Эдриан Треганнет вспрыгнул на нижнюю ступеньку. Он подал знак паре горничных, и они встали по обе стороны от своей госпожи.
– Милорды и миледи! – провозгласил он с величавым поклоном. – Позвольте мне засвидетельствовать всеобщее почтение нашей очаровательной хозяйке, на чьем празднике мы пируем сегодня! Колдунье, преследовавшей Адама в его снах, – Лилит!
Горничные осторожно сняли плащ с плеч госпожи. Толпа у ее ног захлебнулась втянутым в восхищении воздухом. Бет Гаррингтон была облачена в пояс для чулок из блестящей черной кожи, плотно облегающий талию. Остальной ее костюм состоял лишь из узких, высотой до колена сапог на шпильках, перчаток до локтей и стоячего воротничка вокруг горла – все из черной кожи, резко контрастирующей с ее белоснежным телом и светлыми волосами. Сперва Лизетт решила, что стан хозяйки обвивает длинный воловий кнут, но когда кольца зашевелились, она поняла, что это огромная черная змея.
– Лилит! – раздался чей‑то благоговейный крик. – Лилит!
Принимая восхищение, плавно кивая, Бет Гаррингтон спустилась по ступеням. Змеиные кольца перетекали с одной руки на другую, обвивали туго затянутую талию. Глаза рептилии хладнокровно взирали на гуляк. Бокалы с шампанским поднялись в честь Лилит, и веселье вечеринки вновь наполнило дом.
Треганнет подхватил Бет под локоток, когда она приветствовала своих гостей у подножия лестницы. Он наклонился к ее уху и зашептал что‑то, она любезно улыбнулась, и они пошли вместе.
Видя их приближение, Лизетт ухватилась за стойку перил. У нее кружилась голова, ей отчаянно хотелось прилечь на свежем воздухе, она не доверяла своим ногам. Девушка смотрела в глаза змеи, загипнотизированная подрагиваниями раздвоенного языка.
Комната колебалась, то попадая в фокус, то выпадая из него. Маски гостей, казалось, косятся на нее и злорадствуют, зная какую‑то тайну; танцоры в фантастических костюмах превратились в гротескную орду развратных сатиров и резвящихся демонов, кружащихся по комнате, словно на ведьмовском шабаше, непристойно слившись друг с другом. Будто в кошмарном сне, Лизетт приказывала своим ногам развернуться и бежать, но понимала, что тело ее больше не повинуется ее воле.
– Бет, тут есть кое‑кто, кого ты так жаждала видеть, – услышала девушка голос Треганнета. – Бет Гаррингтон, позвольте представить вам Лизетт Сэйриг.
Губы под черной маской изогнулись в приятной улыбке. Лизетт заглянула в чужие глаза и обнаружила, что уже не чувствует своего тела. Ей показалось, что где‑то далеко Даниэль зовет ее.
Пронзительные глаза висели перед ней еще долго после того, как она соскользнула по стойке вниз и повалилась на пол.
IX
Паб на Кенсингтон‑Черч‑стрит назывался «Кувырок». Здесь готовили неплохие закуски, и Лизетт любила останавливаться тут, прежде чем свернуть на Холланд‑стрит, на сеанс доктора Магнуса. А поскольку сегодняшний сеанс был последним, и девушке, и доктору показалось естественным закончить вечер здесь.
– Хотя я и не люблю повторяться, – серьезно проговорил доктор Магнус, – я действительно считаю, что мы обязаны продолжать.
Лизетт вытащила сигарету и решительно покачала головой:
– Ни в коем случае, доктор Магнус. Мои нервы и так истрепаны до предела. Только прикиньте – я вырубилась на костюмированной вечеринке, и моей соседке пришлось увезти меня домой и уложить в постель! Так было, когда я, будучи еще неопытной малышкой, наглоталась паленой кислоты: весь мир на недели превратился в чудовищное, зловещее шоу уродцев. Как только моя голова встала на место, я сказала себе: «Больше никакой кислоты!»
– Вы путешествуете по печально известному порочному кругу. К тому же, если я правильно понял, тем вечером вы допустили некоторые излишества.
– Пара бокалов шампанского и чуть‑чуть порошка никогда прежде не причиняли мне вреда – они лишь делали меня смешливой и разговорчивой.
Лизетт отхлебнула половину своего лагера, легкого пива; она так и не привыкла ко вкусу английского горького эля, а лагер, по крайней мере, освежал. Они сидели друг напротив друга за столиком под навесом; она – в уголке, на мягкой скамье у стены, он – на стуле, подпираемом стеной стоящих тел. В шаге от девушки трое молодых людей за таким же столиком оживленно беседовали. Но при всем при том они с доктором Магнусом были все равно что одни в помещении. Лизетт не удивилась бы, узнав, что именно переполненный английский паб вдохновил того психолога, который создал чудаковатую концепцию «пространства».[48]
– Я не просто упала в обморок на вечеринке. И на обычный кошмар это не походило. – Она помолчала, подыскивая слова. – Все как будто вышло из фокуса и из‑под контроля. Это… да, это пугало.
– Именно поэтому мы и должны продолжать.
– Именно поэтому мы и не должны продолжать, – вздохнула Лизетт.
Это они уже проходили. В момент слабости она согласилась позволить доктору Магнусу купить ей выпить после сеанса, вместо того чтобы отправиться прямиком домой. К тому же он был так огорчен, когда она сказала, что прекращает ходить к нему.
– Я пыталась, как могла, сотрудничать с вами и уверена, вы совершенно искренни в своем стремлении помочь мне. – Хм, она не была настолько уж уверена, но углубляться в это не стоит. – Однако факт остается фактом: с тех пор как мы начали сеансы, мои нервы стали ни к черту. Вы говорите, что без сеансов будет хуже. А я говорю, что именно сеансы портят мне нервы, и хотя, возможно, связи тут и нет, а дело только во мне, я собираюсь довериться своей интуиции и жить без сеансов. Достаточно честно?
Доктор Магнус бросил напряженный взгляд на свою едва тронутую рюмку с шерри.
– Хоть я и понимаю ваши логические обоснования и причины, я вынужден тем не менее настоятельно просить вас передумать, Лизетт. Вы рискуете…
– Постойте. Если кошмары прекратятся – отлично. А если нет, я всегда могу собрать вещички и улететь в Сан‑Франциско. Так я освобожусь от всего, в чем мы с Лондоном не совместимы, а если нет – я загляну к своему психиатру дома.
– Что ж, хорошо. – Доктор Магнус пожал девушке руку. – Однако, пожалуйста, помните, что я готов продолжить наши сеансы в любое время, если вы вдруг измените свое мнение.
– И это тоже честно, доктор. И очень любезно с вашей стороны.
Доктор Магнус поднял свою рюмку, посмотрел сквозь нее на свет и задумчиво заметил:
– Янтарь.
X
– Лизетт?
Даниэль заперла за собой переднюю дверь и повесила совершенно не спасающий от дождя зонтик в прихожей. Посмотрев на себя в зеркало, она скорчила рожу при виде того, что творилось у нее на голове.
– Лизетт? Ты здесь?
Нет ответа, и нет ее плаща на крючке. Либо подруга припозднилась на сеансе с доктором Магнусом, либо благоразумно укрылась где‑нибудь, дожидаясь, когда кончится этот треклятый дождь. После того как Даниэль пришлось везти Лизетт домой в такси с вечеринки, на которой она лишилась чувств, Даниэль начала по‑настоящему беспокоиться о состоянии здоровья своей подруги.
Даниэль сбросила промокшие туфли и вошла в гостиную. Занавески задернуты, отгораживая комнату от серости снаружи, и девушка включила лампу, чтобы немного осветить квартиру. Платье прилипло к телу, точно холодный и влажный презерватив; передернувшись, она подумала о чашечке кофе. Если Лизетт еще не вернулась, значит, он еще не сварен. Придется вместо кофе принять горячий душ, а уже после позаботиться о кофе – если Лизетт к тому времени не вернется и не поставит чайник.
– Лизетт?
Их спальня пуста. Даниэль включила верхний свет. Господи, ну и темень! Это слишком даже для долгих английских летних вечеров – ох уж этот чертов дождь, она даже не помнит, когда в последний раз видела солнце. Девушка стянула с себя мокрое платье, разложила его на кровати, смутно надеясь, что, возможно, так оно не слишком помнется, затем кинула на кресло бюстгальтер и трусики.
Скользнув в пижаму, Даниэль босиком пошлепала обратно в гостиную. Лизетт по‑прежнему нет, а уже десятый час. Возможно, она задержалась в пабе. Подойдя к стерео, Даниэль поставила новый диск «Блонди»[49]и прибавила громкость. Пусть соседи жалуются, – по крайней мере, это поможет развеять вечернее сумрачное уныние.
Ругая на чем свет стоит проволочки, она дождалась, когда температура воды в душе станет подходящей, и влезла в ванну. Наслаждаясь горячими струями, девушка несколько минут простояла под ними просто так – душ воскрешал, неся приятную расслабленность. Сквозь убаюкивающий шум воды она слышала приглушенный ритм стерео и, потянувшись к шампуню, начала приплясывать под него.
Душевая занавеска колыхнулась от сквозняка – это открылась дверь ванной. Намыленная Даниэль приоткрыла глаза и выглянула из‑за пленки – она знала, что квартира надежно заперта, но после «Психо»[50]… Это была всего лишь Лизетт, уже раздетая, с распущенными светлыми волосами, падающими на грудь.
– Из‑за музыки я не слышала, как ты вошла, – поприветствовала подругу Даниэль. – Залезай, пока не простыла.
Даниэль продолжила намыливать волосы. Занавеска раздвинулась, и в ванну шагнула вторая девушка. Даниэль, снова зажмурившаяся, чтобы мыло не попало в глаза, чувствовала, как соски Лизетт трутся о ее спину, а плоский живот прижимается к ягодицам. Ладони Лизетт нежно легли на груди подруги.
Наконец‑то Лизетт забыла их глупую размолвку из‑за Эдди Зубастика. Она же объяснила, что бросила грязного грубияна, когда он безрезультатно попытался трахнуть ее прямо на танцполе, но как можно разумно растолковать что‑то дурехе, которая падает в обморок при виде змеи?
– Боже, ты промерзла до костей! – воскликнула Даниэль, поежившись. – Становись‑ка лучше под душ, погрейся. Ты попала под дождь?
Пальцы второй девушки продолжали ласкать ее груди, а вместо ответа губы Лизетт припали к шее застонавшей от наслаждения Даниэль. Вода смывала пену с ее волос и лилась на их соединенные тела. Слабеющая Даниэль медленно повернулась лицом к своей любовнице и обвила руками плечи Лизетт.
Поцелуи Лизетт скользнули к напряженным соскам, дразня их почти болезненно. Даниэль прижала лицо подруги к своей груди и вздохнула, когда быстрые, клюющие поцелуи взлетели обратно к горлу. Возбуждение делало ее вялой, и только Лизетт не позволяла ей сползти на дно. Губы любовницы невыносимо мучили ее; Даниэль задохнулась и притянула лицо Лизетт к своему.
Ее рот приоткрылся, чтобы принять поцелуй ярко‑красных губ, и распахнулся еще шире, когда Даниэль заглянула в глаза своей подруги. В первый момент она просто удивилась:
– Ты не Лизетт!
Около полуночи Лизетт открыла своим ключом дверь их квартиры и тихонько вошла. Кое‑где горел свет, но Даниэль видно не было – либо она вышла, либо, что более вероятно, отправилась спать.
Лизетт повесила плащ и устало сбросила туфли. Девушка едва успела на последний поезд в метро. Она, должно быть, свихнулась, раз позволила доктору Магнусу уговорить ее вернуться в его кабинет для еще одного сеанса так поздно, но он все‑таки прав: ее проблемы серьезны и она действительно нуждается в любой помощи, которую он может оказать ей. Она чувствовала теплую благодарность к доктору Магнусу, который был рядом, когда ей так нужна его поддержка.
Вертушка проигрывателя не крутилась, но огонек на усилителе говорил о том, что стерео включено. Значит, Даниэль не в постели. Наверное, надо все‑таки извиниться перед ней за то, что поверила вракам этой дряни Мидж. В конце концов, она испортила Даниэль веселье: бедняжке Даниэль пришлось уложить ее в кровать, покинув вечеринку, даже не встретившись с Бет Гаррингтон, а ведь именно ее в первую очередь пригласила Бет.
– Даниэль? Я вернулась, – позвала Лизетт, не открывая двери в ванную. – Хочешь чего‑нибудь?
Ответа не последовало. Лизетт заглянула в спальню, просто на всякий случай – вдруг Даниэль пригласила какого‑нибудь дружка. Нет, кровати не разобраны; на одной разложена одежда Даниэль.
– Даниэль? – Лизетт крикнула погромче. Возможно, она просто не слышит из‑за шума душа. – Даниэль? – Наверняка с ней все в порядке.
А почему ноги как будто мокрые? Лизетт опустила взгляд. Из‑под двери сочилась вода, натекла уже целая лужа. Должно быть, Даниэль плохо задернула занавеску.
– Даниэль! Ты нас затопишь!
Лизетт приоткрыла дверь и осторожно заглянула в ванную. Занавеска висит как положено. Из щели тянется тонкая струйка, но душ, вероятно, работал достаточно долго, чтобы разлилась лужа. Но тут Лизетт сообразила, что за полупрозрачной пленкой она должна видеть силуэт Даниэль.
– Даниэль! – Тревога росла. – Даниэль! С тобой все в порядке?
Она прошлепала по мокрым плиткам и отдернула занавеску. Даниэль лежала на дне, капли падали на ее обращенное вверх улыбающееся лицо с кожей белее фарфора ванной.
XI
Давно уже перевалило за полдень, когда ей наконец позволили вернуться в квартиру. Если бы она была в состоянии думать о каком‑то другом месте, куда можно пойти, она наверняка отправилась бы туда. Но вместо этого Лизетт просто плюхнулась на кушетку, слишком поглощенная наливанием себе выпивки, в которой она так отчаянно нуждалась.
Каким‑то образом она все‑таки позвонила в полицию и, хотя ее колотила истерика, сумела объяснить им, чего хочет. А когда приехала машина, сразу отпала необходимость действовать по собственной инициативе: ее просто подхватил поток полицейского расследования. Так было, пока в Новом Скотленд‑Ярде ее не спросили, понимает ли она, что не освобождена полностью от подозрений.
Жертва истекла кровью до смерти, установил медэксперт, и кровь ее смыло в водосток. Безопасная бритва, используемая для бритья ног, лежит открытая, лезвие извлечено. На обеих запястьях трупа наличествуют продольные бритвенные надрезы, рассекающие лучевую артерию, в отличие от неглубоких поперечных ран, которые наносят себе самоубийцы, незнакомые с человеческой анатомией. Кроме того – разрез на левой стороне горла. Итак, здесь имеет место либо тщательно продуманное самоубийство, либо умело замаскированное под него убийство. Ввиду отсутствия каких‑либо признаков насильственного вторжения или борьбы вероятнее всего первое. Соседка жертвы признает недавнюю ссору. Лабораторные анализы покажут, была ли жертва пьяна, одурманена или приведена в бессознательное состояние ударом. А после – следствие покажет.
Лизетт пришлось объяснять, что она провела вечер с доктором Магнусом. Тот факт, что она посещает психотерапевта, они, по‑видимому, интерпретировали не в ее пользу и поставили на заметку. Попытки связаться с доктором Магнусом по телефону не увенчались успехом, но его секретарша подтвердила, что мисс Сэйриг явилась на назначенную ей дневную встречу. Доктор Магнус перезвонит им, как только вернется в офис. Нет, она не знает, почему он отменил сегодняшний прием, но доктор Магнус часто внезапно срывается с места, когда важные исследования требуют его непосредственного внимания. Нет, здесь нет ничего необычного.
Чуть погодя они позволили Лизетт позвонить. Она позвонила родителям, а потом пожалела, что позвонила. В Калифорнии была еще ночь, так что получилось, что она повернула время вспять – только безо всякой пользы. Они настаивали, чтобы она летела домой первым же рейсом, но, конечно, это было не так‑то просто, а никто из них не мог все бросить и махнуть через океан, таким образом родители ничем, в сущности, не могли ей помочь. Она позвонила Майтланду Реддингу, которого страшная новость ошеломила и который предложил любое содействие, какое только способен оказать, но Лизетт и думать не могла о том, что он имел в виду под словом «любое». Она позвонила Мидж Воган, которая бросила трубку. Она позвонила доктору Магнусу, который все еще был недоступен. К счастью, полиция сама оповестила ближайших родственников Даниэль.
Врач Скотленд‑Ярда коротко поговорил с ней и дал какие‑то таблетки – снотворное, чтобы облегчить девушке сон после суровых испытаний. Они отвезли ее назад на квартиру, предварительно внушив необходимость находиться в распоряжении следствия. Она не должна волноваться, что какой‑нибудь гипотетический убийца бродит поблизости, поскольку квартира будет находиться под надзором.
Лизетт тупо осмотрелась, все еще не в силах постигнуть то, что произошло. Полиция уже закончила свою работу, все измерив, все засыпав черным порошком в поисках отпечатков пальцев, оставив после себя беспорядок. Лизетт попыталась убедить себя, что это всего лишь очередной кошмар, что в любой момент Даниэль растолкает ее, спящую на кушетке. Господи, а что же делать со всеми вещами Даниэль? Ее мать со вторым мужем живет в Колорадо; ее отец – управляющий нью‑йоркской инвестиционной корпорацией. Очевидно, он позаботится о доставке тела в Штаты.
– Ох, Даниэль.
Лизетт была слишком потрясена, чтобы плакать. Возможно, ей следовало бы поехать сейчас в гостиницу. Нет, это было бы невыносимо – остаться совсем одной в незнакомом месте. Как странно вдруг понять, что у нее на самом деле нет близких друзей в Лондоне, нет никого, кроме Даниэль, а ее теперь тоже нет, а те, кто есть, – в большинстве своем люди, с которыми она познакомилась благодаря Даниэль.
Она попросила секретаршу доктора Магнуса передать ему, чтобы он позвонил ей, как только появится, или оставить записку. Возможно, нужно было самой позвонить еще раз, просто на тот случай, если доктор не получил ее сообщения. Лизетт не знала, что мог бы сделать доктор Магнус, но ведь он такой понимающий человек – она ощущала себя много лучше, когда говорила с ним.
Девушка посмотрела на бутылочку с пилюлями в сумочке. Наверное, надо принять парочку и проспать целые сутки. Она ощущала себя слишком опустошенной даже для того, чтобы думать.
Зазвонил телефон. Лизетт несколько секунд непонимающе пялилась на него, потом вскочила с кушетки и схватила трубку.
– Это Лизетт Сэйриг? Женский голос – незнакомый.
– Да. А кто говорит?
– Это Бет Гаррингтон, Лизетт. Надеюсь, я не потревожила тебя.
– Нет, все в порядке.
– Бедняжка! Майтланд Реддинг позвонил мне и рассказал о трагедии. Не могу передать, как я потрясена. Даниэль показалась мне такой милой во время нашей короткой встречи, и она обладала таким талантом!
– Спасибо. Это я виновата, что вы не успели узнать ее лучше. – Лизетт действительно почувствовала вину и смущение, вспомнив о случившемся на вечеринке.
– Дорогая, ты не можешь оставаться одна в этой квартире. С тобой есть кто‑нибудь?
– Нет, никого. Все в порядке. Я в норме.
– Не глупи. Послушай, у меня в этом старом сарае столько пустых спален, что впору гостиницу открывать. Почему бы тебе быстренько не собраться и не приехать прямиком ко мне?
– Это очень любезно с вашей стороны, но я правда не могу.
– Ерунда! Тебе вредно оставаться сейчас в одиночестве. Может, это звучит странно, но когда я не устраиваю одну из этих бунтарских вечеринок, здесь тихо, как в омуте, и скучно, как в церкви. Я люблю компанию, так что твой визит принесет огромную пользу и тебе, и мне.
– С вашей стороны действительно очень мило пригласить меня, но…
– Пожалуйста, Лизетт, будь же благоразумна. У меня уже готовы гостевые комнаты, я пошлю машину, чтобы забрать тебя. Все, что тебе придется сделать, – это сказать «да» и сунуть в сумку пару тряпок. Ты хорошенько выспишься, а утром тебе будет легче принять то, что случилось.
Лизетт не ответила сразу, и Бет осторожно добавила:
– Кроме того, Лизетт. Я так понимаю, полиция не исключает возможность убийства. В таком случае, если бедняжка Даниэль не просто забыла запереться, существует вероятность того, что тот, кто это сделал, владеет ключом от вашей квартиры.
– Полиция сказала, что они присматривают за домом.
– Это мог быть кто‑то, кого вы обе знали, кому доверяли, кто‑то, кого пригласила сама Даниэль.
Лизетт окинула диким взглядом зловещие тени, растянувшиеся по комнате. Ее убежище осквернено. Даже знакомые предметы кажутся грязными и чужими. Она проглотила слезы.
– Я не знаю, что думать.
Девушка только сейчас осознала, что уже долго сжимает молчащую телефонную трубку.
– Бедняжка! Не надо тебе ни о чем думать! Теперь слушай. Я у своего адвоката, привожу в порядок кое‑какие имущественные вопросы для тети Джулии. Прямо сейчас я позвоню, чтобы за тобой заехала моя машина. Она прибудет как раз к тому времени, как ты упакуешь свою зубную щетку и пижаму, и домчит тебя прямиком до нашего буколического Майда‑Вэйл. Горничные взобьют для тебя подушки, и ты славно вздремнешь, а там уж и я заявлюсь домой на обед. Бедняжка, держу пари, ты ничегошеньки не ела. А теперь скажи, что ты приедешь.
– Спасибо. Вы так добры. Ну конечно я приеду.
– Значит, договорились. И ни о чем не беспокойся, Лизетт. До вечера.
XII
Доктор Магнус сидел, сгорбившись, на узком сиденье такси, устало массируя лоб и виски. Может, массаж и не снимет ментальной усталости, но по крайней мере уменьшит напряжение мускулов и чуть‑чуть облегчит головную боль. Он взглянул на часы. Десять. Он не спал всю прошлую ночь, и не похоже, что это у него получится сегодня. Если бы только вздорные девчонки отвечали на звонки!
Но совесть все равно терзала его. Он нарушил священное доверие. Он не должен был использовать постгипнотическое внушение вчера вечером, чтобы заставить Лизетт вернуться на сеанс. Это шло наперекор всем его принципам, но другого выхода не было: девушка отказалась категорически, а он должен был знать – ведь он был так близок к окончательному доказательству. Всего один последний сеанс регрессивного гипноза…
После него он провел бессонную ночь, слишком возбужденный, чтобы отдыхать, он работал в своем кабинете, пытаясь привести в соответствие конфликтующие элементы освобожденной памяти Лизетт с историческими датами, скопившимися у него за время исследований. К утру вытащенные на свет факты лишь углубили загадку. Он позвонил домой секретарше, отменил все назначенные встречи и провел целый день за нудной утомительной работой, копаясь в пыльных муниципальных записях и подборках газет. Он лихорадочно трудился, а прошлое неохотно выдавало один сбивающий с толку секрет за другим.
Сейчас доктор Магнус являл собой человека усталого, голодного и не слишком чистого, но все‑таки ему удалось отыскать твердое доказательство своих теорий. Однако он не был воодушевлен. Добившись своего, он раскрыл еще одну тайну, нечто, что и не снилось его философии. Доктор начал надеяться, что работа всей его жизни была ошибочной.
– Мы прибыли, сэр. Это тот адрес.
– Спасибо.
Доктор Магнус очнулся от мрачной задумчивости и увидел, что они добрались до места назначения. Быстро расплатившись с водителем, он заторопился к дому Лизетт. Горело всего несколько огней, и он настойчиво позвонил – дурное предчувствие делало его движения неуклюжими.
– Минуточку, сэр!
Доктор Магнус дернулся от резкого голоса. Двое мужчин в неброских костюмах энергично приближались к нему, свернув с тротуара.
– Спокойно! Полиция.
– Что‑то случилось, офицеры? – Очевидно, случилось.
– Можем ли мы спросить, что вы здесь делаете, сэр?
– Естественно. Я друг мисс Борланд и мисс Сэйриг. Я не смог дозвониться им по телефону, а поскольку мне надо обсудить кое‑что важное с мисс Сэйриг, я подумал, что могу приехать к ней на квартиру. – Он понял, что слишком нервничает.
– У вас есть какие‑нибудь документы, сэр?
– Что‑то не так, офицеры? – повторил Магнус, доставая бумажник.
– Доктор Ингмар Магнус. – Один из офицеров, тот, что повыше, вопросительно взглянул на него. – Полагаю, вы не в курсе новостей, доктор Магнус.
– Да в чем дело?!
– Я инспектор Брэдли, доктор Магнус, а это сержант Уортон. Департамент уголовного розыска. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, сэр. Пройдемте.
Когда Лизетт пробудилась от тревожного сна, вокруг нее царила кромешная тьма. Она секунду вглядывалась широко распахнутыми глазами во мрак, размышляя, где же она. Мало‑помалу память вытесняла смутные образы из ее кошмара. Включив стоящую возле кровати лампу, Лизетт посмотрела на часы и нахмурилась. Почти полночь. Она проспала.
«Роллс‑ройс» Бет пришел за ней, не успела она еще поспешно собрать сумку. В доме в Майда‑Вэйл горничная – одетая в более традиционную униформу, чем та, что была на ней во время прошлого визита Лизетт, – проводила ее в просторную гостевую комнату на верхнем этаже. Лизетт приняла снотворное и рухнула в кровать. Она намеревалась вздремнуть и встретиться с хозяйкой за обедом. Вместо этого она проспала десять полновесных часов. Теперь Бет, должно быть, убеждена в ее безнадежной тупости.
Как часто случается после затянувшегося сна, Лизетт чувствовала себя разбитой. Жаль, что она не подумала прихватить какую‑нибудь книгу. Дом безмолвствовал. Наверняка уже слишком поздно, чтобы звонить и звать горничную. Несомненно, Бет решила дать ей поспать до утра, а сама уже отдыхает. Наверное, стоит принять еще одну таблетку и снова уснуть.
С другой стороны, Бет Гаррингтон явно не из тех, кто рано ложится в постель. Она вполне может еще бодрствовать, например – смотреть телевизор там, где шум не потревожит ее гостью. В любом случае Лизетт сейчас не хочется спать.
Она выбралась из постели, увидев, что перед сном разделась лишь наполовину. Сбросив лифчик и трусики, Лизетт скользнула в старинную ночную рубашку с кружевами и лентами, которую привезла с собой. Она не сообразила взять тапочки и халат, но ночи стояли теплые, а белая хлопковая сорочка была достаточно целомудренной, чтобы выглянуть в ней в коридор.
В дальнем конце коридора виднелась дверь, окаймленная полосой света. Остальная часть прохода терялась во тьме. Лизетт тихонько вышла из комнаты. Поскольку Бет не упоминала о других гостях, а помещения для слуг расположены где‑то в другом месте, вполне вероятно, что свет горит в спальне хозяйки, указывая на то, что мисс Гаррингтон еще не спит. Лизетт решила, что должна хотя бы попытаться встретиться с Бет, раз уж находится в сознательном состоянии.
Идя на цыпочках по коридору, Лизетт услышала негромкую музыку. Дверь в комнату была приоткрыта, музыка лилась оттуда. Ей повезло: Бет наверняка еще не легла. Она осторожно постучалась.
– Бет? Вы не спите? Это Лизетт.
Ответа не последовало, но дверь распахнулась от прикосновения.
Лизетт хотела позвать снова, но слова встали у нее поперек горла. Она узнала мелодию и узнала комнату. Когда она войдет в эту спальню, она не сможет больше управлять своими действиями, как не могла изменить их в своих снах.
Она видела большую комнату, обставленную по моде Викторианской эпохи. Окна завешаны портьерами, единственный источник света – свеча, горящая на ночном столике возле огромной кровати с пологом на четырех столбиках. Возле свечи на столике лежат старинные золотые часы, часы, которые вызванивают однообразную мелодию музыкальной шкатулки.
Лизетт пересекла комнату, молясь, чтобы все это оказалось всего лишь еще одним отчетливым и ярким повторением ее кошмара. Она потянулась к столику и увидела, что стрелки часов показывают полночь. Звон прекратился. Она подняла часы и наконец разглядела портрет, который – естественно – находился под крышкой.
Это была ее фотография.
Выпавшие из пальцев часы со стуком ударились о ночной столик, а Лизетт в ужасе уставилась на кровать с пологом.
Изнутри высунулась рука и развела занавеси. Лизетт хотелось закричать, хотелось проснуться. Отбросив полог, лежащая в кровати села и взглянула на нее.
Лизетт взирала на саму себя.
– Нельзя ли ехать немного быстрее?
Инспектор Брэдли, не поддаваясь просьбам, подмигнул сержанту Уортону.
– Сядьте, доктор Магнус. Мы скоро приедем. Думаю, вам стоит отрепетировать извинения, которые вы произнесете, когда мы нарушим покой мирного особняка посреди ночи.
– Я молю Бога, чтобы эти извинения понадобились, – ответил доктор Магнус, по‑прежнему сидя подавшись вперед, словно побуждая водителя ехать быстрее.
«Будет непросто», – размышлял доктор Магнус. Он не осмелился рассказать им всю правду. Он подозревал, что Брэдли согласился на поздний ночной звонок Бет Гаррингтон, больше чтобы проверить его алиби, а не из‑за того, что хоть сколько‑нибудь поверил импровизированной истории Магнуса.
Угробив целый день на бешеные исследования, доктор Магнус не слышал новостей и не придал значения безвкусным бульварным газетенкам с их кричащими заголовками: «Обнаженная красавица зарезана в ванной», «Голую модель прирезали в душе», «Шлюшка‑самоубийца или жертва Потрошителя?» За шоком от сообщения о смерти Даниэль последовал шок открытия, что он сам является одной из «серьезных версий» полицейского расследования.
Потребовалась вся сила убеждения психоаналитика, чтобы уговорить их отпустить его – или, по крайней мере, сопроводить к дому в Майда‑Вэйл. По иронии судьбы они с Лизетт оказались единственными, способными засвидетельствовать, где находился другой в момент гибели Даниэль. Департамент уголовного розыска мог бы отнестись скептически к позднему сеансу в офисе доктора Магнуса, но здесь имелось несколько подтверждающих их алиби деталей. Бармен «Кувырка» припомнил изысканного джентльмена с бородой, покинувшего заведение после того, как леди, его подруга, неожиданно «вырубилась». Уборщица слышала голоса и оставила кабинет нетронутым. Таким образом полиция установила местонахождение Лизетт той ночью. Полдюжины раздраженных клерков дали показания, где доктор Магнус провел сегодняшний день.