкина, волнует судьба России. Это ясно видно в его уже упоминавшихся ранних стихотворениях: “Жалобы турка” (1829), “Предсказание” (1830) и других. Он тоже апеллирует напрямую к монархам. Живо откликаясь на революционные события во Франции, бросает вдогонку низложенному и обратившемуся в бегство Людовику XVI:
Есть суд земной и для царей.
Уповая на высшую справедливость, со свойственным молодому возрасту максимализмом, юный Лермонтов обещает развенчанному французскому королю:
…заплатишь ты, тиран,
За эту праведную кровь,
За кровь людей, за кровь граждан.
(30 июля –(Париж)1830 года.)
Еще глубже удается ему вникнуть в проблему соотношения монархической власти и народа применительно к действительности российской (что было начато Пушкиным еще в «Медном всаднике»). И, также как Пушкин, он, не удовлетворившись современным ему временем, пытается подойти к проблеме царской власти и маленького человека в России, по меткому выражению Белинского, «заглядывая в ее историческое прошедшее». Лермонтов создает великолепную стилизацию народного фольклора – поэму, полное название которой - «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» (1837).
Образы царя Ивана Грозного и Кирибеевича, человека из его окружения, соотносятся в «Песне…» с образами купца Калашникова и его жены Алены Дмитриевны. В поэме нет чисто отрицательных персонажей, и это очередной шаг ко все более полной исторической правдивости: герои «Песни…» поступают именно так, как, вероятно, это и было характерно для их возможных прототипов в XVI веке. Но при этом исключительная в художественно-историческом отношении фигура царя Ивана IV (а это у Лермонтова акцентировано уже самим названием поэмы: имя главного ее героя стоим последним в ряду, первым же – имя царя Грозного) все же уступает в нравственной оценке «маленькому человеку» купцу Калашникову. Косвенно царь Грозный признает убийство своего любимого опричника Калашниковым правомерным: хотя тот и «убил его вольной волею», но все-таки в честном поединке. Он даже жалует из казны его «молодую жену и сирот», освобождает его братьев-купцов от уплаты торговых пошлин за то, что Калашников «ответ держал по совести». Однако приказывает казнить купца «смертью лютою, позорною» фактически невиновна - прогневавшись на него за смерть на поединке своего верного слуги. Неявно, но все же подвергается сомнению абсолютная непогрешимость монарха, который считался на Руси наделенным властью над людьми напрямую от Бога.
Сталкивая в «Песне…» своих героев, Лермонтов, по сути, обнажает еще один остросоциальный конфликт с политической окраской, веками существующий на Руси (причем во многом этому способствовала и внутренняя политика, проводимая Иваном IV Грозным). В его основе сложные взаимоотношения царского окружения и рядовых поданных. Опричник Кирибеевич, несомненно, выдающийся воин, достойный быть в ближайшем окружении царя. В силу своей исключительности царский слуга посчитал себя вправе поддаться своему чувству: сначала он попытался обольстить чужую жену, а когда это не получилось, он опозорил ее «на глазах злых соседушек». С точки зрения нравственного чувства народа такой поступок может заслуживать лишь осуждения и презрения. В понимании простых людей причина свершившейся чудовищной несправедливости однозначно состоит в принадлежности виновника к власти и богатству. Вследствие этого – взаимное вековое отчуждение народа и его правителей. Ответственность за это возлагается на традиционную верховную власть…
В апреле 1841 г. Лермонтов вновь отправляется на Кавказ, ставший последним пристанищем мятежной и одинокой души поэта. Формальная причина второй ссылки – дуэль с французским посланником Барантом (и опять косвенной причиной смерти выдающегося русского таланта становится иноземец – на этот раз француз).
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Политическое прощание со ставшим ненавистным николаевским режимом, с бездушной «пестрой толпой» «презренных рабов» перед ним завершается заранее обреченной надеждой:
Быть может за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей…
В июле того же года он так же, как и Пушкин, погиб на дуэли.
Английский поэт П.Б.Шелли однажды заметил: «Поэзия – самый надежный провозвестник пробуждения всякого великого народа, которое направлено к благородным переменам в образе мышления или общественном устройстве». Но поэзия не существует сама по себе: великие произведения создаются художниками слова. Должен явиться гений, чтобы донести светлые идеи преображения общества до сознания народа. В России ими стали А.С.Пушкин и М.Ю.Лермонтов.
Уже «в первых своих лирических произведениях, - отмечал Белинский, - Пушкин явился провозвестником человечества, пророком идей общественных». Поскольку взрослеет и мужает сам Пушкин, постольку политическая тема в его творчестве, ставшая одной из основных, наполняется великим и благородным содержанием. Политические мотивы только начинают по-настоящему утверждаться в передовом сознании того времени: лирика Пушкина лицейского и послелицейского периода, уже во многом новаторская, определяется конкретно-историческим фоном той эпохи, ожиданием реформ. Но многое в творчестве Пушкина обусловлено и особенностями его личности, событиями в жизни поэта. Дерзкий порыв мятежной юности сменяется со временем мудрой рассудительностью зрелых лет. У Лермонтова, также открывшем политическую тему еще в ранней юности, индивидуальное, личностное выражено сильнее. С уже юных лет он категоричней, чем Пушкин, резко инвективен по отношению к власти. Молодость всегда порывиста, целеустремленна, жаждет справедливости; юность – время проверки выстроенных идеалов невымышленной действительностью; зрелость – пора подведения первых итогов, время первых разочарований. И Пушкин в этом смысле – эталон для любых сравнений.
Наследие, доставшееся нам от этих двух великих поэтов, бесценно. Политическая тема, а вместе с ней мотивы свободы, политических и гражданских прав, отношений власти и народа, царя и обыкновенного, «маленького человека» продолжают жить в русской литературе, ставшей в свою очередь искусством поистине народным. Мы имеем все основания теперь гордиться ею: несмотря на все общественные потрясения, унижения и боль народа, она всегда оставалась свободной, правдивой, мудрой и во многом пророческой, часто ироничной, но всегда гордой и ищущей справедливости. По воле Бога художник сделался в нашем Отечестве высшей инстанцией истины:
Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею Моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.
Поэт в России больше, чем просто поэт, – теперь мы знаем это точно.
[1] Ивинский Д.П. Ф.И. Тютчев.// Русская литература ХIX-XX веков: в 2 т. Т1:Русск. Лит-ра XIX века: Учеб. пособ. для поступающих в вузы/Сост. и научн. ред. Б.С. Бугров, М.М. Голубков – 6-е изд. – М.: Изд-во Московского ун-та, 2004. С. 326-327.
[2] Горшков А.И. Русская словесность: От слова к словесности. 10-11 кл./ Учебник для общеобрзоват. учр. – М.: Дрофа. – 2001. С. 302.
3 Прописными буквами обозначены женские рифмы, строчными – мужские.
[4] Ю.М.Лотман. Стихотворение Ф.И. Тютчева «Два голоса».//В книге: Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии./ С-Пб.: Изд-во «Искусство-СПб».1996. С. 177.
[5] 5 Лотман Ю.М. Указ. Соч. С. 176.
[6] Там же. С.177.
* «Трусливой» не только в смысле своих отношений с окружающими, но «трусливой» также и вследствие постоянной правовой неопределенности в России, когда становится возможным сами нескончаемые ожидания злополучных «циркуляров запрещающих
*
** Слова в цитатах выделены мной – А.Г.
* * Все слова в цитатах выделены мной – А.Г.
[7] Так словами Пушкина (сказанными им в свою очередь о великом английском поэте-романтике Дж. Байроне) В.Г. Белинский характеризует Лермонтова в своей статье «Стихотворения М.Ю. Лермонтова». См., например: В.Г. Белинский. Избранные статьи. М.: Детская литература. 1972. С. 83.
2 Идея привести этот замечательный пример заимствована у Р.И. Альбетковой. См. ее статью, несравненно более яркую по содержанию, в учебнике: Р.И. Альбеткова. Русская словесность: От слова к словесности: Учеб. для 8 кл. общеобразоват. учреждений. - М.: Дрофа. 2000, входящем в комплект пособий для 5-8 классов.
3 Строго говоря, нужно отметить, что в русском языке все гласные звуки, кроме [у], находящиеся в первой послеударной позиции в слове, редуцируются в звук [ъ] – «ер» (или в [ь] – «ерь» - после мягких согласных) и звучат одинаково нейтрально. Кстати, эта закономерность лежит в основе многих рифм, «неточных» на письме, но безупречных в своем звучании (так называемые приблизительные рифмы):
От страсти извозчика и разговорчивой прачки
Невзрачный детеныш в результате вытек.
Мальчик – не мусор, не вывезешь на тачке.
Мать поплакала и назвала его: критик.
(Маяковский.)
4 Слово, таким образом, иногда может не только «не помещаться» в строке, но и быть в ней «лишним», тогда как оставшаяся часть фразы полностью заполняет следующий стих: так называемый контрежет (от французского contre rejet) – еще одна разновидность переноса.